Лестница в Небо

Когда на вопрос «Куда мы едем?» невидимый голос в телефонной трубке с усмешкой отвечает: «Важна не конечная точка, а путь. Ты ведь уже большой мальчик, а Шинсо? Должен понимать такие вещи» — Хитоши понимает, что крепко влип. По телу пробегает стайка колючих мурашек предвкушения. Его часто перетаскивали с места на место, не особенно заботясь оповестить о конечной точке предварительно, но только сэнсэй может сделать это интригующим, а не бесячим. Только он может произнести «cобирай манатки и подваливай» так, словно это не приказ, а скорее предложение, от которого — он точно знает — Хитоши не откажется. Голос Аизавы неожиданно бодр в столь ранний для них обоих час, а на заднем фоне слышится типичный воскресный городской шум. Друзья, позвонившие Хитоши в «Скайп» в девять утра, чтобы поздравить с днём рождения, непонимающе хмурятся в камеры, наблюдая за беззвучным разговором на экранах своих мониторов и отчаянным Хитошиным жестикулированием в процессе. — Простите, народ, — он, наконец, включает микрофон обратно и прислоняет один наушник к уху. — Но у меня срочная встреча. — Парень? — усмехается Макс, откидываясь на спинке стула. — Особый подарок на день рождения? — он многозначительно двигает бровями, и остальные подхватывают многоголосым: «Мммм». — Что, уже нашёл кого-то, забыв про меня? — Дэмиан наигранно обиженно надувает губы. Они не встречались — скорее, дрочили друг другу по дружбе, так что обижаться ему явно не на что. — Идиоты! — выдавливает он, морщась. Это предположение ему отчего-то не нравится. Какое-то оно слишком резкое и бестактное, слишком… Он качает головой. — Это мой учитель. Надо… кое-что обсудить по поводу эссе на конкурс. Я же рассказывал. На самом деле, с эссе они давно уже всё решили. Но отчего-то вот так просто рассказывать кому-то, что они общаются с учителем как друзья, кажется неправильным. — Вау, в Японии даже в воскресенье не спрятаться от учёбы! — Макс недовольно скрещивает руки на груди. — А он, походу, того, — фыркает Дэмиан, пропуская руку через свои непослушные каштановые кудри, спиралями падающие на лоб. — Влился. Вон как светится при упоминании школы. — Или… — подхватывает Сара, поднимая указательный палец, — учитель симпатичный! Громовое: «Ооооо» — едва не оглушает, и Хитоши немного отодвигает наушник от уха. — Он симпатичный, Тоши? — Дэмиан подаётся вперёд, так что его лицо оказывается чересчур близко к камере, и становится видно все его прыщи. — Фотки скинешь? Шинсо беззлобно посылает друзей нахуй, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Симпатичный? Аизава?.. Ну вообще-то да. Пускай Хитоши заметил это не сразу, осознал окончательно, наверное, неделю назад, когда припёрся к учителю в дождь пить пиво и смотреть Психо. Тогда им отключили свет, в квартиру залетела кошка, и они, возвращая её хозяйке, промокли до нитки, так что пришлось переодеваться. И вот тогда, увидев Аизаву без футболки, пусть даже со спины, он поймал себя на мысли, что, действительно, оценивает учителя. Контуры его тела, перекатывающиеся под кожей мышцы у него на спине, чернила татуировки резко контрастирующие на белой коже… Он коротко облизывает губы и быстро прощается с друзьями, пока они не начали донимать его расспросами. Впрочем, в общий чат тут же начинают лететь издевательские гифки, которые проще проигнорировать. Ему требуется всего пятнадцать минут, чтобы умыться, кое-как справиться с торчащими во все стороны волосами, насколько это возможно в такой влажности, и переодеться. Аизава зачем-то потребовал длинный рукав и закрытые ноги и отключился прежде, чем Хитоши успел его расспросить. Что ж… Вместо любимых джинсов приходится достать свободные лёгкие штаны с декоративными ремнями на бёдрах, а наверх накинуть светлое баскетбольное джерси. Длинные рукава имеются, а ткань специально разработана, чтобы не сварить человека заживо и в плюс 50. Распихав все свои немногочисленные пожитки по карманам, он отпечатывает короткое сообщение маме, чтобы не искала, если вдруг вернётся домой раньше него, и выбегает на улицу. Учитель дал сорок минут на всё про всё, и Шинсо не сомневается, что ждать его не станут. Несмотря на довольно раннее утро — десять часов для человека, который лег в четыре — солнце уже вовсю заливает улицу, а воздух, тяжёлый и влажный, спирает дыхание. Хитоши прячет руки в карманы штанов и направляется вниз по тротуару мимо разномастных особняков. Одни похожи на его собственный — современные, просторные, с большими окнами, отражающими солнечные лучи. Другие — классического японского стиля, невысокие, но длинные, с маленькими окнами и изящными скульптурами или садами камней во дворах. Череду частных домов разбивают магазины, заправки и небольшие парки для выгула собак. Людей на его половине дороги почти нет, зато на другой, затенённой стороне, толпа стильно одетых обитателей его района бредёт вверх и вниз по своим делам. Многие разговаривают по телефонам. Похоже, работа не прекращается даже в выходной. Хитоши прокручивает свой короткий разговор с учителем, пытаясь понять, что хотя бы примерно может его ждать. Аизава был краток. Спросил, где он и чем занят, а услышав, что у Хитоши планов, кроме как лежать в кровати и плевать в потолок, в этот замечательный воскресный день нет, заявил, что дни рождения так не справляют, и, уточнив ближайшую к нему станцию метро, сказал подваливать. Опять заставит кататься на этом ужасном метро, где куча потных людей будет прижиматься к нему? Он передёргивает плечами, вспоминая свой первый и единственный опыт. Особенно, тот самый момент, когда его вжали в Аизаву так сильно, что бляшка ремня учителя уткнулась в его тазобедренную косточку. Губы невольно сжимаются от заного нахлынувшего ощущения неловкости. Он вспоминает, как ухнуло тогда сердце и как тело пробили мурашки, от ощущения чужого тела настолько близко. Тогда учитель пах уличной пылью и дезодорантом — запах далекой прохладной свежести, от которого слегка свербило в носу. Скорее от неуместности прохлады в пекле вагона, чем от яркости аромата. Он вспоминает, как было чертовски тесно и как он старался сделать вид, что всё нормально, что так и должно быть. И как потом он почувствовал биение сердце учителя. Размеренное и гулкое. Спокойное, словно бы да, всё так как и должно быть. Подумаешь, их вжали друг в друга телами так, что не продохнуть. И как быстро Хитоши сам успокоился, перестал обращать на это внимание, и даже в своём роде стал получать удовольствие от этой непрошенной близости. Он резко останавливается. Кто-то больно врезается в спину. Мужской голос бросает раздражённое извинение, и столкнувшийся с ним торопливо обходит его. А Шинсо стоит, тупо уставившись на свои серые кроссовки. Сердце отбивает рваный ритм. Неужели он только что сам себе признал, что ему было приятно обжиматься с учителем? Бред какой. Какой бред. Bananas. Он встряхивает головой и возобновляет шаг. Чёртова Сара, надо было ей бросать эту дурацкую фразу? Ему не нравится Аизава. Не в этом смысле! Ближе к станции толпа даже на его части тротуара становится плотнее. В редких тенях вырастают тележки с едой и охлаждёнными напитками, наполняя воздух смешанными ароматами морепродуктов, жареной свинины и специй. Шинсо сосредоточенно продирается сквозь толпу, периодически невольно натыкаясь на кого-то и сухо извиняясь. Добравшись до входа в метро, Шинсо оглядывается. Где во всей этой пестроте искать учителя? На скамейках неподалеку его нет, у дверей тоже никто не стоит. Вытянув из кармана телефон, он открывает мессенджер и пишет короткое: «Где ты?». В ответ приходит фотография с вывеской кафе. Хитоши хмыкает. Это что, квест? «Найди меня, если сможешь?» Он недовольно морщится, рассеянно глядя по сторонам. Ему перепала только одна кружка кофе в это нелёгкое утро и ни одной сигареты, поэтому особого рвения играть в чужие игры он не испытывает. Впрочем, искомая вывеска оказывается совсем рядом. Подойдя к ней, он старается найти взглядом знакомую фигуру, но вместо этого находит байк. Очень знакомый байк. Чёрный, блестящий, с серебристыми ручками. К байку прилагается спина в красной клетчатой рубашке и задница в синих джинсах. Закатанные рукава выставляют на показ драконью чешую. В одной руке черный шлем, в другой, кажется, телефон. Ещё один шлем — тоже чёрный, но с дизайном в духе «Трона»: с длинными линиями, изгибающимися под странными углами — лежит на сидении. На земле, у его ног, стоит увесистый рюкзак. Ветер играется с его распущенными волосами, делая их с каждым новым порывом всё более растрёпанными. Так значит, они… Едут на байке? Сердце отчего-то начинает колотиться в груди быстрее. Шинсо за всю свою жизнь ни разу не катался на мотоцикле, разве что на квадроцикле на ферме отца, но байк… — Йо! — громко приветствует его Шинсо, подойдя как можно ближе, надеясь напугать. Но Аизава даже не вздрагивает. Кивает, что-то дописывая, а закончив, поворачивается и внимательно оглядывает его. — Хм, — тянет он, почёсывая гладкий подбородок, вместо приветствия. — Одет вроде нормально, но что-то не так... Эй, ты что забыл побриться? — Что? — Шинсо машинально хватается за щёки, ощупывая их и судорожно перебирая в голове сцены сегодняшнего утра. Кажется, в зеркале не было видно никакой щетины, или… Широкая наглая улыбка расцветает на лице учителя, говоря о том, что это дурацкая шутка. — Очень смешно, — морщится он, складывая руки на груди. — Не переживай, парень, — посмеиваясь, говорит учитель. — Через пару лет ты будешь ненавидеть ежедневное бритьё. Чёрные глаза блестят азартом. Шинсо всё же невольно улыбается. Хорошее настроение учителя удивительно заразно. — Так мы не на метро? — меняет тему он. — Туда, куда мы направляемся, метро не идёт, — Аизава кивает. — Только сначала придётся заехать на заправку. Интересно, куда же они всё-таки едут? За город? Достаточно далеко, чтобы понадобился полный бак?.. — Покурить бы, — тянет Шинсо, оглядываясь в поисках места для курения. — Там и покурим. — На заправке? — он удивлённо выгибает бровь. — Ну не рядом с бензоколонкой, разумеется, — хмыкает Аизава. — Ну и раз уж ты сегодня налегке, повезёшь мой рюкзак. Ноша оказывается не такой уж и тяжёлой. Интересно, что там?.. — Ты когда-нибудь ездил верхом? — уточняет Аизава, выпрямляясь. — На байке нет, но наездником бывал, — Хитоши расплывается в широкой ухмылке, но не получает никакой реакции на очевидную грязную шутку. Тогда он скромно добавляет: — на лошади. — Принцип примерно одинаковый, — голос учителя меняется, становится спокойнее и как будто бы немного ниже. Серьёзный голос. Шинсо тут же внутренне собирается. Ему объясняют, что в отличие от машины на байке пассажиру тоже нужно быть внимательным на дороге, и рассказывают, что делать когда он набирает скорость и замедляется. Показывают, как сесть, куда девать ноги и за что держаться. Хитоши кивает, давая понять, что он всё запомнил. Это действительно немного напоминает езду на лошадях. Также нужно контролировать свой корпус, чтобы сохранять баланс, и также нельзя разбрасывать ноги как попало. Шлем оказывается неожиданно тяжёлым. Давит на макушку и уши, заглушает звуки. С застёжками Хитоши помогает Аизава. Там какой-то слишком хитровыебанный механизм, чтобы победить его с первого раза. Мозолистые пальцы Аизавы едва касаются его подбородка, затягивая ремешки, но и этого прикосновения достаточно, чтобы Хитоши ощутил необъяснимое волнение: учитель стоит близко, почти так же близко, как в метро, но в этот раз живот крутит и сердце учащает свой бит. Тёплая чернота глаз учителя, его тонкая полуулыбка, когда он в очередной раз проходит подушечкой пальца по кадыку — и чёрт, как же в этом шлеме жарко! — Но вот Аизава отходит, закончив, и странное, неуместное волнение проходит тоже. Хитоши закрывает затемнённое забрало. Мир становится чуть менее громкий и чуть менее яркий. Учитель садится первым, Хитоши, придерживаясь за его плечи, осторожно перекидывает ногу через сидение, как ему и объяснили. Ему сказали держаться крепко, желательно, за талию, но Хитоши отчего-то медлит. Садится максимально далеко, чтобы между ними было расстояние, пусть и крошечное, опускает руки на чужие бока, осторожно сжимая. Ткань рубашки мягкая на ощупь, а тело под ней кажется твёрдым и напряжённым. Аизава подаётся вперёд, чтобы удобнее было маневрировать, и упирается ногами в землю. Руки в чёрных перчатках нажимают на рычаг. Байк грозно взрыкивает, оглушая Хитоши, и начинает вибрировать. Чужие мышцы под его пальцами