Shinya Kiyozuka — Haruyo, Koi
Сяо Янь, повертев в руках куклу, глубоко вздохнула и аккуратно отложила игрушку в сторону. Выпятив нижнюю губу, девочка посмотрела на отца, склонившегося над огромными листами с рисунками. Папа говорил, что эти рисунки нарисовали дети на его работе. Сяо Янь считала их скучными. Почему эти дети никогда не рисовали своих маму и папу? Вместо этого они рисовали скучные кувшины и еду, а еще каких-то неинтересных дядей и тетей с важным видом и в странных, скучных костюмах — папа говорил, что это какие-то писатели, художники, короли, принцы и принцессы. Иногда Сяо Янь думала, что папа чего-то не понимает: разве принцы и принцессы могут быть такими, какими их рисуют дети на папиной работе? Почему они совсем не похожи на тех принцев и принцесс, про которых папа читает Сяо Янь книжки? Почему они совсем не такие, как в мультиках? Дети даже не нарисовали папе Анну и Эльзу или Спящую красавицу! Когда она попыталась объяснить это папе, тот только рассмеялся, погладил Сяо Янь по голове и сказал: — Ты права, это скучно. Взрослые — очень скучные люди. Они забыли про интересные вещи, когда выросли. Поэтому, когда дети подрастают и идут в университет, они иногда занимаются скучными вещами, которые их просят делать взрослые. — Это плохо! — Нахмурилась Сяо Янь. — Нет, милая. Не нужно считать, что это плохо. Просто… так устроен мир. Не всегда получается делать только то, что ты хочешь. — Но потом дети вырастут и сами будут такими же скучными, как взрослые, которые их учили! — Бывает и так. — Согласился Сяо Чжань. — Но, ты знаешь, есть способ этого избежать! — Какой? — Девочка удивленно округлила глаза. Сяо Чжань подхватил дочку и пересадил ее к себе на колени. Покачал ее на руках, задумчиво уставившись перед собой, а потом произнес: — Когда вырастешь, никогда не забывай, что когда-то ты была маленькой девочкой. Вот такой крошкой, которую папа сейчас может взять на руки и посадить к себе на колени. Не забывай, как весело играть в куклы и как интересно листать книжку с цветными картинками. Помни, как смеешься, когда играешь с Сан Яном в садике, или когда дядя Хайкуань разрешает тебе «полетать» на самолетике. Помни, как весело кататься на качелях в нашем парке и играть с папой и тетей Лу в прятки. И не стесняйся рисовать то, что тебе по душе. Любыми цветами, какие тебе только понравятся! Даже если захочешь, чтобы слон был розовым, а кот — зеленым. И совсем неважно, хорошо ты рисуешь или плохо. Главное, чтобы тебе нравилось. И не слушай, когда взрослые говорят, что не бывает розовых слонов и зеленых котов. Они просто завидуют, потому что разучились видеть чудеса и придумывать что-то волшебное. — А если я все равно забуду? — Сяо Янь сникла, расстроившись, когда подумала о том, что действительно может вырасти и забыть, как иногда забывают скучные взрослые. — М-м-м, тогда папа напомнит тебе. — Улыбнулся Сяо Чжань. — Для папы ты всегда будешь маленькой девочкой. Папа всегда будет помнить, даже если Сяо Янь вырастет и забудет. — Правда-правда? — Правда-правда. — Ответил Сяо Чжань и принялся щекотать дочку. Сяо Янь заливисто смеялась, уворачивалась и наконец-то сползла с папиных коленей на пол, после чего, успокоившись, уложила голову на протянутые руки отца. — Но папа совсем не взрослый. — Почему ты так думаешь? — Папа нескучный! И всегда все помнит, и умеет рисовать розовых слонов! А еще желтых пингвинов и зеленых котов! Сяо Чжань рассмеялся. — Это потому что у меня есть такая маленькая девочка, как ты. Сяо Янь напоминает мне, что в мире есть много интересных вещей и не все должно быть скучным. А еще вовсе не плохо иногда побыть маленьким-маленьким ребенком, верно? Если