Последняя история сестёр О'Салливан, или как Сэнт-Клер священную заповедь нарушил

С Люси Кромвель спорить нельзя. Эту заповедь ВВИДУС - Всевременная Инспекция по Делам Учащихся и Студентов - знала наизусть и блюла строже, чем амиш девственность, третий год подряд. Нельзя сказать, что такой обет она дала под давлением высокого поста, склочного характера или безумной загруженности мисс Кромвель. Напротив, вся инспекция оживлённо спорить и с Кеннетом Хэледоном, который за дерзость мог оставить и без рождественских премий, и без направления в вылизанную послевоенную эпоху, и с Лидией Кенуигс, которая всю дискуссию приписывала оппоненту родство с псовыми, парнокопытными и другими таксонами млекопитающих, и с близнецами Никльби, которые на любой вопрос, не подразумевающий однозначного ответа, разражались гневной тирадой на тему бессмысленной траты рабочего времени на пустую болтовню, пока в гнусной викторианщине девочки гибнут от тугих корсетов. Ситуация мисс Кромвель была проще и сложнее одновременно. Спорить с ней по деловой части было бесполезно, поскольку Люси являлась последней инстанцией разбирательств частных жалоб на школьные порядки. Спорить с ней на абстрактные темы было скучно, так как мисс Кромвель была интровертом с острым языком и железными зубами, свято защищавшим свой одинокий покой. Спорить с ней по жизни было скучно, ибо эта сероглазая шатенка в самых обычных на свете очках и свитере не проявляла в разговоре ни единой эмоции (однажды Милли Килби задалась вопросом, чувствует ли мисс Кромвель что-либо вообще, но от праздных вопросов её излечило занятие столь же полезное, сколь и медитативное – дрессировка нейросети на различение телесных повреждений. Больше Килби вопросов не задавала, однако нейросеть так и не научилась отличать синяк от царапины). Наконец, спорить с мисс Люси Кромвель, бакалавром международного частного права, инспектором первого класса, было унизительно, причём до самого собеседника часто лишь спустя долгое время доходило, что его оскорбили – а отвечать уже было поздно. Характер мисс Кромвель был загадкой для всего ВВИДУС с первого дня её работы в этом учреждении. О самой Люси было известно не так уж много – как рассказали Никльби и дополнила Кенуигс, она получила первую степень отличия «в чём-то для бедноты – кажется, в ЛШЭ» и собиралась пойти в магистратуру – но тут грянул Нипах, и разочарованная бесплодными годовыми поисками работы Люси отправилась по госпрограмме «Победа для Виктории» гуманитарным исследователем в Австралию то ли 1793, то ли 1801 года. Потом она инспектировала в том же – но другом, то ли 1801, то ли 1793 – злосчастном году то ли школы, то ли долговые тюрьмы (в дискурсе ВВИДУС в итоге закрепился тезис о работных домах). Затем её перевели в «более сытую и благополучную эпоху», где она в стиле динамичного и гибкого поколения Z научилась спать в бомбоубежищах, забирать с полки последние яйца, пока их не забрали другие, и вести учёт прогульщиков с поправкой на детскую смертность. Разумеется, ничего из этого не могло объяснить замкнутости и холодности этой странной женщины – поэтому в первый год эти черты списывали на разрыв с неким Стивом, во второй – на набор веса, смерть кота и распад любимой группы. Наконец ВВИДУС единогласно решил, что Люси – просто заносчивая дура, из-за собственной лени и ложного представления о том, что весь мир ей, принцессе-отличнице на родительские деньги, должен, пустившая под откос свою жизнь и при этом совершенно не желающая развиваться и работать над собой. Несносная коза! Эти мысли витали в головах ВВИДУСовцев в последнюю предрождественскую пятницу, когда в кабинет мисс Кромвель доковыляли трое – мужчина, женщина в солидных летах и остроносая девочка-подросток. Все трое выглядели оживлёнными и помолодевшими – без сомнения, благодаря разогревающей пробежке по окошкам консультаций, бегу на месте в очередях и плаванью по-собачьи в море бумаг. Оно-то и громоздилось на столе миссис Кромвель, загораживая посетителей. - Мистер О’Салливан и школа Сент-Клер? - Вы могли бы полностью озвучить наши имена! – хмыкнул мужчина, снимая мокрый от снега котелок. - Вы могли бы позволить мне не тянуть время, - спокойно-безразлично заметила мисс Кромвель. - Но, если вам это так нравится, то я буду задавать вопросы каждому по отдельности. – Сэр, вы…? - Мистер О’Салливан, госпожа инспектор, - мужчина выглядел ошарашенным, но усы его грозно шевелились. - Мистер О’Салливан, зачем вы отдали своих дочерей в Сент-Клер? – немигающе уставилась на него мисс Кромвель. - Глупый вопрос, инспектор, - усмехнулся мистер O’Салливан. – Я хотел