***
Сону знает, что привычка запоминать людей по движению их губ во время разговора появилась у него ещё в детстве, когда, гуляя с детьми из школы, он забывал их лица и угадывал чужие имена только так. Сону всегда был дружелюбным и улыбчивым, излишне социальным и с плохой памятью на лица, но знать об этом нельзя было никому – и именно так выработанная своеобразная привычка спасала его от неловких ситуаций. Он помнит, что во время разговора Чонвон несильно приподнимает левый уголок рта, словно насмехается над собеседником, а губы Рики остаются практически неподвижными всё время, что он говорит с ним. Сону осознает, что выпил слишком много, когда знакомые губы просят его собираться домой в переполненном музыкой и людьми клубе – Рики. Сону поднимает свой взгляд и с трудом удерживает его на напряжённой фигуре японца, что даже в такой ситуации не рискует подойти ближе – лишь как будто бы издалека наблюдает за происходящим и подбадривает своего хёна. Сону недовольно вздыхает, полупустая бутылка из-под вермута летит куда-то в сторону, когда он неловко поднимается на ноги. Перед глазами всё плывёт, Сону зажмуривается и опирается на фигуру младшего, дожидается долгих секунд времени, чтобы, наконец, вновь открыть глаза и сделать первый самостоятельный шаг в сторону выхода. Этой ночью он напился непозволительно сильно. Сону не может видеть лица Рики, так как сам полностью сосредоточен на дороге до такси, но что-то в нём подсказывает ему, кричит, что японец осуждает такое поведение хёна. Сону будто бы наплевать, он старается не замечать крепкой хватки на своих плечах или слегка сбивающийся шаг, идущий параллельно его собственному. Он старается не думать, что Рики просто не такой человек, и эту ночь он должен был провести дома в безопасности, но никак не в переполненном народом клубе. В конечном итоге, всё происходящее было сугубо решением японца, и, если хоть какая-то часть из им увиденного была ему неприятна, он всегда мог уйти в любое время. – Чонвон-хён сам заказал такси. – Говорит Рики на выходе из помещения, и даже в своём нетрезвом состоянии Сону с лёгкостью может понять, насколько неуверенно звучит его голос. – Нам туда. – Спасибо. – Выдавливает из себя старший, когда японец с явным усилием удерживает его от падения; непонятно только, за что именно благодарит, но Рики всё равно кивает. Должно быть, произошедшее выбило его из колеи сильнее положенного, но Сону, даже напрягшись, не может вспомнить, что делал в клубе пару часов назад. Вся голова его забита одним именем, а всё остальное ощущается каким-то далёким, не стоящим внимания парня. Сонхун: мягкое «Сонхун-и» для всех окружающих и прохладное «хён» исключительно для Сону, будто бы не заслужившего даже стоять рядом со звездой такого масштаба. Сонхун, Сонхун, Сонхун… У Сонхуна самая очаровательная улыбка на свете, у Сонхуна есть маленькая белая собачка по имени Гаыль, похожая на своего хозяина всем, чем только можно, Сонхуна увольняют… Одно конкретное имя, застывшее в его голове, не даёт Сону спать долгие ночи. Главное лицо агентства увольняют за недавний скандал так, будто бы он ничего не значит для дальнейшей судьбы EN- или каждого его работника в частности. Будто бы они не забирают у Сону главную причину нахождения на его должности, главную причину нахождения на своих должностях многих. Хисын, как и всегда, мягко кладёт руки на его плечи, усаживает на кресло и говорит, что другого выхода он не видит. И это нормально. Нормально увольнять старых людей и находить на их места новых, более активных и свежих, и как-то так хён уже уволил Кея, посчитав его работу неудовлетворительной, поставив на чужое место переполненного энтузиазмом и идеями Чонвона, но Сонхун – это другое, и когда, сидя в кабинете, Хисын извиняюще и как-то совсем безвыходно протягивает ему свою руку, Сону не сдерживается и быстренько вытирает рукавом пару непрошенных слёз. – Хён, тебе не стоило столько пить. – Говорит Рики обиженно, вырывая старшего из своих мыслей, и Сону недовольно косится на затихшего японца, что рукой указывает на приоткрытую дверь такси. Сону справедливо считает, что Рики не должен лезть не в свои дела, тем более, если эти дела касаются его хёна. Рики мягкий, несмотря на неуверенность