Программа

«‎Я хочу оторвать уши, но не могу. Я скачу, и когда скачу, не отрываюсь от земли. Это мой рок, мой вечный рок! Я хочу оторвать уши, но не могу! Это мое проклятие! Мое ебаное проклятие! Хочу оторвать уши! Прошу вас! Оторвите их! Прошу!» Безумный Заяц Сандера Коэна.

      Кацуки стоял перед зданием суда, и его гребаный галстук начинал надоедать. Грубо стянув с шеи, он сунул его в карман пиджака и, усмехнувшись, повернулся на звук шагов, приближавшихся сзади.       — Куришь? Это чертовски скверная привычка, половинчатый, — сказал он вместо приветствия. Другой человек пожал плечами, зажег сигарету, которая уже была у него во рту, и затянулся.       Бакуго сморщил нос, когда дым полетел в его сторону.       Половинчатый неловко стоял рядом с ним, и тишина тянулась слишком долго даже для Бакуго, который более-менее привык к Тодороки.       — Выкладывай, ладно? — сказал он, поворачиваясь и чувствуя, как дым наполняет его легкие отвратительными воспоминаниями о совсем другом, гораздо более смертоносном дыме и паре ледяных голубых глаз, заглядывающих прямо в душу.       Тодороки, который наконец-то выглядел относительно собранным и функционирующим человеком, вздохнул и бросил окурок на пол, прежде чем растоптать его.       — Извини, что так вышло…       Бакуго, прислоняющийся к стене, оттолкнулся от неё.       — Неважно, — сказал он, свирепо глядя на Тодороки.       Единственным признаком того, что другой профессиональный герой был обеспокоен, было легкое подергивание бровей. Бакуго ненавидел себя за то, что знал это.       Слушание подошло к концу, и, кроме того, окончательное решение будет принято утром, и он хотел быть там. Или, скорее, он должен был снова быть в здании суда для этого, потому что если все обернется так, как планировало его агентство. Что ж…       — Бакуго, — он услышал голос половинчатого, прежде чем шагнуть под дождь. Кацуки уже раскрыл зонтик, а когда обернулся, Тодороки все еще стоял рядом с колонной в римском стиле. — Будь осторожен.       Бакуго ухмыльнулся своей фирменной дерзкой — дерьмовой — ухмылкой, угрожающе оскалив зубы, прежде чем, наконец, повернулся и затерялся среди моря черных зонтиков и костюмов, поднимающихся по лестнице полного людей здания.       Ему нужно было снять свой костюм и залезть в теплую ванну. --       Все началось в тот день, когда Деку нашел последнее убежище Шигараки. Итак, Бакуго немало помог ему в этом деле.       — Какого хрена ты собираешься идти туда один? — он чуть не закричал, когда Деку попросил его молчать об этом. Зеленая угроза только покачала головой, и едва заметная улыбка появилась на его губах.       — Ты расскажешь кому-нибудь из агентства? Я просто не хочу, чтобы они переезжали… снова, — спросил его Деку.       Стол Деку находился дальше всего от общих помещений, таких как кафетерий или комната отдыха, так что Бакуго обычно чувствовал себя свободно: крошечные взрывы и тяжелые боевые ботинки объявляли о его прибытии.       Но на этот раз Бакуго старался вести себя как можно тише.       — Черт возьми, Деку, — он сжимал руками ткань брюк. — Ты серьезно?       И он был.       Очевидно, сведения, которые они собирали уже почти пять лет, были настолько надежны, насколько это вообще возможно. Айдзава, Шинсо, Фэтгам и даже напыщенный Бест Джинс — все согласились, что это была самая лучшая зацепка, которую они когда-либо получали.       В день ареста сердце Бакуго бешено колотилось в грудной клетке, а адреналин бежал по венам. Деку был близко, а половинчатый ублюдок, Каминари, Серо и Мина были рядом, на случай, если им понадобится больше поддержки.       Учитывая, что первым известным убежищем Шигараки был бар, Бакуго не удивился, когда новым местом оказался захудалый стрип-клуб прямо за Мусутафу.       Днем он не открывался, но Деку имел достоверные сведения, что Шигараки и остальные его дерьмовые приспешники были там. Отлично.       