дать им лучшее образование! Инспектор сделала прочерк на бумаге и снова подняла на опрашиваемого свой взгляд сонно-сытой кобры. - Хорошо, разобью вопрос на два – как вы поняли, что в Сент-Клер дают более хорошее образование, чем в Редруфсе? Вы знакомились с оценками выпускниц на экзаменах, с процентом поступивших в университеты, с рекомендательными письмами учителей? - Нет, мэм, но…, - замялся мужчина у стены. - Может, вам было важно образование иного рода? – поправила инспектор очки. - Возможно, вы уточняли информацию о спортивных секциях в распоряжении школы, о доступности музыкальных инструментов, о дополнительных уроках этикета, редких иностранных языков, может, о курсах подготовки к профессиям? - Нет, мэм! – О’Салливан порывался вскочить со стула, но всё время забывал, что стоит, отчего походил на кузнечика в нервном тике. - Я просто хотел, чтобы мои девочки выросли порядочными… - мужчина долго подбирал слово, - леди. - Спасибо, так я и думала. – О’Салливан искал на лице инспектора разочарование, обиду, злость – но не видел ничего. Это насторожило его снова. - Теперь ко второму вопросу - как «выросли порядочными леди» соотносится с «лучшим образованием»? Мистер О’Салливан, я напоминаю, что вы не викторианец, которому такой ответ сошёл бы с рук – вы из предвоенной эпохи, на которой лежит особая ответственность по подготовке всех – в том числе и женщин – к грядущим переменам. Всё это было сказано абсолютно бесстрастно – даже немного успокаивающе, как во время переговоров с террористами - Я это и имел в виду – чтобы они не задавались, умели довольствоваться малым, сохраняли достоинство в любой ситуации. - Вы считали это первостепенным критерием при выборе школы? - Да, мэм. - Благодарю, теперь я вас понимаю - Вы не понимаете! – О’Салливан яростно хлопнул ладонью по инспекторскому столу. - Нет, ни чёрта лысого вы не понимаете! Мои дочки в Редруфсе стали задирать нос – с них надо было сбить спесь! - Спасибо за уточнение, - кивнула инспектор как ни в чём ни бывало. - В чём именно проявлялась их спесь? - Как в чём? – всплеснул руками мужчина. – Они по два года были старостами… ой, то есть, капитанами… то есть, одна капитаном, другая старостой! Или одновременно старостами? В общем, они привыкли быть лучшими – надо было показать, что им есть куда расти и есть докуда тянуться. А то ишь ты – в Рингмер они у нас просились, чтобы у них, видите ли, были отдельные комнаты и платья, как у тех богатых потаскух! - Спасибо, мистер О’Салливан, - кивнула инспектор, делая пометки на листке. – Вам принести воды? - Мне?! Воды?! Какая наглость! Меня, джентльмена… Воды! Нет, я знаю, что в вашей эпохе презирают этикет – да и вы на леди не тянете, если пошли работать в этот гадюшник, но… - Прошу прощения, но ваши комментарии больше не требуются, - оторвалась инспектор от листка. - Если я их услышу в этом кабинете снова, я передам вас в руки Службы Охраны и Безопасности Экстратемпоральных Служащих. Всё ясно? Взгляд кобры заставил О’Салливана отползти к стене. - Итак, теперь мы выясним, каким манерам и навыкам мистер О’Салливан хотел научить своих дочерей, - заточила инспектор карандаш. – Как вас зовут, мэм? – обратилась она к подростку. - Кей Лонгден, - зарделась девочка, гордая от того, что с ней общается столь важная персона. - Мисс Лонгден, какой пункт устава школы или любой другой документ позволяет вам использовать младших учениц в качестве прислуги? – произнесла мисс Кромвель на одном дыхании, как диктор скороговорку. - Младших?! Прислуги?! – глаза у Лонгден стали с шестипенсовики. - Что за клевета, госпожа инспектор?! Мне уже исполнилось восемнадцать, у меня есть личный адвокат на случай…, - запнулась она, наблюдая за реакцией мисс Кромвель, но та, по-видимому, слышала это много раз и невыносимо скучала. - На случай. - Прошу прощения, если допустила неточную формулировку, - инспектор придала голосу извиняющую интонацию. – В таком случае повторю вопрос. Какой пункт устава школы или любой другой документ позволяет вам (или обязывает вас) требовать от младших учениц выполнения за вас хозяйственных обязанностей – чистки сапог, штопки платьев, растопки каминов? - Это позволяют мне наши школьные традиции! – вздёрнула носик Лонгден. - У нас младшие подчиняются старшим, а старшие учат их уму-разуму! - В чём это выражается? Вы проводите занятия для отстающих, даёте уроки, в которых отличились, обучаете их манерам? Простите за занудство, - почти хихикнула инспектор, – но мне нужна конкретика. Ответом было лишь фырканье. Женщина в летах хотела было шикнуть на ученицу, но лишь поджала губы. - Какие глупости