diffusion

— Галф, — тихо спрашивает Мью, перемещая руку на спину младшего, но не касаясь его. Сжимает ладонь в кулак, мешкаясь с прикосновением. — Галф, что случилось? Суппасит чувствует, как чужое тело начинает подрагивать всё сильнее, а его футболка начинает намокать от капающих слезинок с носа. Он поджимает губы и пугается от осознания, что возле него лежит плачущий Галф, до жути чувствительный сейчас к любым словам, которые могут его задеть, ранить, заставить плакать ещё больше. И Мью страшно. Просто страшно шевелиться, разговаривать и дышать. Он чувствует, как одеяло натягивается, и понимает, что Канавут снова хочет спрятаться, поэтому не даёт ему это сделать. Опускает руку на спину, не давая пути отхода, и едва сдерживается, чтобы просто не схватиться за свою голову. Галфа трясёт. От мелкой дрожи с каждой секундой его тело содрогается всё импульсивнее, перерастая в отрывистые судороги, и снова возвращается к бессильному подрагиванию. Галф пытается прикрыть лицо рукой, закрыть себе рот, чтобы Мью не услышал ни один жалобный всхлип. Небрежно размазывая слёзы по всему лицу, он утыкается в подушку и замирает. Мью кажется, что Галф не дышит. Младший не двигается на протяжении мучительно долгих секунд, застыв мраморным изваянием. Его тело максимально напряжено. К горлу Мью подкатывает тошнотворная паника, когда он осознаёт, что Галф беззвучно задыхается, перекрывая доступ кислорода подушкой. Суппасита тошнит, мутит от подкатывающей к горлу паники. Он молниеносно поднимается и переворачивает напряжённое и дрожащее тело Галфа, не давая ему какого-либо способа задыхаться. Видит, как младший пытается глубоко вдохнуть, из его глаз продолжают течь слёзы. Ему становится до жути больно, вид изнурённого и страдающего нонга заставляет его сердце болезненно сжиматься. Он обхватывает мокрое от слёз лицо ладонями и без каких-либо мыслей начинает шептать успокаивающие слова, чувствуя, как самому нужны такие же. Мью должен успокоить младшего, помочь ему выйти из этого состояния. — Галф, просто дыши, — Суппасит говорит это как можно тише и нежнее, поглаживая большими пальцами щёки Канавута и стирая широкие дорожки слёз. Галф истерично машет головой, пытаясь отстранить старшего от себя. Ослабшими руками бьёт по предплечьям, выгибается, чтобы вырваться из объятий, и жмурит больно глаза, будто каждое прикосновение к нему приносит неистовую боль. — Галф, милый, скажи что-нибудь. Прошу, скажи, что случилось, — Мью сам будто в бреду. Не замечает, как младший царапает его, смотрит лишь на заплаканное лицо и умирает от непонимания и паники. Он совершенно не знает, что делать, поэтому просто держит ломающегося Галфа в своих ладонях, пытаясь понять, правильное это решение или нет. Его ступор проходит, только когда он слышит разрывающий тишину громкий отчаянный всхлип. Мью вздрагивает и сам начинает трястись от страха, застрявшего в горле. Только через пару секунд Мью осознаёт, что его руки жжёт от воспалившихся глубоких царапин, и Галф явно не желает, чтобы к нему прикасались. Поэтому он просто отпускает нонга, позволяя раскалываться на белых простынях. — Подожди, Галф, — Суппасит подрывается с места, не зная, что ещё сделать, кроме как принести младшему воду, чтобы хоть немного успокоить. Он падает на пол из-за скорости подъёма и чувствует, как сам задыхается от страха, бессилия и напряжения. Ему остаётся только так же быстро подняться, как он падает. Мью вздрагивает, когда заплаканный младший хватает его за руку и со стекающими по щекам слезами смотрит на него умоляюще. Свет фонарей из окна немного освещает: он видит, насколько болезненно красные глаза Галфа. — Не уходи, п-пожалуйста… Стоило Канавуту дотронуться до его руки и подать дрожащий от истерики голос, Суппасит