Вломился Деку не так, как Всемогущий, несколько лет назад, когда убежище было ужасным баром в Камино Уорд. Бакуго вошел внутрь за Деку: прыгая в воздухе с помощью своих взрывов, он отправил этих гребаных засранцев в ад и обратно.       — Ха! И вы называете себя гребаной Лигой, — закричал он, ударившись о ближайшую стену своими взрывами, заблокировав план на побег.       В то время Деку сдержал свое обещание надеть наручники на Шигараки, который выглядел ужасно и вот-вот готов был потерять сознание из-за истощения.       — Мидория? Мы заходим, — услышал он в наушнике дурацкий голос АйсиХота в адрес Деку. Бакуго почувствовал легкий укол неуместной ревности и постарался скрыть его, прежде чем усмехнуться.       — Самое время, вы идиоты, похоже не торопились, — ответил он, прежде чем услышал, как Деку, задыхаясь, рассмеялся. В конце концов, он нес Шигараки.       — Ого, братан! Немного сурово! — раздался безошибочно узнаваемый голос Серо и пыхтение АйсиХота в знак согласия.       Бакуго даже не потрудился ответить, выдернув свой наушник. Пришло время схватить ублюдка с синем огнем, прежде чем он успеет сбежать.       Пробежав мимо парочки негодяев, безуспешно пытавшихся выбраться наружу, он обнаружил ублюдка, сидящего на грязном матрасе на полу в дерьмовой комнате в задней части здания.       Он выглядел слишком невозмутимым для ситуации, которая происходила вокруг него.       Бакуго вдруг почувствовал, что похолодел, и ему потребовалось все силы, чтобы просто приблизиться к этому засранцу. Он пнул грязный матрас своим боевым ботинком так, чтобы показать свое присутствие.       Даби лениво встал, почесал затылок и демонстративно расправил плечи.       — Ты что, придурок, хочешь меня достать? — спросил Бакуго, отчаянно игнорируя неприятное воспоминание о паре холодных костлявых рук, хватающих его за шею и кричащего Деку, пытающегося добраться до него, пока не стало слишком поздно.       Даби покачал головой.       — Нет, я думаю, что вы, ребята, держите нас там, где вам нужно, верно? — дразнил он, скобы в уголках его рта растягивались, когда он улыбался, изо всех сил стараясь удержать участки кожи вместе.       Бакуго боролся с рвотным позывом, надевая наручники на Даби прямо перед тем, как толкнуть его вперед.       Лига злодеев (или как они себя теперь называют) должна была предстать перед судом. Их жизни закончились: они будут заключены в тюрьму, и Бакуго навсегда забудет о них. Лига станет всего лишь плохим воспоминанием.       За исключением того, что Даби продолжал улыбаться, когда его уводили. Это заставляло вспомнить Бакуго те вещи, которые он хотел похоронить глубоко в своем сознании и больше никогда не вспоминать. --       Предполагалось, что Лигу будут судить как преступное объединение. Ее члены могли бы сказать ебаное «прощай» свободе, и большинству из них грозило бы пожизненное заключение. По крайней мере, Бакуго надеялся, что их всех запрут навсегда.       Он думал, что это будет.       Но в жизни нет справедливости, и один удачливый ублюдок заключил чертовски выгодную сделку.       Даби собирались судить отдельно, хотя Бакуго предпочитал немного другой термин. Формальность — это было больше похоже.       Если все пойдет по плану, Даби в итоге станет первым реабилитированным злодеем.       Блестящая идея была таковой:       Выберите неудачливого профессионального героя, который был бы в прямом смысле дерьмовой няней для счастливого ублюдка. Как долго это продлится? Сколько бы посчитал нужным судья. Частые проверки, много социальных работников и добровольцев, которые вовлечены в дело, СМИ вошли бы в экскурс по всем делам.       Если все пойдет хорошо (хотя Бакуго не задерживал дыхание на этом)… если все пойдет точно по плану, тогда будет создан Комитет или что-то в этом роде.       Комитет реабилитирует еще больше злодеев.       Вместо того чтобы гнить в тюремной камере злодеи, которые это заслужили, получат возможность «исправиться», стать сраными членами общества. Можно в это поверить? И что самое худшее во всем этом деле? Даби был допущен к такой эксклюзивной программе, не потому что он был идеальным кандидатом.       