Gravity of love

Да, это была, безусловно, она — моя кузина и бывшая невеста. Я замер, с любопытством разглядывая ее. Лиззи почти не изменилась. Лишь немного подросла и изменила прическу, избавившись, наконец, от наивных детских хвостиков. Лицо все такое же милое и открытое, талия столь же тонка, движения порывисты. Но вот она несколько раз глубоко вздохнула, наслаждаясь летней вечерней прохладой, и взгляд ее упал на стоявший рядом вазон с белыми розами. Она подняла руку, сначала коснувшись пальцами своих губ, а затем дотронулась до белых бутонов. Замерла на какое-то время, глубоко задумавшись, машинально поглаживая нежные лепестки. — Она думает о вас, милорд, — негромко заметил Себастьян за моей спиной. Я повернулся, желая видеть выражение его лица, но он был абсолютно невозмутим. И я вновь отвернулся: — Это и так очевидно. Эти розы… — «Стерлинг силвер». Ваши любимые. — Точнее, когда-то были ими, — поправил я. В этот момент девушку, видимо, окликнули, поскольку она вдруг обернулась. Я проследил взглядом: к ней подходил высокий молодой человек с двумя бокалами пунша в руках. Его я тоже узнал: молодой Ральф Спенсер, сын лорда Спенсера, его единственный наследник. То, как он улыбался, как смотрел на мою кузину, не оставляло сомнений: он влюблен в нее по уши. Я не удивился, ведь Лиззи и впрямь похорошела, но почему-то это меня смутно раздражало, хоть я и не мог понять почему. Едва ли это могла быть ревность, ведь я никогда не был влюблен в свою невесту. Наверное, собственнические инстинкты невольно проснулись во мне, ведь мне с младенчества внушали, что настанет день, и мы поженимся. Он обратился к ней, протягивая бокал. Однако из-за непрерывно звучащей из зала музыки и гула голосов, расслышать, о чем они говорили, не получалось. Пару минут я колебался, хочу ли этого. Потом все же решился и, сделав знак Себастьяну следовать за мной, одним неуловимым движением переместился на балкон, укрывшись за соседним вазоном, высоким настолько, что закрывал нас с головой. Никто из гостей, разумеется, не заметил появления двух демонов, лишь неожиданный холодный порыв ветра заставил людей поежиться. Теперь с нашего места нам отлично был слышен интересующий меня разговор. Лиззи вновь погладила бутоны. — О! — говорил в это время Ральф. — Они напоминают кого-то неприятного вам? Девушка с удивлением взглянула на собеседника. — Вовсе нет. Наоборот… С чего вы взяли? — Ну… вы… просто… — он смутился и покраснел. Во время разговора с Лиззи он часто смущался. Еще один признак влюбленности. — Вы выглядели расстроенной. Или мне показалось? Простите, я лезу не в свое дело… Юноша был так забавен в своем отчаянном смущении, что моя кузина, конечно, не могла сердиться на него, даже если бы повод был. Она ласково улыбнулась ему, и он приободрился, глядя на нее с робкой надеждой. — Просто этот человек ушел… — Ушел? То есть… оставил вас? Но как он смог? — Он ушел из жизни, я имею ввиду, — ее голос слегка охрип от нахлынувших эмоций, и Лиззи непроизвольно отвернулась от Спенсера, глядя теперь только на белоснежный ароматный букет. — Он умер несколько лет назад… — О! Простите меня… Мне очень жаль… Мисс Элизабет… Я не стану больше расстраивать вас этим разговором. — Нет, ну что вы! — Лиззи повернулась к нему слишком порывисто, и я нахмурился: неужели она тоже неравнодушна к этому смешному щеголю? — Наоборот, вы знаете, Ральф, я рада поговорить о нем… Ведь это так редко случается. Я скучаю по нему, и мне хотелось бы поговорить с кем-нибудь, но… — Я понимаю, — прошептал в ответ юноша и, неожиданно шагнув ближе, взял ее за руку. У них, что, роман?! — Это ваш кузен, да? О нем вы вспоминаете? Безвременно скончавшийся юный граф Фантомхайв? Последний из своего рода… В глазах девушки блеснули