Всё могло бы быть очень хорошо…
Истеричные, пронзительные, нечеловеческие крики, грохот бьющейся посуды — первые воспоминания из детства Вика. Мерзкий ком в горле, острый, жгучий холод, немые слёзы, страх — первые чувства. Сменкин словно забыл всё хорошее, что происходило с ним в детстве. Маленький Витя ещё тогда начал ломаться, трескаться, разрушаться стремительно. — Где папа? Где Кирочка? — постоянно спрашивал он у матери, — почему они больше не живут с нами? Мать никогда не давала точного ответа. Она лишь поджимала стыдливо губы, а глаза её тут же краснели, и сама она испарялась сразу, и Виктор оставался один на один с бабушкой, которая пыталась успокоить мальчика, как могла. Вопрос оставался. Почему? Родители Сменкиных развелись по неизвестной им причине. Такое часто бывает, и в России этим уже никого не удивишь, просто люди начали постепенно с этим мириться. И причин сотни, от глупых до веских в действительности. — Не сошлись характерами, вот и всё, — отмахивался отец Сменкиных раз за разом, когда Кира спрашивала причину, спрашивала прямо. Такой ответ девочку не устраивал, но вскоре ей надоело пытаться что-то узнать. Она тоже смирилась. И Кира даже не завидовала другим, полным семьям — настолько ей стало плевать. В этом плане она окаменела. О Вите такого, к сожалению, не скажешь. Глядя на полные семьи, нерешённый вопрос тут же всплывал в голове, напоминал, становился назойливым. Вик хотел видеть всю семью за обеденным столом каждый день, чтобы папа брал на рыбалку каждые выходные, чтобы они с Кирой вновь делили комнату и игрушки. Одиночество съедало. Не только одиночество. Виктору достались не самые хорошие родственники. Мать и бабушка были строгими. Не тиранами, но иногда казалось, что жизнь рядом с ними невыносима. Если мама любила, жалела, как и подобает обычной маме, то бабушка была самой настоящей злодейкой, и чем старше она становилась, чем старше становился Вик, тем нестерпимее становился её старческий маразм. Сменкин вырос зашуганным пай-мальчиком, и последнее это то, чего женская половина Сменкиных-старших добивались. Первое они считали побочным эффектом, бабушка на это вовсе рукой махала. Виктор очень сентиментален, и мать это напрягает. — Мальчики не плачут, — повторяла она каждый раз, когда видела, как её сын хныкал. И не то, чтобы она была консерваторкой, просто было больно смотреть на то, как Витя плачет, и больнее становилось от того, что она причину знала. Сама она была тоже сломана, и в этом проблема. Быть может, это не оправдание, но Витю она действительно любила, но после развода с супругом она разучилась делать это нежно, правильно. Мало что может разбитый человек дать. Ещё больше Виктора разрушала моральная давка. Учёба стояла на первом месте. Для всех существующим ценностям просто не дали развить почву, поэтому учёба стала смыслом жизни. «Учиться, учиться, Виктор Сменкин должен учиться, а иначе…» Вик боялся этого «иначе» даже не зная его природу. Болезненный страх, страх убивающий. Витя делал своё дело и старался не думать о том, что будет. Страх убил интерес, не только к этому «иначе», но и к другим, и для его возраста это было нездорово. Но за оценками проблемы Вика просто были невидимыми, оценки действительно вес имели.Но сами они тоже были невидимыми.
Кира часто спрашивала у Вика насчёт его самочувствия. Несмотря на то, что жили они в разных домах, виделись они часто, так как учились в одном классе, и, вообще-то, были связаны ментально. Брат и сестра как-никак. И иногда Сменкиной казалось, что она единственная беспокоится о состоянии брата, единственная видела, как он рушится. Она разрешала ему плакать, заставляла даже. Важно было, чтобы он выплеснул эмоции. Но эмоций не было словно. Кира злилась на мать, злилась на бабушку, злилась на свою беспомощность. Просто злилась. — Я устаю много, — жаловался Витя сестре, — но учиться люблю! Сходим в книжный магазин на выходных? Редко, когда можно было искру в его глазах заметить, и Кира старалась сделать всё, чтобы она тлела, как можно дольше. Но как бы близок с сестрой Вик не был, он глубоко в душе считал её самим собой, несмотря на то, что была она его полной противоположностью. Он ощущал с ней единство. Но близких друзей у него не было. В школе Виктор познакомился с двумя мальчиками — Артёмом Мещеряковым и Филиппом Черных. Они попали в один класс, и из них вместе с Кирой образовалась своего рода «великолепная четвёрка», которая постоянно и везде вместе. Лидером её был Артём. Он обладал всеми качествами для этого. Если бы они учились в Хогвартсе, то он точно был бы грифиндорцем. Филипп же был авантюристом, правда глупым. Артём был голосом разума в их компании на пару с Кирой, однако та работала радикально. Если Артёму было достаточно пары слов, чтобы отговорить Фила от сомнительной авантюры, то Кира могла дать по голове. Иногда это срабатывало лучше. Вик был «мозгом» команды, но в основном он ощущал себя на веревочке, постоянно тащащимся куском чего-то за ребятами, усталым. Он всегда молчал, но нуждался в словах. Такой набор личности всегда разрушителен. Вик окончательно заперся в себе, когда начались издевательства в школе.Это стало главным и самым тревожным звоночком.
Когда Вите исполнилось двенадцать, он замолчал на две недели. В школе настолько доконали ребята, задели, что Вик решил абстрагироваться ненадолго от мира, спрятаться в себе. И этого хватило, чтобы к нему постучались. Если человека посадить в небольшую комнатку, изолированную от света и звука, то рано или поздно начнёт всякое чудиться. Закрытость Вити — аналог этому, потому что сработала также. Сначала это были пятна, интересные пятна, но интерес, что пробудился в голове мальчика за долгое время отсутствия, стал их дорисовывать. В конце концов за Витей стала тенью девочка ходить, девочка необычная, девочка красивая. И Сменкин сначала ангелом её считал, пока она не заговорила с ним в школе. — Привет, Витя! Голос её звучал звонко, радостно, но в то же время мягким был. Сама девочка была воплощением нежности: светло-сиреневые волосы были заплетены в косичку, в вьющееся челка то и дело лезла в глаза, бирюзовые глаза сияли, милая улыбка сражала наповал. Мальчика совершенно не смущало то, что незнакомка назвала его по имени. Мальчик впервые за две недели произнёс слово. — Доброе утро. Ты новенькая? — робко поинтересовался мальчик, в надежде, что она скажет, что его одноклассница. — Ага, я из параллели*, — отвечает она, и Вика постигло разочарование. — Меня Вэл зовут! — назвалась девочка, проигнорировав понурость Вити. — Странное имя… — Насколько? — Фантастическое какое-то… — Быть может, — кивает она и берёт Сменкина за руку. Прикосновение ощущалось реальным, и Виктор запомнил это навсегда. — Мы ещё встретимся? — Мы ещё встретимся… Вэл отпускает Вика и убегает, видимо, в класс, но, на самом деле, растворяется в толпе. Вместо неё он чувствует, как Кира со спины налетела на него с объятьями, слышит, как она плачет, и не понимает сначала, почему. — Ты заговорил! Заговорил таки! Витя видит перед собой взволнованных Арта и Фила, испуганных в каком-то смысле даже. Они боялись, что Витя больше никогда ничего-ничего не скажет, но беда обошла их стороной. Казалось бы. — У меня, кажется, появилась подруга…