Его выбрал сам Эндевор.       Этот абсолютный кусок дерьма был братом Шото — Тойя.       Ни семья Тодороки, ни комитет не просили провести анализ ДНК.       Бакуго не присутствовал на секретном совещании, где решались подобные вопросы. У него не было такого рычага воздействия, он был всего лишь новичком, возможным выдающимся профессиональным героем.       Но Шото там был.       Половинчатый, естественно, все рассказал дорогому Деку. Его самый близкий друг, — дерьмовый Деку — в свою очередь, рассказал об этом Бакуго. Доверяй ботанику, чтобы тот сохранил тайну, не так ли? --       Тодороки Энджи уже не был тем героем, как когда-то. Он устал и постарел: колени болели, когда шел дождь. Боль в суставах выводила его из себя, ведь он думал, что не доживет до старости. Во всяком случае, не так.       Он определенно не должен был достичь этого возраста и обнаружить, что единственное сожаление, которое он никогда не сможет исправить — это сын. Он считал его исчезнувшим навсегда, но теперь, очевидно, тот был жив и являлся сумасшедшим злодеем. Превосходно.       Эндевор со вздохом ослабил галстук. Ему очень хотелось принять теплый душ и выпить чашку чая, но он боялся, что не скоро доберется до особняка Тодороки. Откинувшись в кресле, он многозначительно уставился на Шото, Цукаучи и забавного на вид мужчину, которого он принял за окружного прокурора.       — Ну и что? Вы уже решили, что будете делать с, — нетерпеливо начал он. — Злодеем?       Прокурор прочистил горло и поправил галстук, прежде чем сделать неуверенный шаг вперед. Шото стоял позади него, глядя прямо на Эндевора, и его лицо никогда не выдавало никаких эмоций.       — Есть новая программа для таких людей, как ваш сын, — ногти Энджи впились в ладонь, кожа чуть не лопнула. Окружной прокурор, почувствовав его неловкость, на секунду заколебался, прежде чем Энджи едва заметно кивнул.       — Мы, — продолжил он, слегка повернувшись, чтобы посмотреть на Цукаучи. — Мы подумали, что он будет идеальным кандидатом для программы реабилитации. Разве это не так?       Цукаучи медленно кивнул, хотя было ясно, что он не разделяет энтузиазма мужчины.       — Программа предназначена для реабилитации злодеев, чтобы они смогли стать полноценными членами общества, — объяснил он, доставая из портфеля досье и аккуратно кладя его на стопку папок на столе Энджи.       Энджи раздраженно ущипнул себя за нос, прежде чем схватить досье и быстро просмотреть его содержимое. Даже при беглом взгляде было очевидно, что профессиональный герой должен был отвечать за то, чтобы держать злодея в узде, пока он были в процессе… перевоспитания.       В идеале именно он должен был бы взяться за такую задачу, но, вспомнив шрамы, окружавшие кривую ухмылку его отчужденного сына, безумие, кипевшее в его глазах, его маленькое сердце болезненно сжалось.       — Шото, — сказал он, обращаясь к своему младшему из сыновей, в первый раз с начала собрания. — Было бы лучше, если бы это сделал ты…       — Нет, — перебил его Шото, и, несмотря на мягкий тон, его голос все еще отдавался эхом в стенах кабинета. Его глаза смотрели прямо на него, но для Энджи они были непроницаемы.       — Ну что ж, — сказал окружной прокурор, пытаясь с улыбкой стряхнуть неловкость. — Теперь это меньше всего нас волнует, не так ли? Я уверен, что мы найдем более, чем подходящего героя для наблюдения за Даби.       По мере того, как совещание продолжалось, детали программы были подробно объяснены и Энджи, и Шото. Казалось, все будет хорошо.       Тойя получит помощь. Помощь, в которой он, очевидно, нуждался, и он перестанет быть злодеем: снова станет сыном Энджи. Он вернется. Обязательно вернется.       Детали, касающиеся того, кто будет героем, ответственным за то, чтобы держать Даби на коротком поводке, пока тот находился в программе, больше не обсуждались. Но все в офисе знали, что есть только один человек, способный и подходящий для этой работы. --       Если Бакуго и научился чему-то из своей героической работы, так это следующему: 1. Иметь Деку в качестве партнера — это самый настоящий отстой, но иногда он может быть полезен. Неважно. 