напрягаются, и байк, скрипнув шинами, срывается с места. Хитоши чувствует резкий толчок назад и крепче вцепляется в учителя, повинуясь иррациональному страху свалиться. В ушах гром, а вокруг только ветер. Это не. Похоже. На езду на лошадях. Там ты общаешься с разумным, вменяемым живым существом. Тут ты… на милости сотен гаек и тормозной жидкости. Которую, к слову, Аизава менял на прошлой неделе. Внезапное осознание, насколько часто учитель за время их знакомства что-то менял, прикручивал, докупал или перебирал в недрах своего железного коня, накатывает на него, как ледяная волна. Это вообще нормально? В смысле…. насколько это старая модель? Всё ли в ней хорошо?.. Хитоши нравилось считать себя довольно просвещённым в том, что касается машин, и их техобслуживание не производилось так часто. Насколько в этом плане мотоцикл отличается от машины?.. Аизава выруливает с площади на дорогу, встраиваясь в поток машин, а Хитоши судорожно пытается вспомнить всё, что ему говорили. Сейчас ему не надо держаться? Наоборот упереться в спину?.. Можно ли смотреть по сторонам или лучше вообще глаза закрыть? А дышать можно? Не запороть бы всё к чертовой матери… Он сдаётся, опускает голову, так чтобы шлем не касался спины учителя, но и чтобы смотреть только вниз, на чёрную кожу сидения между ними. Он чувствует, как байк резко отклоняется в сторону, слышит, как близко проезжают машины, видит, как сливается в неясную серость асфальт под ними, и крепче стискивает пальцы на талии учителя. Лишь бы не соскользнули… Лишь бы… Когда байк останавливается на светофоре, Хитоши позволяет себе выдохнуть. Сердце неровно колотится о грудную клетку, всё тело потряхивает, а ноги кажутся ватными — каким чудом он ещё держится в седле? Аизава чуть поворачивает голову, пальцами показывает «Ок», словно бы спрашивая, всё ли нормально, и Хитоши кивает, не в силах разжать руки, чтобы показать большой палец. И через это сэнсэй проходит каждый день?.. Светофор переключается на зелёный, байк снова взрыкивает, Хитоши вновь задерживает дыхание. Впрочем, через три светофора его отпускает. Он даже позволяет себе чуть разжать руки, осознавая, что никуда не свалится. В конце концов, учитель бы не посадил его позади себя, если бы это было опасно. Расслабившись, Хитоши принимается рассматривать район, в который они заехали. Здесь высокие небоскрёбы — жилые дома, а не бизнес-центры, и выглядят они откровенно прискорбно. Старые, с выгоревшей на солнце краской и местами с проржавевшими разводами от кондиционеров. Люди всё меньше с телефонами и больше с сумками, пакетами и чемоданами. Бродячие коты безбоязненно развалились по заборчикам, скамеечкам и клумбам, лениво помахивая хвостами на проезжающих. Засмотревшись по сторонам, он не замечает, как они оказываются на заправке. Доехали. Аизава останавливает байк у свободного табло. Хитоши крутит головой. Кроме них, здесь только два унылых серых седана. Сверху, с белого потолка, свешиваются несколько информационных табло, а заправочные шланги приделаны прямо к ним, свисая, словно лианы. Он в очередной раз отдаёт дань японской изобретательности — в Америке водителям всё ещё приходится корячиться, паркуясь у колонки. Слева от них расположилась стеклянная витрина с раздвижными дверями. Магазин?.. Сэнсэй оборачивается к нему. — Слезай, говорю, — раздаётся приглушённый шлемом голос. Чёрт! Кажется он засмотрелся и не услышал учителя. Хитоши слезает, как его инструктировали, и тут же потягивается, разминая затёкшие мышцы. Твёрдый асфальт под подошвами ощущается очень странно. Как что-то незнакомое. — Ну что? — улыбается Аизава, сняв шлем и поправив примятые волосы. — Как тебе первый опыт? — Нормально, — пожимает плечами Шинсо, надеясь, что учитель не заметит дрожь в его голосе. И сам не зная, зачем, добавляет. — Не страшнее, чем летать на дельтаплане. — О-о-о, А у тебя есть опыт? — с неподдельным интересом спрашивает учитель, и Хитоши чувствует тепло разливающееся в груди. — На прошлый День Рождения, — ему нравится поражать учителя, ему нравится, что учителю интересен его опыт. Поэтому, и чтобы окончательно успокоиться, он вкратце пересказывает тот полёт, стараясь, чтобы это не звучало слишком воодушевленно. Про утонувшее в животе сердце, и чувство бесконечной свободы, и странную пружинистость ног, когда, наконец, опустился на землю, он умалчивает, чтобы не показаться идиотом. Хотя, он бы слукавил, если бы сказал, что легко бы проделывал такое каждый день. Его тогда чуть не стошнило от страха. — Ну да, вряд ли поездка на мотоцикле по городу переплюнет полёт на дельтаплане, — хмыкает Аизава, широко улыбаясь. — Может быть, скоростная автострада впечатлит тебя больше. Вообще-то Шинсо и так достаточно впечатлён. Только ни за что в этом не признается. Сердце до сих пор бьётся неровно, а кожа гудит, словно её всё ещё касается ветер. Оставив шлем на сидении, сэнсэй идёт к терминалу, чтобы заправиться. Шинсо тоже обуздавший застёжки — ломать не строить — пока Аизава не видит, пытается заново научиться переставлять ноги, с непривычки подкашивающиеся после поездки. — Кофе хочешь? Или перекусить? Ехать ещё долго, — закончив с заправкой, учитель кивает в сторону магазина. — М-м-м, не знаю. Кофе с заправки? — хмыкает он, вспоминая пресловутые 3 в 1. — А вот сэндвич я бы съел. Откровенно говоря, в Японии он пренебрегал маленькими магазинчиками и заправками, когда покупал сигареты и всё остальное. Как-то привык к супермаркетам. Поэтому, входя в крошечное здание, он представляет, что окажется на типичной американской заправке — пара стендов со снеками, холодильник с алкоголем и газировкой да автомат по продаже паршивого кофе и слаша. Он ошибается. Очень сильно ошибается. Крохотный магазинчик на заправке оказывается входом в Нарнию. Их встречает приятная волна прохлады, желанная после липкой жары на улице, и запах свежей выпечки. Стены, как и предполагалось, заставлены высокими холодильниками, но не только с напитками. Ближайший к ним наполнен ровными линиями сэндвичей на любой вкус, треугольными онигири, стаканчиками с йогуртом и гранолой, кусочками торта и прочими десертами. В центре стоят несколько стеллажей с чипсами, сладостями и знакомыми уже упаковками готового риса и овощей в вакуумных контейнерах. — Бляя… — восхищённо выдыхает Шинсо, стараясь охватить взглядом все многообразие ассортимента. Вот это размах! Что-то тыкает его в бок, отвлекая. Он оборачивается. — Держи, — учитель протягивает ему небольшую пластиковую корзинку. — Только не увлекайся, набирать с собой еду нам не нужно. Шинсо потерянно кивает, принимая корзинку, и отправляется в паломничество по холодильникам. Остановившись у первого же, он хватает парочку онигири, даже не вчитываясь в этикетки. Таких он ещё не пробовал. Второй холодильник полон готовых обедов вроде пасты, риса с тонкацу и прочего. Да уж, в Америке такого не увидишь! Он осматривает стойки с чипсами, не обнаружив там ничего интересного, и передвигается к обедам быстрого приготовления: рис, овощи, тунец, нарезанный хлеб, лапша в стаканчике разных вкусов и уровней остроты. Блин, надо бы взять парочку самых острых и устроить с Денки состязание. Сам он не фанат суперострой пищи, как и Денки, по его собственным словам. Поэтому что может быть интереснее? К слову, а как у Бакуго с остротой?.. Поймав себя на этой мысли, Хитоши передёргивает плечами и морщится. Бакуго может нахуй идти, как бы у него там с острой пищей не было. Кажется, уже шиза начинается с этой школой. Закончив с выбором перекуса, он идёт искать Аизаву. Тот обнаруживается почти у самого выхода, рассматривая небольшой камерный холодильник с разноцветными пластиковыми пакетами, судя по всему полными… кофе. Пакетами? Пакетами?! Хитоши промаргивается несколько раз. Зачем вообще так поступать с кофе? Вот же рядом автомат, который сделает тебе всё, что хочешь,— от американо до моккачино. Почему ты смотришь на это убожество? Неужели всё потеряно и тебя уже не наставить на путь истинный? Пакеты 3 в 1 победили? — Сэнсэй? — Хитоши осторожно заглядывает через его плечо. — На что смотришь? Аизава, не отвечая, открывает дверцу и вытаскивает два ярко-розовых пакетика с совсем не убеждающей надписью «Американо». Он что, и правда собрался это пить?.. Дизайн с дурацким ледяным человечком намекает, что данный кофе лучше пить охлаждённым. — Возьми нам стаканчиков, — говорит учитель, кивая в сторону. Хитоши замечает небольшой холодильник с запечатанными стаканчиками со льдом. Удивительная прозорливость. Вытащив два и захватив трубочки, он укладывает их к онигири, а Аизава складывает в корзину кофе и упаковку сэндвичей. — Всё? — уточняет он. Хитоши пожимает плечами. Он уже сделал себе мысленную пометку заглянуть в ближайший к дому маленький магазинчик и проверить, что там да как. Может, это такая заправка исключительная, а может, каждый маленький комбини — это вход в дешёвый рай? У кассы Аизава достаёт свой бумажник, и Хитоши думает было возразить, но вовремя вспоминает лекцию Денки по поводу иерархии возраста и оплаты. Старшие всегда платят за младших. Денки… удивительно, как всего за неделю этот громкий, вечно неоправданно весёлый парень успел освоиться в его жизни. Настолько, что Хитоши даже прислушивается к его советам. Рассчитавшись, Аизава ведёт его в сторону от магазина, к трём пластиковым столикам со стульями и зонтиками, скрывающими их от солнца. Выбрав самый дальний, он распаковывает свои сэндвичи, переливает кофе в стаканчик со льдом и закидывает туда толстую трубочку жизнерадостного розового цвета. Хитоши следует его примеру с кофе. Его трубочка оказывается зелёной. Он не особенно обратил внимание, когда хватал их. Но Аизава, кажется, совсем не беспокоится по этому поводу. Несколько минут они проводят в молчании, расправляясь с завтраком. Онигири — среднего размера рисовый треугольник, завёрнутый в хрустящий лист морской травы, оказывается невероятно вкусным. То есть Хитоши такое уже пробовал, конечно, но не ожидал, что настолько вкусным он окажется на заправке. Рис просто офигенный. Он взял два наугад: один оказывается с тунцом, второй с маринованной сливой — и Хитоши счастливо съедает оба, жалея, что не захватил с собой ещё и сэндвич или лапшу. Кофе тоже совсем не плохой. Холодный и горьковатый, достаточно крепкий, чтобы развеять последнюю сонливость. — Чёфт, — мычит он с набитым ртом, — это лучше, чем я ожидал. Да это лучше, чем во многих кафе! Аизава согласно кивает. — Хотя, конечно, после того твоего кофе со специями даже это как-то совсем не то, но лучше, чем три в одном, — он ухмыляется на скорчившееся лицо Шинсо при упоминании пакетированного кофе. Аизава доедает первым и закуривает, не дожидаясь его. Резкий запах крепких «Мальборо» ударяет в ноздри, и Шинсо к собственному удивлению, понимает, что успел по нему соскучиться. Сам он в последнее время курил что-то с вишней и мятой, раздобытое после очередной тусовки с Тенью. У этого парня всегда были новые сигареты. — Ну как прошла твоя неделя? Победили проект с Каминари? — благодушно спрашивает Аизава, когда Хитоши проглатывает последний кусок. — Блин, я же так тебе и не рассказал, да? Это был тот ещё трэш! Проект по физике с Денки действительно был тот ещё трэш. По большей части потому, что Хитоши нервничал, как девственник перед первым поцелуем. Не то чтобы он боялся, что у них с Денки не получится найти общий язык, работать будет сложно, и в итоге он возненавидит школу ещё сильнее… Ладно — он чертовски боялся, что именно это и произойдёт. Никогда раньше ему так сильно не хотелось понравиться однокласснику. Поэтому Хитоши откровенно нервничал, приходя на их первую встречу в кафе. Ему хотелось иметь друзей в школе, хоть он и в этом никогда не признается. Но спасибо Бакуго и собственному редкому таланту феерически проёбывать первое впечатление — шансов на это было чертовски мало. Аизава да, Аизава клевый, но он сэнсэй. Он не одноклассник. Однако волновался он зря. Каминари говорил за двоих, ел за троих и пил так много кофе, что Хитоши даже проникся каким-то особым уважением. Так что их первая встреча прошла хорошо. В основном они обсуждали школу, и как Денки ненавидит физику, и почему учителя так сильно придираются к Хитоши. «Ты же клёвый, — бросил Каминари, набивая рот остатками бутерброда. «Тебе пофиг на их нравоучения — вот им и обидно, понимаешь? Ты им не по зубам!» Шинсо сомневался, что причина нелюбви учителей к его персоне заключается в его «клёвости», скорее уж в том, что у него нет никакого