Малыш, который меня погубил

Его звали – Герман Матвеев. Иногда, ребята в универе называли Матвей. И он не был геем, но было в нем что-то такое, что неизменно выдавало в нем данную склонность. Невысокий, худенький, хрупкий паренек, которого, казалось, обнимешь, и он сломается, словно стебелек колокольчика. Его нежность бросалась в глаза, она была в каждом плавном, танцующем движении его тела. А еще, я никогда не слышал от него грубого слова. Тактичность и вежливость выделяла его из общей толпы. Он был всегда в окружении девушек, которые любили его, но как я подозреваю, по-дружески, за теплоту души и несвойственную современным парням деликатность. Я даже как-то видел, как девчонки заплетали ему тонкие косы, что забавно смотрелись в шевелюре его длинных, красивых волос. Мне не раз доводилось слышать, как здорово он играет на гитаре, ловя тонкими пальцами аккорды. И голос чистый, звонкий, заставлял замереть и прислушаться каждого. Я знал, что когда-то у него была девушка, на мой взгляд, совершенно не подходящая его натуре. Ни те нежности, ни хрупкости… одна из толпы, таких туча… А он такой, один. Для меня один, ибо я только его видел. Но это было давно. Когда-то мы учились в одном университете и часто виделись, хоть и не общались близко. Тогда, я еще не был до конца уверен в своей гомосексуальной ориентации и отчаянно боролся с нею, пытаясь завлечь в свои силки как можно больше цыпочек, что не несло удовлетворения им и успокоения мне. Теперь же, спустя шесть лет с выпуска из универа, я более не экспериментировал. Я – гей и мне пофиг, что скажут другие. Я принял себя. Сплю с парнями, не имея постоянного партнера, посещаю злачные места и в гробу я видал всех критиков, осуждающих мою ориентацию. Живу как хочу. Работаю, ни от кого не завишу и даже не пытаюсь найти любовь, ища лишь удовольствия. Зовут меня Усенко Кирилл, я высокий, крепкий, не лишенный шарма молодой человек, которого любят девки. И я их люблю… особенно разочаровывать, произнеся это ненавистное для многих слово «гей». Конечно, иногда, я мог побаловаться и с противоположным полом, при этом оставаясь верным своим убеждениям. Я не видел Германа с выпуска. По правде говоря, уже почти и не вспоминал, хотя когда-то мне стоило усилий сдержать себя и не выдать при нем свои наклонности. Наверное, потому я и не рвался познакомиться с ним поближе. Эта моя юношеская симпатия была закрытой страницей. Казалось, что закрытой, пока… Однажды нам на утренней оперативке не представили молодого дизайнера, проходившего стажировку во Франции, уже имеющего послужной список и хвалебные отзывы. Это был он. - Герман Олегович, прошу любить и жаловать, - призвал директор, похлопывая по плечу вновь прибывшего и я обомлел. Тот с доброй улыбкой покивал присутствующим и на отвыкшем говорить по-русски языке, заверил в своих намерениях стать нашим другом и соратником в общем деле. Он узнал меня сразу, это я понял, когда тот, улыбнувшись, кивнул мне отдельно. Я был рад его видеть, даже очень и весь следующий час, пока наш дорогой директор – Сергей Викторович вводил в курс новичка, я копался в соцсетях с целью – нарыть о нем информацию. Из чего понял, что парень успел немалого добиться, изъездил пол Европы, женат, по вей видимости, не был. Я видел его фото с мужчинами и женщинами, в дружеских объятьях и никого из тех, кого заподозрил бы в большем. За эти шесть лет он почти не изменился, разве что волосы стали короче, хотя, все равно, доходили до плеч. Я надеялся, что французы внести коррективы в его воспитание, объяснив, что можно все. Уже забытая симпатия к этому очаровательному пареньку, воскресла вмиг и я загорелся желанием сблизиться с ним. Я, конечно, не собирался нападать на него с ходу, нужно было прощупать почву, навести справки, узнать наверняка, но уже сейчас, в глубине души, я знал, что если Матвеев окажется натуралом, это меня не остановит и я попытаюсь совратить его в любом случае. Эта его внешняя ранимость подсказывала мне, что резко с таким нельзя и я был готов запасаться терпением. - Теперь-то я тебя у судьбы отвоюю, и не надейся соскочить, - грозно высказал я его фотографии на экране ПК и в предвкушении закусил губу, - трындец тебе, парень. Он зашел ко мне сам, уселся в кресло напротив и улыбнувшись своей невероятно обаятельной улыбкой (где он так научился?), спросил