слезы. Она молча кивнула. И совсем, кажется, забыла, что надо отнять руку у настойчивого ухажера. — Я… скучаю по нему. В последнее время мы мало общались, но каждая наша встреча была для меня праздником. Я невольно вздрогнул, услышав это признание. Встречи со мной, оказывается, были для Лиззи так важны? Я вспомнил свое недовольство, раздражение и сварливость, которыми каждый раз встречал ее. А она… — Я сволочь, — прошептал я. Я, конечно, не мог видеть лица стоящего за мной Себастьяна, но был совершенно уверен, что он улыбается. — Прекрати скалиться! — Милорд, как я могу… — Себастьян, я что, похож на идиота? — Прошу меня простить, милорд… Кажется, он все же перестал улыбаться… — Я часто мешала ему, я знаю, — продолжала тем временем девушка, — ведь он всегда был так занят, он стоял во главе рода, сам занимался всеми делами. Я была старше его на год, но, глядя на него, всегда ощущала себя маленькой девочкой, ведь он вел себя, словно взрослый. — Я помню его, — оживился Спенсер, вероятно, из-за того, что смог, наконец, найти общую тему и поддержать разговор. — Такой серьезный и видный молодой человек. Его появление в свете всегда становилось сенсацией. Выразительные глаза Лиззи засветились каким-то необъяснимым восторгом: — Сиэль был особенным… — Я думаю, мне уже достаточно, — прошептал я, отворачиваясь от пары на балконе. — Пойдем, Себастьян. — Да, господин. Куда желаете направиться? — Просто пойдем… Однако сам я не двинулся с места. И он без лишних слов вновь подхватил меня на руки и взмыл ввысь, унося прочь от моего неожиданно ярко ожившего прошлого. Я молчал. Признания моей бывшей невесты, да и просто один ее цветущий вид заставил меня взглянуть с другой стороны на мои кровожадные планы. Я собираюсь погубить миллионы людей, всю Европу. А это значит, я обреку на смерть и ее — невинную юную девушку с чистым и преданным сердцем. Единственного, наверное, человека, не забывшего и все еще любящего меня. Я принес ей слишком много горя. Но я не хочу стать ее убийцей. Наоборот, пусть я и демон, но всем своим существом я желал для нее счастья. Чтобы жизнь вознаградила ее за нежную привязанность ко мне и за все страдания, на которые я невольно обрек ее, заключив однажды контракт с демоном. — К Темзе? — Не говори ерунды. Ты отлично знаешь, что теперь я не сделаю этого. — Вы не станете насылать холеру? — Конечно, нет. Я не смогу погубить Лиззи. После всего горя, что я ей уже причинил… Я не стану воплощать свой план. — Вы пощадите всю Европу из-за одной девушки? — Не только из-за нее, — я заглянул ему в лицо. — Мне не хочется возвращаться домой, Себастьян. Отнеси меня… туда, где покой. …Бескрайнее поле сине-белых цветов сливалось с темнотой вечернего звездного неба. Это место — то самое, откуда три года назад я начал свой демонический путь. В то время я ощущал себя свободным, сильным, почти счастливым. Сейчас чувства мои были иными, но, покой, растворенный в воздухе этого волшебного места вновь, как тогда, окутал меня. И постепенно я начал приходить в себя. Я осознал, насколько нелепым и безнадежным был мой кровожадный план. И не потому, что он не удался бы — нет, при определенных обстоятельствах, совершив несколько хитроумных ходов, затратив некоторое количество времени и переманив на свою сторону недовольных властью Люцифера демонов, я бы мог победить. Но, почти наверняка, я бы обрек на гибель Себастьяна. Я понял, что дошел до края и не могу шагнуть дальше. Я не могу убить Лиззи — это была бы ужасная несправедливость, которую я никогда, целую вечность, не простил бы себе. Я не мог убить Себастьяна, я бы просто не пережил этого. У моей жестокости нет и не должно быть будущего, даже несмотря на то, что она переполняет все мое существо. Мне следовало приложить