желания постоянно раскланиваться перед ними, витиевато объясняя, почему он что-то сделал или не сделал. Но спорить не стал. Денки считает его клёвым? Почему нет. Второй раз они встретились уже с более-менее чёткой целью работать. Встреча состоялась дома у Хитоши, и к ней он готовился так, будто к нему приходит не одноклассник, а как минимум будущий президент страны. Он трижды проверил свою комнату на наличие какого-либо компромата, хотя вообще-то и не планировал его туда приводить. Вытащил приставку в гостиную, наполнил мини-холодильник у телевизора газировкой и водой, поставил поднос с закусками, приготовленными экономкой, приготовил турку, зёрна и специи, и в сотый раз попросил маму нафиг свалить из дома. В общем, когда Денки, наконец, пришёл, опоздав на полчаса, Хитоши чувствовал себя полным кретином. Конечно, всё это не отражается в его рассказе. Ни его волнение, ни огромные глаза Денки, когда он увидел дом Хитоши и просторную гостиную. Он упоминает, что перед переходом к занятиям они немного поиграли в приставку, потому что Хитоши похвастался, Денки заценил бета-версию нового пвп. — Он так расстраивался, что ничего не понимает, — фыркает Хитоши, тоже закуривая. — Мне даже жалко его стало. Он вспоминает, как Денки зарывался руками в волосы, бился головой о стол и стонал обречённо «всё равно не понимаю!», и как Хитоши раз за разом объяснял ему правило с терпеливостью Матери Терезы. — Ещё он рассказал, что Бакуго тоже помогает ему с домашкой. Не ожидал от него такого. Аизава выгибает бровь вопросительно. — В плане, я не думал, что Бакуго такой добросердечный, — хмыкает Шинсо, и тут же ухмыляется, — но по словам Денки, у меня получается лучше. Он вспоминает, что Денки сказал про Бакуго, как оправдывал его вечное взрывное настроение, как искренне считал его хорошим другом. Может, Денки знает какого-то другого Бакуго? А может, просто ему самому ещё не довелось узнать никакого Бакуго? Только внешнюю оболочку, которая и у него самого не совпадает с тем, что внутри?.. Однако, он как-то даже проникся к Бакуго после этого. Нельзя спокойно ненавидеть кого-то, зная, что своё свободное время они тратят на помощь нерадивым одноклассникам. — Ну, я рад, что тебе есть чем заняться на переменах, кроме как курить дурь и ввязываться в драки, — Аизава тушит окурок в пепельнице и морщится. — Что за дрянь ты куришь? — Вишня с мятой, — Хитоши широко скалится на его перекошенное лицо. — Don’t hate it before you try, sen-sei. И он протягивает остатки своей сигареты ему, но Аизава отмахивается. — Только если у меня не останется выбора. Закончил? Поехали. Аизава снова помогает ему со шлемом и седлает байк. В этот раз Хитоши чувствует себя увереннее — ловко садится позади сэнсэя, придерживаясь за его плечо. Устраивается поудобнее и кладёт руки на чужую талию, почти даже не сжимая. Он уже осознал, что не свалится с байка, так что какой смысл вцепляться в учителя, как утопающий в спасательный круг? Однако Аизава тут же хватает его за запястья и дёргает на себя, заставляя вжаться в спину грудью, а пальцы сомкнуть на животе в замок. Шлем Хитоши слегка ударяется о его, и тут же приходится положить голову ему на плечо. Что?.. — Сейчас скорость будет не высокая, но как только окажемся на автостраде, хвататься крепче будет поздно, — доносится до него глухой голос, смазанный шлемом. Ехать, прижимаясь к учителю, странно. Странно ощущать чужую тёплую спину с сильными мышцами так близко. В первый раз Хитоши был слишком занят ощущениями поездки и не обратил на это внимание. Но сейчас… особенно, после того, как Аизава так бесцеремонно заставил себя обнимать. Почему именно в такие моменты в голову лезут дурацкие шутки друзей этим утром? Он старается не думать о хорошо сложенном торсе, который ощущается под пальцами, и сосредоточиться на дороге. Поток машин ближе к выезду из города становится намного меньше, и Аизава прибавляет скорость, так что ветер пробирается под джерси, пуская мурашки по разгорячённой коже. Высотки редеют, щедро разбавляясь двухэтажками, мотелями и крохотными, похожими на сарайчики домиками, а потом и вовсе заброшенными пустырями и каким-то складами. Когда на очередном светофоре Аизава перестраивается и поднимается по узкому змеевидному въезду на хайвей, Хитоши делает глубокий вдох, настраиваясь. Он не раз видел байкеров на хайвее, и примерно представляет, что его ждёт. Однако, на удивление, ничего страшного не происходит. Байк плавно встраивается в поток машин, придерживаясь общей невысокой скорости. Хитоши сканирует хайвей на наличие других мотоциклистов — пока они одни. Через несколько выездов поток слегка рассасывается, и в соседнем ряду появляется свободное место, куда тут же перестраивается Аизава. Шинсо видит, что в целом машин не так и много, просто два тяжеловоза по бокам замедляют движение. И тогда начинается. Мотор ревёт и байк резко набирает скорость. Хитоши снова дёргает назад, и он вжимается в Аизаву, крепко стискивая пальцы на животе. Хитоши ждёт, что сердце вот-вот начнет отстукивать последние минуты его жизни, что лёгкие сожмутся, отказываясь делать вдох, но вместо этого чувствует только непередаваемую радость и сильное желание заорать от переполняющего грудную клетку адреналина и чувства свободы. Учитель лавирует между машинами, перестраиваясь из одного ряда в другой, а то и вовсе проскакивая между рядами по пунктирной белой полосе. Он то набирает скорость, то сбрасывает, иногда оказываясь опасно близко к машинам, но никогда не врезаясь. Интересно, как долго он этому учился? С хайвея они съезжают в какой-то не то посёлок, не то невероятно отдаленный район Токио. Дома здесь совсем разваливающиеся, а дороги узкие с большим ограничением скорости. Байк замедляется настолько, что Хитоши позволяет себе ненадолго отпустить талию учителя и вытянуть руки, разминая их. Однако посёлок заканчивается довольно быстро, и они оказываются на четырёхполосной трассе — две в одну сторону и две в другую. Город закончился, и дома с магазинчиками уступили место бесконечным рисовым полям и редким рощицам. Хитоши снова прижимается к Аизаве, не столько потому что боится свалиться, сколько потому что… а потому что, почему бы и нет. Когда он последний раз вообще с кем-то обнимался? Не считая последнего похода в клуб? И если забыть, что перед ним его учитель и просто представить, что… Хитоши мотает головой. Нет, он не хочет об этом думать. Едут они без приключений, так что Хитоши вскоре уносится в свои мысли, теряя мир перед собой из фокуса, позволяя ярко-зелёным рисовым полям проплывать мимо одним размытым пятном, пока байк снова не замедляется. Выныривая в реальность, он переводит взгляд на дорогу. Машины перед ними стоят. Пробка? Аизава останавливается и оборачивается к Хитоши, его кулак врезается в ладонь, шлем кивает вперёд на пробку. — Авария? — уточняет Хитоши. Звук собственного голоса через шлем кажется странным, словно бы доносящимся из-под воды. — Скорее всего, — доносится до него такой же далёкий голос учителя. В пробке они продвигаются исключительно медленно. Даже лавирование между стоящими машинами не слишком ускоряет их путь. Шинсо замечает, что соседняя сторона тоже стоит, потому что впереди машины выезжают на их полосу. Чёрт, должно быть, что-то очень серьёзное. И действительно, когда, наконец, приходит их очередь объезжать аварию, Хитоши видит белую машину с помятым боком и… байк. Валяющийся в стороне, совершенно развороченный. Аизава тут же меняет курс и сворачивает к пострадавшим, устроившимся на обочине. Битое стекло хрустит под колесами. Припарковавшись, сэнсэй подаётся вперёд и неожиданно ловко спрыгивает с байка, оставляя Хитоши одного и бросаясь к сидящему на траве байкеру. Его знакомый?.. Впервые оказавшись на мотоцикле в полном одиночестве, Хитоши боится даже пошелохнуться. Бля, а как же правило, что сначала слезает пассажир?.. Тогда ему вообще, может, не слезать? Аизава вообще надолго? Учитель быстрым шагом направляется к пострадавшим, на ходу снимая шлем. Надолго — понимает Хитоши и осматривает железного коня под собой. Байк стоит на подножке, падать вроде не собирается, так что он решается. Осторожно спускается на землю, откидывает забрало и следует за учителем, переступая через ошмётки металла и стекла. На земле неподалёку сидит молодой парень на вид не намного старше самого Хитоши с растрёпанными обесцвеченными волосами и татуировкой на щеке в виде шахматного короля и крутит в руках свой ярко-красный лакированный шлем с вмятиной на боку. Защитный пластик треснул, а краска слезла, оставив длинную белую полосу, говорящую о том, то парень пропахал головой какое-то расстояние. Впрочем, никаких повреждений, кроме разодранных джинсов на правой ноге и покарябанной руки, не видно. Да и разговаривает парень достаточно бодро. — Йо, Аизава! — приветствует он учителя. — А это кто? Твоя новая пассия? Хитоши, принявшийся за застёжки своего шлема, впадает в ступор, не зная, что ответить, но Аизава только отмахивается от этого комментария. — Кавакаси, с тобой всё в порядке? Что случилось? Скорую вызвали? — он, типично по-учительски, сразу берёт дело в свои руки, расспрашивая знакомого, пока Хитоши-таки побеждает застёжки и стягивает с себя шлем. Жарко. Как же в нем жарко! — Да-да, полицию, скорую, пожарных, все едут, — усмехается Кавакаси, голос которого, не заглушенный шлемом, кажется хрипловатым. — Что случилось? Два дурака на дороге, — он кивает в сторону сидящего неподалеку лысого мужчины в сером костюме. Его галстук распущен, а сам он сидит на корточках, приложив сомкнутые в молитвенном жесте ладони ко рту. Лицо его практически белое, словно бы человек чудом избежал самого страшного греха, на который только может быть способен. Шинсо засматривается на него, на развороченные транспортные средства и прослушивает объяснение, уловив только «Я должен был притормозить, но решил, что успею проскочить…» Аизава прикрывает лицо рукой в очень знакомом жесте «фейспалм». Хитоши не раз получал от него подобные гифки в мессенджере. — Дурак тут ты, Кавакаси, сколько раз тебе повторять одно и тоже… — Да-да, — парень вскидывает руки вверх и тут же морщится от боли. — Блин, давай свои учительские тирады ты оставишь на потом, ок? Скажешь Джуну, что я не приеду? Мой телефон разбился, — он поднимает с земли остатки мобильного, распавшегося ровно на две половинки. Хитоши невольно свистит. Учитель закатывает глаза. Он явно хочет очень много ему высказать, но решает всё же не усугублять и так паршивое состояние приятеля. — Воды? — предлагает он вместо тирады. — Было бы неплохо, — кивает Кавакаси. Сэнсэй просит Хитоши подать ему рюкзак и достаёт оттуда бутылку воды, протягивая пострадавшему парню. — Так кто это, Аизава? — оторвавшись от бутылки с водой, парень разглядывает его с откровенным любопытством. — Симпатичный такой, где нашёл? — Где нашёл, там больше нет, — огрызается Аизава, одаривая его недовольным взглядом. — Кавакаси, у тебя что, других дел сейчас нет? — Ой, да ладно тебе, — отмахивается парень, и широко улыбается Хитоши. — Кавакаси Хадо. Руку для пожатия, увы, не протяну. — Шинсо Хитоши, — отвечает он. — О-о-о! — внезапно восклицает Хадо. — Шинсо, как Cerberus Security Шинсо? Хитоши обмирает. Он… знает его отца… — Эм… А вы откуда знаете? — осторожно уточняет он, бросая вопрошающий взгляд на Аизаву. — Шинсо, — тут же поясняет он, — познакомься с Кавакаси Хадо, программист-разработчик. — Оу… — Хитоши закусывает губу. — Вы работаете в Си-Эс? Хадо смеётся. — Мечтаю! — восклицает он, и снова морщится от боли. — Нет, я на последнем курсе. Выпускаюсь в этом году. Потом буду подаваться к вам. Пока что я халтурю онлайн. Шинсо расслабляется. Это было чертовски близко. Если бы кто-то узнал, что сын президента вот так запросто тусит со своим учителем… Что бы тогда началось? — Ну ладно, Аизава, — Кавакаси встает. — Давай, вали уже к Джуну. Я жду полицию и Юнга, который подберёт меня и байк. Ты же поможешь потом с ремонтом? — он складывает руки в молитвенном жесте и низко кланяется, но даже Хитоши ясно, что это просто кривляния. Учитель снова закатывает глаза. — Если вообще будет что ремонтировать после твоих дурачеств, — фыркает он и похлопывает Кавакаси по плечу, прощаясь. — Пока, Шинсо, было приятно познакомиться, — улыбается Хадо и ехидно подмигивает ему. — Не особенно увлекайся, Аизава вольный ветер. Кровь приливает к щекам Хитоши так быстро, что в ушах начинает звенеть. — Мы просто друзья вообще-то, — умудряется выдать он, но голос предательски дрожит. Да что сегодня за день такой?! — Не обращай на него внимания, — говорит Аизава, когда они возвращаются к байку. — У Хадо ужасные шутки, и ещё более ужасные подкаты. Хитоши отмахивается, словно бы вообще не об этом думает. Да и действительно. Думает он о том, как часто Аизава приглашает своих пассий на подобные тусовки? И как часто этими пассиями оказываются мужчины… молодые парни… Чтобы у Хадо возникло именно такое первое впечатление. Но куда хуже мысль о том, что Аизаву это совсем не коробит. Подумаешь — перепутали друга с любовником. — Я бы поторопился, — сэнсэй уже сидит в шлеме, ожидая, пока он снизойдет до него. Хитоши вздрагивает, понимая, что всё это время просто стоял на обочине, как дурак, и смотрел в никуда. Он надевает шлем, влазит на байк, снова опираясь на чужие плечи, и крепко прижимается к Аизаве, в этот раз испытывая странные смешанные чувства удовлетворения и волнения. А что, так можно было, выходит?

