Мягко мерцая, под зачарованным потолком парили свечи. Плавясь, с них капал воск, но, едва сорвавшись, горячие капли исчезали в воздухе, иначе почти три сотни школьников уже давно разбежались бы, потирая обожженные уши. Впрочем, до того как директор Фортескью догадался особым образом заколдовать свечи в Большом зале, спасением поколениям студентов служили лишь форменные остроконечные шляпы. Теперь же их надевали разве что по праздникам, в дань традиции.
Но главным головным убором церемонии открытия нового учебного года, конечно, была Распределяющая шляпа. Эта латаная-перелатаная, засаленная и покрытая вековой пылью шляпа по легенде принадлежала самому Годрику Гриффиндору и, как было принято считать, вмещала в себя интеллект всех четырех основателей школы, коими была заколдована. А следовательно, не могла ошибаться.
В последнее Альбус, правда, не очень-то верил, ибо характер, даже совсем юный, казался ему слишком многогранным явлением, чтобы быть втиснутым в узкие рамки одного из четырех качеств. Да и нередки были случаи, когда Распределяющая шляпа учитывала желание распределяемого. Так было, например, и с самим Альбусом. Заявив, что его ждет блестящее будущее вне зависимости от факультета, шляпа предоставила ему самому выбирать ни много ни мало из всех четырех. И выбрал юный Альбус, разумеется, Гриффиндор. Факультет Персиваля.
Потом ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что то все равно была лишь формальность, от которой зависел разве что цвет шарфа и расположение гостинной. Не существовало никаких ограничений на предметы, кружки или общий досуг студентов разных факультетов кроме тех, что те сами себе придумали. И все же вошедших в Большой зал гусиным выводком первокурсников заметно потряхивало несмотря на то, что сентябрь выдался удивительно теплым. И немудрено. Их родственники - родители, старшие братья и сестры - вольно или невольно создали у одиннадцатилеток самое что ни на есть предвзятое отношение к факультетам Хогвартса, и каждый год это заведомое разобщение портило Альбусу все удовольствие от церемонии.
В этом году, однако, на это имелась куда более веская причина.
Но вот профессор Вилкост - кого ж еще директор Диппет назначил бы своим заместителем - подвела первокурсников к высокому треногому табурету и, взмахнув полами неизменной черно-белой мантии, торжественно развернула свиток, украшенный гербом Хогвартса. В тот же момент среди притихших под пристальными взглядами всей школы первокурсников Альбус различил своего крестника.
Как по секрету поведал ему во время последней встречи Джейкоб, летом Мартѝн безапелляционно объявила сыну, что планы изменились, и тот будет учиться в Шармбатоне, и даже порвала пришедшее из Хогвартса письмо. Так что, так и ненашедший, что написать ей после суда Альбус перестал надеяться, что увидит Андре в рядах первокурсников. Но со слов того же Джейкоба ничуть не уступающий матери в упрямстве Андре не растерялся и сбежал к любимой бабушке, у которой провел остаток лета. И именно с ее помощью оказался сегодня в стенах школы, в которой когда-то учился его отец.
Поймав его взгляд, Андре полуулыбнулся и украдкой помахал рукой. У Альбуса окончательно отлегло от сердца.
Ибо сильнее чем потерять возможность видеться с крестником, он боялся лишь наткнуться на отвращение в его серых глазах... Но, похоже, по крайней мере, в самом главном старания его матери пошли насмарку.
А ведь она превзошла себя.
Не прошел и месяц с отправки Гриндевальда в Нурменгард на пожизненное заключение, как свет увидел очередной номер Ведьминого досуга. Этот журнал, известный такими эпохальными статьями как: “Раскрой свою внутреннюю богиню и чаровницу”, “Полезные свойства спермацета: рецепт Клеопатры” и “Приворот сработал, что дальше?”, был популярен среди специфической, преимущественно женской волшебной аудитории. Но вот его августовскому выпуску с передовицей “Холостая жизнь Альбуса Дамблдора. Венец безбрачия или пагубное влияние Урана?” понадобился дополнительный тираж.
