Месть по-современному

Сколько лет прошло, а парижане исправно продолжают посещать это великолепное здание, не истратившее своей красоты. Ложи заполнены зрителями, но не в таком количестве, как это было в девятнадцатом столетии. На роскошной парадной лестнице, раздваивающейся ближе ко второму этажу оперы, ведущей к театральному фойе и этажам театрального зала, прижавшись к витым золочёным перилам, стоят и болтают лёгкие, точно сотворённые из воздуха парижанки, чьи изысканные платья на вид достаточно дороги и тяжелы, а их кавалеры, разодетые почти так же, как и двести лет назад, во фраках и сюртуках, ведут светскую беседу. Сейчас, где-то через десять минут, должна начаться постановка «Кармен» Жоржа Бизе. Зрители начали понемногу стекаться к театральному залу, где поспешно занимали сиденья, расставленные ровными аккуратными рядами, а особо богатые располагались в VIP-ложах, купленных за достаточно большую сумму евро. До сих пор неясно, зачем его потащили на эту оперу. Длинные бледные пальцы, затянутые в чёрный шёлк перчаток, сцепились в крепкий замок. Острые плечи сведены в непонятном напряжении. Сколько бы он ни приходил сюда, «Кармен» неизменно вызывала в нём нечто, похожее на непреодолимое отвращение. Цыганка, которая в буквальном смысле пошла по рукам и в итоге получила по заслугам от обманутого любовника – не самый лучший образец для подражания. Особенно для юной Гайде, сидящей по правую руку. Сегодня она спокойна, сдержанна, оделась настолько красиво, насколько могла себе позволить. А позволила она только аккуратную косу, ниспадающую на левое плечо, едва заметные чёрные стрелки на глазах, насыщенное фиолетовое платье с кашемировой шалью. Скромная, но умеющая подчеркнуть достоинства. Свет погас, на миг лишив ориентации в зале. Спасло только ощущение того, что рядом сидела Гайде. Занавес раскрылся, и спектакль наконец начал свой первый акт. Монте-Кристо невольно скривил бескровные губы, понимая, что здесь он пробудет три часа как минимум, но этого выражения презрения, к его счастью, не заметил никто. Всему виной этот светский львёнок Альбер, пятнадцатилетний сын ветерана Фернана Морсера, мальчишка, одетый в дорогие одежды, живущий в особняке на улице Бобур, имеющий личного водителя, миллион евро на карточке, якобы на карманные расходы, планирующий поступить в Сорбонну после окончания лицея. Альбер вместе со своим таким же богатым и пользующимся популярностью у студенток Сорбонны другом Францем Кенелем, уже познакомившийся с Монте-Кристо, счёл за честь пригласить его в Оперу Гарнье. Сидит в соседней ложе, вместе с отцом и матерью. Франц где-то позади. Сердце невольно кольнуло, едва только привыкший к темноте зала взор уловил очертания мадам Морсер. Мерседес... Почти ведь не изменилась. Такая весёлая и задорная каталанка, только теперь щеголяющая в дорогих платьях от кутюр. Если бы не это всё, Мерседес давно стала бы его женой, и, кто знает, может Альбер был бы его сыном. Спектакль не интересовал совсем. Даже Гайде оторвала взгляд от сцены и повернулась к Монте-Кристо. Весь день её мучал позавчерашний разговор о месье Морсере, и только теперь она посчитала нужным излить своё мнение. — Месье, а это тот самый Фернан Мондего? Я на сто процентов уверена, что это он. По крайней мере, овал лица и усы один в один. — Мне тоже так кажется. Пока у нас нет доказательств, что это тот самый ветеран, служивший некогда Али Тебелину. Нужно в архивах посмотреть, в Интернете – там найдётся наверняка. Так они беседовали до конца спектакля. Гайде шёпотом выражала свои догадки по поводу Морсера, а Монте-Кристо только удовлетворённо кивал, запоминая всё сказанное, и попутно разбавлял беседу по поводу дома на Елисейских полях, как улучшить его внешний вид, что ещё добавить. Сошлись на золочёных рамах окон и хрустальной люстре. Когда занавес опустился, а свет зажёгся, в ложе показались Франц и Альбер, по их довольным лицам стало ясно, что постановка пришлась им по вкусу. — Ну как вам «Кармен», месье? — спросил Альбер с самым вежливым видом. — Думаю, что вашей прекрасной спутнице она понравилась. Монте-Кристо скорчил такую же вежливость, скрывая истинные, совершенно не подходящие сейчас эмоции за бледной, точно восковой маской. Гайде молчала, неотрывно глядя на месье Морсера-старшего. — Неплохо, — вытолкнул из горла, при этом голос сделался ещё более хриплым, чем был до этого. — Бизе гениален, — только на это и хватило слов. Коротко и ясно. Пусть эти светские львята больше не приглашают его именно на эту постановку. Сейчас в театр ходит интеллигенция до мозга костей, а входить в неё Монте-Кристо планировал не так ярко и напыщенно. Едва только они с Гайде вышли из Оперы, Монте-Кристо поспешно набрал номер Бертуччо – своего верного друга и управляющего его делами – и передал ему всё насчет оконных рам и люстры. Бертуччо пообещал заказать всё сегодня же.