*

Их путешествие заканчивается у невнятной лесной тропинки. Аизава останавливает байк и кивает, призывая слезать. — Дальше только пешком, — объясняет он, когда они освобождаются от шлемов. — Так… может, уже просветишь меня, куда мы всё-таки направляемся? — Хитоши пристёгивает шлем к лямке рюкзака и покорно следует за Аизавой, ведущим своего железного коня практически под уздцы по извилистой, но достаточно широкой дорожке. После долгой поездки с ветерком стоячий воздух вокруг кажется густым, как желе. — Один мой друг купил дом, — отвечает учитель, медленно катя мотоцикл по тропинке. — Может, слышал, в Японии стала популярна программа реновации заброшенных домов? — Эм… нет… — В сельской местности полно родовых домов, которые наследники отказываются содержать. Правительство отдаёт их практически за даром при условии, что ты проведёшь капитальный ремонт и будешь там жить. В Токио, конечно, такое не проканает, там за каждый огрызок земли зубами друг друга рвать готовы, но вот в пригороде такое жильё расходится на ура, особенно, среди тех, кто работает в городах. Не спрашивай, почему, я тоже не понимаю, как два часа езды на работу и обратно звучат лучше, чем четыре квадратных метра рядом с метро. Хитоши весело фыркает, в голосе учителя сквозит сарказм. — То есть, мы идём на новоселье к твоему другу?.. — Вроде того, — Аизава вдруг останавливается и серьёзно смотрит на Шинсо. — К слову об этом. Народу там будем много, и люди самые разные. Ты сам видел сейчас Кавакаси. Думаю, понимаешь, что природу наших отношений, твой возраст и род занятий упоминать не стоит? — Разумеется, — выпаливает Хитоши, не думая ни секунды, и скрещивает руки на груди. Сердце отчего-то нервно колотится в груди. Будто бы они с Аизавой собираются заниматься чем-то непотребным, хотя всё, что на самом деле мешает им просто быть, это их социальный статус учителя и ученика. — Я же не идиот. — И фамилией на твоём месте я бы тоже не разбрасывался, — добавляет Айзава, отворачиваясь и продолжая путь. — Мало ли окажется знатоков вроде нашего пострадавшего Хадо. Никто не обидится, если ты просто представишься по имени или прозвищу. Шинсо слушает молча, следуя за Айзавой по извилистой тропинке. — Каков шанс, что таких окажется не мало? — спрашивает-то он из любопытства, но голос Аизавы очень серьёзный. — Байкер, как тебе должно быть известно, это не профессия, а хобби. Среди моих друзей есть и преподаватели, и продавцы, и бизнесмены, и лоботрясы. — Ладно, я понял, — Шинсо вскидывает руки вверх, показывая, что сдаётся и принимает правила игры. — Но всё-таки, зачем ты взял меня с собой тогда? — Ну… Тебе не мешало бы отдохнуть от городской суеты, да и раз уж бассейна с кокаином тебе всё равно не перепало… — пожимает плечами учитель. — А мне нужна причина держать себя в узде. Хитоши удивлённо выдыхает. Зачем бы ему держать себя в узде? И почему для этого нужна причина?.. — К слову об этом, — прерывает его мысль Аизава. — Травку не курить, водку не пить, таблетки не глотать. — Значит, занюхать кокаин я всё-таки могу? — ухмыляется Хитоши, чтобы хоть как-то разбавить начавшуюся лекцию правильного поведения в обществе. Ничего нюхать он, конечно, не собирается, но с чего бы вдруг учитель стал блюстителем праведности? Ещё на прошлой неделе они вместе пили пиво, а до этого вообще разделили один косяк на крыше школы. Аизава не оборачивается. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Я ничего не могу тебе запретить, ты уже мальчик большой, но под кайфом ты на мой байк не сядешь, — Айзава снова останавливается, смотря прямо на него. — Оставлю спать прямо тут, под деревьями. Утром сам будешь пытаться ловить такси в этой глуши, раз уж тебе так нравится бросать вызов правилам. Хитоши фыркает, прикидывая, как бы ответить на это, но тут до его ушей доносится приглушённая деревьями музыка. Знакомый классический рок. И смех. И голоса. — Пришли? — он забывает про дурацкие правила и подаётся вперед, едва не обгоняя учителя. За ближайшими деревьями открывается свободная поляна и совсем крошечный, по сравнению с хитошиным, двухэтажный домик. Ветер приносит запах жаренного на огне мяса. На самой поляне полным полно народу. Байки стоят в стороне. Очень много байков. Словно на выставке Харли Дэвидсон. К слову, несколько харлеев, действительно, затесались среди скопища железных коней. Хитоши сразу узнает их по приметным логотипам на блестящих бензобаках. «Шо-о-о-та!» — с восторженным криком к ним бросается крохотная фигурка, которая при приближении оказывается миниатюрной рыжеволосой девушкой в коротких джинсовых шортах и короткой же чёрной футболке, открывающей живот с пирсингованным пупком. Продолжая выкрикивать имя учителя, она с разбегу прыгает на него, так что Аизаве приходится отпустить байк, чтобы её поймать. — Калиста! — восклицает учитель, улыбаясь. Хитоши подхватывает падающий байк. Тот оказывается неожиданно тяжёлым. То есть, он понимал, что это не пластиковая фигурка, но смотря, с какой лёгкостью учитель катит его, держа за руль, не предполагал, что придётся приложить все свои усилия, чтобы его удержать. — Шота, наконец-то ты приехал, я так давно тебя не видела! — девушка отстраняется, чтобы рассмотреть учителя, но даже не думает с него слезать. Босые ноги скрестились у него за спиной для большей поддержки. — С последнего фестиваля, насколько я помню, — кивает Аизава, ловко выдвигая подножку байка пинком, чтобы Хитоши мог, наконец, расслабиться. — Как дела? Он выпрямляется, избавившись от тяжёлой ноши, и уже начинает вслушиваться в чужой рассказ, но смысл всех слов тут же вылетает у него из головы. Потому что поднимая голову, он видит, как огромный белый пёс с распахнутой пастью мчится прямо на него.Мощные лапы разрывают землю, а виднеющиеся длинные клыки обещают малоприятные ощущения. Он не выглядит безвредным или жизнерадостным, скорее уж напоминает сторожа, заметившего чужаков на своей территории. — Эм… сэн… Аизава?.. — Хитоши крепче вцепляется в ручки мотоцикла, словно бы это может его спасти. Учитель прослеживает его взгляд и опускает Калисту на землю как раз вовремя, чтобы позволить четвероногому монстру с чёрным пятном на глазу подбежать и уложить свои лапищи ему на грудь. Судя по морде это бульдог. Только на стероидах. — Гром, мой мальчик! — голос Аизавы становится мягче и более ребяческим. Типичный голос людей, сюсюкающихся с животными. Пёс радостно гавкает в ответ и лезет облизываться, а Аизава морщится и похлопывает его по спине. Когда с приветствием покончено, Гром и Калиста обращают своё внимание на Шинсо. — Шота, кого это ты к нам привёл? — девушка чуть склоняет голову на бок, изучающе рассматривая Хитоши. — Мой знакомый, — Аизава кивает Шинсо, намекая, что он может сам представиться. — Ши… — начинает было он по привычке, но тут же себя одёргивает, — Можно просто Тоши. — Тоши, — повторяет Калиста, пока Гром тычется в его ногу своим мокрым носом. — Ну что ж, приятно познакомиться. Она тут же делает шаг к нему и заключает его в объятия. Хитоши замирает, не зная, как на это реагировать, и бросает вопросительный взгляд на учителя, но тот только хмыкает насмешливо. Калиста отстраняется и кивает на Грома. — Надеюсь он не напугал тебя, Гром дружелюбный. Гром оказывается американским бульдогом — Калиста с удовольствием делится сведениями о питомце, провожая Хитоши в толпу и рассказывая, где можно получить свою порцию закусок, пока Аизава паркует байк. — Тебе у нас понравится, — добавляет она, прежде чем исчезнуть, оставляя Хитоши один на один с плотной толпой незнакомых мужчин и женщин. Гром уносится куда-то в сторону с радостным гавканьем. Шинсо осматривается. Людей, действительно, собралось много, но и пространство не маленькое. Обычно частные дома имеют задний двор, но у этого дома — рядом целый лес плюс озеро, переливающееся на солнце рядом с поляной. Сам дом выглядит так, будто ему лет сто — не меньше. На изогнутой на манер китайских храмов крыше, покрытой черепицей, местами растёт мох. Впрочем, трещин в сияющих белизной стенах или чего-то такого не видно. Прямо на крыльце несколько мужчин с бумагами в руках о чём-то увлечённо спорят, тыкая в листы пальцами. Тут же рядом с ними бегает группка совсем маленьких детей, смеясь и кидая друг другу надувной пляжный мяч. Люди на участке вокруг тоже сбились в небольшие группы. Кто-то просто болтает с пластиковыми стаканчиками в руках, кто-то развалился у берега, кто-то показывает друзьям свой байк, а кто-то просто прогуливается. — Ну как? — Аизава хлопает его по плечу. Хитоши вздрагивает от неожиданности и отстраняется. — Не совсем то, чего я ожидал от байкеров, — ухмыляется он, нервно передёргивая плечами. Видимо, Аизава расценивает это как-то по-своему, потому что тут же предлагает вернуть ему рюкзак, про который Хитоши, откровенно говоря, успел забыть. Отдав рюкзак, он добавляет: — Я-то думал, вы тут устроите гонки без правил или будете стрелять по банкам, но, похоже, тут занятие найдётся на любой вкус. — У тебя слишком стереотипные представления о нас, парень, — говорит кто-то, подходя к ним. Невысокий мужчина с ёжиком бледно-зелёных волос, похожий на корейца, приветливо улыбается, и прячет те самые бумаги в широкий карман баскетбольных шорт. — Наконец-то ты добрался до меня, Шота! — Тоши, — Аизава кивает ему, — познакомься с хозяином тусовки, Джуном. — Очень приятно, — Хитоши слегка кланяется. Мужчина кивает в ответ. — Ну, пойдём-пойдём, я покажу вам дом! — похоже, его совсем не волнует, кто такой Хитоши и почему он с Аизавой. — Как дорога? Аизава рассказывает про Хадо, который попал в аварию, и сетует, что опоздал из-за него. — Ох, сколько раз я говорил этому ребёнку не играть в пятнашки с машинами! — Джун качает головой. Несмотря на то, что дом стоит прямо перед ними, пробираются они к нему ужасно медленно. Практически каждый встречный норовит поздороваться с Аизавой за руку или обняться, обменяться короткими репликами. Похоже, сэнсэя здесь знают практически все, кто бы мог подумать, что он настолько популярен! А ещё Хитоши поражает настоящий салат из национальностей. Здесь и европейцы, и японцы, и корейцы… Хитоши краем уха улавливает несколько французских фраз, но не видит говорящих. Девушка с татуировкой в виде шипастой розы на шее буквально врезается в учителя и требует объяснений, почему же он ей не перезвонил. Аизава натянуто улыбается и пожимает плечами. Девушка смотрит на Хитоши, что-то для себя решает и, одарив его гневным взглядом, удаляется. Похоже, он успел нажить себе врагов всего за пару минут пребывания здесь. — Да, — Джун, словно бы прочитав печальный Хитошин вздох, сочувственно ему улыбается. — Боюсь, ты выбрал не самую удачную личность, с которой тут стоит появляться. Ещё повезло, Кен до нас не добрался сегодня. Аизава заходится кашлем. — Я думал, он уехал обратно в Нидерланды? — Уехал. На пару месяцев. И вернулся. — Чёрт, — учитель нервно озирается, словно бы загадочный Кен прячется за ближайшими кустами. — What’s wrong, bad breakup, Aizawa? — подкалывает его Хитоши, пользуясь тем, что на людях ему вряд ли прилетит за такую шутку. Однако, к его удивлению, вместо учителя ему отвечает всё тот же Джун. — Нельзя разорвать то, чего не было, парень. Шота у нас не по отношениям. Хитоши удивляется не столько знанию английского, но тому, что говорит Джун практически без акцента. Он собирается было спросить, откуда такая практика, но Аизава влезает первым. — Will you stop, Jesus, no need to lead the boy down this rabbit hole, — учитель наигранно рычит и