бы папа всегда вел себя как взрослый, Сяо Янь не была бы счастлива дома, живя со скучным папой… Сяо Янь довольно улыбнулась, вздернув кверху носик, и хихикнула. Сяо Чжань видел, как загорелись ее глаза, после чего дочка выпалила: — А Ибо? Ибо ведь еще не взрослый? Ибо тоже совсем не скучный! Он тоже умеет рисовать зеленых котов? — Сяо Янь захлопала ресницами, внимательно разглядывая папу. Сяо Чжань живо представил, как на занятии просит Ван Ибо нарисовать зеленого кота, и прыснул со смеху. — Наверное, умеет. Я никогда не спрашивал. — А принцесс? Не таких скучных, как эти! — Она ткнула пальчиком в разложенные на столе работы студентов Сяо Чжаня. — Ибо нарисует мне Аврору? А Белоснежку? А Рапунцель? Моану?! — …Может быть, я нарисую? — Сяо Чжань, на мгновение оцепенев от напора малышки, вопросительно приподнял бровь. — Я хочу, чтобы Ибо нарисовал. — Пробурчала девочка, отстранившись от него. — Ибо может прийти к нам в гости? Я хочу, чтобы Ибо поиграл со мной. Я покажу ему дракона! И дам поиграть с Сусу. А потом он нарисует мне Рапунцель! Можно-можно-можно?.. Сяо Чжань вздохнул. Ну, вот и что ему теперь делать? Сяо Янь смотрела на него просящими глазами, состроив милое личико: надула щеки и выпятила нижнюю губу. Он прекрасно знал, что за этим последует: Сяо Янь не отстанет, пока папа не сдастся. Что он там говорил Ибо? У Янь-Янь не получается подлизываться, если Сяо Чжань не хочет выполнять ее «хочу»? Он слабый, слабый человек! Всегда проигрывает собственной дочке. Но что поделать? Она у него единственная, его сокровище. И какой отец не любит баловать дочку? Наверное, было бы проще, родись у него сын: мальчика воспитывают как будущего мужчину. Что до девочек, все они папины принцессы, чьи желания — закон… Хотя Сяо Чжань совсем не был уверен в том, что, будь у него сын, он ни за что не стал бы баловать его так, как балует Сяо Янь. Да, к сожалению, он хорошо знал об этой своей слабости перед детскими «хотелками», и совсем неважно: мальчик или девочка.***
Ибо с шипением провел по нижней губе пальцем, стирая кровь. Вот подонки! Четверо на одного — разве честно? Хотя, о чем он говорит… О какой, к чертям, честности может идти речь поздно вечером в переулке?! Парень цыкнул и пнул валяющуюся рядом пустую жестяную банку. Ногу неприятно потянуло, и он поморщился. Со стоном перевернулся, упрямо сжимая зубы от боли в ребрах, и еле-еле поднялся, цепляясь за стену. Кажется, завтра Да Тин его добьет. И за драку, и за пропущенную тренировку. Схватив рюкзак, Ван Ибо поплелся прочь из переулка, в котором оказался случайно, и на свою голову решил поставить на место четверых придурков, забавлявшихся швырянием банок из-под пива в несчастного тощего кота, что еле перебирал лапами, обессилев. Кота он, конечно, спас, и тот благополучно убрался подальше от шумной компании, но четверо хулиганов, лишившись игрушки, решили пошвырять Ван Ибо. Не то чтобы Ван Ибо не умел драться: лет в пятнадцать сам был тем еще мелким бандитом, на пару с закадычными друзьями распугивающим всю параллель в школе. Но однажды сам оказался на месте тех, кого бил и над кем издевался, и чувство беспомощности, мягко говоря, не понравилось. Хотя, наверное, не так: ударом стало не то, что над ним изрядно поиздевались. В конце концов, что он, ни разу не попадался под горячую руку рассерженной матери или пьяного отца? Били его, еще и как!.. Просто в тот момент, когда он понял, каково было всем его одноклассникам, он стал мишенью для собственных «друзей». В частности, для него. Ван Ибо глухо зарычал. Ну почему он снова вспоминает?! Выбрось, выбрось его из головы! Это ошибка! Больше никогда!!! — Ибо?! — Парень вздрогнул и резко