как дела и давно ли я тут работаю. Мы немного поболтали, по большей части о работе, а потом секретарша свалила на меня пакет документов, убить бы ее, и Герман оставил меня. Этим же днем мы встретились в курилке. Его курение стало для меня открытием. Я, конечно, заметил, что в общении он несколько погрубел, при этом оставшись на порядок мягче любого моего знакомого. Он был услужлив с дамами, приветлив с мужчинами, при этом, не отрывая своего внимания от меня. Оказалось, что он вернулся в Россию после смерти матери и завяз в выяснениях отношений с отчимом, который решил, что добрый мальчик все ему подарит. А пока решались проблемы с наследованием, решил попрактиковаться в отечественной компании. Его возможный отъезд меня малость раздосадовал, но понадеялся, что работа увлечет, затянет, ну или всевозрастающая симпатия ко мне победит настрой вернуться к шепелявым французам. Я был не готов жертвовать им его попу. Ну а своей ориентации он не показывал никак. Я, конечно, спросил его, не состоит ли он в каких-либо отношениях, не удержался, он ответил, что не время сейчас. Мы стали общаться часто. В кафе за ленчем. За чашечкой кофе в офисе. Иногда в баре за стаканом виски. Всякий раз по работе. У него, кстати, здорово получалось. Новое видение внесло живость в наш устоявшийся коллективный быт. Он как-то быстро стал моим другом, при этом про его личные предпочтения я по-прежнему не знал ничего. И даже когда через неделю общения я признался, что гей, надеясь увидеть ответ в его глазах, не получил ничего, кроме утвердительного кивка. Он предполагал подобное, когда заметил, с какой нескрываемой ревностью и гневом смотрин на него наш белокурый стажер – Максик, которого я «матросил» какое-то время. И на мой вопрос о том, кто и когда привил в нем несвойственную русским толерантность, просто ответил, что ему всегда было на это наплевать и он уважает людей за их поступки, а не сексуальные предпочтения. Шло время, я ходил вокруг да около и никак не мог добиться элементарного, узнать кто же он сам. Мне вдруг стало страшно идти напролом, как я делал раньше с другими. Безумно не хотелось терять его расположения… терять его. Мне, конечно, стало некомфортно, когда я увидел того, сидящего на столе нашей секретарши – Галочки, увлеченно беседуя с ней. Еще более некомфортно стало, кода я узнал, что у них запланировано свидание. Худенькая и хрупкая, она подходила ему внешне. Она обладала легкостью характера и вполне могла составить партию такому, как Гера, но меня резко не устраивало это. А его резко не устроило, когда, дабы отбить у него желание, я заявил, что она шалава. Этот его взгляд с насмешкой, дал мне понять, что он не верит – раз, и ему наплевать на мнение других – это два. Так за месяц его присутствия на нашем предприятии я успел стать его другом, соратником, но не любовником, ибо он закрутил романчик с Галей (знал бы, уволил ее заранее). А тем временем я привязывался к парню все сильнее. Его не типичная внешность… совсем не мужская хрупкость, томный взгляд, добрая улыбка… Боже, меня манило в нем все. И в тот день, когда, я увидел, как он увозил на такси Галочку, помахав мне на прощание, я забурился в клуб, который не посещал уже месяц. Я блуждал между танцующими под яростную музыку людьми с бутылкой коньяка в руке, наблюдал, как цветные огоньки бегают по их подпрыгивающим в такт звучания телам и мне хотелось одного - разрядки. И «закадрив» юного парнишку с темно-каштановыми волосами, что сзади мне так напомнил причину моей хандры, я жестко взял его в туалете, обреченно рыча, ибо мысль о том, что это лишь тусклая замена оригинала, не отпускала. И уехал домой разбитый и усталый. Так я понял, что влюбился. Впервые в жизни, так ясно это понял. Состояние, надо сказать, отвратительное. Душу словно лопатой выскребли. Этакой гнутой, искореженной, ржавой лопатой. При этом состояние двоякое, когда искренне желаешь счастья ему, при этом себя без него не мысля, продолжая надеяться на что-то. Ну, натурал, допустим, ломать ему жизнь, менять сознание, обрекая на вечное неодобрение общественности, это не любовь, это эгоизм. Оставить как есть - мой долг. Позволить ему беспрепятственно встречаться с Галей, она ведь и впрямь милая девчонка. Спрятать чувства под замок, смирить желание. Жить как жил раньше. Попытаться быть счастливым… если смогу.