несильно пихает друга в плечо. А Хитоши сжимает губы, подавляя смешок, и отводит взгляд. А учитель-то у нас значит, сердцеед. Да ещё и играет за обе команды — всё-таки ему не показалось. Неожиданно, ничего не скажешь, но чертовски интригующе. И как такой человек вообще выбрал профессию учителя? Нужно бы расспросить поподробнее при случае. Наконец, они добираются до дома. Как и казалось издалека, он совсем небольшой — может, размером с гараж в хитошином собственном доме. Лестница на второй этаж расположена снаружи и выглядит совсем новой, похоже, её пристроили недавно. Хозяин, как настоящий экскурсовод, заводит рассказ о далеких 1900-ых, когда этот дом построили, и что последние хозяева оставили ему вместе с домом. — Место очень аутентичное, как тебе кажется, а, Шота? От прежних хозяев осталась куча посуды, я отмыл, всё что смог, составил в сервиз, нереально красивые блюдца, ручной работы, между прочим! А все окна и двери пришлось заменить. Кое-что я тут, конечно, снёс, чтобы больше свободного места было… Хитоши слушает его вполуха, заметив бегающего неподалеку Грома с метательной тарелкой в зубах. Где-то рядом, наверное, и Калиста. Пока что он успел нормально познакомиться только с ними, так что хочется узнать о них больше. В Японии сложно с большими собаками — из-за того, что они громкие и активные, содержать их в квартирах и даже в частных домах, когда вокруг много соседей, нельзя. Те могут пожаловаться. Да даже маленьким собачкам иногда подрезают голосовые связки, чтобы не лаяли. По мнению Шинсо чертовски жестоко, но с другой стороны, он может это понять. Желание иметь четвероногого друга есть, но держать лаящий будильник в картонном доме опасно. Соседи ведь хотят спать… Так как же ей удалось получить разрешение на такого красавца? Или она не живёт здесь? Погостить приехала? Да нет, вряд ли… Закончив рассказ о своих злоключениях с переустройством, Джун приглашает их внутрь — к другим спрятавшимся от солнца гостям. На первом этаже расположилась крошечная кухня, но даже она куда больше, чем в квартире учителя. Эта хотя бы похожа на кухню, а не на островок с мойкой и холодильником в гостиной. Обстановка здесь вполне современная: встроенная техника, длинный гарнитур с подсветкой — похоже, хозяин дома и правда заморочился с ремонтом. Пока Аизава проходит очередной круг рукопожатий, объятий и похлопываний по плечам, Хитоши рассматривает пёструю тусовку, отмечая, что народ всё больше по газировке и воде. Пиво практически никто не пьёт, а крепкого алкоголя нет вообще, зато знакомый сладковатый запах травы, исходящий от людей, заполняет тесное помещение. Прямо напротив кухни — гостиная. Просторная комната, обставленная по последнему слову минимализма. Из обстановки тут только чёрно-белые фотографии классических автомобилей и байков разных времён на стенах, стол в центре комнаты с напитками и закуской и приютившийся в самом углу высокий кактус. Видимо, наличие в доме байкеров зелёного питомца — необходимое условие. Людей в отличие от кухни здесь всего несколько, и те заняты своим разговором. — На втором этаже ещё спальня, но туда мне подниматься лень, — Джун хлопает Аизаву и Хитоши по плечам и вглядывается в их лица. — Ну что, как вам? — Как по мне, ты слишком далеко забрался, — хмыкает Аизава. — У него просто аллергия на пригород, — раздаётся чужой бас за хитошиной спиной, и он невольно вздрагивает от неожиданности. Обернувшись, он видит высоченного бугая с короткими обесцвеченными волосами. Его суровое квадратное лицо и тяжёлый взгляд исподлобья резко контрастируют с цветастой гавайской рубашкой. — Всё, что не входит в пределы Токио, вызывает у него острый приступ меланхолии. — Эй! Наглая ложь! — протестует учитель. — Я люблю выбираться на природу, но с учётом, что будет возможность вернуться в город. В итоге. — Дом отличный, спроектирован на века, это я тебе как спец говорю. Простоит ещё сотню землетрясений, — продолжает бугай, не обращая на это высказывание никакого внимания. Впрочем, Аизава совсем не выглядит обиженным. Он подходит к мужчине и кладёт руку ему на плечо, приветствуя. — Тоши, — говорит он, улыбаясь, — Познакомься с Твайсом. Твайс, познакомься с Хитоши, я про него тебе рассказывал. Он спас наш поход в клуб, когда я заболел, помнишь? Рассказывал? Хитоши бросает подозрительный взгляд на учителя. Так он всё-таки кому-то про него рассказывал?.. Про их неформальное общение, про то, что Шинсо его ученик, или больше? В памяти некстати всплывает идиотская история их близкого знакомства на задворках клуба, и щёки Хитоши теплеют. Твайс внимательно на него смотрит, изучая пристальным взглядом с ног до головы и задерживает цепкий взгляд где-то в районе макушки. Хитоши чувствует себя так, будто ему собираются поставить оценку. Только не его контрольной или ответу у доски, а всему… ему. Неуютно. Джун, решив, что выполнил свои хозяйские обязанности, откланивается. — Hello, — говорит Твайс тяжёлым басом с сильным акцентом. — Добрый день, — Хитоши натягивает вежливо-нейтральную улыбку и привычно немного кланяется. Отчего-то шутить с этим мужчиной ему совершенно не хочется. — А ты говорил, манер у него нет, — фыркает Твайс, и добавляет снова на английском, тщательно проговаривая каждое слово, — he talks a lot about you, mostly not good things. В сочетании с его хмурым видом звучит просто убийственно жутко. Аизава однако же громко смеётся, совсем не смущаясь такой откровенности. Хитоши тоже улыбается помимо воли и отвечает новому знакомому на японском: — Да, я тоже не смогу рассказать о нём много хорошего, так что, думаю, мы в расчёте. Твайс, наконец, улыбается. И сразу весь расцветает, превращаясь из громилы в нормального «своего» парня. Хитоши редко когда попадались люди, которых по-настоящему красит улыбка. — Твайс мой друг ещё с университета, — объясняет Шота, и Хитоши от чего-то невероятно лестно, что его специально знакомят с близким другом. Как посвящение. — Вы учились вместе? — удивлённо переспрашивает Хитоши. Значит, они знакомы уже… Сколько? Лет десять? Вау. Редко когда друзья остаются вместе так долго. — Ну как, в разных корпусах. Твайс архитектор, — разъясняет ему сэнсэй. — Мне повезло поселиться на одном этаже с этим монстром, — фыркает Твайс, тыкая учителя в бок. — До сих пор не понимаю, как он выпустился с отличием, несмотря на все его похождения. — Сам-то, сам-то, — перебивает его Аизава. — Кто вечно приползал ко мне за помощью с эссе? Хитоши улыбается. С одной стороны, довольно странно наблюдать за подобным разговором своего учителя, но с другой — типичное общение старых друзей. Твайс начинает рассказывать Аизаве о тех, кого он тут успел встретить, а Хитоши, пользуясь случаем, подходит к столу с напитками. Хватает из лотка со льдом баночку колы, а из ближайшей тарелки — горстку чипсин. Отпивая газировку, он смотрит на учителя, который увлечённо болтает со старым другом, белозубо скалясь. Всё-таки удивительно, сколько людей его тут знают. Со сколькими из них он общался, катал на байке, пил пиво или… спал. Хитоши прячет внезапно накатившее смущение в глотке и отводит взгляд. Первый раз, когда он увидел сэнсэя в курилке, помятым и растрёпанным, он и подумать и не мог, что этот человек в итоге окажется… таким популярным. В очередной раз в голове вертится мысль расспросить Аизаву, почему он вообще вдруг решился стать учителем и как именно это сочетается с его байкерской жизнью. — Тоши, — обращается к нему Аизава, когда он возвращается. — Ты если что ко мне не приклеен. Это намёк или предупреждение?.. Хитоши, жующий чипсы, хлопает глазами. — Да-да, забей на нас, походи, осмотрись, — соглашается Твайс. — Озеро очень красивое, ну и там, в мяч играют, на сколько я помню, а за углом, — он указывает рукой нужное направление, — жарят мясо, если ты голоден. С одной стороны, ему всё-таки хочется остаться с учителем, с другой, видно, что им с Твайсом есть что обсудить, и не хочется быть третьим лишним. На улице всё так же жарко и шумно, в воздухе отчётливо пахнет жареным мясом. Хитоши не торопится к еде, кажется, он слишком переполнен впечатлениями, чтобы есть. Поэтому просто проходится вокруг, осматривая гуляющих внимательнее. Тусовка, откровенно, странная. То есть, странная для байкеров. То есть, для байкеров, которых себе напредставлял Хитоши. После встречи с Кавакаси ему подумалось, что это будет что-то в духе пляжного выезда «Ангелов Ада» с шумом, потасовками и пьяным распутством. Увидеть облачённых в шорты пожилых пухликов, гоняющих футбольный мяч, он никак не ожидал. Как и бегающего с метательной тарелкой в зубах Грома, радостно виляющего хвостом и мечущегося от Калисты к трём другим девушкам, облачённым в короткие шорты и купальники. Огромный стол, покрытый клетчатой скатертью и заполненный вполне узнаваемыми американскими блюдами вроде картофельного салата, набором «собери себе гамбургер» и горой жареного мяса тоже не входил в его представления о байкерской тусовке. Если бы не периодические громкие споры о крутости Харлея в сравнении с Сузуки, и не мелькающие тут и там кожаные жилетки с нашивками, он бы не в жизнь не поверил. Напитки и тарелки кочуют из рук в руки, запах травы висит в тяжёлом влажном воздухе, хоть и курящих не видно. Пусть все тут занимаются своими делами, но между ними всё равно есть что-то общее. Что-то невидимое и неуловимое, что объединяет их. Кажется, скажи Хитоши сейчас что-то неприличное или обидное одному, на него ополчатся все. Он вспоминает официальные приёмы, на которые ходил с отцом. Хищные улыбки и вежливый обмен репликами. И тяжёлая аура недоверия, нависающая над внешним лоском и дружелюбием. У него всегда чесалось между лопатками. Словно бы кто-то сверлил его спину взглядом. Кто-то? Или все?.. Здесь он слышит маты, обиженные выкрики и хохот, но это не кажется чем-то неискренним. Там каждая фраза казалась гвоздём в его ещё не собранном гробе. К его ногам прилетает футбольный мяч, и Хитоши от неожиданности чуть не обливается своей колой. Невысокий толстячок в кожаной жилетке на голое тело и цветными забитыми рукавами машет ему. Хитоши пинает мяч обратно и получает в ответ краткое «Danke!». Немецкий? Мужчина тут же поправляется и благодарит по-японски. Боже, да тут что, байкеры со всего мира собрались? Кто Джун такой, что у него такой широкий круг знакомых? Тем более интересно, что Аизава знает тут очень многих. Берег озера порос мелким кустарником и высокими деревьями с широкими кронами. Запах травы у берега стал ощутимее, а прячущиеся от солнца под деревьями люди обзавелись походными холодильниками с пивом и дымящимися косяками. — Эй, парень с классными волосами! — слышит Хитоши. Это они ему?.. Он оборачивается на голос. Под одним из деревьев сидят двое парней. На вид примерно его возраста. Один — светлокожий и красноволосый. Волосы не такие длинные, как у Аизавы, но достаточно, чтобы собрать в крохотный дурацкий хвостик на макушке. Кожа второго на порядок темнее, а на голове короткий чёрный ежик. Он не отвечает, так как это не было вопросом. Останавливается рядом с ними и склоняет голову на бок. — Мы тебя раньше не видели, — говорит второй, затягиваясь косяком. — Чей будешь? Или сам по себе? Что за байк? Его голос звучит выше, чем тот, что он слышал ранее — значит, изначально его окликнул красноволосый. — Дайки имеет в виду, за рулём ли ты, — объясняет красноволосый. Они не кажутся агрессивно настроенными, да и как можно быть агрессивным в такую жару с косяком в руке. Хитоши прикидывает, что отвечать. Вряд ли имеет смысл скрывать правду, ведь уже половина тусовки знает, что Тоши приехал с Шотой. Шота… Так странно думать об учителе, как о каком-то обычном Шоте. — С Аизавой, — всё же ответчает он, передёргивая плечами и пряча руки в карманы. Кто знает, что вообще ожидать от этих двоих? Они же не собираются задавать ему провокационные вопросы или типа того, правда?.. — О-о-о, с Шотой! — восклицает красноволосый. Второй удовлетворённо кивает. Хитоши даже не удивлён, что эти двое его знают. Внезапно он понимает, что не удивился бы и тому, если Аизава вдруг спал бы с кем-то из них. Похоже, учитель не страдает от недостатка внимания. — Классно-классно. — Мы друзья, — уточняет на всякий случай Хитоши. — Друзья как два человека, разделяющих общие интересы, или друзья как «он подобрал меня на помойке и теперь наставляет на путь истинный»? — спрашивает короткостриженный, лениво проходясь по нему взглядом. Хитоши теряет дар речи. Что? Как… То есть… Они не могут знать… Аизава… он