усилие и изгнать ее из себя. Стоя посреди бескрайнего поля, ощущая у себя за спиной молчаливую поддержку Себастьяна, я так и поступил. И окружающая меня гармония незримо помогла мне, утопив в аромате цветов мою жажду крови. Себастьян осторожно положил руки мне на плечи. — Господин, вам наконец-то стало лучше… Я промолчал. Я должен был испытывать счастье от того, что есть на свете кто-то, понимающий меня так хорошо… Но, увы, демоны не созданы для счастья. Себастьян развернул меня к себе и приподнял мое лицо за подбородок — хоть я и вырос, но все еще был ниже его на целую голову. — Но ваши глаза по-прежнему пусты, — с горечью констатировал он. Это было так. Пустота была не только в моих глазах. Она была во мне, во всем моем теле, в моем сердце и даже, кажется, текла по венам вместо крови. Или, может, я сам стал ею — я уже не был ни в чем уверен. Кроме, пожалуй, одного… Я прикоснулся к его лицу: — Наполни меня, Себастьян. Заполни меня собой… И медленно наклоняясь к моим губам, он прошептал свое неизменное и единственно правильное сейчас: — Да, мой лорд… Его поцелуй — сначала такой легкий, едва ощутимый. Словно пробуя мои губы на вкус. Будто впервые познавая. Утешая и успокаивая. Но прошло несколько секунд, и все изменилось. Его руки крепче обняли меня, а легкость улетучилась, уступив место испепеляющему жару. Его ладонь зарылась в мои волосы, его поцелуй настойчивый и жесткий, почти жестокий, требовал отказаться от пассивного участия. Но тело поддалось не сразу. Мысли витали слишком далеко, слишком много оказалось пережитых за один день эмоций, и сначала я лишь вяло отвечал ему. Но он не собирался сдаваться. Уверенно освободил меня от одежды, затем снял свое пальто. Оторвавшись от меня на мгновенье, он разложил его на земле. Ослабил узел своего галстука и глядя пламенеющим взглядом, решительно толкнул меня вниз, накрывая своим телом. Его поцелуи… Его прикосновения… Такие желанные, такие волнующие… Словно виртуозный музыкант, извлекающий неповторимую мелодию из своего инструмента, он настраивал меня, играл на моем теле, заставляя трепетать от каждой ласки. Тело откликалось, вибрировало, было готово любить его. Но пустота никуда не девалась. Она оставалась во мне. И Себастьян это чувствовал. Его движения изменились, стали жестче. Он вонзил когти мне в спину, проводя ими вверх по позвоночнику, заставив выгнуться от острого смешения боли и удовольствия. Он покрыл мою шею багровыми засосами, вырывая хриплые стоны из моего горла. Принуждая к ответной жестокости. Зубами и когтями он оставлял на моем теле отметины, словно клеймил своей страстью. А мне нравилась его игра, она была близка моей демонической сущности. И все же… — Я не позволю вам утонуть в этой пустоте, милорд, — прошептал он, приподнимаясь и усаживая меня на свои бедра. — Ваши глаза так прекрасны, но лишь, когда в них есть жизнь… Неожиданно он поднес свое запястье к моим губам. Я с недоумением глянул на него. — Пейте, милорд, — и, увидев сомнение в моему взгляде, добавил: — смелее. Обещаю, это вернет вам утраченный вкус жизни. Не сводя с него глаз, я подчинился, вонзая в крепкое запястье свои клыки. Он лишь немного вздрогнул, и глаза его загорелись еще ярче. А я приник к его вене, мгновенно пьянея от неповторимого вкуса крови Себастьяна. Удивительно, он оказался прав: втекающая в меня темно-алая жидкость пробуждала во мне неожиданно сильную жажду жизни. И еще более сильную жажду Себастьяна. Вкус его крови — насыщенный, солоноватый — словно сам Себастьян: великолепный, изысканный, яркий. Живительная влага плела своими тонкими струями рассказ о своем хозяине, заставляя плавиться от захлестывающего с головой желания. И неосознанно мои бедра стали тереться об него, безмолвно умоляя утолить эту сводящую