Цена свободы

      Ацуши сидел, сгорбившись, прямо в центре длинного стола. Вокруг него шумели и веселились девчонки, отмечающие день рождения Сары, одной из довольно давно работающих здесь эскортниц. Кёка заливисто смеялась, произнося тост, и остальные вторили ей перезвоном смеха. Он чувствовал себя чужим среди этого веселья, как одуванчик в цветочной композиции.       — Эй, ты чего грустишь, тигренок? — Ацуши вздрогнул. Он не заметил как Кёка подошла к нему.       — Я тут лишний, Кёка. Ты и сама это видишь. — тихо произнес Накаджима.       — Глупости какие! Ты с нами уже почти год, нечего тут выделяться! Ну давай, выпей, повеселись со всеми! — она налила в бокал вина, и вложила ему в руку. Он просто посмотрел на красную жидкость, плещущуюся в стеклянном сосуде.       — Эй… — уже тише сказала Кёка. — Ты же сам знаешь, что нас тут ничто не держит. Ты можешь уйти в любой момент, у тебя же нет долгов перед Мори. Я знаю, я смотрела твой контракт. За полгода ты уже успел выплатить то, что был должен ему, и с тех пор он все деньги, что ты ему приносишь, кроме своего процента, он откладывает на твою книжку. Так что ты свободен, если не хочешь тут быть. Мы все тут оказались из-за долгов, но остаёмся вовсе не потому, что не можем уйти. Просто… Мы привыкли к этой жизни, привязались друг к другу, и уже не хотим уходить. Но тебя-то здесь ничто не держит. Если хочешь уйти — уходи.       Она глянула на сжавшегося в комочек парня и тут же пожалела о своих словах.       — Ты тоже… Выгоняешь меня да? Мне нигде нет места и некуда уйти, даже отсюда…меня гонят… — послышались тихие всхлипы, приглушённые тканью рубашки и брюк.       — Боже, Ацуши, нет, прости… Мы все любим тебя! Мы ведь не просто кучка шлюх, тигренок. Мы семья, и ты для меня такой же член семьи, как и все здесь! Мори дал нам всем второй шанс. Меня выкинули из дома, когда я была ещё ребенком. Я бегала от одной работы к другой, влезла в долги, и в итоге Мори спас мне жизнь, когда я собиралась спрыгнуть с моста. Сару избивал дома отчим и не позволял ей работать, она сбежала из дому и пришла сюда, и у многих здесь похожая история. Мы все лишние, но здесь мы — семья. Расскажи, как ты пришел сюда, Ацуши?       Ацуши поднял голову и недоверчиво посмотрел на нее, шмыгнув носом. Наконец, решив что она не шутит, он заговорил:       — Мои родители умерли когда я был совсем маленьким. Я не помню их. В детском доме меня все ненавидели и боялись из-за странного цвета глаз, воспитатели постоянно били и заставляли делать грязную работу. Если не делал — пороли ремнем с шипами. —он задрал рубашку, и показал враз замолчавшим девчонкам шрамы на спине и животе. Кто-то в комнате шепнул:       — Так вот почему ты сам всегда переодеваешься и прячешься от нас…       — Потом меня выкинули из того приюта и я два года скитался по городу, питаясь едой из помоек и отбросами из кафешек. В пятнадцать лет меня отловили и отправили обратно в приют, правда в другой, но там было не лучше. За непослушание заставляли стоять коленями на соли или выгоняли спать на улицу. Из того приюта я сбежал сам, потому что там директор был извращенцем и постоянно до меня домогался… Он попытался меня изнасиловать, и я сбежал оттуда на свой 16й день рождения. Год я бегал от одной черной работы к другой, носил листовки, газеты… Не всегда платили, иногда били, но это было лучше чем ничего. А потом… Я заболел. Очень серьезно заболел, и мне пришлось сидеть дома долгое время, а потом брать долги на лекарства и еду. Мори-сан нашел меня через какие-то свои связи, проплатил лечение и предложил работать у него, чтобы выплатить долг. Вот так я здесь и оказался… И да, мне всего 18 лет, все здесь старше меня, кроме тебя, Кёка.       Притихшие девчонки смотрели на него во все глаза, а Кёка кивала сама себе, видимо, он подтвердил какие-то ее догадки.       — Поэтому ты никогда не спишь с клиентами, да? Потому что тебя когда-то пытались принудить… — она казалась ещё меньше, хотя при ее росте это казалось невозможным, но притихшая Кёка казалась… Сдувшеся, что-ли? У Ацуши появилось почти непреодолимое желание пошутить, как-то развеселить ее, чтобы она больше не казалась такой беззащитной.       — Ацуши, мне почти 20 лет, ты не знал? — почти неслышно произнесла Кёка. Судя по округлившимися глазам Накаджимы он действительно не знал, что она на два года старше. — Я ведь хотела покончить с жизнью не потому, что влезла в слишком большие долги и не видела другого выхода. В тот год… Все шло очень хорошо. Я даже, казалось, нашла свое место в мире, нашла человека, которому было не наплевать… Как я думала. А он просто нашел дурочку, из которой можно было выкачивать деньги и бесплатно трахать. Когда я узнала, что он обо мне думает что-то… Сломалось, что-ли? Я не знаю. Но я тогда казалась себе лёгкой, как ветер, и хотела улететь, не хотела знать, что такие люди реальны. Любовь зла, она убивает сердца, Ацуши. Никогда не влюбляйся и будешь счастлив. Но теперь уже ничего не поделать, ха-ха. Я оказалась здесь, и не могу сказать что мне жаль, что это произошло. Надеюсь этот мудила получил по заслугам.       Ещё одна минута абсолютной тишины от девчонок вокруг, и, наконец, кто-то с дальнего конце стола поднял бокал и произнес:       — Ну, за новую жизнь и нашего спасающего людей босса! — и эту фразу все встретили громким смехом, пусть чуть более серьезным, но не менее весёлым. Даже Ацуши выпил глоток вместе со всеми.