обернулся. — Что случилось?! Наверное, его крепко приложили головой, если он видит встревоженное лицо Сяо Чжаня. На всякий случай Ван Ибо коснулся затылка. Посмотрел на собственную руку и, не обнаружив крови, проморгался. Но Сяо Чжань никуда не исчез. Мало того, Сяо Янь, держащая папу за руку, взглянув в глаза Ван Ибо, резко изменилась в лице. Ее личико сморщилось, и девочка начала плакать. Ван Ибо опешил. Крупные горькие слезы катились по щекам девочки, а ее плач, кажется, оглушил всю округу. — П-па-апа-а, почему у Ибо идет кро-о-овь?! — Сквозь всхлипы разобрал он невнятные слова. — Ибо бо-о-о-ольно-о! Сяо Чжань, также не ожидавший внезапной истерики, сглотнул. Разжал руку, в которой держал ладошку дочери, погладил Сяо Янь по голове и перевел рассеянный взгляд на Ибо. — Что случилось? Кто тебя так? — Пробормотал мужчина, нахмурившись. — Да так… — Выдавил из себя Ибо и судорожно зашарил рукой в кармане худи. — На хулиганов нарвался. Выудив из кармана маску, парень быстро нацепил ее на лицо, чтобы не пугать Сяо Янь синяками и размазанными по лицу пятнами крови. Девочка продолжала реветь и всхлипывать, и из-за накрывшей ее истерики слов было совсем не разобрать. Сяо Чжань подхватил дочку на руки и попытался разжать детские кулачки, которыми Сяо Янь терла заплаканное лицо. — Ну же, Янь-Янь, прекращай. Тш-ш-ш, моя девочка, успокаивайся. Чего же ты так расплакалась? Больно-то не тебе, а Ибо… А он, смотри-ка, совсем не плачет! На этих словах Сяо Янь разревелась еще больше, и Сяо Чжань прикусил язык. — Все-все! Уже не больно! — Поспешно воскликнул он, глазами умоляя Ибо что-нибудь сказать. — С Ибо уже все хорошо. Правда? — К-конечно! — Ван Ибо осмелился подойти ближе, но маску нервным движением руки натянул до самых глаз. — Эй, цветочек, все в порядке! Вот тебя увидел, и уже ничего не болит! Сяо Янь, прятавшаяся на плече отца, продолжая всхлипывать, повернулась в сторону голоса Ибо. Отняла от заплаканных глаз ручки и недоверчиво посмотрела на парня. Она все еще хныкала, и личико ее было красным, а реснички слиплись от горьких слез. От этого зрелища сердце Ибо разрывалось на части. Он, казалось, впервые чувствовал подобное. А еще думал, что он самый ужасный человек на свете. Потому что только самый ужасный человек на свете может заставить эту малышку плакать. — П-прав-вда? — Заикаясь, пробормотала девочка. — Н-не б-больно? — Ни капли! — Вытянув руку, Ибо легонько щелкнул Сяо Янь по носу. — Ну, и чего разнылась? Смотри, лицо какое красное! Разве принцессы с красными носами бывают? Сяо Янь внезапно зарделась еще больше и спрятала личико на плече у посмеивающегося Сяо Чжаня. Всхлипы постепенно стихали, к облегчению обоих взрослых. — Ну что, принцесса? — Вздохнул Сяо Чжань немного погодя. — Пойдем принца лечить? Мужчина тихо рассмеялся, заметив широко распахнутые глаза Ибо — единственное, что осталось не скрытым маской, — и почувствовав слабый кивок дочери. — Давай, горе-принц, шагай. — Куда?.. — Вон прямо. — Сяо Чжань кивнул на аллею через пешеходный переход, у которого они и остановились, и свободной рукой подтолкнул Ибо вперед. — Пройдем здесь сразу к нашему дому. М-да… А Янь-Янь совсем недавно мне все уши прожужжала, что хочет пригласить тебя к нам в гости. Вот и пригласили… — Н-но я… — Никаких «но»! Я никуда не отпущу тебя на ночь глядя в таком виде! — Не терпящим возражения тоном произнес Сяо Чжань. — Вряд ли у тебя в комнате есть аптечка, так что придется потерпеть общество занудного преподавателя ради своей красивой мордашки. Не бойся, не съем. Потом отправлю обратно на такси. — Вообще-то есть у меня аптечка… — Одними губами произнес сам себе Ван Ибо, думая, как же хорошо, что