Без души

Это не стекло билось, это моя душа разлеталась на множество сверкающих, но мертвых острых кусков. Тысячи, мильярды кусков, в каждом из которых я находил отражение своего ужасного лица, а иногда мне даже казалось, что битое зеркало показывает мне самую суть моей души — черное, черное безвременье, без любви, без надежды. Как мне было уложить это всё в моем разбитом сердце, ах, где, казалось, внутри было еще одно, и еще одно, и еще, и каждое из них билось вслед другому, и осколки множились, и словно вороны раздирали мое тело на куски. Даже тот, кому приходилось терять, не поймет глубины моего звериного отчаяния, как рыдал я и как рычал я в тех подземельях, где свету нет места, а лишь зыбкому факельному пламени, там мое сердце разлеталось каждое утро, а за ночь снова срасталось, я был Прометеем сумерек, и у меня был свой роковой орел, каждый рассвет он настигал меня, не было от него спасения, никакой побег, никакое помешательство не могло избавить меня от мук страшнее наказаний адовой бездны. Мои дерзновенные страсти обратились против меня, призрачный сон, бесконечное дневанье, убогая мечта, надменное проклятие — сплелись ли они вокруг меня силой небес или я сам неподвластным человеку усилием воздвиг себе эту клетку, что жгла, пожирала, уничтожала меня. Там, в темноте, время днело и ночерело, обрушивалось на меня всей тяжестью, невозможно было стерпеть эту тяжесть, как если бы вся Опера рухнула в один миг и погребла меня под обломками своей мощи. Я бежал и возвращался, умирал и воскрешался, видел этот мир и многие иные миры, чудные и дикие, и далекие, одни миры были населены звездами, другие миры были скрыты в вечной тьме, никогда не знавшей ни света, ни цвета, я был там, и мой дух всё рвался и рвался вперед, прочь от этого злосчастного места, где я покончил с жизнью в первый раз. И все же стекло билось. Мои руки оказались изрезанными в кровь, я лишь тогда заметил это, когда наклонился, чтобы хлебнуть воды, зачерпнул ладонью, и с моих пальцев на потревоженную гладь скатились розовые капли. В моем мире всегда было место красному всех тонов и оттенков. Какие чудные слезы, думал я, как, как славно и чудно, все мое тело источает влагу, все мое тело рыдает, плачет о Ней. Я смешивал слезы и кровь, все жидкости моего тела слились воедино, я словно таял, мог бы слиться с самой темнотой, если бы она позволила мне припасть к ее лону. Дорога без возврата, дорога без возврата, за мной осталась стена, твердыня, цитадель, ее орудия были обращены против меня, я был изгнан позорно, не смел ни оглянуться, ни вернуться, и страх более сильный и более жестокий, чем страх смерти, гнал меня вперед, мне мнилось, что я несусь прочь, в то время как в действительности я все еще кружил на месте, ослепленными глазами тщась увидеть отблеск всего того, что ушло безвозвратно. Воспоминания всех мастей владели тогда моим рассудком; как всегда, я жалел о том, что было и прошло, клял то, что так и не случилось, но злее всех со мной обходились воспоминания о былом счастье — том счастье, которое знал я, которое даже для меня, несчастного, было возможно. Там, в подземельях, я проживал свою вторую жизнь, быстро и бурно, меня засасывало, как брус с корабля, получившего пробоину, мир вокруг меня вертелся и менялся, я просачивался через свое отчаяние, как песок просачивается через стеклянные часы, тысяча новых жизней вставала передо мной, я не знал, которую из них мне выбрать, которая из них принесет мне покой и долгожданное забвение, я терялся в выборах, и тысяча жизней падала к моим ногам и истлевала в срок быстрее одного мгновения. Кто вспомнит обо мне, кто проронит хоть одну слезу обо мне, хоть одну — чище крыла ангела, горьче его взгляда? Мои сны были неотличимы от яви, бесконечная греза, нескончаемый морок, но вуаль спадала, я научался видеть, слышать, думать, чувствовать заново, я делал первые шаги в новом мире, как ребенок полз к свету, вбирал его сердцем, пил душой, я прозревал. Я научался видеть свет в той его благости, что всегда была сокрыта от меня, простирал руки, с криком рождался заново. Через одиночество, через испытания нелюбви и презрения я наконец увидел надежду для себя, и хотя моим ранам суждено было кровоточить и нарывать еще долго, я знал, что смогу исцелиться. Через черные каверны я брел и уже обретал силы, чтобы жить дальше. Мне виделись снова замки в выси, оттуда мне, смеясь, махала рукой моя Дама, моя Муза. Я отошел от бездны, которая глянула в меня, с тем, чтобы никогда не встретиться с ней взглядом вновь, и беснующийся жизнью рассвет уже ждал меня за поворотом.