Третья Мондштадская революция

Люди боятся находиться на улице в темное время суток, но так охотно гасят фонари своей нравственности и морали, погружая во тьму самих себя. Парадоксально. Темнота, встретившая Кэйю, вернувшегося с совета капитанов в собственный дом, была на удивление уютной. Он чувствовал запах жаренного мяса и только что открытого вина. «Идиотина». Тихо снимает сапоги и, мотыльком на свет, идет на кухню. Оттуда доносились чудесные манящие запахи, соблазнительное шкварчание и многообещающее шуршание лопатки по сковороде. — Привет. Как прошел день? Так буднично. Так просто. У Кэйи перехватило дыхание от этой улыбки и сумасшедшего контраста этого уютного домашнего человека с ледяной, опустошающей пустотой многомесячной разлуки. Несколько шагов и Кэйя обнимает свою идиотину со спины, проводит носом ему по уху и шепчет таким же будничным тоном, будто так и должно быть, будто так и полагается, в ответ спокойное: — Здравствуй. Руками скользит по крепкому телу, пряча ладошки от стреляющего жира под фартуком. О делах поговорят потом. Сначала Кэйя заинтересованно вытягивает мордочку, уставившись на необычного вида румяные котлетки. — Хочешь попробовать? — Очень, — улыбнулся Кэйя и, увернувшись от аккуратно протянутого кусочка мяса, впился острыми зубками в мышцу плеча Чайльда. Тот фыркнул и смешно сморщил нос. — Знал бы, что ты предпочитаешь сырое мясо, не готовил бы. В считанные секунды Кэйя оказался на кухонной тумбе, на безопасном расстоянии от открытого очага, и мог наконец-то заглянуть ему в глаза. Обнял его ногами за талию и притянул к себе. — Идиот, — щелкнул по его лбу, — Это было слишком рискованно. — Выкрасть сундук лично было единственным надежным способом. Знаешь ли, даже мне пришлось нелегко — у нас здесь отличное подразделение. Ни один Похититель Сокровищ не смог бы проникнуть при действующих мерах безопасности, а уменьшить их… Мне пришлось бы дать приказ. Остались бы следы. Ты ведь этого не хотел? — Не хотел, — он одобрительно погладил его по волосам, запутывая пальцы в рыжих вихрах, чтобы не сбежал. — Значит, видел риск в другом? «Ждешь извинений?!» — возмутился было Кэйя, но задобрил собеседника, прижавшись лбом к его лбу и соприкоснувшись носами. — Тебя могла узнать Джинн. И тогда все бы рухнуло. Рыцарь прикусил губу. Он узнал его сразу же, потому что знал каждый квадратный сантиметр его тела. По памяти легко бы восстановил карту его веснушек на мощных плечах, ожерелье родинок, пролегшее от второго шейного позвонка, на ключицах, почти точно в центре груди, и всю паутину шрамов, со всей их фактурой, рубчатостью, формой. И историю каждого. Может, даже добавил бы скромной ремаркой, что сотворил бы с виновниками появления этих полос на теле Аякса. Он знал его походку, осанку, манеру держать оружие… Как же можно не узнать его, единственного, уникального в своей трещиноватости, в изломах, в повреждениях — ранах, заполненных бездной, залеченных океаном. Дорогие камни никогда не бывают идеальной чистоты, и по ним опытный глаз коллекционера узнает их историю и отличает их, точно человека по отпечаткам пальцев. Однако Джинн, даже будучи талантливым бойцом, никогда не сражалась с Тартальей, и потому не увидела того знакомого хвата, и уж тем более ей неоткуда было узнать созведия веснушек на руках, видневшихся из-под кузнечного фартука… Увидев, что собеседник притих, Чайльд довольно ухмыльнулся. — Вот видишь. Я хорошо поработал, а ты сердишься. Пришлось смириться. Это не было импульсивным решением, чтобы увидеться раньше — ведь там, в подземелье, они не перебросились и парой фраз, лишь обменялись голодными взглядами, четко выполняя план. Чайльд влез в собственное здание, оставил все следы, надурил информаторов, изучил храм и, конечно, нашел ту плиту, за которой они смогут спрятать следы своего знакомства. Сам Кэйя не смог бы сделать это чище. — Признаю. Отлично сработал. От и до, — снова провел носом по его носу и медленно поцеловал в переносицу. Чайльд прикрыл глаза на несколько секунд, задрал голову, ловя поцелуй уже в губы. Заслужил. Наглой ладонью провел по его бедру, заставляя шире развести колени. Переодеться Кэйя так и не успел, так что одна штанина все еще была подрезана для обработки раны. Бинт теперь нес практически декоративную функцию и зрительно продлевал штанину, отчего, даже расхаживая по городу лишь в половине штанов, капитан кавалерии не чувствовал себя голым. — Было очень больно? — виноватый голос Чайльда растрогал Кэйю. Тогда он выпрямился, вытянул ножку и медленно снял с себя повязку, открывая шелковую кожу, чуть теплую после бинта. Стараниями Джинн, шрама не осталось. — Так было нужно. Рыцарь запустил пятерню обратно в рыжие пряди и надавил. Предвестник послушно опустился, утыкаясь лицом в его бедро. От горячего дыхания у Кэйи внутри все задрожало и он запрокинул голову назад. Дыхание перетекло в мягкие прикосновения сухих губ, опоясывающие его бедро, а затем по свежему розовому следу, отчетливо видневшемуся на месте раны, прошелся влажный острый язык. — Так… было нужно… — повторил Кэйя, сильнее сжимая его волосы, и с огромным удовольствием срываясь на стон, когда прикосновений стало больше. Сегодня они не должны сдерживать голоса. Удовольствие нахлынуло волной, заставляя Кэйю крепче сжимать шею Чайльда ногами. Волны-волны-волны. Океану ведь положено дарить жизнь, а огню — отнимать ее? Кэйя платит по счетам и всегда - той же монетой. Сегодня ночью пожар вспыхнет после звонкого удара стеклянной бутылки об оконное стекло. В брызгах стекла разольется зажигательная смесь. В чужом поместье, ставшем чужой тюрьмой, пока Чайльд будет целовать бедра и живот Кэйи, огонь вылижет дочиста и ковры, и паркеты, и, может, даже ботинки магистра… Конечно, его спасут. Эвакуируют те самые рыцари, среди которых мог найтись кто-то, кто мог способствовать его побегу, обратно в штаб Ордо Фавониус, позволив толпе потешаться над ним, требовать его отставки… Огонь разденет дотла убранство, уничтожит одежды, ценные бумаги… Огонь разорит все, до чего сможет дотянуться. А Кэйя? Кэйя получит наслаждение везде, куда сможет дотянуться Чайльд, и ни секунды не будет прятать свой шрам.