в выражении себя другим людям, и слова эти он говорит Сону, чтобы тот почувствовал чувство вины и больше никогда так не делал. К сожалению, думает Сону, младший не знает, что единственное, что способен сейчас испытывать его хён – это вину, но совсем не за редкую возможность отпустить себя хотя бы ненадолго и напиться в хлам. Рики не знает, что Сонхуна точно увольняют к концу месяца, а следом за ним к тому же времени уходить собирается их главный модельер и лучший переводчик на японский в агентстве для самого Рики – Джей-хён, а там уже и… Сону? Он не уверен в своём желании бросать всё вот так вот опять, но боль, сдавливающая его грудь, не даст ему работать, как прежде. Сону разочарованно садится в машину, вновь испытывая прилив в голову неприятных мыслей, и уже почти готов сорваться обратно в клуб, чтобы опять напиться до беспамятства, но машинная дверца шумно захлопывается, и японец блокирует единственный выход на улицу для старшего. – Всё точно в порядке? – спрашивает с переднего сидения Чонвон, сам будучи полупьяным, и Сону решает благополучно проигнорировать чужой вопрос. Рики не игнорирует, сперва молчит, ожидая каких-нибудь слов от своего хёна, а затем сам подаёт голос. Он не отрывается от пейзажа за окном, когда машина шумно выезжает на трассу. В отличии от них, Рики трезвый и недовольный, по природе своей не склонный молчать о собственном возмущении чем-либо, но именно сейчас он поджимает губы и недовольно хмурится. – Зачем напиваться до такой степени? – выдаёт, и Сону, будто бы предугадывая чужую реакцию, взрывается практически одновременно вместе с ним. – Всё тебе знать нужно. – Да! – огрызается японец, и Чонвон на переднем сидении с опаской оглядывается. – Ты сказал, что мы побудем там около часа, а затем уедем домой. Времени четыре, и, если бы я не затащил тебя в машину, ты так и остался бы там. Сону молчит потому, что ему нечего сказать, и потому, что говорить он и не особо хочет. Он отворачивается к окошку, прикладывает горячую голову к прохладному стеклу, ударяется виском, когда такси резко заворачивает на повороте.***
Чонвон ставит миску с кормом у главных дверей агентства – в своём отглаженном костюме и галстуке будто бы не замечает заинтересованных взглядов, устремлённых в его сторону. Это не его обязательство, но Хисын сам искренне просил его подкармливать бездомного пса, гуляющего у их здания уже не один месяц. Несмотря на то, что Чонвону так и не удалось за свою первую неделю увидеть бедное животное, каждый раз, когда он возвращался в конце своей смены и забирал миску, та была пустой. Он возвращается в агентство, проходит мимо информационной стойки под насмешливый взгляд нуны, здоровается с молоденькими девчонками из медийного отдела, по уже привычному пути доходит до лифта. За первую неделю своей работы он привыкает к ней так, что смог бы дойти до неё закрытыми глазами. По большей степени, так происходит из-за того, что ему просто-напросто не позволяют сделать лишний шаг влево или вправо, постоянно контролируя список его дел. Чонвон знает, что на третьем этаже есть медийный отдел, но ничего не знает о нём, лишь изредка видит выходящих оттуда работниц под конец своей смены; знает, что Сону работает в другом здании, там же работает и Рики, но прийти туда не может ни под каким предлогом, хотя и безусловно хочет. Те зовут его к себе каждый обеденный перерыв, но Чонвон может лишь разочарованно улыбаться в ответ. – Ты пришёл. – Говорит Хисын, не отрываясь от своих бумаг, когда Чонвон заходит в кабинет, прикрывая за собой дверь. Младший кивает, привычно садясь за своё место. Бумаги, время от времени подкидываемые его начальником, чаще всего, оказываются отчётами за предыдущие месяцы, и от Чонвона требуется лишь заново пересчитать все вписанные данные и выбросить толстую стопку документов в мусорную урну. Человек, работающий на этом месте до него, справлялся с цифрами не хуже. Его утешает высокооплачиваемость этой работы, несмотря на то, насколько скучной она является, успокаивает возможность выплатить все скопленные долги и заплатить за аренду снимаемой им квартиры, но что-то внутри него кричит о том, что это ещё не всё, что он хочет и может. Однажды Рики поделился, что у него есть своя студия, а