Да, таких сюрпризов на день рождения он еще не получал. И хоть статья была написана в самом что ни на есть бульварном стиле, материал, на который она опиралась, выдавал основательную подготовку. Здесь были и интервью нескольких бывших сокурсниц Альбуса - самых больших сплетниц и тогда, и сейчас - экспертно подтвердивших, что за семь лет школы староста Дамблдор “ни разу ни с кем не гулял”, и примерное описание его неудачного юношеского романа с Гриндевальдом, а также свободных отношений с Федерико, снабженных их абсолютно невинными совместными фотографиями с нескольких публичных мероприятий. Завершалась же статья открытым вопросом о нынешнем любовном интересе знаменитого профессора и заодно ни на что не намекающей фотографией его и Геллерта из зала суда, явно выкупленной у более серьезной газеты.
Альбус еще никогда не чувствовал себя таким обнаженным. Все сокровенное в нем было вытряхнуто наружу и пристально изучено, выставлено напоказ. А поскольку, исключая несколько допущений и преувеличений, все факты в статье были изложены верно, не оставалось никаких сомнений в том, кто именно являлся источником, “близким к Дамблдору”. Статья и здесь не погрешила против истины.
О, Альбус не надеялся, что Мартѝн забудет о его предательстве, но и представить не мог, что она не побрезгует подобным! Он скорее готов был ожидать, что она подстережет его с пистолетом. Но, пожалуй, это скорее было бы в духе прямолинейного Дерека. Мартѝн же в отличие от своего первого мужа была хитра и достаточно терпелива, чтобы планомерно уничтожить сначала его репутацию, затем карьеру и только после, возможно, и самого Альбуса. И настолько поглощена своей местью, что готова была использовать собственного сына, только чтобы причинить Альбусу боль.
Вот почему улыбка Андре подействовала на него как экстракт бадьяна на открытую рану. В далекие семнадцать Альбусу казалось, что если его тайну узнают, его жизнь будет кончена. С тех пор утекло много воды, и Альбус давно уже перестал бояться лишиться работы, славы, доброго имени. Судьба Геллерта наглядно показала эфемерность этих понятий. Так что, когда в Хогвартс десятками повалили письма от обеспокоенных родителей - ему скорее простили бы пособничество Гриндевальду, нежели любовную связь с ним - он совершенно спокойно начал собирать чемодан.
Однако, вызвав Альбуса в свой кабинет, не терпящий и пятнышка на репутации школы и всегда принимавший все претензии к ней как личное оскорбление Диппет, напротив, уверил его в своей полной поддержке. И настоятельно рекомендовал требовать от журнала опровержение “
вопиющей клеветы”. Тот же совет дала и Вилкост, за свой немалый преподавательский стаж также неоднократно подвергавшаяся различного рода нападкам от родительского комитета.
“Знаешь, сколько раз меня пытались отстранить за неподобающий семейный статус? Альбус, дорогой, да я бы прекратила преподавать, так и не начав!”
Слизнорт же хохотал над статьей до слез. И посоветовал Альбусу не обращать внимания на сальные домыслы безумных ведьм. В конце концов, его, вообще-то, тоже ни разу не видели в обществе дамы, но это же не значит, что он
“из этих”! Да разве ж можно заниматься наукой, когда рядом постоянно кто-то мельтешит?
О реакции Аберфорта, готового пойти и прибить Мартѝн на месте, лучше было не вспоминать.
В общем, год Альбусу предстоял не из легких. Несмотря на то, что он, вроде бы, вышел сухим из воды, и многие из преподавателей и его ученых-коллег не то что не поверили статье в Ведьмином досуге, но даже не стали ее читать, того же не стоило ожидать от голодных до интриг подростков. Альбус уже морально готовился к шепоткам и косым взглядам и даже подумывал давать баллы за вызубренные цитаты из статьи, окончательно обернув эту гадкую историю в шутку. А там, глядишь, они выучат и Закон элементарной трансфигурации Гэмпа.
- Азимус Андре!
