Ад пуст

      Один оборот. Второй, третий и так до бесконечности. Лопасти вентилятора делали очередной круг, совершенно не разгоняя душный воздух комнаты. За окнами ругались и смеялись изголодавшиеся по падали гиены. Звон бутылок и хлопки ударов кулаков о чьё-то лицо. Стервятники. Потолок казался нереальным: чем больше вглядываешься, тем меньше он похож на что-то осязаемое. Мерное движение вентилятора отвлекало от мрачных мыслей.       Нехотя, он поднялся и взял очки с тумбы. Протёр от осыпавшейся с потолка штукатурки, надел. Тишина в голове преследовала его, пока он собирал разбросанные вещи по захудалой квартирке. Часы — наверно, старые как мир, — тикали на стене, сопровождая его заученные движения. Какое-то тупое безразличие, некая непреодолимая апатия окутывала его сознание.       В ванной он замер. Джонни ненавидел это место. Почему? Потому что здесь он постоянно видел её. Совершенно чужие глаза на знакомом лице смотрели на него из зеркала: в них было осуждение, издёвка. Однажды, вернувшись из какого-то затхлого бара, он едва не разнёс это место вдребезги. Но в итоге рокер просто сел на шаткий унитаз и пил всю оставшуюся ночь, испепеляя отражение взглядом.       Джонни усмехнулся:       — Не смотри так, это был твой выбор.       — Мур?       На раковину запрыгнул кот. Наклонив головку, терся об руку и мурчал. Джонни провел рукой по его спинке и вздохнул. После случившегося он не мог остаться в квартире Ви: все её вещи хранили в себе память о хозяйке и назойливо бередили раны на душе. Однако оставить там Террориста он всё-таки не смог. Сам же говорил, что они ответственны за тех, кого приручают. Ещё и по этой причине рокер злился на наёмницу. После всего, что им пришлось пройти вместе, того, как она буквально разрушала все его закостенелые взгляды и убеждения, она просто... исчезла.       — Скучаешь? — Кот в ответ мяукнул, ударив лапой по ладони.       — Да уж. Я — не она, тебя не проведёшь.       Джонни вышел из ванной и заметил полную миску у двери, потёр переносицу и хмуро глянул на животину, непроницаемо следившую за его шатаниями по квартире.       — Блядь, кошак, прошло уже три месяца, она не вернётся, так что начинай есть...       Три месяца. Долгие недели, проведённые то в барах, то в этой комнатушке, куда почти не проникал солнечный свет, игнорируя все поступающие звонки. Хоть она и отрицала это, у Ви были те, кто беспокоился о ней, и теперь они искали девчонку, а она умерла. Ужасная правда, которую невозможно сказать между делом во время чаепития: «Хорошие тарталетки, а, кстати, ваш друг умер, отдав мне тело. Можно ещё чаю?» Это было сложно представить. Ко всему прочему за время, проведённое с Ви в одной голове, он сам успел привыкнуть и привязаться к её друзьям: у каждого были проблемы, но они всегда находили время и силы помочь девочке, не забывали про неё, несмотря на её скверных характер. Это до боли напоминало его собственных близких, которых он подвёл и потерял пятьдесят лет назад.       Виктор не переставал присылать на адрес новые и новые сообщения о боях, которые когда-то наёмница обещала посмотреть вместе с ним и обсудить проигрыши участников. Но за всей этой непринуждённой односторонней перепиской рокер видел беспокойство, надежду, что в один прекрасный момент девочка ответит на сообщения. Реже писала Мисти, но сообщения её были пропитаны чем-то мистическим и резким: она верила, но нервничала. Джонни всё ещё помнил, как они нашли гадалку у гаража Джеки перед панихидой в память о нём. Сколько раз ему доводилось видеть боль утраты и скорби на лицах выживших, однако Мисти отличалась: она улыбалась, хоть слёзы пропитали щёки, а глаза опухли. Её голос всегда нёс какой-то свет, веру в лучшее... что парень с горящим сердцем нашёл покой и когда-нибудь они снова встретятся. Так и сейчас: казалось, девушка всё поняла и без слов, догадалась о судьбе подруги и писала она... иногда Джонни даже казалось, что ему — с Мисти никогда нельзя знать наверняка.       «Карты предсказывают что-то ужасное, Ви. Не поддавайся тьме, милая..»       «Я знаю, каково это: потерять часть себя и не понимать, где ты допустил ошибку. Но Таро говорит, что Шут найдёт свой Мир».       «Мы не оставим тебя».       Между этим на номер Ви раз в три дня приходили сообщения от кочевницы по имени Панам. Их последняя встреча закончилась истерикой Ви, однако девчонка из Альдекальдо не сдавалась — в упрямстве она вполне могла посостязаться с наёмницей. Эти пустынники были слишком преданны своей семье и тем, кто в неё вошёл. «Не важно, как сложно будет, какой у тебя ублюдский характер и что ты натворишь, мы рядом. Мы семья, Ви». Хорошие слова, смысл которых для Джонни был неприятной пощечиной каждый раз, когда имя кочевницы высвечивалось в почтовом ящике.       Но если в первый месяц пропажи Ви её почта разрывалась от сообщений и звонки наперебой разрывали голову, то ближе к окончанию третьего остались лишь редкие напоминания от самых близких. В Найт-Сити есть лишь две причины, по которой человек перестаёт выходить на связь: он либо в глубоком запое, либо мёртв. Все, знавшие малышку Ви, легко бы поверили в то, что она скорее пропала в одном из миллионов баров города, чем погибла в драке в каком-нибудь Джапан-Тауне. Это было правдой, ведь погибла она совершенно не так.       Джонни собрал сумку и бросил у порога. Сегодня он, наконец, решился свалить из пригорода шумного города. Куда? Он не знал. Куда угодно, лишь бы подальше от места, с которым связано слишком много эмоций и воспоминаний, с которыми совершенно не хотелось разбираться. Любая попытка заглянуть в глубины своей гнилой души заканчивалась бутылкой спиртного в руке и недовольным шипением кота под ухом. Но перед отъездом ему нужно было сделать ещё одну вещь, и неважно, как сильно ему того не хотелось.       Из соседней квартиры доносилась музыка — рок. Знакомые мотивы задевали какие-то погребенные в груди струны, заржавевшие за месяцы тишины. Сколько раз пальцы сводило желание взять ручку и вылить на бумагу все мысли, день ото дня коршунами летавшими в голове. Однако стоило коснуться белого листа, как свирепые птицы обращались в стаю перепуганных котят и разбегались. Пустота снова насмешливо улыбалась ему в ответ.       Дверь открылась, и на пороге появился молодой парень в синей куртке и с тёмным синяком под глазом. По его осанке и дёрганным движениям, быстрой речи легко можно было понять, в какой семье он вырос — типичная картина современности. Джонни познакомился с «весёлой» семейкой почти в тот же день, когда перебрался в забытое богом здание — единственное, на что хватало его скудных средств и, собственно, всё, что ему было нужно в тот момент.       — О, привет, — Стив облокотился на дверной косяк и скрестил руки. — Ты чего-то хотела?       — Здорово, мужик. Где ты так опиздюлился?       — Да так...       — Батя твой?       Парень импульсивно коснулся фингала и неловко усмехнулся, чувствуя стыд за то, что его так просто раскусили.       — Сам виноват.       В этом Джонни сильно сомневался, но не стал задавать больше неудобных вопросов. Парнем Стив был хорошим, даже слишком, а семья его — плесень, пожирающая его. Остаётся вопрос: сможет ли он бороться с этим или станет таким же мудаком, как его отец?       — Мне нужен водитель. Надо уладить несколько дел в городе.       Стив окинул взглядом соседку и обернулся на мать, залипавшую в брейндансе. Мгновение решаясь, он закрыл дверь и достал ключи из кармана.       — Не вопрос. Я к твоим услугам.       Всю дорогу до тачки начинающий музыкант выведывал у рокера детали игры на гитаре, создания песен и изучение аккордов. Джонни слушал в пол уха, иногда отвечая и исправляя его. Легкость и некая непосредственность, азарт, зарытый за страхом перед семьёй, — знакомое семя, из которого может вырасти великий человек или безумный террорист.       