Сону работает в гримёрке с парочкой девочек, постоянно пересекаясь с моделями и болтая с ними обо всём. Чонвон не хочет признаваться в том, что чувствует зависть. Часть его кричит о том, что он может не хуже; да, у него нет таланта в визаже, как у Сону, и он уж точно не является гением своего дела, как Рики, но он гораздо большее, чем подкармливание бездомных животных каждое утро или вынос скопившегося в кабинете мусора по вечерам. Хисын даже не поднимает свой взгляд, когда Чонвон ставит перед ним чашку с кофе. За то короткое время, что младший проработал бок о бок со своим начальником, он понял для себя, что Хисын хуже, чем ребёнок, и следить за ним нужно едва ли не сильнее, чем за полуторамесячным младенцем. Хисын талантлив, статьи об его многогранности появляются с такой частотой, что Чонвон даже не успевает отслеживать их все; начиная рекламной моделью десять лет назад, он смог пробить себе дорогу на вершину и расположить к себе бывшего генерального директора этого места – Пан Шихёка; Хисын невероятен в модельном деле, расчётах и управлении целой кучей людей, и своего успеха EN- добились, по большей степени, благодаря беспрерывной и неустанной работе этого человека, но Хисын настолько поглощается своим делом или своими мыслями, или своими идеями, что очень часто забывает даже есть. Около трёх дней назад он рассказывал свои идеи потенциальному спонсору с такой страстью, что рукой задел принесённую ему чашку с кофе, разливая всё её содержимое по столу, портя все разложенные перед ним бумаги и брюки сидящего напротив него мужчины. И подобное случается до ужасающего часто. Чонвон узнаёт о существовании их главного модельера – того самого паренька, назвавшего его смазливым мальчишкой (младший не может не чувствовать обиды за чужие сказанные слова и по сей день), Джея или, как его называл исключительно Хисын, Чонсона. Тот приходит к его начальнику с удивительной постоянностью, даже после произошедшей ссоры, но практически никогда не бросает свой взгляд на Чонвона. Иногда он выглядит запыхавшимся и будто бы только что вставшим с кровати после сна, иногда он выглядит так, будто только что вышел с рок-концерта, иногда он выглядит так, будто ведёт популярный тик-ток аккаунт на миллион подписчиков, но в его руке всегда находится привычный контейнер с едой, которую он всегда ставит прямо перед Хисыном с железной просьбой съесть всё. Лишь единожды он останавливается перед Чонвоном и рукой подзывает к себе ближе, просит хорошо позаботиться об их начальнике, потому что у него не всегда получается делать это должным образом, и именно после этих слов Чонвон вписывает в свой список дел заботу о Хисыне. Что-то в Джее выдаёт его натуру курицы-наседки, что жить не может без заботы о своих яйцах, несмотря на упорное желание того выглядеть в их офисе самым крутым панком, и главным яйцом в его коллекции оказывается Хисын. Сонхун в их кабинете так и не появляется, но не то чтобы Чонвон надеялся на здешнее появление звезды такого масштаба. С момента скандала проходит две недели, но главная модель агентства не рискует выходить на связь не то что с журналистами, а даже с близкими друзьями. В один день за плотно закрытой дверью Чонвон слышит оборванную реплику Джея о том, что он беспокоится о Сонхуне, а дальше весь разговор тех снижается до загадочного шёпота. Чонвон знает Пака, его фотографии, распечатанные в огромных масштабах, висят на стенах агентства, а вырезки из его интервью висят на информационном стенде на первом этаже, и если сначала Чонвон думает о том, что подобное отношение лишь к одному конкретному персонажу может вызывать недовольства среди других работников, то в последствии оказывается, что все действительно просто очень сильно любят Пак Сонхуна. Чонвон читает все возможные интервью с чужим именем, и именно оттуда узнаёт, что Сонхун очень замкнут и скромен, до начала своей карьеры полтора года стажировавшийся в роли айдола, чтобы хоть немного побороть свою робость перед чужими взглядами. После жизнь его сложится удивительнейшим образом в поразительно короткий промежуток времени, ещё тогдашний директор компании – Пан Шихёк – заметит его на ежемесячной проверке и посоветует на главную роль в рекламе чипсов, что уже после