Влюбиться можно в красоту, но полюбить лишь только душу...

      Солнечный свет проникал сквозь окна коридора огромного особняка. Молодой рыцарь шел в молчании, размышляя о прекрасной деве, что пленила его сердце. Что растопила лед скорби, что смогла вернуть к жизни когда-то утраченные эмоции и взрастила в душе желание обладать ею без остатка, с каждой деталью, каждой заморочкой... Знал ли он, как обернется его судьба? Знал ли, что буквально в ближайшем повороте юношу ждет его принцесса, его маленький котенок?..

***

      Откровенно скучая за документами в последние несколько часов, Александр решил в который раз пройтись по особняку, ведь прогулка определенно была лучше, чем кипа неинтересных бумаг. Захватив со спинки стула свою голубую рубашку, парень вышел за дверь, не забыв ее запереть. В коридоре стояла мертвая тишина. - Неужели в доме никого? - в пустоту пробормотал швед и подумал, что надо и в правду отправиться на разведку.        Побывав практически во всех крыльях дома, швед заметил развилку в северной части, разделявшую коридор на две части. "Странно, что я до этого ее не замечал".        Переливчатые звуки классической мелодии вдруг отчетливо раздались с правой стороны. Обратившись в слух, Александр повернул голову и услышал знакомую серенаду Шуберта, тихо играющую где-то в глубине коридора. Мужчина, не долго думая, двинулся в сторону звуков. Настороженность возрастала с каждой секундой, отчего руки непроизвольно сжались в кулаки. Он вдруг подумал об Агате. Проблемы этой девушки определенно положили на него свой отпечаток, из-за чего пришлось вздохнуть и выдохнуть несколько раз, чтобы успокоить ускорившееся сердце. Ноги из любопытства упрямо несли его вперед, подводя к старой деревянной двери. Мелодия донеслась гораздо отчетливее, и Нильсен нажал на узорчатую ручку.        Дверь оказалась не заперта, но это перестало волновать Александра как только он увидел, что было в этой комнате. Или, точнее, кто. Спиной к нему сидела Агата, наносившая яркие мазки на покрытый темным слоем холст. Выражение ее лица не было видно, но в каждом движении было глубокое погружение в процесс, задумчивость. На минуту швед засмотрелся на девушку, чьи руки были измазаны в черной и синей красках, а белая футболка уже не могла называться таковой из-за ярких пятен, которые придавали девушке немного диковатый вид. Он осмотрелся и понял, что это вовсе не жилая комната, а мастерская: на светлых стенах висело множество картин, в углу стояло несколько открытых сундучков с баночками краски и стаканчики с кистями, старенький магнитофон на тумбе с рядом стоящим диванчиком . Возле окна стоял мольберт, за которым писала свои картины Агата, отвлекать которую Алексу очень не хотелось, но все же он подошел к ней и максимально осторожно коснулся ее плеча. Англичанка вскрикнула, резко встала и обернулась, готовая атаковать трясущейся кисточкой. - Александр!? Какого черта ты меня пугаешь!? Еще и подкрадываешься незаметно! - в ее голосе слышалась паника, граничащая с истерикой. - Прости, не хотел... - но резкий возглас девушки не дал ему договорить: - А чего ты хотел!? - Прежде всего, извиниться. И опусти кисточку, воительница, - Агата фыркнула, положила кисть и повернулась, скрестив руки на груди. - Отлично, угроза моему глазу устранена. - Я бы не спешила с выводами. Так ты скажешь, зачем напугал меня до чертиков? - Скажу, если не будешь перебивать, - легкое раздражение послышалось в его голосе. Эта девушка умеет выводить на эмоции одним своим присутствием. Но не то чтобы он был против. - Я напугал тебя не намеренно. Услышал Шуберта, пришел на звук. Тут была ты. Вот и решил, так сказать, обозначить свое присутствие. Кстати, сексуально выглядишь в этой футболке, каттен. - Дурак, - Харрис закатила глаза, но было заметно, что последняя фраза ей понравилась – легкий румянец появился на ее щеках. - Но... В этой части дома редко кто появляется. Что ты здесь делал? - Какая ты любопытная, - чувствовалось, что атмосфера в комнате разряжалась, а классика действовала успокаивающе. Эта серенада нравилась Александру, она создавала позитивный настрой и давала пространство для мыслей. И сейчас она пришлась как нельзя кстати. - Решил устроить маленькую прогулку в качестве передышки. - Рейчел все-таки нагрузила документацией? - в голосе слышалось сочувствие. - Да уж. Кажется, она мне за что-то мстит. - Действительно, за что же? - Агата улыбнулась еще раз, с шутливой укоризной посмотрев ему в глаза. Какое-то родное тепло зародилось в области сердца от этой улыбки. - За то, что я красивее? - Да-а, в самооценке тебе точно нет равных, - брюнетка тихо рассмеялась. Она повернулась, закрыла краски и, закончив, бросила: - Любишь Шуберта? - Да, когда-то даже разучивал его произведения. - Ого, ты умеешь играть на пианино? - казалось, девушка и правда удивилась этому. - Да, люблю музыку. Она очень... математична, - Александр подошел ближе, но Агата не шелохнулась, лишь играющий на щеках румянец выдавал ее. - А ты чем упорядочиваешь мысли? - Я... - девушка сглотнула, когда он подошел