За мрачными думами Альбус едва не пропустил начало церемонии распределения. Впрочем, высокая девочка с копной пепельных волос уже семенила к столу Пуффендуя, мимолетом бросив на шагающего навстречу Андре по-детски игривый взгляд. Что тут сказать, тот явно обещал вырасти таким же красавцем как отец. Снова поймав взгляд крестника, Альбус ободряюще улыбнулся. Незаметно вытерев вспотевшие ладони о мантию, побледневший на тон Андре уселся на табурет, свесив недостающие до пола ноги и предоставив преподавательскому столу видеть только его взъерошенную макушку и покрасневшие кончики ушей. Не особенно церемонясь, Вилкост нахлобучила на него Распределяющую шляпу.
Отчего-то Альбус ожидал, что та погрузится в глубокие раздумья, как было в его случае, но в следующий же миг шляпа невозмутимо выкрикнула:
- Гриффиндор!
И крайний левый стол взорвался аплодисментами, криками и одобрительным - особенно надрывались Флимонт Поттер и Фредди Браун, младший сын Бетти - свистом.
Ничем я не лучше, - весело подумал Альбус, с невольным удовлетворением провожая Андре до родного гриффиндорского стола. Оставшаяся часть церемонии пролетела как один миг. Фамилии, факультеты - это походило на лотерею, в которой каждый выходил победителем. Часть фамилий была Альбусу незнакома - их юные обладатели выглядели наиболее растерянно и, скорее всего, были маглорожденными. Другие давали практически моментальное понимание того, с чем ему придется столкнуться в грядущем учебном году. Беата Аббот, та самая блондинка из Пуффендуя, к примеру, была точной копией своей матери, Фотиды, закончившей Хогвартс в один год с Дереком. А вот и Арфанг Долгопупс, которого наверняка попытаются дразнить за его фамилию, если он не окажется таким же грозным как его старший брат, староста школы, выпустившийся в позапрошлом. Или Пандора Паркинсон из семьи потомственных целителей, такая же тихая и робкая на вид как ее тетя, занимающая пост школьного целителя со времен, когда Альбус был студентом. О, ему нравилось делать такие вот мысленные ставки на то, насколько сильно в учениках проявятся фамильные черты, а насколько - индивидуальные. И этот своеобразный тотализатор до сих пор ему не наскучил.
Тем временем миниатюрная Сюин Чанг поспешно прошествовала к столу Слизерина, и на этом церемония распределения закончилась. Настало время приветственной речи директора.
Громко проскрипев стулом, Диппет поднялся с места. Студенты, однако, не обратили на него никакого внимания. У всех были дела поважнее: старосты факультетов активно знакомились с новенькими, в то время как второкурсники авторитетно отвечали на их “глупые” вопросы. Остальные же галдели, маша через весь зал своим друзьям за другими столами, а некоторые старшекурсники и вовсе развернулись лопатками к преподавательскому столу, увлеченно делясь новостями и расспрашивая друг друга о летних каникулах. Счастливые детские голоса, казалось, долетали до самого зачарованного потолка, тревожа ровное пламя свечей.
Альбус это обожал.
- Прошу внимания! - потребовал Диппет, но его слабый крик едва ли покинул периметр преподавательского стола и не возымел ни малейшего эффекта. Каждый из молчаливо внимающих ему профессоров с легкостью навел бы порядок в зале, но выпрыгивать вперед директора, разумеется, не спешил. Но вот вернулась, скатав свиток, профессор Вилкост.
- А НУ ТИХО! - сиреной прозвенел ее усиленный магией голос, и все до последнего лица студентов обратились к преподавательскому столу, а разговоры стихли. Стало слышно даже, как в коридоре завхоз Нортроп грозится найти того, кто разбил банку с жабьей икрой в холле.
- Благодарю, - кивнул ей Диппет и прочистил горло, собираясь с мыслями. Публичные выступления всегда нелегко ему давались. Но, конечно, тяжелее всего приходилось тем, кто был вынужден их слушать. - Итак, начался новый учебный год. Как вы знаете, за свою славную историю школа чародейства и волшебства Хогвартс…
Не успев сдержаться, Альбус вдруг громко чихнул.