же не мог им рассказать! Или… все знают? Нет, тогда бы Аизава не просил Хитоши держать их социальные положения в тайне… Так откуда?.. — Не все такие, как ты, Дайки, — фыркает красноволосый. — Некоторые имеют нормальную семью. Хитоши моргает, понимая, что вопрос был не тайным подколом, а реальным вопросом. — Видишь ли, — поясняет красноволосый, разводя руками, — наш Дайки в своё время сбежал из дома и отправился путешествовать по стране куда глаза глядят. Дайки кивает. — Сам понимаешь, в наше время достаточно сложно поддерживать приличный вид и питательный рацион, не обладая средствами. Хитоши хмыкает. Он всё ещё не совсем понимает, зачем ему рассказывают эту историю и нужно ли ему вообще это слушать. Разве что чтобы узнать что-то новое об Аизаве. — Я заболел, — перебивает пространное повествование красноволосого Дайки. — Простуда переросла в воспаление лёгких, и когда я уже планировал тихо мирно загнуться в какой-то подворотне у мусорного бака, на меня наткнулся Аизава. Хитоши склоняет голову на бок. История становится интереснее. — Он притащил меня к себе, вылечил и вправил мозги. — И… ты вернулся домой? — уточняет Шинсо, подходя ближе к парням. — Нет, — Дайки смеётся. — Я был готов умереть лишь бы домой не возвращаться. Но он помог мне найти работу. И мы подружились. Вот мне и интересно, какая у тебя история. Всё-таки Шота не каждый день притаскивает друга, — в его голосе явный намёк, что любовников Аизава притаскивает на тусовки чаще. — Затянешься? — предлагает красноволосый. — Тебя как зовут-то? — Тоши, — отвечает он и протягивает было руку за косяком, но вспоминает слова Аизавы. Чёрт. Домой-то хочется. С другой стороны, если затянуться только один раз, сэнсэй может и не заметить… Нет. Он мотает головой. — Вы знаете, каким Аизава бывает, так что лучше я воздержусь. Они понимающе кивают. Хитоши ожидает шуток про надзор, но они только пододвигаются, предлагая ему присесть рядом на широкое бревно. — Я Курама, а это Дайки, — говорит красноволосый. Видимо, в их паре, он более разговорчивый, когда накурен. — Я приехал с Крисом. Ты наверное, его не знаешь. Высокий такой блондин с европейским акцентом. Хитоши мотает головой. — А я сам по себе. Год назад байк купил. — Какой? — вежливо интересуется Хитоши, и Дайки радостно лезет за телефоном, чтобы продемонстрировать своего железного коня. Они заводят светскую беседу за машины, байки и тусовку в целом. — Тебе, наверняка кажется, что это просто куча какого-то левого народа, но это не так. Большинство из них знают друг друга уже очень много лет. Конечно, и новенькие есть, мы всегда рады гостям, но по большей части, всех здесь мы так или иначе видели. Поэтому и зацепился взгляд за тебя, — Курама переводит разговор в новое русло. Под травой его швыряет от темы к теме, как лодчонку в океанском шторме, Хитоши даже не вслушивается особо, потягивая свою колу и рассматривая природу вокруг. — Тем более у тебя такой клёвый цвет волос! — Сказал человек, чьи волосы ярко-красные, — усмехается Шинсо. — Тебе в универе ничего не говорят по этому поводу? — увлёкшись, Курама успел выложить почти всю свою историю. — Не, это в школе дрочат за внешку, — Хитоши беззвучно хмыкает. Уж за что его дрочат в школе, так это точно не за цвет его волос. — Всё ещё не понимаю, чем тебе сдался этот универ, — фыркает Дайки. — Поехали со мной на Хоккайдо. Во взгляде Курамы проскальзывает едва уловимая грусть. Уголки губ его чуть приспускаются. — Забей, — Дайки, видимо, тоже улавливает резкую смену настроения друга. — Потом обсудим. Курама виновато улыбается и просит Хитоши передать ему газировки из походного холодильника. Лёд уже почти растаял, так что бутылки и банки плавают в луже холодной воды. Дайки вызывается пойти раздобыть свежего льда. Выражение лица у него при этом такое, словно при первой же возможности он этот лёд примется избивать. Когда он уходит, Курама тушит косяк о бревно и принимается елозить голой пяткой по траве, взрывая землю. — Я так понимаю, это больная тема? — осторожно уточняет Хитоши. — Ему сложно понять, — кивает парень. — Моя мама вложила большие средства в моё обучение. Мы не богаты, но она уверена, что если я получу диплом, то смогу устроиться на престижную работу и буду получать достаточно, чтобы поддержать семью. У меня маленькая сестра с астмой, ей нужно лечение. Таблетки. Я подрабатываю сейчас, но этого очень мало. Дайки от своих сбежал и не вспоминает, а я… У меня совсем другая ситуация, даже если я очень хочу бросить этот сраный универ и эту ёбаную профессию. — Что за профессия? — Экономист, — лицо Курамы перекашивает гримаса отвращения. — Неужели настолько плохо? — Для человека, который мечтал открыть свой тату-салон? — хмыкает Курама. Нда. Просто небо и земля. — Ну, с другой стороны, ты же должен знать, как вести финансы в своём салоне, — Хитоши сочувственно улыбается ему. Но взгляд парня становится только темнее. Тогда Шинсо переводит тему. — В каком стиле предпочитаешь рисовать? У меня есть друг, который тоже хочет стать татуировщиком, — Хитоши вспоминает Тень, который вечно об этом болтает. — Он предпочитает блэкворк. — Я человек простой, нео-традиционный, — Курама оживляется. Распускает свой нелепый хвостик и поправляет волосы, рассказывая про первый опыт на татуировочном поприще, даже задирает футболку, чтобы показать рисунок на своём боку. Когда Дайки возвращается с мешком льда, Курама уже приободрился и вовсю болтает о татуировках. — Тоши, поможешь? — Дайки кивает на холодильник. Вместе они выливают воду и закидывают новую порцию льда. Дайки выглядит куда более спокойным, но сосредоточенным. Хитоши решает, что лучше дать им возможность поговорить вдвоём, и откланивается, сказав, что собирается найти Аизаву. Конечно, искать учителя он не планирует, но зато это выглядит как правдоподобный предлог. Он прогуливается вдоль пляжа, смотря то на отражающую небо поверхность озера, то на лес и дом, который отсюда кажется совсем маленьким, то на отдыхающих. Всё-таки странная у Шоты компания… «Шоты»? Ну вот, он уже начал звать его по имени — по крайней мере, про себя. Эти взрослые ведут себя совсем не так, как обычные японцы. По крайней мере, вне социума. На своих работах, в университетах и просто на улице, они, наверняка, самые обычные, серые, шестерёнки механизма. Но вот, они выезжают за город, встречаются с единомышленниками и превращаются в «живых». Он достаточно провёл времени, изучая японскую культуру, чтобы понять: не каждому удаётся остаться «живым» в этой системе. В детских садах, школах и университетах их так сильно прессуют, буквально выжимая индивидуальность, что большинство просто ломается, становятся «обычными». Что-то не устраивает? Ты не имеешь права голоса, сиди и молчи. Эта мысль наводит его на Бакуго. Насколько он старается влиться в систему? Или скорее нет… сделать вид, что влился в систему?.. Ведь он умён, но темперамент не из самых простых. У него были бы колоссальные проблемы, если бы он не научился держать себя в руках. Наверное, вот он и бесится, что Шинсо не нужно заниматься подобным. Он может позволить себе быть собой, всё равно скоро уезжать обратно в Америку. А какой Бакуго вне школы? Помогает товарищам с учёбой, как минимум. Надо будет потом осторожно расспросить Денки ещё. Чей-то испуганный вскрик застаёт его врасплох. Он замирает рядом с высокими кустами. Звук повторяется. Кто-то явно в беде! Хитоши бросается было на помощь, но замирает, едва подойдя к кустам. Вслед за новым вскриком раздаётся голос учителя. — …и не нужно жертву из себя строить! — голос-то учителя, а вот тембр… Кажется, он его ещё не слышал таким. По-настоящему злым. Что происходит? — У нас был договор! Был или нет?! Я тебя спрашиваю! — вместе с гневными криками Аизавы раздаётся характерный удар. Кого-то прикладывают к дереву. Хитоши оглядывается. Поблизости никого нет. Он довольно далеко отошёл от места тусовки, задумавшись. — Б-был, — хрипит незнакомый мужской голос. — Какой был договор?! — Не-не… Не употреблять… — Не тащить спиды на тусовки! Особенно, к Джуну! Спиды?.. Они про наркотики говорят? — П-п-прости. — Перед матерью своей на том свете извиняться будешь, — учитель переходит на шипение, и Хитоши делает несколько осторожных шагов, чтобы лучше слышать. Ему не хочется себя выдавать, но и просто пройти мимо он тоже не может. Слишком уж интересно, что тут происходит. — Ш-шота… Шинсо отодвигает ближайшие к нему ветки. Всё, что он может видеть, это широкую спину учителя с повязанной на талии клетчатой рубашкой. В левой руке, покрытой чешуей до самого плеча, беспомощно болтается какой-то парень с перекошенным от страха бледным лицом. — Я обещал, что вышибу из тебя дурь, Сакурай? — рычит учитель, сильно встряхивая его, и Хитоши окатывает волной адреналина. Боже, он ещё никогда не видел Айзаву таким. — П-пожалуйста… Я всё отдам… — парень перед ним звучит так, словно вот-вот разревётся. В свободную руку учителя что-то проскальзывает, и он тут же убирает это в карман джинсов. — Ты своё обещание не сдержал, — теперь Аизава уже просто злой, ярости больше не слышно. — Но у меня нет такой привычки. Я за свои слова отвечаю. Хитоши даже охнуть не успевает. Аизава замахивается и наносит короткий быстрый удар в живот. Парень стонет, и когда его отпускают, валится на колени, заходясь кашлем. — Выйдешь, ползи каяться к Джуну, ясно? В ответ нечленораздельный хрип. Аизава осматривает его, кивая сам себе и уходит. — Весёлые у вас развлечения тут, — подаёт голос Хитоши, когда учитель выбирается из кустов и принимается отряхиваться, чертыхаясь. Выглядит он не особенно располагающе. Брови нахмурены, губы плотно сжаты в тонкую линию, щёки и шея красные от злости. А его взгляд… Шинсо чувствует ледяные мурашки ужаса, пробирающие спину под одеждой. Он никогда... Никогда не видел такого взгляда у учителя. Взгляд дракона, чьи сокровища потревожили. Аизава смотрит на него. Огонь гнева медленно затухает, сменяясь знакомым раздражением. — Давно ты привычку подглядывать завёл? — бурчит он, опуская солнечные очки на нос и пряча ладони в задние карманы джинсов. — А давно ты завел привычку драться на дружеских тусовках? — отвечает уколом на укол Шинсо, скрещивая руки на груди. — Если ты нарушаешь правила, будь готов к последствиям, — учитель пожимает плечами и кивает в сторону, предлагая Хитоши следовать за ним. На ходу он стягивает с запястья тоненькую резинку, чтобы убрать волосы в низкий хвост. Острый драконий коготь на открывшейся шее, кажется, готов искромсать Аизаве глотку. — Я слышал ваш разговор про наркотики. Но здесь многие курят травку, а некоторые судя по тёмным очкам и восхищённым охам, закинулись чем-то пожестче. Чем этот такой особенный? — Дай дураку стеклянный бонг, он и бонг сломает и сам порежется, — глубокомысленно произносит учитель, останавливаясь ненадолго. — А он, значит, дурак?.. — Сакурай из тех, кто не умеет вовремя останавливаться. Слабости есть у каждого из нас, — вздыхает Аизава. — Но когда они становятся одержимостью и начинают управлять твоей жизнью, всё заканчивается плохо, — он вытаскивает из кармана джинсов крохотный пакетик с белым порошком. Хитоши проглатывает удивлённый возглас. Это что? Героин? Кокаин? Что-то ещё? Ему, конечно, интересно узнать, но… — Эм… — только и тянет он, когда таинственный порошок снова исчезает в кармане. — А почему ты его к Джуну послал? Они выходят к озеру. Лёгкий ветерок пробирается под одежду, окутывая нагретое солнцем тело приятной прохладой. Вода покрыта крохотными волнами, на которых катаются солнечные зайчики. Шинсо морщится от яркости, которая пробирается даже под очки, и смотрит на Аизаву. С выставленной на показ татуировкой на сильных руках, большими зеркальными солнечными очками, которые он надел, он кажется каким-то героем блокбастера. Как будто вот-вот раздастся рёв мотора, и за ним приедет спортивная тачка с горячей главной героиней за рулем. Столько всего хочется узнать. И про эту стычку с незнакомцем, и про Дайки с Курамой, и то, почему у Шоты такое невообразимое количество любовников… Хотя нет, последнее ему совсем не интересно. Учитель между тем рассказывает нелёгкую историю отношений Джуна и Сакурая. Хитоши слушает, не перебивая, потому что отчего-то вдруг боязно, что Аизава вот-вот передумает. Вдруг всё это ему просто привиделось или того пуще — Аизава вдруг забыл, с кем общается, и своими вопросами Хитоши напомнит ему… и тогда всё. Прощай вечеринка, прощай совместные выходные. А ведь сэнсэй сказал тогда «Next