***
Несколько часов спустя. Я отчаянно плакала, уткнувшись лицом в подушку и сжимая в мокрой ладони пергамент с аккуратным почерком сестры. Как хорошо всё было - чистый лесной воздух, тихое журчание и шуршание волн по берегу, отсутствие людей. Я даже подняла платье, скинула обувь и босиком по воде походила! А тут... Бейхан выдают замуж. А я ничего, ничего не могу сделать. Только сопли по лицу размазывать да носом шмыгать. Вся надежда на Сулеймана - он же знает схему, должен рассказать. Но что, если не рискнёт? Если побоится, что с Ферхатом-эфенди не прокатит? Стоит ему взбрыкнуть, пожаловаться кому-нибудь из Совета, что шехзаде начал угрожать, как тут же начнутся проверки, и в прямом смысле вскроется моя девственность. А мужу и брату головы с плеч могут снять, как нехуй делать. И если у Сулеймана, как у единственного законного наследника, был хоть какой-то шанс остаться в живых, то Искандера ждала бы могила почти со стопроцентной вероятностью. Селим прощать не умел. Да и вроде бы по истории Бейхан любила Ферхата. Ты отдаёшь сестру на изнасилование. Продолжай оправдывать себя. Самое страшное, что если насчёт Бейхан я всё-таки могла питать какие-то иллюзии, то оставалась ещё Фатьма. Славная, беззаботная, юморная девочка, которая научилась убивать людей, смеясь им в лицо. И её время придёт очень скоро. Быстрее, чем я смогу что-либо сделать. Пока я привыкала к жизни с незнакомым мужиком, боялась, что он меня трахнет, училась доверять, на сестёр надвигалась безжалостная гроза, которую я могла хотя бы попробовать предотвратить, но промолчала, опасаясь за себя и брата. Я скукожилась в комочек и заревела с новой силой. Я одна. Совсем. Вообще. Понятия не имею, почему именно сейчас вштырило, но больно и горько было так сильно, словно грудь разодрали суровым холодным металлом и щедро плеснули внутрь кислоты. Наедине со своим горем. Между жизнью брата и не-изнасилованием сестёр я, к сожалению, определённо выберу первое. Я - эгоистичный монстр, блять. Мы рискнули лишь раз, и то я выдавала это как полностью свою инициативу, а бездоказательные подозрения, что меня поддерживал шехзаде, к делу не пришьёшь. Я шмыгнула носом и задумалась. Вдруг Сулейман допрёт рассказать наш секрет сёстрам, но попросит их тоже говорить только за себя? Если хоть один паша не согласится - дело плохо. Будет хуже относиться к жене и может нажаловаться кому надо. Хоть одна жалоба - и проверить вполне могут вас всех. И тогда всё. Жопа. Гарантированные две сносные жизни и три тяжёлые, или некоторый шанс на приемлемое существование для всех с постоянным риском смерти? Я - мразь. Я не выберу второе. Не буду надеяться, что Сулейман такой же, ему предстоит тяжкая дилемма, поэтому просто постараюсь абстрагироваться от происходящего. Всё равно ничего не смогу сделать - почти уверена, что вся почта просматривается. Представляешь, что с тобой будет, если в будущем ты узнаешь, что это не так? Буду гореть в адских муках совести, скорее всего. Если не самовыпилюсь от невыносимого чувства вины и стыда. Но свадьба Бейхан выпадает как раз примерно на вашу с Искандером годовщину. Возможно, ты сможешь на неё съездить и сказать всё нужное лично. Тогда Сулейман будет не при делах. Да и какое дело султану до девственности дочерей? Паши - рабы по сравнению с Династией, они должны прыгать от счастья, что им госпожу в жёны дали, и песок под её ногами целовать, не то что о своих правах заикаться. И всё же... и всё же... Не прикрывайся благополучием брата. Себя ты ставишь выше сестёр. Всегда ставила. Знаешь что, мистер Совесть? Иди ты нахуй. Да. Да! Да, да и ещё раз да! Люди по природе своей эгоисты, я уверена, та же Шах и пальцем бы ради меня не пошевелила, грози ей такая опасность! Мол, не додумалась - пеняй на себя! С каких пор отказ становиться героем - зло? С таких, когда возможность есть, а желания нет. Нет у меня той возможности без риска смертельного. Пока план такой: отпрашиваюсь на свадьбу приехать, там с Сулейманом пересекусь, выясню, чего он надумал или сделал, а там по ситуации. Всё, я сделала что могла, заткнись. Посмотрим... Я высморкала в платочек особо противную соплю с козявкой и поморщилась - голова после слёз опять разболелась, так мало того, ещё и подташнивать начало. Причём самым мерзопакостным способом, когда всё время кажется, что уже вот-вот, а на самом деле нет. И томит, и томит гадкое чувство, отпускать не