2. Быть стажером в агентстве Бест Джинса в лучшем случае было ужасно, а работать на чопорного и порядочного ублюдка, неудивительно, было также отвратительно. 3. Он должен всегда, абсолютно всегда доверять своим инстинктам. Если у него было ужасное предчувствие чего-то, если он чувствует, что миссия закончится плохо, это так и будет. Все очень просто.       На следующий день после того, как ему удалось буквально вытрясти информацию о встрече из Деку, он столкнулся только с мрачными лицами в агентстве.       Видеть раздраженные лица и закатывающиеся глаза не было чем-то необычным. К этому времени он уже знал, что часто бесит людей, но у него не было сил заботиться об этом. Во всяком случае, большую часть времени.       Но какие лица приветствовали его в этот день? Обычно надменная секретарша отводит взгляд, и в ее глазах появляется что-то похожее на жалость?       Это было чертовски плохое предзнаменование, если он когда-либо видел его.       — Доброе утро, Граунд Зеро! — услышал он ее фальшиво-веселый голос. Бакуго повернулся к ней, его брови сошлись вместе, прежде чем он насмешливо посмотрел на нее и направился прямо к лифту.       Когда двери лифта открылись, глупый половинчатый уже был внутри, его глаза слегка расширились, когда он чуть не врезался прямо в него. Бакуго почувствовал, как его уши потеплели, и мысленно проклял другого за то, что тот вечно стоит у него на пути.       Тупой АйсиХот, возможно, продолжал расти, в то время как Бакуго оставался таким же. Но он не был настолько маленьким, чтобы его не заметили.       — Извини, Бакуго, — услышал он голос героя и, конечно же, это был тот же самый гребаный жалкий взгляд, который он получил от секретарши несколько минут назад.       Что-то пошло не так, если сам ледяной принц показывал какие-либо эмоции, кроме легкого раздражения, когда дело касалось Кацуки. Он ощутил явное стеснение в груди, боль, от которой никак не мог избавиться. Этот ублюдок не был таким бесчувственным, когда был с Деку.       АйсиХот уже собирался направиться к выходу, когда Бакуго схватил его за руку и силой втащил внутрь лифта, нажав кнопку шестого этажа, где располагались кабинеты Деку и его.       Несмотря на то, что тупица мог легко ускользнуть, оставив Кацуки с сотней надоедливых вопросов в голове, он едва сопротивлялся, когда его тащили обратно в лифт.       — Что, черт возьми, происходит? — спросил Бакуго, прожигая глазами дыры в голове Тодороки. — И почему ты здесь? Деку вызывал тебя или что-то в этом роде?       Тодороки открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закатил глаза при упоминании Деку, словно сама мысль о том, что они с Деку больше, чем коллеги, была просто смешна. Это заставило кровь Бакуго закипеть по причинам, о которых он не хотел думать.       — Успокойся, Бакуго, — подбодрил его Тодороки, высвобождая руку из хватки Кацуки. — Ты скоро все узнаешь.       Бакуго сморщил нос и скрестил руки на груди. Он начинал по-настоящему расстраиваться.       — Так вот почему Бест Джинс просил о встрече со мной? А? Какая-то самоубийственная миссия или что-то в этом роде?       Второй раз за этот день в глазах Тодороки промелькнула какая-то странная эмоция, настолько короткая, что Бакуго никак не мог понять её. Необычно.       — Нет, но тебе это точно не понравится, — ответил он, выходя из лифта, как только тот остановился на пятом этаже. Его место рядом с Бакуго занял еще один пассажир.       Ублюдок не потрудился ответить, почему он оказался в агентстве, но ответ вскоре стал очевиден.       Тодороки был абсолютно прав.       Бакуго не понравится его новое назначение. --       — Я говорю, блядь, нет! — крикнул он в ту минуту, когда Бест Джинс настоял, что он единственный герой, который может играть роль няни для гребаного злодея.       