с ума жажду. В ответ на это Себастьян положил руку мне на затылок, отстраняя от прокушенного запястья. — Я хочу тебя, — вырвалось у меня. Мои руки уже нетерпеливо снимали с него одежду. — Хочу тебя прямо сейчас. Он улыбнулся в ответ, языком облизывая мои губы, испачканные его кровью, и помогая себя раздеть. Его рука осторожно скользнула к моей шее, словно спрашивая разрешения. И я чуть наклонил голову, отводя назад свои волосы и подставляясь навстречу его клыкам. Он впился в меня страстно, безудержно, и в то же время так сладко, что я не сдержал хриплого стона. Он приник к моей шее, выпивая все мои секреты и, кажется, меня самого. А главное — мою ненавистную пустоту. Не давая ей ни единого шанса. Одновременно с этим, второй рукой он провел по моей спине, спустился ниже, оглаживая обнаженное бедро и скользнул к паху, обхватывая изнемогающую от желания плоть. Я вскрикнул, выгибаясь в его объятиях, и на мгновенье отстранился от его кровавого поцелуя. Но он вновь прижал меня к себе, с еще большей жадностью приникнув к пульсирующей вене. А ладонь его сжавшись, неспешно начала двигаться по моему возбужденному члену. — Ваша кровь хранит память о вкусе вашей души, — хрипло прошептал он, оторвавшись, наконец, от моей шеи и не переставая ласкать. — Я не пробовал ничего прекраснее… Совершенство… А я, почувствовав, как второй рукой он заскользил по позвоночнику до поясницы, и еще ниже, крепко обхватил его за шею, чуть приподнялся, принимая внутрь его пальцы. Неприятно и чуть болезненно. Я судорожно вздохнул и впился агрессивным поцелуем ему в шею, царапая ему спину. Он ответил мне удовлетворенным вздохом и вновь улыбнулся: — Такой чувствительный… — Замолчи, — прошипел я сквозь зубы, стараясь привыкнуть к новым ощущениям. — …И весь мой… — продолжил он, откровенно любуясь мной. Дождавшись, когда я стал отвечать на движения его пальцев, он вынул их, и крепко сжав мои бедра, потянул на себя. Резкая боль пронзила тело, и я дернулся, инстинктивно пытаясь отстраниться. Он, конечно, не дал, властно удерживая и начиная размеренно двигаться. — Вы же демон, милорд, — прошептал он мне прямо в губы. — Боль — это наша с вами родная стихия. Доверьтесь, отдайтесь ей, и она не замедлит вознаградить вас… Он вновь оказался прав. Как только я перестал сопротивляться неприятным ощущениям, боль начала трансформироваться в новое чувство, постепенно сливаясь с возрастающим удовольствием в единое целое. И чуть задыхаясь от его растущих волн, я задвигался в такт с Себастьяном, принимая его толчки. Глубже. Сильнее. Чаще… Это не могло продолжаться долго, ведь мы оба уже едва могли контролировать себя. Он простонал: «Сиэль!», до лиловых синяков вцепляясь пальцами в мои бедра и сильнее вонзаясь в меня в судороге оргазма. И в тот же момент я изогнулся дугой в его объятиях, раскрыв рот в беззвучном крике: переполнивший экстаз лишил меня голоса. И после первого, всепоглощающего оргазма прошло совсем немного времени, и ничто не помешало нам испытать второй, более отсроченный, и третий за ним, изматывающий, но, безусловно, вдохновляющий на продолжение… И наши переплетенные и ставшим единым целым на много часов тела, безжалостно мяли сине-белый ковер невинности. *** — …Уверен, ваши приготовления не остались незамеченными. Скорее всего, за вами следят… Мне было скучно слушать это. Вместо этого, прижавшись боком, я любовался его потрясающим обнаженным телом и пытался отвлечь, игриво лаская пальцами его плечи, ключицы и грудь… — Милорд, — он перехватил мою руку, — вы меня совсем не слушаете? Я в ответ слегка потерся о его бедро. — Сейчас меня интересует не это. — Я вижу, — он отпустил мою руку, и я не замедлил этим воспользоваться, спустившись ниже по дорожке темных жестких волос к его паху. Он