носит в кармане маску. Щеки почему-то неистово горели. — … Проходи, чего застыл? — Сяо Чжань кое-как скинул обувь и ссадил дочку с рук на пуфик. Сяо Янь, наплакавшись, клевала носом, и ее папа, хмыкнув, покачал головой и начал снимать с девочки сапожки. Ван Ибо отлип от разглядывания умилительной картины и осмотрелся. Просторная прихожая в стиле лофт — Ван Ибо не сомневался, что все оформлено в соответствии с желаниями Сяо Чжаня: каким-то образом в этом человеке, как и в том, что было создано его руками, удачно сочетались элегантность и неформальность, консерватизм и легкое хулиганство, подкрепляемое непокорностью и желанием свободы. Ван Ибо усмехнулся, разглядывая кирпичную стену с белыми швами, уходящими в такой же белый плинтус. Два небольших светильника с металлическими плафонами подсвечивали внушительных размеров картину в центре, изображавшую силуэт девушки. В углу стояла лаконичная ваза в половину роста Ван Ибо с белыми лилиями внутри. Стена напротив входной двери была выкрашена в темно-серый; три настенных плоских светильника в белых плафонах подсвечивали еще три небольшие картины. На одной из них Ван Ибо с удивлением узнал Сяо Янь, сидящую на кровати и сонно потирающую глазки. Это заставило парня улыбнуться. Ну, конечно! Он в доме художника и дизайнера в одном лице. Конечно, здесь наверняка полно картин, в том числе, изображающих Сяо Янь. Наверное, все эти картины в прихожей принадлежали руке Сяо Чжаня, и от этого осознания по телу Ван Ибо пробежали мурашки. Абсолютно все в этом доме, должно быть, создано рукой великолепного Чжань-гэ. Абсолютно все, к чему прикасался этот человек, в понимании Ван Ибо, становилось шедевром, достойным лучших мировых выставок и музеев. Ван Ибо краем глаза заметил, как Сяо Янь, которую Сяо Чжань оставил сидеть на пуфике, пока развешивал куртки, неуклюже сползла на пол. Девочка потерла глазки и подошла к гостю, не сдвинувшемуся с места от входной двери. Она протянула руку и ухватилась пальчиками за худи Ибо, потянув на себя. — Не уходи. — Тихо сказала Сяо Янь, пряча глаза в пол. — Не бойся. — Сяо Чжань, заметив, что делает дочка, усмехнулся. — Раньше времени точно не сбежит. Веди своего принца в гостиную. — Принц из меня так себе. — Пробурчал Ван Ибо, но на задники кроссовок наступил, вылезая из них, и, оставив обувь в прихожей, поплелся за довольно поскакавшей в заданном направлении Сяо Янь. — Ничего, скажи, Сяо Янь? — Раздался из прихожей веселый голос Сяо Чжаня. — Главное, что нам нравится! Ван Ибо едва не снес тумбочку, на пути которой нечаянно оказался, и резко покачал головой на вопросительный взгляд Сяо Янь, которая обернулась на шум. Да что со мной не так… …Как он и думал: пока шел за девочкой, успел обнаружить еще несколько картин в небольшой галерее, соединявшей прихожую и гостиную. Он останавливался у каждой, разглядывая и гордясь тем, что теперь имеет свой профессиональный взгляд. Хотя единственное, что он мог сказать, взглянув на картины, было: «Потрясающе!», но все же душу грело то, что он разбирается. Гостиная потрясала своими размерами, и Ибо даже хотелось замурчать от удовольствия: все было продумано идеально до самых мелочей. Наверное, так, как когда-то мечтал Сяо Чжань. Свобода и уют, только то, что приятно его глазу. Несмотря на то, что преобладали темные тона, интерьер не казался мрачным за счет большого количества искусственного и природного освещения и некоторых деталей, сразу же бросавшихся в глаза: два больших окна, к вечеру затянутые тяжелыми шторами цвета гейнсборо, подсветка картин и полок, светильники в черных плафонах, прикрученные к открытым потолочным балкам, стилизованным под дерево. Ярким красным