Человек, который есть

— Встретимся у чайного дерева! В чертогах разума каждого человека находится самое сокровенное, родное. Здесь собраны ассоциации, воспоминания, слова, улыбки. Даже плохое, что хранится здесь, является полезным. В определённый момент оно становится мощным оружием против невзгод. Оно — напоминание о том, что было, что будет, что происходит сейчас. Вик постоянно запирается здесь, потому что много спит. Здесь так спокойно, уютно, умиротворённо. В чертогах разума всегда можно уединиться, подумать, и каждый раз это одна и та же проекция — ирисковое поле, посреди которого находится большое чайное дерево. Чертоги проектируют все существующие ощущения, и поэтому Витя чувствует, как тут пахнет чаем, словно на плантациях, и со сладким запахом ирисок перекликается. Да, здесь ириски растут, как цветы, потому что в детстве Витя мечтал об этом наивно. Рядом с цветами находится река прозрачная, чистая-чистая, горячий песок и ракушки, которые собирали радостно дети. Сменкин слышал их смех заражающий каждый раз, когда проходил мимо, чтобы набрать воды для чая. Дно реки отлично проглядывается, видны маленькие камушки, рыбёшки. Ветер тёплый, воздух лёгкий, несёт на себе сладенький запах. Здесь словно другой мир живёт, процветает. Вику нравится здесь. Но сейчас… Проекция чертог разума Вити особо никогда не менялась, но в последнее время дети вдруг смеяться перестали, лепестки ирисковых цветов засохли, и плоды-конфетки затвердели, превратились в камни. Вода на речке помутнела, холодной до невозможности сделалась. И только чайное дерево цвело и пахло. Туда и стремился мальчик. Внешне дерево чем-то напоминало дуб, но ветви его свисали, как у ивы. Цветы у него белые, а листочки мелкие-мелкие. Дерево хранило память мальчишки, хранило его жизнь. — Я здесь, Вэл, — громко произносит Витя, оглядываясь. Здесь его должна была ждать подруга. Девочка выходит из-за дерева и указывает рукой на стол, где уже стоял чайничек с заваренным напитком. Витя присел. Началось длительное молчание, и к чаю ни один так и не прикоснулся. — Значит, ты не готов, так? — спрашивает всё же Вэл, беря в руки чашку с горячим напитком. Сменкин выпрямляется и поправляет очки. Так долго он избегал этого разговора… Вэл давно его ждёт здесь. Месяц. И даже сейчас ему хочется держать паузу, как всегда он это делал и, казалось бы, будет делать. Но он берёт вдруг в руки чашку свою и… делает первый глоток. — Когда я посмотрел туда, в окно, я ничего не увидел. Я знаю, что порталы никогда не бывают прозрачными, но в самом деле, они не могут быть такими холодными. Мне казалось, что один шаг отделял меня не от Мира Света, а от Мира Тьмы. Там ничего не было, Вэл. — И что ты понял? — Мои мечты были чем-то мнимым. Как и ты. Мне так холодно рядом с тобой, ты не представляешь… Вэл ставит чашку на стол с лёгким звоном и улыбается нежно, словно мать. — Всё потому что я из параллели, Витя, — она тихонько сжимает его ладонь, смотрит в его глаза и продолжает улыбаться, — и Мира Света не существует как такового. Так в чём же ты нуждаешься? Витя поднимает глаза на воображаемую подругу, сжимая её ладонь, переплетая пальцы. Такие холодные, тонкие до невозможности, бледные-бледные. А глаза её хрустальные, серебрятся на свете мнимого солнца. Он смаргивает некрупные слезинки и в кои-то веки улыбается. — В ком, — поправляет её юноша, — в человеке, который есть в самом деле. Вэл понимающе кивает и забирает чашку из рук Вити, аккуратно ставит на столик с таким же хрустальным звоном и в последний раз обнимает мальчишку. — Тогда открой глаза, — произносит она с нежной улыбкой.