прерывисто вздохнул, чуть прикусив губу, и я вновь залюбовался им: возбужденный Себастьян — поистине захватывающее зрелище… Каким же я был дураком, решив однажды отказаться от него! В ответ на мои ласки, он повернулся ко мне, прижимаясь еще интимнее. Но не спешил продолжать, несколько секунд пристально изучая мое лицо. — И все же легкомыслие вам не свойственно. Я ответил ему долгим взглядом. — Разве? Ты уверен, что так хорошо знаешь меня? И он замер, а в глазах его начала расти настороженность. Впрочем, тело его по-прежнему категорично прижималось к моему, и нас обоих это более чем устраивало. — Ваша новая игра? И, хоть я редко делаю это, но на сей раз позволил себе улыбнуться. — Ты только догадался? — Милорд? — Да, Себастьян? — Вы все предвидели? Моя улыбка стала шире. — А разве Темза не была достаточно прозрачным намеком? Теперь в его взгляде читалось недоверие. — Но вы ведь не могли притворяться все время… — Конечно. — Значит… игра началась недавно, — его рука заскользила по моему телу, вызывая ответную дрожь удовольствия. И вкрадчиво: — Так когда же, Сиэль? Меня безумно возбуждало то, как он называл меня по имени. Я готов был слышать это из его уст снова и снова. И он явно заметил мою реакцию. — Не так давно, — мой голос слегка охрип. Я с наслаждением зарылся пальцами в его волосы. — Твоя настойчивость натолкнула меня на мысль, что ты не отступишься. Будешь пытаться снова и снова переубедить меня. Удержать. А потом я осознал, что потеряю тебя. Даже все силы Ада едва ли смогут убить меня. Но тебя — могут. И, скорей всего, так и сделали бы. Я не мог этого допустить. Между нами на минуту повисло молчание. Да, уже тогда я понимал, что единственная возможность не потерять Себастьяна — отказаться от своих сверхамбициозных планов. Но сам я бы не смог остановиться. Ненависть во мне была слишком сильна. Если кто и мог — то только Себастьян. И я сам позволил ему это. Больше того, немного подумав, я догадался, какой самый сильный аргумент он может мне привести. Потому Темза не случайно оказалась первой в моем списке. И еще я знал, что за нами уже наблюдают… — Вы показали им свою слабость… зачем, господин? — укоризненно спросил он. — Нет, Себастьян. Я показал им то единственное, что может меня остановить. Вернее, того единственного. Тебя. И, уверен, они сделали правильные выводы. Люциферу не нужна война со мной, все его издевки и унижения не смогли скрыть от меня страх в его глазах. Он боится моей силы. Я равен ему, и, значит, опасен. Теперь он в курсе, что между мной и им стоишь ты. И потому ты теперь для него столь же ценен, как для меня… Ну, — я дотронулся до его щеки, — почти так же. Отныне ты — гарант моего повиновения. А его лояльность — гарант твоей безопасности. В его интересах, чтобы ты всегда был рядом со мной и смог бы удержать меня от мести. Восхищение в глазах Себастьяна подхлестнуло желание, возбуждая до предела, и я настойчиво обвил его бедра ногами. — Ты хочешь продолжить эту бесполезную болтовню? — поинтересовался я, обводя пальцами его губы. Он хотел чего-то совсем другого, что тут же наглядно мне продемонстрировал. И все же на секунду прервался, вызвав тем самым у меня протестующий стон. — Милорд, так значит, вы в самом деле отказались от мести? Мне осточертели эти разговоры, и я, сделав резкое движение, перевернул его на спину и оседлал. — Как видишь. Руками обхватил его за плечи, и подняв, привлек к себе, чтобы вновь вовлечь в жаркий пьянящий поцелуй. Спустя минуту ощутив его глубоко в себе, я изогнулся, подобно дикой кошке, и тут же начал двигаться, сам задавая темп. И опалив его шею своим разгоряченным неровным дыханием, сходя с ума от нашей близости, я прошептал ему на ухо свой самый последний секрет: — Но игра еще не закончена…