***

      — Рюноске, знаешь, — Мори задумчиво разглядывал коньяк, плещущийся в стакане. — Многие говорят, что я жестокий человек. Но, узнав меня поближе, меняют свое мнение. Да, я торгую телами людей, но я никого не держу, верно? Они все свободны, я не заставляю их выплачивать свои долги, работая конкретно на меня. Например, этот паренёк Ацуши, раз уж ты так в нем заинтересован. О, не делай такое лицо, наверное все сотрудники, работающие в этом здании, знают что ты неровно дышишь к пареньку. Не думай что я не замечаю твою машину каждый вечер, как раз перед тем, как его рабочий день заканчивается. А сколько раз ты «случайно» оказывался рядом, когда ему пора было ехать домой после очередной ночной выставки или ещё чего? Я помню, как ты ненавидишь оперу, и тем не менее, ты пошел туда из страха, что Осаму что-то сделает с твоим тигренком. Уж это ли не любовь?       — Этот парень опасен, Мори. Ты и сам знаешь, насколько он непредсказуем, и тем не менее позволяешь ему брать своих сотрудников? И после этого ты говоришь, что делаешь всё, чтобы они были в безопасности? — у Акутагавы разве что пар из ушей от возмущения не шел. — У меня с Накаджимой чисто дружеские отношения, если их хотя бы дружескими назвать можно!       — Я делаю всё что могу. Если Осаму захочет, это заведение изчезнет с лица земли. Я пока сдерживаю его... Странности. Потакаю им. Девочки ещё ни разу не жаловались на него. Пусть ходит с ними куда хочет, показывает кому хочет, и спит с ними, если они не против, если это будет означать безопасность всей организации. Ты прекрасно знаешь, что твой Ацуши не спит с клиентами, так что ж ты бесишься? Признайся ты уже парню, хотя нет, сначала признайся себе. Я знаю тебя много лет, и имею честь называть тебя другом, Рюноске, и это мой тебе дружеский совет. Не проворонь свое странноглазое счастье из-за глупых предубеждений. Я потерял свое, и говорю тебе сейчас: хватай его и никогда не отпускай. Не давай ему причин в тебе сомневаться. Ну и что, что он парень? Элис было 12 лет, когда мы встретились, и из-за того, что я всегда к ней относился, как к ребенку, она и ушла. Сейчас у нее уже наверняка своя семья, своя любовь, свое счастье. А я, глупый старик, провожу свое время наедине с документами и алкоголем. Кстати, об алкашах. Мне кажется, девчонки сегодня утащили с собой Накаджиму на одну из своих пьянок.       Акутагава стал на два тона бледнее, что раньше казалось вообще невозможным, и дернулся к двери, но тут же взял себя в руки. Но было уже поздно: Мори победно ухмылялся, глядя на мужчину поверх своего стакана.       — Караоке бар на соседней улице. Не благодари.       Прыгающего по ступенькам с небывалой прытью Акутагаву ещё долго преследовал тихий смех.