***

Витя открывает глаза и первым делом чувствует запах лекарственных препаратов. Уже месяц Сменкин проходит лечение в психоневрологическом диспансере. Совсем скоро терапия подойдет к концу, и поэтому ему уже не нужно лежать в больнице. Витя находился под капельницей уже почти час, поэтому замечтался, и не заметил, как на пороге снова появилась медсестра, которая буквально только что оставила его одного. Время так быстро летит, когда ты пытаешься разобраться в себе… Девушка осторожно снимает катетер, проводит ещё какие-то быстрые процедуры, и отпускает мальчика домой с наставлением — «будь осторожнее на дороге». Он мягко улыбается, обещает, что будет осторожнее и уходит на остановку, ждёт автобус. Сегодня на улице ярко солнце светило, что было как-то даже непривычно для Питера, непривычно для Вити, который постоянно избегал солнце. Он садится в первый приехавший автобус, приземляется на сидение у окна, надевает наушники, погружается на период дороги в себя. Он уже забыл каково это, смотреть на быстро меняющийся пейзаж, успевать им любоваться. Любоваться тем, как свет переливается на листьях деревьях, отражается от окон зданий, слепит в глаза. О, это чувство! Небольшой дискомфорт в глазах, но приятное тепло, когда ты жмуришь глаза от яркого солнца, когда тебя дразнят блики и боке, и ты им поддаёшься с радостью. Это чувство… Когда двери в автобус открываются, с большой скоростью поток свежего воздуха залетает, и ты жадно кислород глотаешь, а тело покрывается мурашками от того, что прохладный ветер щекочет мозг. Это чувство, когда улыбаться заставляют случайные диалоги случайных людей. И как здорово рисовать на запотевшем окне транспорта! Витя выходит на своей остановке, шагает в сторону своего двора. Ему ещё так тяжело делать шаги по оживлённой улице и чувствовать, но он старается изо всех сил. Наступил полдень и солнце светило ярче, чем с утра. Проходя под аркой, он заметил знакомый силуэт на детской площадке среди кучи маленьких. Это был Филипп. Он сидел на скамейке, сгорбившись над рюкзаком, а подойдя ближе, Витя разглядел, что его друг чистил апельсин. Так аккуратно, как только мог. — Мы делили апельсин, много нас, а он один, — приговаривал светловолосый. Витя подошёл почти впритык, и когда его тень перекрыла весь свет, что падал на Черных, он поднял на него глаза и широко улыбнулся. — Витька! — воскликнул он, резко выпрямляясь. Сменкин, мягко улыбаясь, присел рядышком, обнимая рюкзак. — Ну-с, как ты себя чувствуешь? — спрашивает Фил, уже заканчивая с чисткой лакомства. — На удивление, хорошо, — он пожимает плечами, нервно сжимая плотную ткань рюкзака. Филипп кивает и протягивает другу дольку апельсина, последний принимает её без промедлений. — Люблю апельсины, — довольно протягивает Витя, кидая в рот кусочек. — Я знаю, — также довольно произносит Фил, гордо ухмыляясь. Он не очень аккуратно съел свою половину — сок брызгал со все стороны, и толстовка мальчика уже покрылась свежими пятнами. Вика заставило это искренне улыбнуться и даже рассмеяться. Что самое главное, он вдруг осознал. Что может вздохнуть полной грудью. Воздух невероятно свеж, и это совсем не из-за погоды. — Аргх! Чёрт! — недовольно выкрикнул Филипп, пытаясь стряхнуть с уже липких пальцев сок фрукта, и это заставило лицо Вити расплыться в широчайшей улыбке. Черных источал настолько яркий свет, что Сменкин почувствовал неимоверную тягу к нему. Вот он, Мир Света. Вэл была права — он не существует, как таковой, потому что он везде. Свет появится, если его зажечь, так? Парень расставил руки и приблизился к другу, глядя в его глаза. — Ты позволишь? — Ну, э… У меня руки грязные, и я не хотел бы тебя запачкать, и… Фил пробубнил ещё что-то невнятное, но Витя проигнорировал это. В следующее мгновение он уже крепко обнимал Черных, впитывая в себя всё это тепло, обрабатывая где-то внутри и отдавая обратно в два раза больше. — Плевать. Пачкай, сколько угодно, — тихонько произносит он прямо в плечо друга, и Фил смиренно обнимает своего чудаковатого друга. Они долго грелись в объятьях друг друга, пока Витя вдруг резко не подскочил. — Ох! Совсем забыл! — Чего? — Фил удивлённо захлопал ресницами. — Как чего? Подготовка к чаепитию! Витя хватает рюкзак и бежит к двери подъезда. — Встретимся за чаепитием! — выкрикнул он и быстро забежал внутрь, да так, что Фил не успел ничего в ответ крикнуть. Забежав домой, Витя быстро принялся к подготовке, пока ещё был нагрет объятьями. Хотелось напитать чай этим теплом приятным, живым. Время близилось к шести. Сегодня вечером за этим столом соберутся трое человек. Трое человек, которые есть.