сразу же садится рядом. У Мью все органы куда-то вниз падают, а в груди остаётся лишь пустота. Он аккуратно двигается ближе, ловя упавшего в объятия нонга. Тот отчаянно хватается за его футболку, сжимая её в кулаках, и жмётся котёнком ближе, будто содрогается от холода, а не от слёз. Мью поглаживает его по голове дрожащими руками, замирая при каждом громком всхлипе. Он умирает с каждой слезой, с каждым маленьким мокрым пятнышком на своей груди. Ноющая боль мучает сердце Мью, когда Галф начинает плакать сильнее. Суппасит хотел бы забрать все неприятные мысли из его головы, никогда не выпускать этого замечательного человека из своих объятий, окружить его заботой и видеть только улыбку на нежном лице. Но у Галфа начинается второй приступ, из-за чего он отстраняется и глубоко дышит. Галф медленно ползёт к краю кровати под обеспокоенный взгляд старшего, не отрывая своих красных глаз от лица Мью. Одно мгновенье — всего одно — и Галфа уже нет. Он падает на пол с глухим стуком и снова зажимает себе рот руками. Мью не успевает подорваться, как Галф поднимается и присаживается на мятые простыни. В комнате гробовая тишина, а из кухни слышится приглушённый лай. Мью не дышит, в голове неприятно пульсирует, и к горлу подступает ком нервов. Он смотрит на красивый силуэт, освещённый тонкой струёй света, застывший в холодном полумраке, и снова боится вдохнуть. Они сидят в тишине с минуту. Мучительно долгие секунды склеивания душ. Мью чувствует, что сам на грани. Он не знает, на что способны его нервы. Его тошнит: он готов сейчас делать необдуманные поступки, его разум медленно начинает сдавать. Он беспокойно вздрагивает, когда видит движение младшего. — Аах, Мью, я слишком эмоционален в последнее время, — Галф откидывается на кровать и потягивается, избавляя тело от остаточного напряжения. Его голос звучит хрипло и спокойно. Он выгибается так, чтобы посмотреть на Мью вверх ногами. В красных заплаканных глазах Мью видит привычное веселье, а на губах нонга появляется лёгкая улыбка, и, не будь она освещённой серебряным лучом луны, Суппасит не смог бы отличить в ней горечь боли. Галф ёрзает и тихо лежит тёмным пятном на белоснежной постели, смотря на отливающий голубым потолок стеклянными глазами. Он шевелит губами, будто шепча что-то про себя, и снова улыбается во все тридцать два. Ещё секунда — и Галф снова корчится от боли. Суппасита мутит от всего происходящего: чувствует, как ещё чуть-чуть и не сможет сдерживать рвущуюся наружу рвоту. Он безумно напуган, не зная, что делать в подобной ситуации. Его мозг перестаёт работать из-за страха, из-за вида такого сломанного словно кукла Галфа, и Мью подрывается с места, чтобы нависнуть над младшим, сесть на него, зажимая руки вдоль тела. — Галф, ты должен успокоиться! — Суппасит не знает, что делает, но по его барабанным перепонкам бьёт его громкий крик, заставляющий сердце вздрогнуть от неожиданного звука. Галф брыкается, пытаясь освободить зажатые руки, и изо всех сил старается скинуть сидящее на нём тело. Сил оказывается недостаточно, и он просто пинается, издаёт полузадушенные звуки. Мью чувствует, как его сердце кровоточит от боли и горечи, что он не может ничего поделать, что он видит поломанного Галфа и не может ему помочь. — Что тебя беспокоит? — продолжает спрашивать Мью громким, оглушительным, судя по всему, для младшего голосом и трясёт его за плечи, всё ещё пытаясь достучаться до того Канавута, спрятанного и напуганного. Он уже не нежничает: трясёт его изо всех сил, оглушает голосом и давит на больное. — Скажи мне: что тебя беспокоит? Скажи мне, Галф! Он не сдаётся, продолжает кричать и трясти изо всех сил брыкающегося Канавута, несмотря на все его попытки. Галф старается вытащить тонкие запястья из крепкого