time…» — …Сакурай работал по ночам на последних курсах. Красил автомобили и расписывал на заказ аэрографом всякое. Не хватало времени на работу и учёбу, но он не хотел отказываться от того и другого. В итоге подсел на стимуляторы, но ему слишком понравилось, и всё остальное перестало иметь значение. Он жил от дозы до дозы, распродал все свои работы, начал просить в долг, ввязался в криминал… — продолжает Аизава, похлопывая себя по карману. — Мы помогли ему. В частности Джун. Помог отдать долги, снова устроиться на работу, возился с ним, чуть ли не как с младшим братом, поэтому видеть, что Сакурай себе позволяет после того, как его чуть ли не за шкирку от якудза спасли… Шинсо согласно кивает, ожидая продолжения. Но Аизава больше ничего не говорит, смотря на блестящую на солнце воду озера. — И после этого всего вы всё равно с ним дружите? — решается, наконец, задать вопрос Хитоши, осознав, что история закончилась. — Все иногда оступаются, — говорит Аизава, поворачиваясь к Хитоши. — Но нужно уметь учиться на своих ошибках, а не стыдливо прятаться от них под одеялом. Хитоши вдруг вспоминает свой бэд, который привёл к ночёвке у Аизавы. Лёгкий укол стыда в районе сердца говорит ему, что не так-то это и просто — смотреть на свои проёбы и учиться на них. Куда проще было притвориться, что ничего не было. Хотя… с другой стороны… Он уже давно не закидывается ничем в клубах, хоть и продолжает ходить туда с Тенью и Дэку. — Как ты тут без меня, уже успел познакомился с кем-нибудь? — переводит тему сэнсэй, протягивая руку и делая многозначительное движение ладонью. Шинсо поспешно лезет в карман штанов за сигаретами, уже даже не ворча по поводу такой наглости. Привык, блин. Айзава выуживает из протянутой пачки тонкую сигарету и придирчиво осматривает, вертя в руках. — Ты нормальные сигареты из принципа не куришь? — недовольно ворчит сэнсэй, тем не менее всё равно прикусывая тонкий мятно-вишневый фильтр. — Ага, чтобы ты уже перестал у меня клянчить, — в шутку огрызается Хитоши на его искривленное лицо. — Зажигалку-то дай. — Кто бы про клянчить говорил. Твоя где? На заправке же была, — огрызается ему в ответ сэнсэй, протягивая огонь. — Ну на заправке и осталась, видимо, — как ни в чём не бывало парирует Хитоши. Они закуривают, и Шинсо рассказывает про встречу с Дайки и Курамой, а затем увлекается и продолжает про философию личности японца и школы. Аизава согласно кивает, выслушивая его рассуждения по поводу социального корсета, который подростков заставляют натягивать в школе, и как с каждым годом он всё туже и туже. Он смотрит на учителя, который, внимательно его слушает, и думает о том, что всё же одно дело шутки про дрочку, а совсем другое, когда твои мысли воспринимают всерьез, когда с тобой соглашаются или, наоборот, спорят, выказывая свою точку зрения. Рядом с сэнсэем он чувствует себя… собой. — Ты точно не курил? — улыбается он, когда Хитоши заканчивает. — Очень напоминает диванную философию под травкой. — Ты ещё не знаешь, на что я способен под травкой, — хмыкает Хитоши ничуть не обижаясь. — И вообще-то это не честно. Ты попросил не употреблять, я и не делаю, а ты не доверяешь. Аизава приспускает очки на нос, чтобы продемонстрировать Хитоши свой пристальный взгляд. В чёрных глазах отражается солнце. — Ого, — коротко восклицает он и вдруг зарывается широкой ладонью в его взлохмаченные волосы, портя причёску ещё больше. — Ты и правда делаешь то, что тебе говорят? Неужели настолько повзрослел? Хитоши морщится, когда чужие пальцы цепляют спутанные пряди, и отшатывается в сторону. Аизава насмешливо улыбается. — Could just say happy birthday and lose all the dad jokes, sen-sei, — бормочет Шинсо, приглаживая взъерошенную шевелюру. — Поздравлю тебя, когда придёт время, — ничуть не обижается учитель. — И когда же оно придёт? — с недоверием спрашивает Шинсо. Учитель шутит? Или действительно что-то задумал? — Всему своё время, Тоши, — загадочно тянет Аизава и затягивается, а у Шинсо аж перехватывает дыхание от того, каким тоном произносит учитель его имя. Тоши. На выдохе, с лёгкой хрипотцой, так что окончание тает в воздухе быстрее, чем успевает достигнуть Хитошиных ушей. «Тоши» — яркой вспышкой размытое воспоминание о той ночи, и руки Аизавы на его плечах, и его сбитое напуганное «Тоши, ты слышишь меня?!» — и собственные всхлипы… Он мотает головой, и делает новую затяжку. Кажется, эта чёртова ночь будет вспоминаться ему ещё долго. — Эй, а вот и твои новые знакомые, — Аизава смотрит назад, в сторону пролеска, откуда к ним спускаются две фигуры. — С чего такая уверенность? — Хитоши щурится, всматриваясь. — У Дайки чертовски узнаваемая походка. Шинсо не видит ничего особенного в походке Дайки. Руки в карманах джинсов, плечи опущены под напором рюкзака, еле-еле ноги переставляет. Словно бы ему не хочется идти, но его заставляет подталкивающая его в спину рука Курамы. Вот у кого точно «запоминающаяся» походка. У парня словно пропеллер в заднице: подскакивает на каждом шаге, вот-вот взлетит. При ближайшем рассмотрении выглядит Курама не менее взмыленным. Волосы распущены и растрёпаны, щеки горят, а улыбка такая широкая, что вот-вот порвёт лицо. Дайки же выглядит так же невозмутимо и пофигистично, как и при их первой встрече. — Шота, — Дайки вытягивает раскрытую ладонь, и они обмениваются каким-то сложным рукопожатием. Хитоши мысленно прыскает. Им что пять? — Я получил добро от Джуна. Постреляем? Пострелять? Прям из настоящего пистолета?.. Хитоши слышал, что в Японии с этим очень строго. Он подаётся ближе, вслушиваясь в детали. Дайки и Курама рассказывают, что установили пустые бутылки в роще поглубже, чтобы выстрелы никого не напугали. — К слову, Тоши, — учитель поворачивается к нему. — Это правда что в Техасе даже ребёнок умеет стрелять? — Конечно. Это часть обучения, — хмыкает он, ещё не совсем понимая, что происходит. — Ну и как ты? Хорош? — Дайки выгибает бровь. В его взгляде (боже, как этот человек может ходить накуренным без тёмных очков?) откровенный вызов. И Хитоши принимает его. — Вот и узна́ем. Давно не практиковался, — он вскидывает голову, складывая руки на груди. — Довезу тебя до самого дома, если выбьешь хотя бы три из пяти, — подначивает его Аизава. Воу. Учитель берёт его на слабó? — Is gambling a kind of lesson you should teach, Aizawa-sensei? — усмехается Хитоши. — As a good teacher I know how to interest my students in the subject, — Аизава скалится в ответ, и у Хитоши крутит живот от внезапной волны счастья. Он чувствует себя в кругу друзей. В кругу людей, которым можно доверять. Это странно, слишком необычно для человека с его социальным положением. Доверять незнакомцам? Но учитель кажется таким расслабленным, а эти двое выглядят так, будто им совершенно пофиг, кто такой Хитоши. Кажется, скажи он им, что его отец глава крупной международной корпорации, они только плечами пожмут и уточнят, не передумал ли он насчёт любезно предложенного косяка. А может, даже скажут понимающее «бля, должно быть, непросто держать себя всё время определённым образом». Они оставляют пляж и вчетвером углубляются в лес. Курама, как и ожидалось, не затыкается. Он ещё не виделся с Шотой сегодня, а потому вываливает на него всю последнюю сводку событий из своей жизни и жизни Дайки, очевидно, тщательно при этом всё приукрашивая, потому что Дайки то и дело прерывает его и поправляет тем же невозмутимым тоном. И только его рука на талии Курамы напоминает Шинсо о непростых отношениях между ними. Ещё одна удивительная черта Японии — всем тут посрать на чужую ориентацию по большей части. Сам же Шинсо помалкивает и наблюдает за Шотой. Как он ведёт себя с этими двумя? Насколько они близкие друзья? — А чего Твайса не позвали? — спрашивает Аизава. — Позвали, но он познакомился с Юкико, — многозначительно тянет Дайки, и синхронная ухмылка, расползающаяся на лицах его и учителя, говорит Хитоши о том, что Твайс и девушки — это какая-то особая тема для обсуждения, в которую его не посвятили.. — Мы дали ему двадцать минут, — тут же вставляет Курама, и для Хитоши всё становится ясно. Похоже, в отличие от самого Шоты, у его близкого друга с девушками не ладится. — Двадцать?.. — Аизава задумчиво почёсывает бритый подбородок. — Пожалуй, буду хорошим другом и ставлю на двадцать пять. — Все настолько плохо? — осторожно уточняет Хитоши. Все ещё немного непонятно, насколько ему позволено обсуждать с Шотой такие темы. Они останавливаются на небольшой полянке, прилично углубившись в лес по его ощущениям. — С Юкико сложно… — уклончиво отвечает Курама. — Скажем проще, я бы не полез, — поддерживает его Дайки, на что получает недовольное хмыканье Курамы. — Того не стоит, — соглашается Аизава. — Красивая, неглупая, но законченная стерва. — Что, стервы не в твоем вкусе? — усмехается Хитоши, бросая на него игривый взгляд. — Только стервецы, — тонкая улыбка учителя пускает волну жара по его плечам и шее. Хитоши открывает рот от изумления и смущения, тут же давится воздухом, закашливается и окончательно смутившись, отворачивается, чтобы прочистить горло и прийти в себя. Это… Чёрт… Если бы это не был учитель… Это было бы очень похоже на флирт… Fuck, Toshi, keep it together! Всё друзья с их подколками сегодня утром. Он отвлекается на рассматривание импровизированных мишеней. Стеклянные бутылки, набитые песком, стоят на низком потрёпанном столике, неподалеку стоит ящик с такими же. Под столиком расстелена широкая скатерть — Хитоши требуется несколько секунд, чтобы понять, что это для осколков. Экологично. Всё, конечно, так не соберешь, только особо крупные, но и этого будет достаточно. Конечно, в Америке таким никто бы не занимался. Дайки снимает рюкзак с плеч и достаёт пистолет. Матово-чёрный, короткоствольный, совсем игрушечный на вид. Конечно, же это не боевое оружие. Может, что-то спортивное или для самозащиты. Пистолет передаётся учителю. От Хитоши не укрывается оценивающий взгляд, которым до этого Дайки одарил Кураму. Словно бы он не особенно-то доверяет ему пистолет. Кто знает, может, ему под травкой вообще не стоит такие вещи держать. — У меня два магазина, в каждом по двенадцать пуль. Думаю, нам хватит, — говорит он, роясь в рюкзаке в поисках тех самых магазинов. Учитель рассматривает пистолет, осторожно вертя его в руке, словно боясь ненароком нажать что-нибудь не то. Шинсо улыбается. — Сэн… — Хитоши спотыкается на полуслове, — Аизава, ты когда-нибудь вообще стрелял? — Увы. Но удача новичка, нет? Хитоши разводит руками. Иногда, действительно, везёт. Дайки, наконец, находит магазины, заряжает пистолет, проверяет его и начинает объяснять учителю основы стрельбы, но его прерывает тяжёлое гитарное соло из кармана. — Чёрт, нужно ответить, — он вкладывает пистолет в руки Аизаве. — Твой новый подопечный поможет, не так ли? — Дайки подмигивает Хитоши и, захватив с собой Кураму уходит с поляны. Учитель оборачивается к нему. — Ну что, ваше высочество? — он подмигивает, протягивая Хитоши оружие. — Не сочтите за труд. Шинсо хмыкает. Он перехватывает пистолет и рассматривает его. Совсем лёгкий, меньше килограмма, полуавтоматический, впрочем, Дайки и так уже успел всё это рассказать. На боку красуется надпись Walther PPQ — незнакомая марка, однако, базовый принцип работы всё равно одинаковый. Хитоши встаёт в привычную стойку и делает глубокий вдох. Это как ездить на велосипеде — такое не забывается. Вытягивает вперёд руки с оружием, опускает плечи и прицеливается чуть выше горлышка первой бутылки. Щелчок. Пистолет мягко толкается в руку. Эхо от выстрела и звона стекла теряется в кронах деревьев. — Ну что, — усмехается Шинсо, поворачиваясь к учителю, — всё ещё хочешь продолжить наш спор? — То, что ты попал с первого раза, ничего не меняет, — пожимает плечами Аизава, — но сейчас моя очередь. — Да-да, в общем, смотри. Он встаёт рядом с учителем и объясняет, как правильно держать пистолет, чтобы при выстреле не сбить прицел. Закончив, он вкладывает оружие в руки учителю и показывает нужную позу, вытягивая руки вперёд. — Так у тебя больше устойчивости, — объясняет он. — Чуть согни колени и расставь ноги пошире. Аизава смотрит на него и переступает с ноги на ногу в попытке принять нужное положение. — Нет, не совсем… Он подходит сзади и аккуратно подталкивает ноги Аизавы стопой. — Да, вот так. И расслабь плечи, — Хитоши укладывает ладони на чужие плечи, касаясь оголённой кожи, и слегка надавливает, заставляя опустить их вниз. — Только голову низко не опускай. Увлёкшись, он выравнивает