Улица встретила их запахом нечистот и затхлого алкоголя, смешанного с потом и чем-то гнилым. Видок из главных дверей на заброшенное старое здание не внушал приятных чувств, а рассевшиеся на ступеньках бродяги и алкоголики окончательно угнетали состояние. Мерзкое чувство презрения и колкое желание риска шевельнулись в жилах.       — И куда ты намылился, малой?       — Дела.       — Какие дела могут быть у такого, как ты?       Гогочущий смех послышался им вслед. Не оборачиваясь, они шли к небольшой дешевенькой машинке, когда Стива кто-то ухватил за шиворот и дернул, заставляя обернутся. Грузный мужчина в заляпанной майке нависал над парнем, едва стоя на своих двоих. Все взгляды враз устремились на отца и сына, стреляющих друг в друга молнии.       — А ну-ка живо назад! Никуда ты не пойдешь, нечего шляться, ты слышал?       Сын едва хотел что-то ответить, как мужчина отвесил ему смачного подзатыльника. Стив, как и многие дети, выросшие в пьющих семьях, привычно отпрянул и закрылся руками. Даже на расстоянии была видна пробивающая его дрожь. Вбитый с годами животный страх.       — Бля, ты что, опять мои ключи спёр?       — Отъебись, мужик.       О, эти взгляды. Возможно, когда-нибудь он бы привык к ним, но не сейчас. Никто не замечает мелкую и худую девчонку, если она умеет передвигаться как кошка и держатся тени, но стоит ей подать голос, то все возможные похотливые, презрительные и кривые взгляды тут час устремляются к ней. Один хуже другого. Опаснее. И первое инстинктивное желание — бежать, второе — выпустить пулеметную очередь. Однако будучи мужчиной, заключенным в женской оболочке, всё описанное не соответствовало его единственному желанию в таких случаях: вырвать глаза всем, кто решился посмотреть на него. А в последнее время нечто так и толкало Джонни во всякие ненужные стычки, заканчивающиеся кровопролитием.       — О, и ты, сука, снова трешься рядом, — сплюнул мужчина. — Вали по-хорошему, пока не разукрасил твоё личико...       Рокер усмехнулся, распахивая руки:       — А ты попробуй, мудень.       Генри Санчес замер, будто не сразу поняв, что никому не известная, запершаяся в каморке девчонка, пропадающая сутками в барах и притаскивающая с собой всякую шваль, только что бросила ему вызов. Вокруг заулюлюкали. Закон улиц: если вызов брошен, ты или принимаешь его, или нет, но в итоге в любом случае получаешь по морде. А такие, как отец Стива, просто не могут упасть лицом в грязь, даже несмотря на то, что купаются в ней.       Стив предостерегающе схватил соседку за руку и прошептал:       — Не лезь в это...       Однако жребий брошен. Джонни медленно снял его руку со своей и снова бросил взгляд на Санчеса старшего, закатывая рукава коженки.       — Или ты лишь пиздеть горазд и бить ребёнка за закрытыми дверями? Обличить всеми известную истину, к которой относятся так, будто её не существует, — хороший способ поджечь фитиль. Мужчина зарычал и размахнулся. Тяжелый удар просвистел близко, но легкое и компактное женское тело легко увернулось от него. Ответный удар был точным и жестким — Генри зашипел, хватаясь за бок и краснея от разгорающейся ярости.       — Я так и думал, — усмехнулся Джонни, отряхивая руку после удара. — Ты просто очередной обоссаный подонок, считающий, что все ему должны и на деле ничего из себя не представляющий. Ничтожество.       И тогда заряд взорвался. Мужчина накинулся с криком, размахивая большими кулаками под оры и улюлюканье публики. Но попытки были пусты, бессмысленны. Удары возвращались болью в разных местах тела — жестокие и беспощадные удары девушки, заставляли Санчеса шипеть и рычать.       И вдруг что-то коротнуло.       Джонни замер, и тогда кулак оппонента достиг цели. Резкая физическая боль окутала разум, в один миг, очищая от давящих и гнетущих чувств и мыслей — кристальная чистота сознания. Мгновение, но такое блаженное. Рокер сплюнул кровь, вытирая её с губ, и тут же получил второй удар, сбивающий с ног. Очередная волна боли прижала к грязному асфальту, затопляя мозг. Подобный живительному току по жилам, он снова вздохнул воздух, и тот был... иным.       — Отец, остановись!       Стив выскочил перед Санчесом-старшим, загораживая собой соседку. Кулак остановился в миллиметре от лица сына, и мужчина с раздраженным вздохом опустил руку. Победа была очевидна, однако все, кто стал свидетелем уличного боя, теперь смотрели на девчонку у их ног совершенно иначе. С опаской. Тонкое женское лицо было суровым, измазанным в крови и с гримасой, при виде которой обычно отводили взгляд. Она была способна перевернуть пласт чувств в душах смотрящих, напомнив, что у каждого есть демоны, от которых они спрятались под солнечным светом, но день всё же однажды подойдет к концу.       Джонни тяжело дышал, уставившись в небо, разбивающееся как лёд по весне облаками. Голубые проблески то расширялись, то пропадали вовсе, но неяркие солнечные лучи успевали скользнуть по крышам домов. Прохладный вечерний ветер бегло касался разгорячившейся кожи, проникал в лёгкие и сворачивался клубком. Внезапно рокер понял, что будто бы все три месяца и вовсе не дышал.       Генри оттолкнул сына и сплюнул к ногам развалившейся девчонки.       — Убирайся отсюда, иначе в следующий раз твои остатки будут разгребать мусорщики.       И зеваки расползлись по своим насиженным местам.       Стив протянул руку и помог соседке подняться. В его лице читалось что-то между сожалением и упреком, однако неуверенность в себе не давала возможности высказать мысли вслух.       — Это просто похмелье, — отмахнулся Джонни, вытер рукавом кровь с губ и щеки. — Так бы я его уделал. Парень вздохнул, разглядывая помятое лицо.       — Всё так херово?       — Да.. В смысле, ничего страшного.       Сев в машину, Джонни взгляну в зеркало заднего вида и поморщился. К завтрашнему утру, вероятно, проявится синяк, а может и не один.       — Ви убьёт меня... — он спохватился. Раздражение снова дернулось, и рокер резко отвернул зеркало в сторону.       Закряхтел мотор машины.       — Кто такой или.. такая Ви? — Стив всеми силами сдерживал желание посмотреть на пассажира. — Вы, типа, ну, вместе?       — Блядь, почему меня постоянно об этом спрашивают?       — Эм-м.. прости, я не..       Он отмахнулся, поворачиваясь к окну. Знакомые пейзажи сменялись один за другим. Унылые и скучные картинки из прошлого накладывались на не менее печальные изображения настоящего.       — Я не знаю, что это было, — будто рассуждая вслух, всё-таки начал он. — И было ли вообще хоть что-то. С одной стороны мы хотели прикончить друг друга, а с другой — спасти.       Юноша за рулем притих, боясь даже дыханием отвлечь девушку от мыслей, которыми она очень редко делилась с кем-то.       — Ви была похожа на меня: импульсивная и безбашенная, — но в то же время, эта девчонка каждый раз выносила мне мозг своей непредсказуемостью, своими убеждениями, взглядами, глупыми привычками. Кто вообще говорит: «Будем», — когда пьёт? Или.. нет, серьёзно, вот ты бы доверился голосу в своей голове?       Джонни взглянул на собеседника, лицо которого слегка побелело от неожиданного вопроса. Стив так увлёкся словами рокера, что даже проехал на красный и получил смс-ку со штрафом. Это потом аукнется ему.       — Ну, нет?       — Именно! — Джонни взмахнул руками, нашёл в кармане сигарету и зажигалку, закурил. — О чём я и говорю. Она была точно чокнутая.       Водитель усмехнулся.       — Сегодня я подумал про тебя то же, когда ты бросила вызов моему ублюдку отцу. «Чёрт, эта деваха совсем чокнутая, мозгами поехала!»       Дорожный ветер крал дым из салона. Рокер кивнул, делая затяжку.       — Да... Такими мы и были, — тихо согласился он.       — Звучит так, будто Ви много значила для тебя.       — И это её убило.       Стив бросил на него вопросительный взгляд, но мужчина уже потерял интерес вести беседу. Он снова погрузился в свои мысли, не замечая ничего вокруг и угрюмо смотря на мир, расстилающийся перед ним. Получив второй шанс, он совершенно не знал, что с ним делать.