захвата и столкнуть нависающее тело. Суппасит видит, что медленно, но верно младший начинает уставать, и наклоняется к нему, хватаясь за его лицо. Он не даёт ему шанса отвернуться, чтобы прятать заплаканные и безумные от боли глаза, продолжая смотреть на него в упор. — Что тебя душит, Галф? Младший в последний раз крупно вздрагивает и обмякает в руках Мью. Он смотрит в самую душу осколками своих стеклянных глаз, не прекращая ронять стекающие на подушку слёзы. В ушах звенит от оглушающей тишины комнаты. Лицо красное и мокрое, Галф заворожённо смотрит на собственное отражение в чужом тревожном взгляде. Он накрывает ладонями руки Мью на щеках, будто проверяя, реален ли тот. Они лежат молча несколько минут, наслаждаясь мимолётным спокойствием, и тяжело дышат. — Мью… — неразличимо, одними губами, так слабо и болезненно, что Мью ёжится немного, крепче обхватывая Галфа. Тот вздрагивает и делает глубокий неровный вдох. Его взгляд небрежно скользит по лицу Суппасита, и он, будто находясь глубоко в себе, неосознанно мажет подушечками пальцев по его губам, с горящим взглядом наблюдая за собственным действием. В груди что-то болезненно тянет, но Мью не смеет отвести взгляда от красивого лица, находящегося так близко, что можно почувствовать чужое слабое дыхание. — Галф, прошу тебя, говори… Расстояние между ними становится ещё меньше, когда младший закидывает руки на его плечи и утыкается носом в щёку, снова начиная мелко подрагивать. Галф жмётся к нему всем телом, обвивая его как большая коала.

***

Мью просыпается первым. Его глаза болят, в голове звенящая тяжесть, а тело ноет при малейшем движении. Он проспал всего часа два, просыпаясь каждые десять минут, чтобы поверить, в порядке ли Галф, тихо вздыхая при виде умиротворённого нонга рядом с собой. За окном светит в этот раз не солнце, обычно слепящее глаза, а серое небо, виднеющееся за приоткрытой шторой. Оно даёт понять, что утро будет хмурым и безжизненным, утомляющим своим унынием и прохладной пасмурной погодой. Галф бледный и опухший от недавних слёз, но не менее чарующий, чтобы не потратить несколько минут на спокойное изучение милого лица вблизи. Мью не дышит. Он не замечает боли, когда, отвлечённый туманом в голове, поправляет сбившиеся на глаза младшего, немного завивающиеся на концах пряди. Нежно оглаживает скулу, очерчивает бровь и мягко надавливает на переносицу, чтобы Галф перестал хмуриться во сне. Парень выглядел хрупким, как хрусталь, которым небрежно размахивают из стороны в сторону. Мью снова задумывается. Его всё тревожат мысли, что происходит в жизни нонга, приносящее столько боли, но никогда не добивающее до конца, жестоко позволяя собирать себя по крупицам снова и снова после каждого удара. Смотря на мирно спящего Галфа в серости комнаты, Мью понимает, насколько сильно он желает осчастливить этого слишком взрослого ребёнка. Ребёнка ли? Мью вздыхает, замирает, любуясь в последний раз, и пытается незаметно встать с кровати. Когда он поднимается с постели, то слышит скрип матраса, из-за чего Галф шевелится и сильнее кутается в белоснежное одеяло, пытаясь найти источник хоть какого-то тепла. Суппасит замирает и следит за тем, проснётся младший или нет. Благо, он не просыпается и проваливается в глубокий сон. То, что нонг спит, несказанно его радует. Суппасит бесшумно выходит из спальни, аккуратно прикрывая дверь, чтобы не разбудить мирного нонга. За короткое время он умывается, стирая с себя последние остатки вчерашней ночи, и чистит зубы, смотря на лицо в зеркале. Мью кажется обычным, таким, каким бывает всегда, однако в глазах он замечает что-то ещё. То, чего не было раньше. Был ли это страх из-за мыслей, что когда-то он может потерять Галфа? Он вообще уже ничего не знает. Знает только