пятном в углу выделялся декоративный японский клен и разбросанные то тут, то там разноцветные подушки. Сяо Янь немедленно утонула в куче подушек на мягком ковре, удовлетворенно вздохнув. Глазки-щелочки восторженно поблескивали, когда она следила за тем, как Ибо перемещается по гостиной. — Здесь красиво. — Произнес он, когда Сяо Чжань вошел в гостиную. Мужчина улыбнулся. — Спасибо. Я… давно мечтал о собственном доме и том, как лично оформлю каждую деталь. Такая вот погоня за чувством… — … свободы? Чего-то личного?.. — Верно! — Улыбка Сяо Чжаня стала еще шире, а глаза засияли. — Так и есть. Ван Ибо широко улыбнулся, но Сяо Чжань не мог этого видеть: парень все еще был в маске. Внезапно Сяо Чжань скосил взгляд на его маску и, будто очнувшись, потащил парня куда-то из гостиной, перед этим сказав дочке пойти в детскую комнату переодеться. Как оказалось, тащили Ван Ибо в ванную комнату. Усадив парня на банкетку, Сяо Чжань выудил из шкафчика аптечку и принялся искать все необходимое для обработки ран. Ван Ибо, поколебавшись секунду, стянул с лица маску, немного виновато глядя в спину хлопочущего над обширной аптечкой Сяо Чжаня. — Тебя избили второй раз. — Пробормотал мужчина, вернувшись к банкетке. — Ты разве не можешь за себя постоять? Или специально нарываешься? — Да кому надо, специально-то? — Фыркнул Ван Ибо. Сяо Чжань аккуратно приподнял его лицо за подбородок, подставляя свету, оглядел синяки и царапины, уже подсохшие подтеки крови. — Тогда почему тебя бьют? И почему ты не даешь сдачи? Я знаю, что не должен так говорить, но, Ибо… На тебе скоро живого места не останется! Ван Ибо прикусил щеку изнутри. Когда Сяо Чжань говорил так — обеспокоенно, эмоционально — Ван Ибо очень хотелось верить в то, что все как прежде. Он — тот маленький мальчик с разбитыми коленками. Сяо Чжань — самый лучший гэгэ на свете, почему-то обративший внимание на эти самые разбитые коленки. — Я… кота спасал. — Пробурчал Ибо, старательно отводя взгляд. Было сложно сделать это, учитывая то, что Сяо Чжань держал его за подбородок своими пальцами. — Кота?.. — Удивленно переспросил Сяо Чжань. Ибо раздраженно цыкнул. — Те придурки издевались над ним! — Он повысил голос, переполненный возмущением. — Он не мог сбежать от них, потому что был слишком слаб. Может, они ему еще и переломали чего, я не знаю! В любом случае, я не мог оставить там это несчастное животное, до которого никому нет дела. Сам ведь такой же, как этот кот. Никому не нужный. Брошенный. Даже если сдохнет, кто о нем поплачет?.. Кому будет невыносимо больно от того, что его не станет?.. Слишком неожиданно на глаза выступили слезы. Он попытался остановить их, крепко зажмурившись. Совсем с ума сошел? Сяо Чжань смотрит! На голову опустилась рука и медленно погладила растрепанные жесткие волосы. Ван Ибо потрясенно выдохнул, открыл глаза и уставился на Сяо Чжаня. Хотел было дернуться в сторону, раз его перестали держать: Сяо Чжань был слишком близко. Но вдруг замер, удивившись тому, как бешено колотилось сердце в груди. — Ты молодец. — Произнес Сяо Чжань и улыбнулся. — Почему? — Голос охрип от подступивших слез, и парень недовольно свел брови к переносице, все-таки отворачиваясь. — М? — Сяо Чжань недоуменно захлопал глазами. — Просто молодец. Потому что спас одну маленькую жизнь, если хочешь. Но разве я не могу похвалить тебя просто так? Ван Ибо вдруг стало смешно, и он фыркнул, покачав головой. — Что-то не так? — Нет… Просто… Наверное, ты единственный, кто хвалит меня ни за что. Сяо Чжань наклонил голову набок, разглядывая Ван Ибо. Сплошные синяки и ссадины. Синие волосы, сережки в ушах, тяжелые цепи на кожаном ремне и карманах штанов. Будь Сяо