***

      Колумбарий. Кладбище в простонародье. Место, где «покоятся наши души», но на деле всего лишь здание для живых, чтобы было куда пойти, когда скорбь становится невыносимой. Когда тоска по близкому топит и начинает казаться, что не выплывешь. Не в этот раз. Теперь ты захлебнёшься. Однако начинается новый день, а ты всё ещё здесь, дышишь и живешь, смотришь на мир, который она никогда больше не увидит.       Шаги были тихими, в голове звенела тишина. Вокруг стены, множество поворотов и коридоров с миллионами шкафов с именами почивших. То тут, то там попадались скорбящие. Они шептались, плакались, молились и ругались. Даже среди смерти жизнь нашла, куда забросить своё семя. Но для Джонни их как бы не существовало — ему было плевать, есть здесь кто-то или нет, видят ли или слышат его или нет. Всё, что было, — тяжесть цепочки на шее с пулей. Символ. Однажды эта пуля убила девушку, а биочип спас, чтобы через какое-то время снова убить. Когда-то Ви носила его жетоны в знак их обещания, которые они оба сдержали, а теперь Джонни носил роковую пулю. Но для чего нужен был этот знак?       Не хотелось признавать, но надежда тлела какое-то время по возвращении: это не конец, можно найти способ спасти наёмницу. Но время шло, песок уже пересыпался в нижнюю часть часов, и ничего не изменилось. Он не смог найти способ. Нельзя найти то, чего нет. Иногда это правда конец.       Течение времени изменилось. Сколько он простоял у ящика с именем Ви?       Прийти сюда как простой человек, скучающий по близкому другу с желанием что-то сказать или исправить, а найти холодный бездушный ящик было столь не свойственно ему, что картинка не вставлялась в предоставленную жизнью рамку. Джонни снял пулю с шеи и зацепился взглядом за предплечье — неприятная рябь ощущений прошлась по душе. Тату. Шутка, вышедшая из-под контроля.       — Это больше не может продолжаться. Разговаривать с тобой, Ви, так, будто ты всё ещё здесь... Блядь, — он вздохнул и опустил руку.       Ему хотелось курить. Укуриться вусмерть, утонуть в алкоголе в «Посмертии», но даже это место теперь было для него закрыто.       Щёлк. Зажигалка подожгла сигару. Дым не спеша поднимался к небу. Мужчина облокотился на стену из памятных шкафов и опустился на землю. Зачем он сюда припёрся? Чтобы поговорить с буквами на железке? Видимость присутствия. Живые — слепые, хватающиеся за перила обмана, чтобы не упасть.       — Вот же срань!       Джонни поднял взгляд от сигареты на возникшую из-за угла девчонку с зелёно-розовыми волосами. Мгновение. Джуди Альварес — подружка Ви и талантливый техник, новая глава «Облаков» и проч. проч. Она не капли не изменилась: фигуристая, сногсшибательная деваха с ярким, но панковским образом.       — Ты... не Ви, верно? — Джуди скрестила руки и попыталась скрыться за маской спокойствия, хотя взгляд выдавал шок наперебой с надеждой. Однако это чувство было обречено на жестокий конец. — Джонни Сильверхенд?       Он лишь пожал плечами и затянулся.       — Давно не виделись.. А.. Ну, да. Ты же не в курсе, — рокер выбросил остаток сигареты и встал. — Как бы там ни было, мне пора..       — Значит это правда.       Её голос едва дрогнул. Тонкие бледные от редкого выхода на солнечный свет плечи были напряжены, макияж не аккуратно лежал на глазах, пальцы, сжимавшие плечи, слегка дрожали. Она смотрела на Ви и не могла поверить, что перед ней совершенно другой человек. Взгляд — разбитый, сухой, ненавидящий. Знакомый.       Именно этого он и избегал, игнорируя сообщения из прошлой жизни наёмницы.       — Правда — хорошая вещь, если знать, в чём она заключается, — ровно заметил рокер, открывая ящик и кладя внутрь цепочку.       Джуди поморщилась, слыша знакомый голос. Перед ней и правда была Ви — её оболочка, но теперь внутри поселился кто-то чужой. Диссонанс раздваивал ощущения, путал чувства и выбивал дух из груди. Техник встала в проходе, загораживая собой выход, и с ожесточившимся лицом наблюдала за действиями человека перед ней. Несмотря на то, что выглядел он также и голос не изменился, она сразу поняла, что перед ней уже не наёмница: это больше догадка, лёгкое касания предчувствия, чем осознанное, разумное заключение. Удивительно, как меняется сосуд в зависимости от его содержания.       