то, что хочет окутать нонга заботой и… любовью? Это единственное, что его волнует на данный момент. Мимо него пробегает задорный и игривый Чоппер с игрушкой в зубах, и Мью невольно улыбается, когда проходит на кухню. У него даже нет желания что-либо готовить: он не хочет есть от слова совсем, но понимает, что у него в гостях Канавут, которому точно нужно позавтракать, несмотря на все его «нехотелки». Нужно позаботиться, чтобы его нонг съел достаточно для восполнения сил. Готовит он самое простое — яичницу с сыром, шпинатом и помидорами. По крайней мере, Брайт постоянно просил сделать ему именно это. Говорил, что это самое вкусное, что он когда-либо ел на завтрак. Поэтому, наверное, Суппасит решил, что Канавуту тоже понравится. Мью успевает поставить чайник, чтобы сделать им чай. Или себе… он не знает, когда проснётся нонг. Чоппер прибегает к нему, скачет вокруг и дерётся с принесённой игрушкой. Милый. Когда Суппасит заканчивает, то наконец-то садится за стол и оглаживает стенки кружки, задумчиво поджимая тонкие губы. Ему до сих пор тревожно с прошлой ночи. Однако он успокаивает себя тем, что точно попытается поговорить с Галфом, когда тот проснётся. Он не хочет давить, но… Повторения ситуации совсем не хочется. Вдруг Канавуту и вправду неуютно в его присутствии. Он настолько пропадает в своих мыслях, что не замечает звука, как открывается дверь спальни и шоркают ногами по полу. Чоппер громко лает, и Мью вздрагивает. В проёме стоит встревоженный Галф, завёрнутый чуть ли не с головой в одеяло. На его лице можно заметить непонимание и нервозность, что выдают быстро бегающие глаза, и постоянно открывающийся рот, будто младший хочет что-то сказать, но не может понять что. Мью устало смотрит на него, отчего тот немного съёживается, становясь ещё меньше в огромном полотне, и его глаза начинают поблёскивать. — Доброе утро, — произносит спокойно Суппасит, боясь спугнуть. — Доброе… — Галф поджимает губы и немного топчется на месте. Видно, как ему неуютно. Они молчат с полминуты. Галф не знает, куда себя деть, а Мью пытается сообразить, как ему поступить. — Я приготовил завтрак, — Мью встаёт и подходит к стойке. — Съешь пока тёплый. — Пи', я, наверное… я думаю, мне пора домой, — Галф говорит тихо и как-то грустно. — Пойдёшь домой, когда поешь. — Пи', я правда не хо- — Пойдёшь. Когда. Поешь. Он не видит, как Галф вздрагивает, но знает, что младший не ожидал такого тона. Мью сам не ожидал, что начнёт срываться. — Я не буду. Мью смотрит из-за плеча на хмурого нонга и сжимает кулаки. — Будешь. — Не заставишь, — с вызовом и еле заметной болью. У Мью в груди всё кипит. Он вздыхает и медленно подходит к большому упрямому одеялу, сверкая зарождающейся злостью в глазах, и чётко, строго, будто отчитывая кого-то за списывание на экзамене, проговаривает: — Сел за стол. На него смотрят больными красными глазами с настороженностью, будто ожидают что-то действительно ужасное. — Нет. У Мью руки трясутся. Курить хочется. Где-то на диване нервно лает Чоппер. — Мне нужно домой, — Галф пытается развернуться, но старший немного грубо хватает его за плечо, удерживая на месте. — Нам нужно поговорить. — У меня планы, пи', давай в другой раз. — И чем же ты занят? — По физике задали много, — Галф освобождается от с силой сжимающей руки, нервно сталкивая её с плеча. Мью злой. Определённо. И огрызающийся Галф его добрее не делает. — Галф. — Что «Галф»? Что? Что ты хочешь? — его начинает немного потряхивать. Они оба на взводе. — Объясни, что с тобой происходит. — Со мной всё в порядке, спасибо за беспокойство. Это всё? Мью готов сейчас что-то разбить или побиться головой о стену. Он чувствует, как его глаз начинает дёргаться. — Ты издеваешься? В порядке? — пытается заглянуть в глаза