***
Он плакал так долго, что Геральт начал беспокоиться об обезвоживании. Не в силах больше сопротивляться самому себе, ведьмак положил руку ему на плечо; вздрогнув, омега нерешительно подался навстречу касанию. Ведьмаку вспомнились слова Бартека о том, что Данделиона нужно касаться только при необходимости и подавил в себе всколыхнувшуюся волну ярости: после всего, что парень пережил в доме Бартека, он мучительно нуждался в утешающих прикосновениях. Омегам требовалось много физических контактов, чтобы сохранять эмоциональный баланс, а беременным тем более. Помня о синяках и границах, Геральт мягко помассировал Данделиона между лопаток. Он чувствовал рябь полузаживших шрамов под тканью одолженной рубашки, поэтому касался очень легко. Тепло тела омеги — всё ещё с повышенной температурой — наполнило его ладонь. Когда Данделион был уже не в силах плакать, то обессиленно откинулся на стул; его лицо было мокрым от слёз. — Данделион? — заговорил Геральт после нескольких минут молчания со стороны омеги. Данделион слабо кивнул. Это должно было быть озвучено снова, поэтому Геральт повторил: — Я не буду тебя обижать. И я не причиню вреда твоему ребёнку. Обещаю. — Хотел бы я тебе верить, — голос Данделиона звучал тихо и хрипло. — Ничего страшного, — мягко ответил Геральт. — Я могу заслужить твоё доверие или можем вовсе обойтись без него, — он продолжал аккуратно массировать спину Данделиона. — Я просто хочу, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Всё. Очередная слеза сбежала вниз по щеке омеги. Геральт говорил так мягко, как мог: — Будешь доедать? Данделион покачал головой. — Ладно. Хочешь ещё поспать? При этих словах омега поднял на ведьмака глаза. Взгляд его был тусклым. — С тобой — не хочу. Геральт почувствовал облегчение от прямолинейности Данделиона, хотя она была вызвана скорее усталостью, чем образовавшимся между ними доверием. — Всё в порядке. Я буду спать на полу. Данделион заморгал. — Ты? На полу? — Да. Не тебе же на нём спать. Несмотря на переутомление, омега выглядел сбитым с толку. — Давай, — вздохнул Геральт. — Пойдём спать.***
Вопреки тому, что он сказал Данделиону, Геральт не спал ни на полу, ни где-либо ещё. Когда омега затих, свернувшись калачиком и оборонительно накрывшись всеми одеялами, которые ведьмак смог найти, Геральт около часа ходил взад и вперёд перед дверью. Кое-что он знал наверняка. Во-первых, его планы насчёт этого города должны поменяться. Он намеревался остаться здесь самое большее на несколько дней, прежде чем брать новые заказы, которые наверняка отправили бы его в лес, но было ясно, что он не мог оставить Данделиона. Не в этом месте, где сам наместник поощряет рабство и использует людей как валюту, а жителям нет до этого никакого дела. А Бартек… Во-вторых, Бартек, очевидно, давно этим занимается. Данделион точно не был единственным несчастным омегой, которого он истязал, а за одним работорговцем следуют и другие. Это был небезопасный город для того, чтобы оставлять Данделиона одного. Геральт оглядел тёмную комнату. Его острое ведьмачье зрение легко различило пушок каштановых волос, торчащих из-под горы одеял. Он вспомнил, как сверкающий взгляд голубых глаз метнулся сначала на него, а потом в сторону, словно бьющаяся в западне птица, которая никак не может успокоиться. Через что тебе пришлось пройти? О чём-то Геральт и сам догадывался. Свежие раны на спине поверх старых шрамов свидетельствовали, по крайней мере, о нескольких годах жестокого обращения, а может, и больше. А беременность… Геральт закусил губу. Кто второй отец? Бартек? Кто-то другой? А ребёнок, которого Данделион лишился — вернее, тот, которого отобрали — кто способен на такое? Омега говорил об аборте, или кто-то вырвал новорождённого малыша из его рук? Что из этого хуже? Геральт покачал головой — гадать не было смысла. Если бы Данделион захотел, он бы рассказал об этом. А раз он не захотел, то Геральт не будет настаивать. План действий складывался довольно ясный: он позаботится о том, чтобы Данделион чувствовал себя защищённым, чтобы его раны заживали, а на столе всегда была еда, а потом, если омега согласится, он вытащит его из этого города. Если у Данделиона есть дом, куда он захочет вернуться, то Геральт отвезёт его туда. Подобное путешествие, вероятно, произойдёт не так уж скоро. Увидев все его синяки и раны, Геральт знал, что Данделион не был готов долго идти пешком или ехать, лежа на лошади. О верховой езде, даже если бы Плотва повела себя непривычно мягко, не могло быть и речи. Геральт тихо выругался. Что он делает? Он понятия не имеет, как заботиться о человеке, тем более о тяжело травмированном, раненом, беременном омеге. Зараза. Но когда он опустился на стул у стены и, скрестив ноги, посмотрел, как на другом конце комнаты одеяла на кровати слабо поднимаются и опускаются при каждом новом вздохе Данделиона… Геральт хотел поступить правильно. И, возможно, у него получится.