И не просто злодей, они говорили о скобчатом парне, о том, у которого огненная причуда. О том, чьи ледяные пальцы он все еще чувствовал на своей шее порой, во время ночных кошмаров.       Бест Джинс молчал, а Деку, сидевший у двери кабинета, неловко откашлялся и встал, нерешительно шагнув к ним.       — Может быть, это я должен сделать, — предложил он, и на этот раз Бакуго испытал искушение позволить ему принять пулю за себя.       Бест Джинс уставился на них обоих, его глаза не были такими невыразительными, как у ублюдка АйсиХота, но Бакуго мог сказать, что он пытался сохранить хладнокровие. Он не потеряет самообладания и уж точно не будет кричать.       Кабинет был просторным, его окружали стеклянные двери и огромные окна, пропускавшие солнечный свет. За окном виднелся горизонт Мусутафу во всей красе. Помимо очевидного приятного вида, Бест Джинс взял себе за право всегда содержать свой офис в чистоте и, в общем, в отличной форме.       Несмотря на это или, может быть, из-за этого, Бакуго чувствовал себя подавленным. Его руки начали гореть, покалывать и жечь, как всегда перед тем, как он совершал что-то опасное, что-то глупое, но то, отчего гордость кричала ему сделать в любом случае.       — Ха, как будто ты, блядь, можешь с ним справиться, — выплюнул он, болезненно стиснув зубы. — Ладно, я сделаю это.       Деку слегка улыбнулся ему. Ботаник, вероятно, думал, что он успокаивает: Бакуго нахмурился, желание почесать руки росло с каждой минутой, но он проигнорировал искушение.       Бест Джинс покорно кивнул, как будто ожидал именно такого исхода.       — Очень хорошо, — сказал он, но прежде, чем отпустить их, он изменил свой фасад, позволяя им увидеть изношенного человека, который прятался за громким именем. — Но вы должны немедленно сообщить нам, если это станет чем-то тяжелым.       Смысл его слов был ясен и прост. Они никогда не позволят ему забыть о тех трех днях, которые он провел взаперти в захудалом баре в Камино Уорд много лет назад. Бакуго давно смирился с этим фактом. --       За исключением Шинсо, Бакуго всегда считался единственным героем, который в конце концов станет изгоем. Люди сравнивали его скорее с Эндевором, чем с Мируко, и ожидали, что гнев возьмет над ним верх. Они боялись, что его соперничество однажды обернется горечью и разочарованием.       Слухи преследовали его всю гребаную жизнь.       Куда бы он ни пошел, люди всегда предполагали, что он будет грубым, самоуверенным героем, который будет рисковать целыми операциями из-за своей гордости. Мудаком, который отказывается быть командным игроком или мило улыбаться детям.       Это было прекрасно.       В его планы никогда не входило превращаться в глупого дешевого подражателя. А зачем?       Ну и что с того, что люди верят, что он обязательно превратится в злодея только потому, что его похитили, когда он был гребаным первокурсником? Ну и что с того, что он никогда не сможет стряхнуть с себя это дурацкое событие, пока Деку и Половинчатый были кумирами людей?       Он мог жить с этим.       Бакуго верил в цифры, и, черт возьми, он был единственным новичком, посадившим за решетку невероятное количество злодеев. В его глазах этого было достаточно. На самом деле, он был великолепен, он был новичком, но он все еще был в первой десятке героев, так почему же, почему, почему, почему…       Почему его так волновало, что ему снова пришлось иметь дело с Даби?       Блядь, потом он обязательно попросит повышение. Ему платили недостаточно, чтобы разбираться с этой чушью. --       Бест Джинс коротко сообщил ему, что окружной прокурор уже подготовил все детали. Даби не будут судить, как остальных членов Лиги. Нет, вместо этого будет другой, более сокращенный процесс.       Эндевор позаботился о том, чтобы его новообретенный сын стал выдающимся членом общества. Он не допустит, чтобы его фамилия была еще больше запятнана.       Бакуго знал, что АйсиХоту на это наплевать, но он также знал этого ублюдка достаточно хорошо, чтобы понять: тот хочет получить ответы. Если Даби действительно был Тойей, почему он никогда не пытался связаться с ними?       