В другой ящик рокер положил пистолет со стальным блеском и медленно закрыл его — механическими и пластиковыми казались его движения. В нём закипал гнев — не угасающие угли чувства снова распылились от касания спички.       — Так и будешь пялиться или уже скажешь, что думаешь?       — Ты убил её.       — Браво! — Джонни криво усмехнулся и изобразил хлопки. — Твоей проницательности позавидовать только. Я бы послушал ещё твоей правды, но у меня нет на это времени, так что свали с дороги.       Но девушка не сдвинулась с места. Холодный свет от неонов колумбария делал их лица плоскими и белыми Джонни криво усмехнулся и изобразил хлопки. Масками на сцене забытого театра в законченном акте.       — Здорово вернутся в мир, где никто не помнит твою тощую задницу, а лишь многие тысячи траурных табличек висят по всему Центру и здесь? — жесткие и правдивые слова. — Но я знаю о тебе достаточно, чтобы не удивляться, что тебе хватило наглости прийти сюда. На могилу к тем, кого твой эгоизм похоронил.       — Всё сказала? — он шагнул к ней. Мрак веял от его тона. — Если на моём счету смертей больше, чем нулей на счету Ёринобу, то, подруга, ты тупее, чем мне казалось, раз так просто мне всё это говоришь и не боишься получить пулю в лоб.       Джуди невесело скривилась в усмешке. Кивнула и уступила дорогу.       — Так бы сразу, — бросил Джонни, проходя мимо.       — Значит она ошибалась на твой счёт. Ты не изменился: всё также думаешь лишь о себе и продолжаешь прожигать жизнь... чужую жизнь.       В ответ она получила неприличный жест. Но Альварес не унималась, её голос хоть и ровный, мягкий звучал как лезвие о точильный камень:       — Сколько ещё девушек должно погибнуть, спасая твою пропащую душу, Джонни?!       Он обернулся, не останавливаясь, и с равной ей ядовитостью бросил:       — И это мне говоришь ты? Девчонка, коллекционирующая предсмертные брейндансы своих подружек — извращенный фетиш даже для такого подонка как я.       Невозможно было не заметить эту дрожь подобно той, которая прокрадывается по телу, когда человек слышит удар хлыста. Джуди сжала губы, расправляя плечи. Она всегда умела находить какое-то внутреннее душевное равновесие в любой ситуации, цепляться за спасательный круг рассудка, чтобы не потонуть в пучине окружающей боли. Но сейчас её равновесие пошатнулось, да так, что ещё не скоро наладится. В её карих глазах не было места сочувствию, пониманию, хладнокровию — лишь ледяная ярость. Кто-то распылялся от горячих и сильных чувств, а кто-то укутывался ими как в снежное одеяло и мог, не моргнув глазом, свернуть шею своему врагу — Джуди как маятник качалась из одной крайности в другую и не могла найти покой, её заносило, и именно поэтому она старалась хранить спокойствие. Однако когда она его теряла..       Вокруг установилась тишина: даже если где-то за поворотом и был кто-то, какой-нибудь свидетель, он затаил дыхание перед бурей, рождающейся в этих стенах. Электрический ток свистел в воздухе. Напряжение, будто сам мир сделал вдох и замер, искрилось в жилах.       — Ви сделала свой выбор.       — У Ви не было выбора, — тут же ответила Джуди. — И ты, блядь, знаешь об этом.       Джонни остановился. Он знал это лучше прочих, но признать это значило согласиться с тем, что они оба обманули себя. С самого начала выбор — это добровольно построенная иллюзия, чтобы вера в неё облегчила ожидание конца.       Иллюзия.       — Она заставила нас в это поверить... — холод догадки сковал сердце, мурашки прошлись под кожей. — Блядь, эта голографическая сука...       — Что ты несёшь?       Джуди подошла, демонстративно остановившись на расстоянии. Рокер протер двумя пальцами глаза и окинул техника взглядом, прикидывая варианты. Его разрывало от злости и какого-то сильного ощущения иронии судьбы.       — Радуйся, что ни одна твоя бывшая не попала в Сеть, иначе бы она стала твоим личным дьяволом.       Её бровь лишь дёрнулась вверх. Он говорил, как сумасшедший, будто отвечая на вопросы, которые ей были недоступны, спрятанные в уголках его разума. Стоя на ступеньках колумбария в окружении ночного города, затопляемого шумом машин и топотом прохожих, Джуди видела в отблесках света пугающее изменение в лице девушки перед ней, и, несмотря на шёпот, слова будто отпечатались на её костях.       Джонни поднял взгляд на видневшиеся башни, величественно возвышавшиеся над ними.       — Ви выжила, и она в «Арасаке».