младшего. — А ночью что было? Кошмар приснился? Мью видит, как Галф морщится и немного сутулится, будто закрываясь. — Да, — тихо и неубедительно. Его глаза начинают опасно поблёскивать. — Не надо. — Что не надо, Галф? Что не надо? Да ты ходишь полуживой, постоянно молчишь, если тебя что-то беспокоит, на чётко поставленные вопросы не отвечаешь и пытаешься делать вид, что всё нормально, что всё так и должно быть. Но это не нормально, Галф. Не нормально, когда у тебя вот такие срывы. Не нормально, что ты не спишь, не нормально, что ты не ешь, не нормально, что нагружаешь себя до изнеможения. А обмороки? Ты на глазах увядаешь, а мне что делать с этим? — с каждым словом голос Мью становится всё громче, из-за чего Галф становится всё меньше, закутываясь в нагретую белую ткань, пытаясь найти там убежище. — Ты эгоист, Галф. Ты думаешь, что, закрываясь, пытаешься не донимать нас своими проблемами, но совершенно не думаешь о наших чувствах. Мы видим, что тебе плохо. Мы страдаем, что не можем помочь. Мы даже не знаем в чём дело. Я не знаю, в чём дело. Галф смотрит на него большими блестящими глазами. Крупная слеза срывается и катится по щеке, оставляя мокрую дорожку. Губы немного дрожат. — Что ты хочешь услышать? Просто скажи, что я должен тебе сказать, что ты хочешь, чтобы я сказал… — почти неслышно и задушенно. — Да скажи мне, блять, что с тобой! Что мне с тобой делать? Что тебя тревожит? — кричит и смотрит, как быстро меняются эмоции на бледном лице напротив. — Что со мной происходит? О! Я скажу, что за дерьмо со мной происходит! — Галф срывается и кричит на Мью в ответ. — Да я, блять, не могу, для начала, жить в собственном доме! Постоянно выслушивать, как за стенкой меня поливают грязью и говорят, какое я бесполезное ничтожество, ничего не знающее и ничего не умеющее. Я слова не могу лишнего сказать! От меня требуют быть золотым мальчиком! Вечно весёлым, вечно счастливым. И никому нахер не сдались мои слёзы, мои истерики, мои проблемы, ведь единственное, что заботит моих близких — кому что достанется после развода и кто первый начал ебаться на стороне. А как отлично мне живётся в школе, просто класс! Это вообще отдельная тема. Я не буду жаловаться на учёбу и нагрузку, нет. Но этот ублюдок! — Галф зажмуривается и сжимает кулаки. Его немного потряхивает. — Я что ему сделал? Я правда не понимаю. Он был мне другом, но, видимо, я в чём-то провинился. Видимо, я заслужил этого дерьма, этих постоянных тычков в спину, мячей в голову и синяков. Но ладно! Это тоже можно пережить! Но единственное, что я не могу выдержать — ебучие душные мысли, что просто не хотят затыкаться в голове. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю. Его руки трясутся, как и всё тело, но он продолжает говорить, чуть задыхаясь: — Из-за них я не могу спать, из-за них я не могу есть, из-за них я не могу жить! Мне проще вымотать себя, чтобы просто упасть и отрубиться, нежели часами лежать и смотреть в потолок. Но даже во сне я не могу отдохнуть. Мне то сняться кошмары, после которых меня трясёт потом весь день, то те сны… — Галф немного краснеет, и Мью списывает это на ярость. — Меня воротит даже слышать голоса родителей. Обычно они приходят под ночь и снова и снова начинают свои разборки! И я чувствую себя отвратительно. Я чувствую себя отвратительно из-за этого чувства вины, что не может мне позволить даже маленький кусок в рот положить. Я могу не есть днями только из-за того, что буду чувствовать себя плохо, буду чувствовать вину или стресс. Я ощущаю себя виноватым даже за то, что не могу сказать вам о своих проблемах, что заставляю вас волноваться. Но я не могу сказать! Не могу! — Канавут кричит во всё горло, отчего Чоппер скулит где-то в углу квартиры. — Я должен держать это в