Деку, больно, блядь, сердобольный, пытался подбодрить Тодороки, как только мог. Он также активно настаивал на замене Бакуго в качестве героя, ответственного за то, чтобы держать огненного злодея в узде.       Это безмерно раздражало его.       — Каччан, — приветствовал его Деку, когда он подошел к зданию суда.       Мидория неловко стоял в своем плохо сидящем костюме прямо посреди коридора, нервно теребя подол рубашки. При этих словах Бакуго невольно закатил глаза.       Ботаник, возможно, немного вырос с их студенческих лет, но в тот момент Кацуки пришел к выводу, что он до сих пор остался таким же. Большой ребенок.       Он раздраженно закрыл глаза всего на секунду, прежде чем снова открыть их, теребя в руках дурацкий зонтик. Старуха настояла, чтобы он взял его с собой: сегодня должен был пойти дождь. Бакуго переехал много лет назад, но ведьма всегда была права насчет погоды, и он сомневался, что этот раз станет исключением. Как бы ярко ни светило солнце; он с тяжелой душой отправился в здание суда.       Глаза Деку сияли чем-то похожим на нежность, когда тот увидел его зонтик.       — Я вижу, она тоже написала тебе, — сказал он, широко улыбаясь и показывая Бакуго свой собственный зонт: ужасную зеленую штуку, которая, без сомнения, была частью его геройского мерча.       — Неважно, — бросил Кацуки, прежде чем вздохнуть и сесть на мраморную скамью. У них оставалось еще полчаса до того, как все начнется.       — Какого хрена ты здесь делаешь в такую рань, ботаник? — спросил он, прищуриваясь и изучая Деку, пытаясь понять, сможет ли он выяснить это сам, прежде чем ботаник откроет рот.       Перспектива провести следующие полчаса, прежде чем начнется эта чертовщина, сидя рядом с Деку, уже начинала его раздражать. Если бы Бест Джинс, черт возьми, не настаивал на этом… будь его воля, он не приехал бы так рано.       Деку вздохнул и наконец сел рядом с ним, как и предполагал Бакуго.       — Знаешь, я просто нервничал, — сказал он, впервые отказавшись от веселого представления. — И беспокоился о тебе и Шото.       Тебе и Шото.       Бакуго почувствовал, как на него снова накатила волна тошноты.       — Уже по имени, ботаник? Черт, это было быстро, — сказал он, надеясь, что сарказм в его словах не останется незамеченным. Деку молчал, а Кацуки даже не взглянул на него — вдруг этот болван покраснел или что-то в этом роде.       — Это также его геройское имя, — наконец ответил Деку. Он встал, коротко похлопав Бакуго по спине, а затем повернулся и направился в туалет.       Кацуки остался здесь. Его руки превратились в кулаки, а ногти впились в кожу. --       Он видел ублюдка, когда Деку, половинчатый, а также другие герои арестовали членов Лиги. Даби улыбнулся своей жуткой ухмылкой, и Бакуго по глупости решил, что больше никогда его не увидит.       Именно тогда, когда полицейские втолкнули Даби в комнату, — его руки были заложены за спину в причудливых наручниках — и он смотрел прямо на Бакуго, даже не бросив взгляд на Эндевора или АйсиХота. Один этот взгляд заставил Бакуго почувствовать, как он опорожняет содержимое своего желудка.       Нет.       Он чувствовал себя еще хуже.       Даби (или лучше сказать Тойя?) ухмыльнулся. Скрепки, несомненно, с трудом удерживали его глупое лицо вместе.       Судья вошел, и все встали. Слушание вот-вот должно было начаться, и, как по команде, именно в этот момент пошел дождь. --       Даби отвечал за него в первый же день его «пребывания» в Лиге.       — Убери от меня свои гребаные грязные руки! — закричал Бакуго. А может, и нет? Честно говоря, он не был уверен, что может доверять своим воспоминаниям о том времени. Всякий раз, когда он пытался вспомнить тот первый день наедине с Даби, его разум затуманивался, и он никогда не мог полностью сложить весь день воедино.       Он вспомнил, что Даби не особенно радовался идее заботиться о нем. Он всегда говорил с ним свысока, словно Кацуки был сопливым ребенком, который не заслуживает внимания.       