его руки, почти уткнувшись носом ему в плечо, и щурится, прицеливаясь за него. Кожа учителя тёплая от солнца, а от волос пахнет костром. Где он успел у костра поторчать? — Ага, а теперь целься чуть выше мишени. Его грудь прижимается к спине учителя. Он чувствует чужое дыхание, и машинально подстраивается под него. Их сердца бьются в унисон. Это неповторимое ощущение единения с другим человеком, когда сердцебиение и дыхание кажутся одним на двоих. Когда твои руки — продолжение его… Он никогда не испытывал ничего подобного… — Стреляй на выдохе, — сипло шепчет Хитоши, и делает шаг назад. Выстрел. — И… я промазал, — разочарованно тянет Аизава, опуская пистолет. Тонкая веточка дерева позади мишеней падает на землю. — А… — Хитоши залипает, всё ещё переполненный чувствами. — Чёрт… рука дрогнула? — У меня нет такой проблемы, — Аизава переводит на него насмешливый взгляд. — Это ты меня так настраивал, господин кукловод. — Ну я говорил, что мне нужна практика, — смущённо мямлит Хитоши, зарываясь рукой в волосы. — Давай ещё раз! Он снова подходит к Аизаве и снова прижимается к нему, надеясь поймать этот волшебный момент единения. Но вместо этого по коже проходит стайка крупных мурашек, и это, похоже, чувствует учитель, потому что он уточняет, не холодно ли Хитоши. Ему не холодно. Он в огне. Второй выстрел тоже уходит мимо. Хитоши разочарованно вздыхает. — Блин, я вижу, что ты делаешь что-то не так, но не могу объяснить что, — он хмурится, окидывая Аизаву взглядом с ног до головы. — Не думал, что учить кого-то так сложно! — Зато теперь ты знаешь, через что мне приходиться проходить каждый день, — фыркает сэнсэй. — Давай возьмём перерыв. Покажи, как ты стреляешь, может, так я пойму? Он послушно принимает пистолет и, наконец, решается задать самый главный вопрос. — Слушай, а почему ты вообще решил стать учителем? Тело Хитоши двигается на автомате. Выстрел. Осколки бутылки летят на землю — Ну… Если выбирать между педагогикой и копанием в камнях по колено в ледяной воде, выбор очевиден. — Похоже, ты очень сильно хотел убраться из своего городка, — хмыкает Шинсо, делая глубокий вдох и сосредотачиваясь на последней бутылке. Выстрел. — Ага! — радостно выкрикивает он. — А ты говорил! — Да уж, — скрещивает руки на груди учитель. — Когда дело доходит до споров, тебе палец в рот не клади. Может, стоит тебя так на домашку мотивировать? Хитоши собирается было возразить, что на домашку от Аизавы он и так мотивирован (желанием в целом не вылететь из класса), но возвращаются Дайки с Курамой, и он прикусывает язык. — Ну что, как тебе, Шота? — Дайки разглядывает уничтоженные мишени. — Попал? — Пока нет, но Тоши выбил три. Сейчас ещё попробую. — Э, нет, теперь моя очередь. Дайки забирает пистолет, стреляет, и тоже попадает в мишень. — Неплохо, а? — довольно скалится он, оборачиваясь к Кураме. — Дай-чан ты самый лучший! — радостно восклицает Курама, смотря на него щенячьими глазами. — Теперь я! Теперь я! — Ну уж нет, — Дайки передаёт пистолет Аизаве. — Ты будешь в самом конце и под моим тщательным надзором! Аизава делает ещё несколько выстрелов, пока, наконец, не попадает. Дайки решает, что на этом можно заканчивать, и заявляет, что теперь очередь Курамы. — Окей, а мы, пожалуй, пойдём найдём Твайса. Надо же узнать, чем всё закончилось, — Аизава кладёт руку Хитоши на плечо и чуть сжимает, намекая, что им пора бы удалиться. — Дайки рассказал, как вы познакомились, — начинает Хитоши, убирая руки за голову, когда они возвращаются на поляну к дому. — Как ты подобрал его с улицы и помог… — М? — Аизава, успевший надеть очки, чуть склоняет голову на бок. — So, I’m not the first lost soul on your list? — Хитоши широко скалится, словно бы ему совсем не стыдно до сих пор при одном только воспоминании об этом. — What can I say, — усмехается Аизава. — I have a soft spot for strays, I guess. Он задумывается на мгновение, а потом добавляет: — Well, maybe it's also a part of my teacher's nature. — Так значит, ты всё-таки в это втянулся? — пускай Аизава и сказал ему, что отучился он только потому, что хотелось свалить, Хитоши чувствует, что это ещё не вся правда. — Что-то вроде того. Я не особо блистал школьными достижениями, когда поступал. Из вариантов был только английский, который я выучил, потому что мы часто принимали иностранных гостей на ферме. Специальность на стипендиатской основе, да ещё и связанная с английским была только на преподавателя английского языка, так что… — он разводит руками. — Откровенно говоря, я думал, что в итоге устроюсь на работу и свалю уже после первого курса. Но как-то… Сначала в общаге было слишком весело, потом появилась возможность поехать за границу на стажировку, а потом… Он поджимает губы. — Потом мне напомнили, почему я так хотел уехать из своего захолустья, — добавляет он чуть тише. Морщинка пролегает между его бровей, а уголки губ опускаются. — Что-то… плохое случилось? — вкрадчиво уточняет Хитоши. Они уже вышли на поляну рядом с домом. Людей вокруг стало уже значительно меньше — может, ушли тусоваться в дом, а может, разъехались по своим домам. Аизава медлит с ответом, рассеянно осматриваясь по сторонам будто в поисках кого-то. — Можешь не рассказывать если… — Мой друг умер от передоза, — сухо выплёвывает он, впрочем, в голосе слышна хорошо различимая горечь. — Он тоже планировал поступать в Токио, но родители заставили остаться, перенять семейное дело. Он продержался три года. Успел обзавестись своей семьёй. Но не выдержал. — Сэнсэй… — выдыхает Хитоши. — Мне… — Это выбор, — перебивает его Шота, не дав закончить.. — Каждый решает для себя, с чем, как он думает, может смириться. Отрицание родителей, как было у меня. Отказ от собственных желаний, как было у него. Вот только… Для него этот выбор в итоге стал роковым. Он подсел, потерял себя, и… Аизава вздыхает, снимает очки и пристально смотрит на Хитоши. В его глазах нет боли или печали, только решительность. — Подумай об этом, когда будешь делать свой выбор, пацан. Тебе с этим решением жить дальше. Не твоим родителям, не твоим друзьям или учителям. Ты должен понимать, что сможешь просыпаться каждое утро, не жалея о своем выборе. Хитоши закусывает губу, кивая. Аизава однако не ждёт от него ответа, снова возобновляя свой путь к дому. — Если бы у Мицуки был кто-то, кто мог бы ему это сказать, может, он бы решился поехать со мной в Токио, а не прогнулся бы под отца. Поэтому я решил, что у других должен быть такой шанс. — И поэтому доучился?.. — уточняет Хитоши, пораженный таким откровением и такой глубинной мотивацией сэнсэя. Уж чего он точно никогда бы не предположил, так это что пробухивающий свои выходные байкер работает в школе не потому что другого выбора не было, а для того, чтобы этот выбор был у других. — Ну… выходит так, — легко улыбается ему Айзава. — Ты это, — он кладёт руку ему на плечо. — Сильно не грузись. Что было, то было. Да и домой скоро ехать. Я пойду Твайса найду, ты со мной или ещё пошарахаешься? — Эм… я пройдусь, — Хитоши убирает упавшие на глаза волосы. — Может, Грома найду, — язык едва ворочается. Почему-то. Сэнсэй кивает и ускоряет шаг, оставляя его одного. «Выбор», — думает Хитоши. Аизава всегда даёт ему выбор. Даже в таких мелочах. Даже когда читает лекцию об опасности упарываться наркотиками на тусовках, даже когда Хитоши дерзит ему и откровенно дразнит. Выбор. И Дайки он помог, когда тот оказался в трудной ситуации, и этому вот Сакураю, или как его там, который притащил наркотики на тусовку. И кто знает, кому ещё… Учитель живёт, чтобы помогать другим делать выбор. Он никогда не задумывался об этом. О смысле жизни. А в чём смысл его жизни? Явно же не в том, чтобы руководить компанией отца…. Неподалеку раздается радостный лай. Хитоши сворачивает в нужную сторону. Пожалуй, подобные мысли стоит отложить до косяка. Он успевает запыхаться, играя с Громом, поболтать с Калистой и узнать, что она одна из тех, кому учитель помог сделать жизненно важный выбор; познакомиться и переобниматься с десятком других отдыхающих, пресытиться тактильными ощущениями и надышаться свежим воздухом до головокружения. Он провожает солнце у озера вместе с Джуном, Дайки и Курамой, доедая последнюю порцию барбекю, когда Аизава, наконец, приходит за ним, уже успевший натянуть рубашку и закинуть рюкзак на плечо. И Хитоши испытывает почти ребяческое желание выпятить нижнюю губу и попросить «ещё полчасика, а?» — но конечно же, не делает этого. Прощание выходит долгим и таким же волнительным, как и знакомство. Курама уговаривает его обменяться телефонами, Калиста приглашает зайти к себе в салон, если понадобится подкрасить корни, Джун толкает речь, смысл которой Хитоши не улавливает, потому что японский смешивается с английским и корейским, а по отрешённому взгляду понятно, что волшебная трава унесла его куда-то на другой конец вселенной. Даже Твайс вылезает в обнимку с какой-то девушкой и горячо пожимает ему руку. Ночная поездка на байке оказывается не менее увлекательной, чем дневная. Хитоши рассматривает тёмные деревья и звёзды, которые здесь очень хорошо видны, вдалеке от городских огней. Всю поездку он беззастенчиво жмется к учителю, испытывая какое-то новое, трудно описываемое удовольствие. За этот день сэнсэй… Шота открылся для него с новой стороны. Уже не просто какой-то крутой мужик на байке, от которого можно получить пиздюлей, а человек со сложным прошлым, который решил во что бы то ни стало идти по выбранному пути. Он стал… Inspiring… как настоящий наставник… Но без пафоса, потому что, с другой стороны, он всё тот же бомжара с травой в волосах, стреляющий у него сигареты. Так как Хитоши выиграл их маленький спор, учитель всё-таки довозит его до самых ворот особняка, петляя по запутанным улочкам богатого района. Встав прямо под фонарём, сэнсэй ждёт, пока Хитоши слезет, поднимает забрало и оглядывает особняк с тёмными окнами. — Воу… Вот это замок. Неплохо ты тут устроился. Дома, я так понимаю, никого? — Ну отец так и не вернулся из Америки, а мама, видимо, ещё со своими подружками, или где там она сейчас, — мычит Хитоши сквозь свой шлем. — Бля, чёртова застежка! Учитель усмехается и тянется помочь. Грубые пальцы проходятся по горячей коже его горла, посылая сонм ледяных мурашек вниз по позвоночнику. Хитоши ненароком задерживает дыхание, регистрируя каждое микроприкосновение. Он сам не знает, почему, но внезапно хочется схватить учителя за запястье и дёрнуть на себя, заключая в крепкие объятия. От этой мысли становится сразу как-то смешно и неловко, поэтому как только застёжка поддаётся, он отбрасывает руку, стягивает с себя шлем, чуть ли не впихивает его Аизаве и неуклюже отшатывается, едва не падая на последок. Учитель одаривает его каким-то сложным взглядом и уточняет: — Всё нормально? — Д-да, — он нервно потирает шею, озираясь по сторонам. — Просто… Ноги затекли! И тут же принимается показательно встряхивать ногами по очереди. — Не понимаю, как ты не устаёшь каждый раз на этом кататься! Ужасно неудобно. — Ну извините, Ваше Высочество, — Аизава насмешливо щурится, разводя руками. — В следующий раз подам вам карету вместе с конём. Хитоши недовольно поджимает губы. Потом осознает, что ведёт себя, как идиот, и переводит тему. — У тебя классные друзья. Особенно Гром. — Не жалеешь, что провел свой день в далекой глуши? Хитоши елозит кроссовком по бетонной плите тротуара. Внезапно, ему чертовски интересны все мелкие трещинки на ней. — I think, — он, наконец, решается поднять на него глаза. Взгляд Аизавы пристальный, словно бы он ждёт как минимум ответа на экзамене. — I think it’s in top five so far. Учитель кивает и зарывается рукой в волосы Хитоши, растармашивая их после шлема. — Happy birthday, kid, I’m glad you enjoyed it, — говорит он своим низким, окутывающим голосом и хлопает Хитоши по плечу. И Хитоши вдруг ловит сраных бабочек в животе. Ему хватает выдержки спокойно попрощаться, дойти до дома (даже не бегом), открыть дверь, включить свет, снять обувь, и только потом осесть на пол, прижимаясь спиной к стене. — Бляяя, — выдыхает Хитоши, пряча пылающее лицо в потные ладони. — Бляяяяя, только не это, — шепчет он, вслушиваясь в бешено колотящееся сердце. Он же не мог… Он бы никогда… Но симптомы слишком знакомые. И нервозность весь день, и странное желание близости, и замирающее невпопад сердце, и ёбаные, блять, бабочки… С ним случалось это уже не раз, он знает, как это начинается. Как ударяет осознание — короткой молнией в затылок. Он влюбился. В Аизаву.