себе! Мне никто не поможет! Я один! Я должен справиться с этим, пережить это! Да, блять, меня уже тошнит даже от этого «должен»! Он закрывает руками лицо, отчего одеяло с глухим звуком падает с плеч. У Мью кружится голова. — Я устал! Я устал от этой боли! От этого холода! Я устал! И ты тут со своей заботой! — Галф слабо бьёт ладонью в грудь старшего. — Да я заебался уже страдать! Ты только хуже делаешь! Мью смотрит на него, и его голова разрывается, рой быстро сменяющихся мыслей не может позволить сказать что-то разумное. Тошнота стоит комом в горле. — Галф- — Ты это хотел услышать? — зло перебивает его младший. Его глаза такие же безумные, какими были в эту ночь. — Послушал тупое нытьё подростка? И что ты скажешь? Жалеть начнёшь? Или «ой, Галфи, не волнуйся, всё будет хорошо, всё образуется»? — Галф говорит это с напором и смотрит так разочарованно, что Мью понимает: этот взгляд будет преследовать его в кошмарах. Он тянется руками к младшему, но тот отталкивает их, со слезами смотря на него. — Не нужно. Не давай мне ложных надежд. Не дразни меня крупицами того, чем я не смогу обладать в итоге. Мью игнорирует брыкания Галфа, крепко сжимает его в своих объятиях, и терпит несильные удары по плечам и спине. — Прими мою заботу, Галф. Ты нуждаешься в ней, — Канавут шипит дикой кошкой и пытается вырваться из слишком согревающих и нужных рук. — Нет, — он дрожит всем телом, разом теряя те немногие силы, что у него есть. — Ты не можешь так говорить. Это слишком жестоко. — Галф, ты очень важен для меня, позволь заботиться о тебе, — Канавут истерично машет головой из стороны в сторону, с силой кусая губы, чтобы сдержать всхлип. Он всё ещё пытается предпринять попытки отстраниться. — Галф, я буду рядом. Я обещаю. Верь мне, — он удерживает вмиг ослабшее тело нонга и пытается безболезненно усадить их обоих на одеяло. — Я не должен доверять тебе настолько, насколько я действительно хочу, — Галф говорит это надломленно, тихо и чертовски жалостливо, начиная задыхаться. — Почему? — Мью сразу же обхватывает ладонями лицо младшего, не позволяя закрыть его руками или начать зажимать рот. Суппаситу страшно от того, что теперь он знает, как вести себя при истерике нонга, ощущая, что ему придётся успокаивать его ещё не раз. Галф смотрит прямо в душу, шепчет: — Ты сделаешь мне больно. Ты делаешь мне больно, — еле шевелит губами. — Ты не сможешь дать то, что мне действительно нужно. Мью смотрит на болезненно бледное, мокрое от слёз лицо. Красные глаза терзают его душу с горьким послевкусием. — Что тебе нужно? — выходит хрипло. Взгляд скользит по влажным дорожкам на щеках и останавливается на покусанных губах. Галф молчит. — Скажи. Канавут вздыхает и пленяще обдаёт горячим дыханием губы Мью. Старший хочет провалиться под землю. — Я ни черта тебе не скажу, — слишком близко. Слишком тихо. Слишком маняще. Слишком закрыто. — Тогда как я смогу тебе помочь? — Найди способ. Взрослый уже. Осторожно и боязливо касаясь, Мью накрывает его губы своими. Он невесомо касается покусанных и потрескавшихся губ младшего собственными, упиваясь их мягкостью, и поглаживает большими пальцами чужие щёки. Его сердце сжимается, трескается, падает куда-то вниз, когда напряжение момента покрывает его невероятно тяжёлым грузом. Весь выплеск эмоций Галфа, сдерживаемый так долго, обнимает его со всех сторон и зажимает в каких-то оковах понимания. Мью решает, что нужно отстраниться в тот же миг, как касается его губ, но через пару секунд опухшие губы Канавута приоткрываются в каком-то отчаянии. Он неумело пытается ласкать чужие тонкие уста, прижимаясь ближе к тёплому телу, и Суппасит отвечает ему с невероятной нежностью. Их губы будто бы танцуют медленный танец, едва касаясь друг друга, и Мью кажется, что