- Будьте здоровы, профессор Дамблдор! - услужливо выкрикнул Уильям, старший сын Бетти, под довольный гогот своих товарищей-семикурсников.
Тот поскорее наколдовал платок, чихнув снова, уже в него, и по залу прокатилось веселое хихикание.
- Прошу прощения, директор, - успел выдавить Альбус в перерывах между беспрерывными чиханиями, ничего не различая слезящимися глазами. Похоже, эффект бодроперцовой настойки, принятой с утра, значительно ослабел. Вообще-то закаленный погружением в Черное озеро Альбус крайне редко болел простудой. Но, может, сказались последствия почти бессонной ночи. Ибо зелье, включающее в себя маковое масло, толченых скарабеев, розовый вулканический песок и еще с десяток редких и мало совместимых ингредиентов, было настолько же трудным в приготовлении, что и по составу. Но только этот рецепт и помогал Геллерту.
Сдавленно чихнув в очередной раз, Альбус машинально схватил кубок, заботливо протянутый сидящим рядом Слизнортом. По роду своей специальности тот часто носил с собой зелья в маленьких фиалах на случай крайней нужды. Вот и в кубке жидкости было на самом донышке. Альбус осушил ее одним глотком, и его слезящиеся глаза чуть не вылезли из орбит.
В кубке оказалась вовсе не бодроперцовая настойка, а огневиски.
- Все что было под рукой, - невинно захлопал ресницами Гораций в ответ на его безмолвный укор, но, надо сказать, хуже от виски не стало. Особенно когда Альбус вспомнил-таки противочихательный наговор.
К тому времени вошедший во вкус Диппет основательно погрузился в историю Хогвартса, перечисляя всех ее самых знаменитых выпускников, и по залу, сменив былое оживление, начала блуждать голодная зевота. Каждый год, слушая Диппета под китовьи напевы своего пустого желудка, Альбус думал о том, что будь он директором, то ни за что не заставил бы уставших с дороги детей так долго ждать ужин. И вообще, скорее рассказал бы анекдот.
А вечером, уже после ужина он с удовольствием увидел в своем расписании на завтра урок Трансфигурации у первого курса.
***
- Дядя! - порывисто обняв Альбуса, Андре ощутимо врезался в его ребра. Было видно, что он с трудом дождался, когда его возбужденно галдящие однокурсники покинут класс Трансфигурации, спеша на урок Травологии. Сердце Альбуса растаяло как масло. Он ласково потрепал крестника по макушке:
- Ну, как твой первый день в Хогвартсе?
- Здорово! Я еще никогда не был в настоящем замке! Тут везде доспехи! - восхищенно поведал Андре, как будто Альбус не имел об этом ни малейшего представления. - А когда вчера мы плыли на лодках через озеро, я один увидел гигантского кальмара, хотя никто мне не поверил, - похвастался он.
- Смотрю, тебя куда больше впечатлили доспехи и озеро, а не мой урок, - шутливо подначил его Альбус.
- Так я же уже сто раз видел, как Вы колдуете, дядя, - закатил глаза тот. - И не такую банальность как кресло в пони.
Ах, банальность? Да я неделями подбирал красивую трансфигурацию для первого урока! Ну, держитесь, мистер Азимус!
- А что другие ребята? Уже подружился с кем-нибудь? - говоря это, Альбус поймал себя на мысли, что в точности повторяет вопросы Кендры в ее первом письме ему в Хогвартс. И тут Андре вдруг как-то сник:
- Да, они, кажется, ничего.
- Что-то не так? - Альбус внимательно всмотрелся в подернутые плохо скрываемым беспокойством серые глаза крестника. В такие моменты в том отчетливо проглядывался Дерек. - Хоть я и преподаватель, в первую очередь все-таки твой крестный. Так что мне можешь сказать все, что угодно. Если тебя кто-то обижает…
- Да нет! - встрепенулся Андре. - Просто…, - интуиция не подвела Альбуса. Что-то явно не давало мальчику покоя. Он отвел глаза. - Я просто надеялся, что попаду в Когтевран. Как папа.