желает. Иной раз думаешь - да хоть бы уж проблеваться! Неприятно, горько, только вот потом облегчение наступает, а эта муть... фу. Я вытащила из крошечного внутреннего кармашка платья тканевый мешочек с засушенными травами и, уткнувшись носом, глубоко вдохнула. Пустырник и ромашка, которые я совсем не ожидала тут встретить, хоть немного, но успокаивали тошноту и головную боль. А ещё они напоминали о той родине. Ведь именно так я справлялась со стрессом даже тогда. Подумать только, мне уже сколько? Тридцать восемь? Сорок? Всё больше подёргиваются туманом старые воспоминания, теряются навыки. Теперь я не уверена, что даже самой средней сложности интеграл возьму. Самые простые и базовые ещё как-то туда-сюда, а вот дальше у моего мозга полномочия всё. И даже изобретения помню так, условно. Пыталась задвинуть Сулейману когда-то саму идею парового двигателя, ему не зашло. Может, объясняю как-то не так? Эксперименты сейчас под запретом, конечно. Вот станет брат султаном, тогда можно будет развернуться. А пока - ждать. Сидеть на жопе ровно и ждать, чтобы в самый последний момент игру не сорвать. Громыхнула дверь. - Хатидже? - испуганно воскликнула Мёге с подносом в руках. - Хатидже, что случилось?! Я дёрнулась и помотала головой, поспешно вытирая пальцами слёзы. Впрочем, помогло это мало - нос был по-прежнему забит, лицо горячее, а значит, красное, в глаза будто песка сыпанули, не скроешь. Мёге подбежала ко мне, насколько позволяли юбки и занятые руки, практически швырнула поднос на столик, отчего посуда жалобно зазвенела, и плюхнулась рядом, схватив ладонями мою левую руку. - Что-то с семьёй, да? - С-соскучилась... по маме... Это было чистой правдой, но Мёге в лице изменилась и аж отшатнулась слегка. В её глазах читалось - от скуки так не рыдают. А ещё боль, боль и обида от недоверия, и тихое смирение, которое добило меня контрольным выстрелом в башку. - Сделать тебе успокаивающий отвар? Я кивнула, давясь своими соплями.***
Вечер того же дня. - Повелитель дал добро, я поговорил с ним, - обыденно, очень спокойно изрёк Искандер, сдав верхнюю одежду слугам и подходя к накрытому столу. Как будто мой папаша только и делает, что со всем соглашается, честное слово. - На что? - нахмурилась я, перебирая в голове возможные подставы для себя и семьи. - Ты посетишь свадьбу Бейхан, это уже точно. Она пройдёт там же, в Манисе, а потом новобрачные уедут в Семендире, где дом семьи жениха. Я! Поеду! Домой! Увижу Сулеймана (что ты делаешь, проклятое сердце, успокойся немедленно!), матушку, Бейхан с Фатьмой уберегу, даже с врединой Шах повидаюсь. Дождалась, дожила, не сплоховала. Я возликовала, и, не сдержав эмоций, кинулась мужу на шею, чувствуя приятное незнакомое тепло. Мама и сёстры ощущались по-другому, брат отличался от них, а Искандер - от всех сразу. - Спасибо! Спасибо-спасибо-спасибо! На талию очень осторожно опустились чужие тёплые руки. - Пожалуйста, - ответил приятный, низкий, но уже хрипловатый голос где-то над ухом. Внезапно (спасибо, мозг) пришло осознание, какая ситуация щекотливая и какая неловкость создана моей радостью, и скомандовало поспешно отстраниться, алея щеками. - Э-это не и-изменение договора, - заикаясь, выпалила я. Искандер преступно невозмутимо кивнул, как будто ему на шею каждый день девушки вешаются. Или вешались. Что-то слегка кольнуло в душе. - Конечно. Я отступила, опасливо на него поглядывая, а он лишь усмехнулся, да и то не очень-то злорадно, по-доброму, и приглашающе указал рукой на стол - пора было садиться ужинать. Из-за волнения кусок в горло толком не лез, я постоянно прокручивала в уме это неловкое событие, отчего смущалась ещё больше. По сути, это был первый раз, когда я до него по-настоящему дотронулась, потому что... - Потому что раньше ты его боялась, - услужливо подсказал внутренний психолог. Я замедлила пережёвывание блинчиков. Вкуснющие - Кан постарался на славу - обильно сдобренные сметаной, они так и просились на язык, однако новая информация требовала размышлений. Есть жирное на ночь вредно, и я старалась поддаваться соблазну не чаще раза в неделю, но какие же они вкусные... В прострации я подняла взгляд и замерла, словно заяц перед охотником. Искандер насмешливо смотрел прямо мне в глаза, как-то по-ехидному ухмыляясь. Я с трудом проглотила аппетитный комочек и стёрла со рта всё-таки попавшую туда сметану. - О чём задумалась, дорогая жена?