всё вокруг застывает в каком-то ожидании: мир позволяет прочувствовать их личный и чувственный момент. Суппасит перемещает ладонь на спину младшего, чтобы прижать его ближе, не позволяя почувствовать себя далёким. Он слышит чужой полувсхлип, до боли сжимающий его сердце. Ему безумно больно от мыслей, что даже сейчас Галфу невыносимо просто быть. Он успокаивающе гладит его ладонью по сгорбленной спине и не позволяет себе впадать в ступор от всей этой ситуации, которая снова начинает его душить. Губы Галфа кажутся приятными, мягкими и нежными настолько, что Мью согласен целовать их вечно. Только бы младший позволил… Прямо как сейчас. Несмотря на всю боль, окутывающую со всех сторон, момент кажется правильным, заключительным и прекрасным. Суппасит медленно отстраняется, отпускает поцелованные им губы и утыкается лбом в чужой, заглядывая в чистые глаза со шрамами, укрывающими их дно и вскрытыми сегодня невзначай. Ему хочется подарить младшему всё счастье мира, но единственное счастье, которое он может дать, — его собственное. — Галф, прекрати талдычить, что ты заслуживаешь всего самого плохого. Ты прекрасный парень, ты заслуживаешь всей любви мира, — еле слышно говорит Суппасит и видит, как мечутся глаза Галфа, явно не желавшие посмотреть в ответ. — Посмотри на меня и услышь. Канавут зажмуривается на пару секунд, крепко сжимая футболку старшего на спине до побеления костяшек, и только тогда открывает свои глаза. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы дать тебе то, что ты действительно заслуживаешь. Чувствуя прилив нежности к Галфу, Мью гладит свободной рукой его щёку и убирает спадающие пряди на глаза. Он видит, как младший хмурится, продолжая отчаянно цепляться за его футболку, будто бы чего-то боясь. — Я боюсь довериться тебе… Заслуживаю ли я вообще твою любовь? — Голос Галфа дрожит. Вот-вот и его слёзы хлынут с новой силой, разорвут сердце Мью повторно, будто бы так и нужно. Младший кажется маленьким, обессиленным и желающим прекратить всё прямо сейчас, когда их взгляды снова пересекаются, а объятия усиливаются. Вопрос заставляет Суппасита замереть. Его словно кто-то ударяет по голове, заставляя в конце концов остановиться и подумать о том, чтобы им нужно делать сейчас. Он просто чувствует, что поцелуй, объятия Галфа — самые правильные действия, чувства, которые он мог бы ему предложить. Вот он — Канавут — сидит перед ним с маленькими надеждами на положительный ответ. Его глаза, кажется, продолжают сверкать только из-за последней вымученной веры, скопившейся в поломанном и разорванном сердце. — Да, — без лишних раздумий шепчет Суппасит и снова заглядывает в глаза младшего, губы которого начинают дрожать от переполняющих его чувств. — Да, Галф. Ты заслуживаешь мою любовь. Суппасит перемещает руки на тонкую талию Канавута, прижимая его ближе к себе, и касается тонкими пересохшими губами щеки нонга. Он медленно вдыхает такой приятный запах кожи Галфа и утыкается куда-то в плечо, чтобы посидеть так пару минут, держа в объятиях младшего. Услышав ещё один всхлип рядом с его ухом, Мью пугается, но не настолько, чтобы дёрнуться и мигом начать расспрашивать. Он всего лишь ждёт стекающих с щёк слёз, но так и не дожидается… Галф не плачет, нет. Его слёзы давно закончились, остались только нервные задушенные вздохи, которые он умело прятал от Мью, опуская голову. Они остаются сидеть в такой позе — обнимая друг друга. Только Галф немного смещается, оказавшись на коленях Суппасита, уткнувшись носом в чужую шею. Он не знает, сколько времени проходит, но знает точно, что говорит что-то время от времени. — Пожалуйста, Галф, — отчаянно шепчет Суппасит. — Поверь мне, я рядом. Чоппер оказывается рядом с ними, валяясь на расстеленном одеяле в их компании.