На соседней улице Скриб разгорелось подобие анархии. Люди собрались в толпу, перегородив движение, держали высоко поднятые над головами плакаты и выкрикивали что-то непонятное. Все преимущественно в жёлтых светоотражающих жилетах. Очередное выступление движения без особого лидера, начавшее свою деятельность ещё в мае, а сейчас уже декабрь, достаточно тёплый. Люди стояли и кричали об отставке президента Макрона, требовали занизить цены на бензин. Кое-кто даже включил камеры и снимал происходящее. Монте-Кристо помнил, как на Елисейских полях возвели несколько баррикад, но тогда особого значения этому не придал. Когда толпа особенно разбушевалась, он и Гайде встали у края сборища, при этом их сразу оттолкнули, намекая, что у них нет жилета. Гайде мрачно нахмурилась и запахнула поплотнее куртку, надетую поверх платья и шали, а Монте-Кристо наглухо застегнул чёрный пиджак, показывая, что они к протесту не причастны и просто проходили мимо. Вдалеке послышался вой полицейских сирен, и тогда Гайде вся сжалась от страха, но с места сдвинуться не могла. Политика её волновала мало, но повышение цен на бензин всё же немного задело. Полиция подъехала совсем близко, и несколько людей в форме выскочили из машин, наставив на протестующих баллоны с газом. Один из полицейских достал громкоговоритель и приказал: — Разойдитесь, или нам придётся применить силу! — Макрона в отставку! Уходи, Эммануэль! — прокричали несколько человек. Полицейский кивнул своим сподвижникам, и те пустили в ход баллоны. Клубы белёсого дыма расползались по толпе, вынуждая её отступить. Люди теснили друг друга, отходя назад в смутной тревоге, и Монте-Кристо с Гайде попали под действие газа. В глазах мигом мучительно защипало и засвербило, будто рядом кто-то резал лук. Многие вокруг кашляли, хватались за горло, прокладывая путь назад почти вслепую. Полицейские тем временем, видя, что люди движутся неохотно, пустили в ход оружие. Раздалось несколько выстрелов. Попавшие под пули протестующие повалились на асфальт, будто мешок с картофелем. Наконец Монте-Кристо и Гайде удалось выйти из толпы и завернуть за угол, где можно было пролить вдоволь непрошенных слёз и прочистить горло. Оба присели на ближайшую скамью и прижали к лицу носовые платки. Не вовремя начали протестовать, не вовремя! Резь в стремительно краснеющих от лопающихся капилляров глазах никак не желала проходить, и пришлось обмахиваться ладонью, имитируя восточное опахало. Несколько минут посидев на скамье и развеяв слезоточивый газ, Монте-Кристо и Гайде поднялись и пошли пешком до Елисейских полей, по пути промакивая глаза платком. К тому времени, как они добрались до дома, действие газа значительно ослабло. Дверь им открыл Бертуччо, по первому звонку в неё. — Люстра и рамы уже в пути, — бодро отрапортовал он, но внезапно его взор остановился на измученных лицах господ, с раскрасневшимися белками глаз. Невольно прошиб пот. — Ч-что с вами такое? — Протесты на улице Скриб. «Жёлтые жилеты» опять в своём репертуаре, — мрачно проронил Монте-Кристо, снимая пиджак и вешая на крючок возле входа. — «Долой Макрона, долой Макрона!». В самую гущу событий попали, а полиция слезоточивый газ применила, плюс несколько выстрелов. До сих пор уголки щиплет... Мы с Гайде сейчас видели, как близорукие без минусовых очков. Направился на кухню, откуда принёс глазные капли. Гайде уже успела повесить куртку и шаль и теперь стояла, с усилием моргая. Монте-Кристо подошёл к ней и попросил раскрыть веки пошире, после чего направил пипетку на оба глаза Гайде, по очереди. Капли оказались с лимонной кислотой, и от них в первые секунды стало щипать ещё сильнее. Проводил девушку в её комнату, после чего, возле входа туда, закапал глаза и себе. Тот же убийственный эффект, после которого не рекомендуется напрягать глаза ещё час максимум. Мозг дробится в желейно-розоватое крошево. В крупную передрягу, крепкими узлами вплетающуюся в политику, он попал лет семнадцать назад, когда его незаслуженно обвинили в пособничестве марсельской оппозиции и назначили пожизненное заключение в тюрьме Бометт, получившей славу одной из самых худших тюрем. Всему виной бухгалтер Данглар, написавший донос, двоюродный брат Мерседес Фернан Мондего, отправивший донос по нужному адресу. Больше всего ненависти сосредоточено на помощнике прокурора Жераре Вильфоре, который ради своей карьеры и честолюбия обрёк на мучения невинного человека. Благо, в камеру тогда подселили некоего Фариа, престарелого профессора из Италии, якобы самую популярную фигуру здесь. О наставлениях и уроках жизни от Фариа Монте-Кристо, тогда ещё узник номер тридцать четыре, всегда вспоминал с теплом. Но и без неприятных казусов с сокамерниками и их замысловатой иерархией не обошлось.