Или воды.       Или еды.       Или нечто большее, чем ведро, для того чтобы делать свои дела, когда он уйдет.       Бакуго помнил, что через несколько часов Даби изменился. Он все больше интересовалась тем, что он делал… или сказал? Но как бы он ни старался вспомнить, что привлекло внимание этого ублюдка, он всегда возвращался с пустыми руками.       — Дерзкий, да? — он вспомнил, что сказал Даби, схватив его за волосы и откинув голову назад.       Бакуго вспомнил, как лицо Даби придвинулось ближе, и его гнилое дыхание заставило задыхаться. Он был так близко, что Бакуго смог разглядеть мягкую ткань между обожженными участками и остальной кожей — ржавые скрепки едва удерживали все вместе.       Он вспомнил, что ему было больно и что он умолял. Почему? Этого он не знал.       Остальные его воспоминания были туманны. Следующее, что он помнил, это как тихо сидел в кресле, окруженный злодеями: гнев бурлил в его венах, желая разнести все на куски.       А потом его спасли.       После этого Бакуго не стал искать помощи. Ни один тупой психотерапевт не приблизится к нему, пытаясь обнаружить вещи, которые он предпочел бы держать под замком. Он не позволит им вскрыть его мозг и понять, насколько испорчен его разум. Они наверняка удивятся тому, как он вообще смог выздороветь.       Нет.       Бакуго тут же решил похоронить этот опыт и никогда больше не возвращаться к нему. --       — Ну, и как у тебя дела? — голос Киришимы звучал весело, фоновый шум указывал, что он, вероятно, в метро. Бакуго вздохнул и крепко сжал телефон.       — Прекрасно, — коротко ответил он, прижимаясь лбом к прохладному стеклу окна своей квартиры, его усталые глаза смотрели на впечатляющий вид горизонта Мусутафу.       — Что-то ты не в себе, — помолчав, произнес Эйджиро. Бакуго внутренне застонал, почему он никогда ничего не мог скрыть от дерьмоволосого?       — Как скажешь, — он решил не опровергать и не подтверждать подозрения друга. Кацуки услышал, как Киришима засмеялся и что-то сказал сидевшему рядом с ним статисту.       — Эй, братан, можно я тебе попозже позвоню? Я думаю, это моя остановка, — торопливо бросил он. Бакуго впился ногтями в кожу своих бедер, борясь с острой потребностью почесать их, пока они не стали влажными.       — Да, давай, говнюк, эти негодяи сами себя не поймают, — кинул Бакуго на прощание. Киришима уклончиво рассмеялся, и Кацуки услышал, как его напарник что-то сказал по-английски, но слов разобрать не смог.       — Ты прав, но я позвоню тебе позже, хорошо? — на секунду беспокойство в голосе дерьмоволосого заставило Бакуго пожалеть, что он сказал ему что-то о своих… противоречивых мыслях. О том, что Тодороки и Деку, возможно, находятся в отношениях.       Хотя, кто знает, что с этими двумя. Они были практически неразлучны в течение многих лет. Возможно, просто очень близкие друзья. Ни один из них никогда не давал никаких признаков того, что их отношения были чем-то большим, чем это.       По крайней мере, так Киришима сказал ему несколько месяцев назад, когда он еще не был за много миль отсюда.       Ему предложили поработать в американском агентстве в течение года, и Бакуго настоял… даже пригрозил ему принять предложение.       После того как Кацуки ворочался в постели, казалось, уже несколько часов, он позвонил ему, даже не проверив, какой час на восточном побережье Америки. Киришима ответил почти мгновенно, убеждая его рассказать, что случилось. В конце концов, Бакуго просто так никогда не звонил.       На следующий день состоялось последнее слушание.       Бакуго понимал, что надеяться на то, что судья увидит, как чертовски безумен и безнадежен этот скобочный ублюдок, было бесполезно. В глубине души он знал, что не стоит продолжать надеяться.       Он полностью, абсолютно полностью облажался.       В конце концов, Киришима все еще верил, что Даби был арестован и осужден за свои преступления. Он собрал вещи и покинул страну почти сразу же после того, как члены Лиги были арестованы.       