В отличие от своей сестры, выросшей за частыми командировками Мартѝн буквально на руках Джейкоба, Андре помнил родного отца достаточно, чтобы тосковать по нему. А факультет был еще одной тонкой ниточкой, которая могла связать его с Дереком. Кто как не Альбус, тоже рано потерявший отца, мог понять это.
- Дерек действительно был одним из лучших выпускников Когтеврана, но, поверь, ничего не изменится от того, что ты будешь учиться в Гриффиндоре. В конце концов, я тоже закончил этот факультет, и ведь ничего? Хоть и колдую всякую банальщину.
Фыркнув, Андре снова повеселел. И снова обнял Альбуса. Не то чтобы тот был против, но это слегка выбивалось из независимого характера мальчика. Подозревая, в чем дело, Альбус осторожно поинтересовался:
- Наверное, ты знаешь, что обо мне говорят.
- Да, мама это специально написала. Я слышал как они с Джейкобом из-за этого ругались. Но ведь это она плохо поступила. И вообще хотела отправить меня в Шармбатон!
Именно последнее звучало как самое серьезное преступление. Как и следовало ожидать, одиннадцатилетнего мальчика куда больше волновала его школа и поддержка матери, нежели желтая пресса. И это было нормально.
- Ты же понимаешь, что на самом деле она злится не на тебя? - вкрадчиво спросил Альбус.
- Знаю, - нахмурился Андре, теперь уже став копией Мартѝн.
- И понимаешь, почему?
- Да. Гриндевальд убил папу, а Вы его нет, - жутковато было слышать подобные слова из уст ребенка, который будто еще вчера слюнявил его мантию, требуя свою лошадку.
Альбус вздохнул:
- Ну а что ты думаешь об этом? Нужно было убить Гриндевальда?
Едва ли мнением Андре об этом когда-либо интересовались. Крепко задумавшись, он закусил губу:
- Не знаю. Иногда мне хочется, чтобы Гриндевальд умер. Почему он живет, а отец нет? Но потом я думаю: теперь он в тюрьме совсем один, и все его ненавидят. Это ведь тоже наказание?
- Так и есть, - серьезно кивнул Альбус. - Запомни, Андре, никогда не стоит торопиться отнять чужую жизнь. Ведь вернуть ее ты уже не сможешь, - он легонько похлопал крестника по плечу. - Жизнь сложная штука. Ты еще не раз столкнешься с разногласиями, такими как у меня с твоей мамой. По ее мнению Гриндевальда следовало казнить, и у нее есть право так думать. Как и на то, чтобы не желать больше меня видеть, но ты - другое дело. Ты ее сын, и тебя она любит, очень. Так что все у вас наладится, вот увидишь. Ты получил утром почту?
Как правило, в первый учебный день родители первокурсников отправляли своим чадам письма, чтобы смягчить резкую разлуку с домом, или как минимум присылали забытые вещи.
- Да, но от Джейкоба, - будто это легко доказывало обратное, возразил Андре.
- Готов поспорить на пакет клубничных тянучек, твой ответ они будут читать вместе, - подмигнул Альбус, взглянув на часы. - Ну а теперь тебе пора на занятия. Не то профессор Кловерфлок закроет теплицу. Может, мне проводить тебя?
- Не надо, я сам! - махнув полами мантии, сорвался с места Андре. - Увидимся на ужине, дядя!
- Увидимся, мой дорогой, - шепнул Альбус ему вслед.
***
За новыми лицами и вводными уроками первая учебная неделя пролетела как один, но очень трудный день. Тем не менее ранним утром субботы вместо того, чтобы задержаться в постели с газетой и чашечкой чая, наслаждаясь первым выходным, Альбус отправился в Нурменгард.
По постановлению суда у него как у официального представителя Гриндевальда имелось право на три посещения в месяц. Этого, разумеется, было слишком мало. И пока Альбус в судебном порядке добивался увеличения количества посещений с целью медицинского обследования, чтобы навещать Геллерта, ему приходилось преступать закон.
Снова.