Чжань в его возрасте, обходил бы таких за километр. На всякий случай. Кто бы знал, что Ван Ибо на самом деле такой ранимый? И, наверное, очень добрый, хоть и прячется за колючками. Ну, скажите, многие бы полезли спасать бродячего кота от хулиганов? Самим бы ноги унести. Но вот же полез, еще и вместо кота огреб по самое не хочу. А теперь сидит в его ванной и хлюпает носом. То злится и отворачивается, то посмеивается, но как-то безрадостно. Сяо Чжань покачал головой и со вздохом взъерошил синие волосы. С Ибо бывает сложно, но эмоции его проще простого. Оттого он еще больше напоминает Сяо Чжаню беззащитного ребенка. «Когда-то давно… тот мальчик был таким же… Надо же, столько лет прошло, я даже не помню его лица. Одна-единственная фотография — и ту у меня отобрали», — невесело подумал он, заходя в детскую. Он оставил Ибо на кухне дожидаться их с Сяо Янь, но, стоило ему отворить дверь в комнату дочери, и Сяо Чжань еле сдержался, чтобы не засмеяться: Сяо Янь спала на животе, сбив под себя одеяло и оттопырив попу. Хорошо хоть переоделась. — Гэ… — Ибо заглянул в комнату. — Тш-ш-ш… — Сяо Чжань кивнул на кровать дочки. Ибо проследил взглядом и прыснул со смеху. Сяо Чжань, не издавая шума, подошел к кровати и присел на краешек, тогда как Ибо остался стоять в дверях. Он даже задержал дыхание, когда Сяо Чжань, едва слышно воркуя, медленно перевернул Сяо Янь, устраивая ее в своих объятиях, пока поправлял сбитое одеяло. — Ах ты хитрюга, а кушать? А зубки кто будет чистить, м? — С улыбкой шептал Сяо Чжань, нежно глядя на заворочавшуюся, но не открывшую глаза малышку. Сяо Янь причмокнула во сне, и Сяо Чжань наклонился к ней, оставив поцелуй на лобике дочки. Аккуратно уложив девочку в кроватку и подоткнув одеяло, мужчина выключил свет и вместе с Ван Ибо вышел, прикрыв за собой дверь. — Пойдем, хоть тебя покормлю. — Гэгэ и так слишком много для меня делает. — Ибо неловко затоптался на месте, раздумывая над тем, не пора ли ему и честь знать. — Ты сам назвал меня гэгэ. — Сяо Чжань, наигранно возмущаясь, легко толкнул Ван Ибо в плечо. — Как гэгэ, я теперь обязан позаботиться о своем диди, разве нет? Ван Ибо что-то неопределенно промычал, опустившись на стул, и стал наблюдать за тем, как Сяо Чжань раскладывает на столе столовые приборы и достает из холодильника контейнеры с готовой едой. — А почему вы так поздно возвращались сегодня? И почему ты без машины? — Ах, это… — Сяо Чжань легко и быстро перемещался по кухне от одного шкафчика к другому, все время что-то доставая и расставляя на столе. — Оставил в сервисе, завтра с утра придется ехать забирать. А поздно мы, потому что Янь-Янь ходит в балетную школу. Недавно их учитель заболела, и сейчас мы занимаемся у другой. Занятия передвинули по времени, чтобы не совмещать группы. Поэтому по вторникам мне приходится чуть ли не лететь с работы, чтобы успеть на занятие к пяти, а по четвергам мы возвращаемся около десяти вечера, потому что занятия начинаются в восемь. Не понимаю, кто это придумал?.. Детям по четыре года, максимум шесть. Мы в десять уже спим, в конце-то концов. Я хотел отказаться, но Янь-Янь захныкала. Они там к какому-то представлению сейчас готовятся, поэтому ни в какую не хочет пропускать. — Сяо Янь, значит, будущая прима-балерина. — Ван Ибо улыбнулся. — Время покажет! Они замолчали, и было слышно только, как пароварка оповещает о том, что все готово, вскипает чайник, или как Сяо Чжань что-то быстро нарезает на деревянной доске и перемешивает в глубокой миске. Все это было настолько идиллически и правильно, что внезапно пришедшая в голову Ван Ибо мысль ударила, словно молния. Он почти подскочил на стуле, но, сдержавшись, всего лишь