About love

      Чана посылают уже в какой?.. Кажется, раз в пятидесятый, а он ведь в последнюю попытку даже подойти толком к Минхо не успел. Тот его иногда и без мата так кроет, что Чан к земле прирастает и сдвинуться не может. Да и сказать ничего тоже. Смотрит на такого недоступного и невъебенно красивого Минхо и любуется.       Друзья говорят, что он долбанулся. Его ж посылают, надо бы и гордость иметь. А Чан их не слушает, это они вообще-то виноваты в том, что Минхо на него внимания не обращает.       Чан тогда напился дико.       И рассказ можно было бы закончить даже на этом моменте, но Чан, ради справедливости, продолжает каждый раз, когда друзей уговаривает не приставать с нотациями. А всё потому, что его потащили на эту вечеринку такие же без ума влюблённые Чанбин с Джисоном, которые за своими крашами вот уже пять месяцев бегают. Эти самые краши в лице Сынмина и Хёнджина там, собственно, и тусовались. Цель была проста — очаровать и соблазнить. А Чана за компанию взяли, потому что совестно, что друг один в студии тухнет.       Чану стало скучно слушать абсолютно отбитые оды в честь парней от его пьяных друзей минут через двадцать. И он, притворяясь, что не знает этих павлинов, танцующих вокруг бедных парней — Чану действительно их было жалко до определённого момента — смотался к барной стойке, где там с непривычки и нажрался.       И вот стоило невероятно красивому и элегантному ангелу пройти мимо него — Чана повело. Пошёл за ним на улицу. А тот стоял, облокотившись о стену, и в ус не дул, что сзади подкрадывается лев — царь зверей, мать его! — как думал Чан в своей не трезвой головушке.       И, господи, как же Чану стыдно, но отшили его в одно мгновение и даже бровью не повели. Хотя он тоже хорош, слова, как он позже понял, подбирать он не умеет.       — Красавица, время не подскажешь?       Чан сейчас от этого по лбу себя бьёт и в подушку воет. Остроумно, ничего не скажешь.       В ответ на него лениво посмотрели. Лениво и брезгливо.       — Время? — ангел смотрит на часы смартфона, — Без пятнадцати иди нахуй.       И ушёл.       А Чан запомнил и до сих пор не забывает. Его ангел — ныне жертва его дохлых подкатов — оказалось, учится в одном с ним университете. И Чан больше глаз с него не спускал.       А друзья над ним ржали, как кони, вместе со своими парнями, с которыми они сосались потом на этой же вечеринке, пока Чан до кондиции от горя доходил. И вот их цель выполнена, а его в процессе — ангел-то морозится и к себе не подпускает.       Цветы дарить Чан пытался.       — Алло, это ты цветы отправил?       — Да, — гордо говорит Чан.       — Спасибо, мусорку украсил.       Говорит Минхо и сбрасывает.       Цветы не помогли.       Благо, что у Чана в принципе его номер телефона есть, да и то здесь не он постарался — Хёнджин подсобил. И на том спасибо, парочку Джисона и Хёнджина, сосущихся в их студии, он теперь терпит гораздо охотнее, чем вторую.       Далее.       Диалог строить Чан пытался.       — Привет, ангел, — говорит Чан, радостный, что встретил свою будущую половинку (Минхо поперхнулся) рано утром перед парами.       Минхо закатывает глаза, не отвечая и не обращая на Чана внимания.       — Ну что ты, без настроения сегодня?       — Сон страшный приснился.       — Какой, — учтиво спрашивает Чан и ближе пододвигается.       — Рожа твоя, — говорит Минхо и сваливает подальше, пока Чан залипает на упругие ягодицы и крепкие бёдра       И вот ничего лучше, чем это, сказать не может:       — Ебать, у тебя жопа!       Минхо поворачивается, быстро, но не менее пренебрежительно оглядывает Чана с ног до головы и говорит.       — Ебать, у тебя пузо.       И уходит. Опять.       И ему все равно на кубики пресса Чана и то, как тот яростно начал доказывать, что он тот ещё жеребец, и показывать своё «пузо». Минхо улыбался и смеялся над Чаном, а тому и радостно. Пусть он лучше будет клоуном, но рядом; чем гордым, но далеко.       Как-то раз Минхо чуть ли не довёл Чана до инфаркта, потому что дерзкий ангел решил соответствовать своему характеру и покрасился в огненно-рыжий цвет — Чан действительно чувствовал себя побитым. Но шанс подкатить был великолепный — он его упускать не стал. Сделал всё в своём стиле, как обычно.       — У вас лицо что-то знакомое. Мы нигде с вами раньше не пересекались? — спрашивает Чан Минхо, подходя к нему сзади и облокачиваясь одной рукой о стену.       Минхо оглядывается — у Чана сердце отказало в этот момент, потому что на глазах его краша были блёстки — и в своём привычном стиле выдаёт.       — С вами? — смешок, — Только в контактном зоопарке мог пересечься.       И улыбается дерзко так, вызывающе, а Чана ведёт ещё больше. Он Минхо и не слушает больно. Три месяца бегает и ещё столько же будет, пока эти мягкие губы отвечают ему на поцелуй. Остро так, с перчинкой. Кусают, конечно, в конце, но зато так горячо, что Чан потом три ночи подряд мокрые сны видит.       И только через пять месяцев гениального знакомства, на похожей вечеринке, Чан, опять-таки абсолютно пьяный и довольный, выходит на улицу вместе с Минхо, повторяя любимое им: «Красавица, время не подскажешь?».       Только вот ответ не слышит.       Минхо занят. Ему не до дурацких подкатов Чана. Он целует без пятнадцати минут своего парня. И ни минуты не жалеет о своём решении.       Чан, может, и глупый, но любимый до жути.