еще ближе, но смогла взять себя и свое бешено колотящееся сердце в руки. - Я предпочитаю пуститься в свободный полет. Для этого и прихожу сюда - пишу картины или делаю маленькие зарисовки в блокноте, – первое, что придет в голову. - И музыка? - И музыка, - хмыкнула она. - Она дает волю фантазии, сосредотачивает и одновременно рассеивает мысли. Мне нравится это чувство. - Агата чуть опустила голову, смотря в пол. - Это... Интересная точка зрения, мне знакомо это, - проникновенный взгляд голубых радужек всматривался в каждую деталь, каждую мелочь, подмечая новое для себя. Александр поднял голову и кивнул на стену. - Расскажешь о картинах? — Тебе правда интересно? - на лице англичанки отразилось предвкушение, и румянец стал ещё гуще. — Да. Они довольно...разные. — Это потому, что я пишу их под настроение. Иногда это поляна рядом с домом, - она указала на соответствующее полотно с сочной палитрой, которое, казалось, пахло весной. - Здесь у меня было вдохновение написать что-нибудь теплое и легкое. К тому же это был первый за последние пару месяцев полный выходной, так что и настроение было подходящее.        В зелёных глазах Агаты отразилась лёгкая ностальгия, и было видно, что ей нравится рассказывать о своем занятии. Мужчина не переставал внимательно слушать девушку, откровенно наслаждаясь ее видом. Руки так и тянулись к ее талии, но он решил не отвлекать. Время написания каждой картины Агата помнила поразительно четко. Это были дни, недели, месяцы – каждый из них означал что-то и напоминал об определенном периоде в ее жизни. Пропитанные светом, нежностью пейзажи и портреты даже в суровом климате души Александра вызывали теплоту и эмоции, которых там, казалось, уже нет. Некоторые холсты были мрачные, со слишком ярко выраженными тенями и крупными мазками. Когда девушка рассказывала о них, похожие тени пробегали по ее лицу, напоминая о не лучших эпизодах. Но она упрямо двигалась дальше к следующей стене, картины на которой располагались в шахматном порядке. Музыка из магнитофона сочилась спокойствием, но она звучала все тише, соразмерно нарастающей атмосфере уединения этих двоих.        Они дошли до середины противоположной окну стены, и Агата остановилась, неотрывно смотря на картину в красных (близко к кровавым) и черных цветах. Ничего конкретного, но в очертаниях каждый находил то, что задевало его за душу. Шведу почему-то вспомнился строгий взгляд отца, и в сердце засаднило. Неужели он никогда не сможет себя простить? — Эта картина... - начал он хриплым голосом, который не понравился ему самому. - Ее тоже ты нарисовала? — Нет, - мыслями брюнетка словно была далеко, и эта даль ей ой как не нравилась. Через несколько секунд она продолжила: - Точнее, не совсем. Эту нарисовал мой отец и позволил мне поучаствовать. Ему всегда больше нравилась темная палитра.       Глаза англичанки заслезились, она попыталась это скрыть, но Алекс заметил это, и то, как начали трястись ее руки, и как опустилась голова. Он без раздумий обнял ее за талию, прижав к себе. Агата положила голову ему на плечо и, на удивление, продолжила: — Мне было шесть, за пару месяцев до... До аварии. Мы были за городом, в каком-то доме папы. Он писал ее на улице, а я подглядывала не очень-то умело, и меня заметили. Папа предложил порисовать с ним, и я так радовалась, - лёгкая улыбка появилась на лице. - Если приглядеться, то есть очень кривые линии и что-то похожее на кляксы, - она провела пальцами по краешкам холста. - Вот здесь. Это моих рук дело. Но папе все равно понравилось. Он сказал что-то вроде: "Ты скоро будешь рисовать даже лучше меня, волчонок". После этого во мне и проснулась тяга к живописи. — Ты ещё рисовала с отцом? — Нет. Это первая и последняя картина, - появившееся молчание повисло тяжким грузом в комнате. Через минуту оно всё-таки прервалось: — Извини, не хотел тревожить плохие воспоминания. - Агата сильнее прижалась к шведу, обвив руками его торс, и спрятала голову на груди. Рука мужчины переместилась на макушку и поглаживала легкими движениями в попытках успокоить. — Ничего. Спасибо, что выслушал. Это важно... Для меня. — Агата, если хочешь плакать, когда вспоминаешь близких - это нормально. Я рядом, - знал ли он, как много значат эти слова? Да, определенно. Александру хотелось быть рядом с этой девушкой, хотелось, чтобы у нее никогда не было слез и боли, гладить ее по голове, вдыхая аромат ягодных духов. Нильсен покачивался из стороны в сторону в такт звучащей серенаде и чувствовал, как брюнетка расслабляется в его объятиях. Издалека это было похоже на медленный танец двух нуждавшихся друг в друге, как в воздухе, людей. Но стоит приглядеться - и увидишь, как тихая скорбь и сочувствие окутывали их дымкой.        Спустя неизвестное количество времени, Агата подняла голову и заглянула в глаза шведу. Столько вопросов проносилось в голове, но ни один не стоил сейчас ее внимания. Она не знала, что будет дальше, что ей сейчас делать и как. Хотелось побыть в своей стихии с нужным человеком, и поэтому она сказала только: — Хочешь еще послушать про картины?