За прошедший месяц у Альбуса было достаточно времени, чтобы осознать свой поступок и во всех деталях вообразить его вероятные последствия. Империус сам по себе был непростительным заклятием, за которое грозило тюремное заключение, а уж примененный к служащему при исполнении. И не к одному… Если вкратце, в случае установления правды участь Альбуса обещала быть ничем не лучше участи его подзащитного. Или как предрек, протрезвев после приступа ярости, Аберфорт: “В соседней камере будешь куковать, придурок”.
Может и так. Но сделанного не воротишь, да Альбус и не хотел. Он знал, что не мог поступить иначе, и это стало решающим аргументом в пользу сделанного им выбора. Вместе с тем он не питал иллюзий относительно того, что ждало его в ближайшем или более менее отдаленном будущем, так что решил использовать оставшееся время, чтобы вернуть Геллерту вменяемость.
Пока что выходило скверно.
Изначально Альбус предположил, что плачевное состояние психики Гриндевальда связано с пагубным влиянием наркотиков, употребляемых им до ареста в воистину космических количествах. Ибо Геллерт, которого он знал - Геллерт тринадцатилетней давности, юный и независимый - оставался расчетливым и хладнокровным до самого конца, в самых опасных передрягах и никогда не позволял себе терять контроль над ситуацией. Нынешний же не то что других людей, не был способен контролировать самого себя.
Именно так и описывал профессор Вудворт разрушающее воздействие наркотических средств на организм человека. Геллерт следовал его схеме настолько точно, что становилось не по себе, но в этом были и свои плюсы. Зная, направление процесса, Альбус мог понять, как его обратить. В этом ему здорово бы помогли медицинские прецеденты, но тех, к сожалению, пока особо не существовало. Магловские наркотики лишь недавно начали обретать популярность в среде волшебников, и их первые жертвы либо погибали в безвестности, либо, наоборот, были слишком известны, чтобы открыто заявлять о своей зависимости и искать помощь. Можно сказать, в своей борьбе Альбус был первопроходцем.
И так как по опыту Вудворта полное лишение больного наркотиков грозило быстрым ухудшением состояния и смертью, у Альбуса родилась идея ограничивать их потребление постепенно. Замысел состоял в том, чтобы заменять привычные наркотики похожими, но все менее и менее губительными субстанциями до полной победы над зависимостью. И в теории план был идеален, с тем единственным недостатком, что подобных субстанций в природе не существовало.
Вот тут-то пригодилась помощь Николя. Тот, правда, честно признался, что не видит шансов для Гриндевальда, но согласился, по крайней мере, использовать его для экспериментов. Если б не он, едва ли Альбус смог в столь короткие сроки вывести формулу зелья, маскирующегося под смесь морфия и кокаина, но не вызывающего привыкание. Именно его Альбус варил перед началом учебного года, зная, что по обыкновению навестит Гриндевальда в уикенд, и что зелье должно настояться и полностью растворить вулканический песок в своем составе. И так как уже после первых порций Геллерт смог, наконец, немного прийти в себя, Альбус возлагал на их с Фламелем экспериментальное зелье большие надежды.
Вспыхнув ярким золотом, метка перенесла его аккурат в камеру Гриндевальда в Нурменгарде. Несмотря на то, что узников лишали их волшебных палочек, все камеры волшебных тюрьм были снабжены антитрансгрессионными чарами в первую очередь для того, чтобы исключить возможность побега с помощью сообщников. Второй по важности причиной была защита осужденных от мести родственников их жертв или чересчур ретивых авроров - смерть Багрова тому яркое свидетельство. Таким образом, никто не мог проникнуть в камеру трансгрессией, то есть не вскрыв решетку, а потому охранные заклинания промолчали. По сути метка делала Альбуса призраком.
Обратно он рассчитывал выбраться с помощью Фоукса. Тот от своей новой должности личного водителя был, мягко говоря, не в восторге и в любой момент мог встать в позу - это гордый феникс отлично умел - но пока что на зов Альбуса охотно откликался. А тот умасливал его, чем мог: красивым новым золотым насестом с удобной чашей для пепла - Альбуса чуть удар не хватил, когда Фоукс впервые сгорел в пламени перерождения - семенами чили и отборными упитанными огневицами, которыми феникс обожал лакомиться. Последнее выглядело особенно устрашающе.