выхода завирусится в интернете из-за ангельского лица её исполнителя. А дальше уже продление контракта, великолепные отзывы и многочисленные фотосессии. Проще некуда. И скучнее, честно говоря, тоже, но Чонвон всё равно старается удержать в себе энтузиазм от возможной встречи, держа в голове все восторженные слова о нём. И наполненные слезами глаза пьяного Сону тоже, но мысли об этом он загоняет куда подальше, стараясь вообще забыть о случившемся инциденте. – Чонвон-а… – задумчиво тянет неожиданный голос Хисына, вырывая младшего из его собственных затянувшихся воспоминаний, и Чонвон вздрагивает, практически перелезает через стол, силясь увидеть фигуру начальника, ожидая привычно сосредоточенное лицо Хисына, склоненное над бумагами. Но Чонвон пересекается с глазами старшего, что смотрит на него и будто бы сквозь него тоже. Что-то в произошедшем заставляет его грудь трепетать, а сердце забиться чаще – то, с какой лёгкостью и беспристрастностью Хисын может смотреть на него, до этого не сосредотачивавший своё внимание на младшем несколько дней, только если дело не касалось кормёжки собаки или приготовления кофе. – Да, сэр… – произносит Чонвон, выходя из своего стола и заходя в чужой кабинет, чтобы лучше видеть своего начальника. Бумаги того всё ещё разбросаны по столу, а весь хаос в его кабинете не разбирался около недели, и во всей этой атмосфере сосредоточенное конкретно на нём лицо Хисына выглядит чертовски горячо и круто. Старший кладёт голову на свою руку в знак усталости. Чонвон выцепляет из общего вида пустую чашку из-под кофе. Кто вообще пьёт столько кофе? Он планирует дожить до своей старости? Чонвон неуверенно подходит ближе, берет чашку в руки. Хисын не сводит с него своего взгляда, но взгляд этот очень напоминает что-то пустое, будто его обладатель думает о чём-то другом или устал настолько, что его самого хватает лишь на беспомощное движение головы в сторону источника шума. – Пока не забыл… Через две недели EN- празднует свой юбилей. – Говорит Хисын, но едва ли вкладывает радость в сказанное. – Сону как-то заикался, что ты был талантлив в организации праздников на прошлом месте работы. Конечно же, у нас в агентстве есть люди, способные организовать всё в максимально короткие сроки, твоя задача лишь направить их в нужном направлении… Чонвон чувствует совсем неожиданное воодушевление и любовь к Сону, и, может быть, радость эта отражается на его лице слишком очевидно, оттого как глаза самого Хисына расширяются от удивления, а после в тишине его кабинета раздаётся смех. – Я хотел сказать, если, конечно, ты хочешь заниматься этим, но я по тебе теперь отчётливо вижу, что хочешь. Мой график забит до невозможного плотно, да и не то что бы то, что я организовывал для ребят, было чем-то по-особому суперским, поэтому я подумал… Организация праздников – не основная деятельность Чонвона, и он никогда не учился подобному где-либо, но его личность просто склонна к детальному планированию чего-либо. В последний раз он организовывал конкурс профессионального мастерства на прошлом месте работы, а перед этим – список конкурсов на свадьбе своей сестры. Ничего особенного, но гости остались довольны, не успевшие распить три ящика шампанского под конец праздника – настолько были поглощены конкурсами. И Сону знает об этом, видевший неустанный труд младшего вживую, то, насколько тот вкладывается в предложенное ему занятие. Руки Чонвона дрожат от предвкушения и радости заняться чем-то, что не пыльная работа за столом двадцать четыре на семь, когда он откланивается в благодарности Хисыну. Впервые за эти тянущиеся дни выражение лица Хисына напоминает что-то искреннее, когда он одобрительно улыбается ему в ответ. Чонвон не замечает широкую улыбку на своём лице, пока старший не напоминает ему об этом, и он смущается, весь покрывается жаром и вновь старается вернуться к своему привычному спокойному выражению, и у него почти получается. Почти получается согнать с лица улыбку, но горящие глаза выдают его с головой. Теперь в его буднях, наполненными старыми отчётами, варкой кофе и кормёжкой бездомной собаки, будет место тому, во что он действительно готов вложиться. Готовый показать всем, на что он способен, Чонвон не упустит этот шанс.