нервно заерзал и уставился на безмятежного Сяо Чжаня, раздумывая, стоит ли ему спрашивать. Любопытство (или тревога?) пересилило. — Гэ… — М? — По-прежнему безмятежно отозвался Сяо Чжань, продолжая свои манипуляции. — А где… — У Ван Ибо даже голос сел — так сильно он занервничал. — А где… мама Сяо Янь? Сяо Чжань, потянувшийся за специями, вдруг замер. Ван Ибо не видел его лица, но почти мгновенно ощутил, что спрашивать не стоило. Он услышал тяжелый вздох мужчины, и в следующее мгновение тот обернулся, прислонился поясницей к кухонной столешнице, на которой только что готовил, и задумчиво уставился в пространство. Ван Ибо вздрогнул, когда пустой, совершенно безэмоциональный взгляд Сяо Чжаня скользнул по нему. — Я… просто… она не вышла вас встретить, когда мы пришли, и я… Прости, если я что-то не то сказал. Мне, наверное, не стоило спрашивать. — Залепетал Ибо, стушевавшись. По коже пробежали мурашки. — Ох… Нет, ничего. — Голос Сяо Чжаня звучал, как и всегда, мягко, поэтому Ван Ибо решил взглянуть на него, проверить, не сердится ли, не обижен ли. Но Сяо Чжань уже развернулся к нему спиной и продолжил раскладывать приготовленное по тарелкам. — М-м-м… Видишь ли… Я в разводе… уже как четыре с половиной года. Мы развелись почти сразу после рождения дочки. — В-вот как… — Выдавил из себя парень. Внутри все перевернулось от слов Сяо Чжаня. Шок, непонимание, сочувствие — все смешалось, и от того, насколько неудобно было держать в себе все и сразу, хотелось взвыть. — Мгм. Так бывает. — Легко отозвался мужчина. — В любом случае, эта женщина… Я больше никогда не позволю ей приблизиться к Сяо Янь. Больше Сяо Чжань не сказал ни слова, а Ван Ибо не стал допытываться. Это уже было чересчур. Он не имел права спрашивать. Мало приятного в том, что кто-то лезет в душу против воли. Но слова Сяо Чжаня будто отпечатались у него в сознании. Вряд ли такой человек, как он, сказал бы подобное просто так. Пусть даже о бывшей… жене. И это не давало покоя. Ван Ибо смотрел, как Сяо Чжань с улыбкой разливает по чашкам свой любимый зеленый чай, что-то увлеченно рассказывая о его полезных свойствах. Его улыбка по-прежнему сияла ярче, чем любая звезда в ночном небе. Она была все такой же теплой, нежной, немного детской. И оттого искренней. У Сяо Чжаня всегда была поразительная способность согревать одной своей улыбкой. Можно сколько угодно думать о собственных проблемах и том, что из них не найдется выхода; тонуть в бессилии и медленно умирать внутри. В конце концов, придешь к тому, что все бесполезно, и нет смысла пытаться что-то делать. Всегда есть простой и быстрый способ все закончить, верно?.. Когда-то Ван Ибо и сам так думал. Только потом Сяо Чжань находил его. Его, мелкого, озлобленного на весь мир, прячущегося в каком-нибудь грязном закоулке среди старых домов, готовящих под снос. Находил, вытаскивал, перетерпев брыкания и вопли, и улыбался. Ярко, будто солнце вышло из-за туч после продолжительного дождя. И Ван Ибо понимал, что хочет жить. Неважно как жить. Пусть с морем проблем в своем совсем юном возрасте! Но он хочет жить, чтобы Сяо Чжань продолжал ему улыбаться. Хочет жить, чтобы видеть, как расцветает на его губах прекрасная, согревающая весь мир улыбка. Не раз спасавшая его. Не раз показывавшая, что есть еще в этом мире что-то хорошее. Вот такой она была, эта улыбка Сяо Чжаня. И даже беспощадное время ничего не смогло с ней сотворить. Она все еще была спасением для Ван Ибо. Вот только теперь, повзрослев, Ван Ибо впервые осознал, что он самый настоящий эгоист, который никогда не пытался узнать, через что Сяо Чжаню приходится проходить, чтобы дарить ему и всем остальным свою прекрасную улыбку.