Поправив рукав мантии, привычно скрывая погасшую, но вполне различимую (и все еще саднящую) метку, Альбус вгляделся во мрак камеры. Вне зависимости от времени дня в подземельях Нурменгарда всегда царила ночь.
- Геллерт? - шепнул Альбус, не желая будить его, если он спит, одновременно высвобождая из делюминатора пару припасенных огоньков. Взвившись над его головой, те озарили мягким, приглушенным светом низкий потолок, влажные каменистые стены, крошечное окно-бойницу и
пустую кровать.
Рыжие брови Альбуса полезли на лоб. Геллерт не мог сбежать! Не в его состоянии. Не в кандалах, закаленных щитовыми чарами.
Может, его кто-то забрал? Но кто? И главное, зачем? Чтобы спрятать или расквитаться?
И почему молчат охранные чары?!
Метнувшись к решетке, Альбус обнаружил на ней нетронутую аврорскую печать.
Вот почему. Значит, похитивший Геллерта был аврором. Но ведь я же лично проверил их всех!
- Черт!
Тут за его спиной раздался взволнованный шепот:
-
Seid bitte nicht so laut! Oder er kommt!*
* - Пожалуйста, тише! Не то он придет! (нем)
Развернувшись с палочкой наготове, Альбус оторопел. И тому было несколько причин.
Во-первых, Геллерт все же присутствовал в камере.
Во-вторых, он был под кроватью.
В магическом свете тень под ней особенно сгустилась, и Альбус по-видимому просто не различил его силуэт. Но это все равно был какой-то абсурд.
- Геллерт? Ты чего? - он шагнул к кровати, и выглянувший было Гриндевальд втянулся во мрак как вспугнутый моллюск.
-
Ruhe! Bitte sprechen Sie leiser!** - донесся оттуда его не на шутку встревоженный шепот.
** - Тише! Пожалуйста, говорите тише! (нем)
Откровенно ничего не понимая, Альбус тоже перешел на немецкий:
- Вылезай, Геллерт. Пора пить зелье.
- Нет! - упрямо отозвался тот, и в этот раз в его испуганном голосе появились нотки какого-то почти детского непослушания. Это было что-то новенькое. Несмотря на то, что Гриндевальд весьма скептически относился к попыткам своего исцеления, до сих пор он ни разу ничему не противился, даже если язвил.
- Мне что, вытаскивать тебя силой? - начал раздражаться Альбус.
Ответа не последовало. Но перед тем, как он замахнулся палочкой, чтобы вытянуть Гриндевальда из-под кровати, оттуда донесся всхлип.
А потом еще один.
Опустившись на колени, Альбус потрясенно заглянул под кровать. Свернувшись калачиком и забившись в угол, насколько это было возможно при его пусть похудевших габаритах, Геллерт рыдал практически навзрыд. Теряясь в светлой щетине, по его впавшим щекам катились крупные, неподдельные слезы.
У Альбуса долго не находилось слов.
- Не стану я тебя трогать, - наконец, пообещал он, предположив, что у того может быть видение. Только весьма странное, ведь обычно в пророческом трансе Гриндевальд терял связь с реальностью и на вопросы не отвечал. - Ты только скажи, что случилось.
Захлебываясь и заикаясь, Геллерт выдавил самым жалобным на памяти Альбуса голосом:
- Отец. Он придет и накажет меня!
- Райнхард?! - опешил Альбус. - Да с чего бы ему приходить?
- Потому что я прогулял урок музыки, - громко шмыгнул Геллерт, закусив губу совсем как Андре. - Не хочу туда ходить. Господин Мирбах бьет по рукам.
Вглядевшись в заплаканные голубой и синий глаза, Альбус вдруг начал понимать.
- Геллерт, - очень мягко позвал он, - напомни, пожалуйста, сколько тебе исполнилось в этом году?
Тот взглянул на него с гордостью уже совсем взрослого мальчика.
- Семь!