Правой рукой Бакуго нащупала след ожога возле таза и впилась в него пальцами: боль отвлекла от беспорядочных мыслей.       Когда он проснулся утром, Кацуки все еще лежал у окна своей спальни — все его тело болело. Он проверил свой телефон и обнаружил один пропущенный звонок от половинчатого из всех людей. --       Проклятый половинчатый ублюдок не прекращал попыток добраться до него. Каждый раз Бакуго колебался: блокировать его номер или нет? Часть его не хотела иметь ничего общего с Тодороки, но крошечная часть чувствовала странное влечение к нему.       Он обедал в кафетерии агентства, когда Тодороки снова позвонил и, несмотря на здравый смысл, взял трубку.       — Чего ты хочешь? — проворчал он, ковыряясь вилкой в салате.       — Алло? Бакуго?       Бакуго плотно сжал губы и закатил глаза.       — А кто еще, тупица? Ты не перестанешь звонить, да?       Тодороки что-то промычал, и Бакуго понял, что его слегка позабавило его явное раздражение. Он мог только представить себе ухмылку АйсиХота, почти незаметную. Кацуки ненавидел себя за это.       — Слушай, я не могу вдаваться в подробности, но будь осторожен с… Даби, — Бакуго мог сказать, что половинчатый намеренно избегал называть злодея по имени. Он действительно не мог винить его.       Того, кого Шото знал как Тойю, больше не существовало.       Бакуго знал это, но все равно не мог не вонзить ногти в открытую рану Тодороки.       — А, ты имеешь в виду своего старшего брата? Ты, блядь, не возьмешь его к себе, потому что тебе чертовски неловко. А потом мне придется делать всю грязную работу, но ты хочешь, чтобы я был осторожен? Хрен тебе.       На другом конце провода воцарилась тишина, и по мере того, как тикали часы, Бакуго почти чувствовал себя неловко. Он чувствовал себя зверем. Кацуки отодвинул салат в сторону.       — Я понимаю, — медленно проговорил Тодороки, растягивая слова. — Ты имеешь полное право сердиться на меня… Я просто не могу принять его. Ни сейчас, ни даже после того, как ему станет лучше — если вообще станет лучше.       Бакуго просто сидел молча, его плечи ссутулились, а во рту внезапно пересохло. Он не знал, что на это ответить. Как всегда, он начал злиться на собственную беспомощность.       — Наверное, я не могу простить ему того, что он сделал с тобой, — продолжал Тодороки, и его голос прозвучал глухо и отстраненно для ушей Бакуго. — И если бы это зависело от меня, тебя бы не назначили на эту программу.       А, ну да.       Герой, который должен был убедиться, что злодей реабилитирован или что-то вроде того, в значительной степени должен следить за этим злодеем двадцать четыре на семь. Кто, черт возьми, был гением, создавшим эту программу? Почему они решили, что для этой работы достаточно одного героя?       Бакуго не будет патрулировать улицы, как обычно: он не будет назначен ни на какое другое дело. Его личная жизнь не будет существовать до тех пор, пока Даби не сдаст или не провалит программу.       Учитывая, что и Эндевор, и его агентство хотели убедиться, что Даби сдаст «выпускные экзамены», чтобы получить свой драгоценный второй шанс. Пройдет некоторое время, прежде чем Бакуго сможет вернуться к своей нормальной жизни.       Все его время будет занято Даби.       С таким же успехом Кацуки мог бы попрощаться со своим местом в рейтинге героев. Он почувствовал, как закипает его кровь: гнев овладел им полностью.       — Пошел нахуй, — сказал он, прежде чем повесить трубку. --       Окончательное решение было принято в пятницу утром.       После того, как суду были представлены обширные доказательства, и видя, что окружной прокурор, ответчик и героическое агентство Деку подали ходатайство о том, чтобы злодей, известный как Даби, был первым испытуемым программы реабилитации злодея, судья решил позволить Даби в полной мере воспользоваться этой программой.       Граунд Зеро был назначен в качестве профессионального героя, ответственного за его контроль.