вы спрашиваете! – рассмеялась, жеманно прикрывая рот, Лонгден. - Мы учим их выполнять их работу! Они же млад-ши-е! Ну, и показываем им свои манеры… - Вас поняла. Это всё происходит в свободное от учёбы время? - Да, мэм, - закатила Лонгдэн глаза, не веря, что столь очевидные вещи надо объяснять людям из просвещённого будущего. Всем своим видом она показывала, как от этого страдает – словно римлянка на руинах её империи, разрушенной варварами. - Спасибо, теперь перейду к мадмуазель… - Madam le professeur, - стушевалась француженка. - Хорошо, госпожа учительница, если вы не хотите представляться по имени. Вам нужен переводчик? – галантно уточнила инспектор. - Нет, я прекрасно говорю на английском, который хорошо понимают умные люди, - подчеркнула француженка последние два слова. - Очень рада за вас, - улыбнулась мисс Кромвель. - В таком случае задам вам вопрос, на который вы без труда ответите – как вы пытались скорректировать отставание сестёр О'Салливан по своему предмету? - Простите, - приложила француженка руку в митенке в груди, - но это не входит в мои обязанности! Я должна давать девочкам знания, а не возиться с отстающими! - Хорошо, в таком случае кто у вас «возится с отстающими»? - Вы думали, наша школа поощряет лень и безответственность, как ваши? Ученицы сами должны быть прилежны и воспитанны! – поджала учительница губы. - Сёстры были недостаточно прилежны? – водила инспектор карандашом по бумаге. - По моим записям и документам, они ходили на все уроки и прилежно выполняли ваши задания. - Да, конечно! А как же случай с работами, которые я попросила их переписать? – возмутилась француженка. - Вы дали им чёткий срок их сдачи? В кабинете наступила неловкая тишина. - Молчание – знак согласия, - вернулась миссис Кромвель к опроснику. - То есть, вы просто ставили им плохие оценки, озвучивая это перед всем классом? - А что я могла сделать? – недоумевала учительница. - Есть люди, неспособные к языкам… и ленивые девочки, которым надо много работать над собой, прежде чем я поставлю им хотя бы «удовлетворительно»! – грозно покосилась она на О’Салливана. - Ясно. Последний вопрос – когда вы учились сами – в школе, на курсах, дома, где угодно – за вами не замечали… чего-то особенного? Слишком сильной склонности ко сну, отставания в программе, рассеянности? - Как вы могли такое подумать обо мне, учительнице?! – француженка с трудом удерживалась от пощёчины инспектору, но та лишь отрезала: - Да или нет? - Нет, конечно. - Спасибо всем. В таком случае сейчас я оглашу решение ВВИДУС. Пару минут пожалуйста. После недолгого щёлканья по клавишам принтер выплюнул лист бумаги с вензелем учреждения. - По итогам разбирательства, предпринятого ВВИДУС, Службе Женской и Детской Исторической Защиты (СЖИДИС) предписывается передать сестёр О’Салливан под опеку их ближайшей родственнице (тёте) Маргарите де Валера, проживающей в Дерри… - Это возмутительно! На каком основании?! – мужчина рванулся к инспектору, но споткнулся о стул и, сдерживая стоны, вернулся к стене. - На том основании, что вы с супругой продемонстрировали полную некомпетентность как в школы, так и в понимании психологии и темперамента своих детей. Вы – в силу собственного жизненного опыта, характера, Викторианско-эдвардианского периода, в котором вы жили – склонны видеть в них лишь дурные наклонности и исправлять увиденное вами авторитарными методами – при том, что ваши дочери демонстрируют высокие – а с учётом системы образования странопериода и корреляции «успеваемость-доход-политическая деятельность» - выдающиеся результаты. Такой климат в семье их загубит. С госпожой де Валера им будет лучше. Я продолжаю: «…частную школу Сент-Клер обязать выплатить всем обучающимся на момент рассмотрения дела моральную компенсацию в размере стипендии на обучение в Дублинском университете в течение года…» - Как это понимать? – возмутилась учительница. – Это ваша дурацкая шутка? - Нет, это регламент ВВИДУС, - скучающе пояснила инспектор. - Наши службы считают, что качественное среднее образование порождает качественное частное – и, если бы в вашей школе младшие ученицы занимались учёбой, а не прислуживанию старшим, а вы, преподаватели, контролировали бы это и пресекали дедовщину, ваши выпускницы наверняка бы без труда поступили в высшее учебное заведение уровня Дублинского университета и точно проучились бы там хотя бы один семестр. - Но у старших учениц экзамены, им нужно готовиться…, - пробормотала было француженка. - Из-за того, что они недополучили знаний, будучи младшими. Но не бойтесь – этой проблемы больше не возникнет. Я продолжу? «Приостановить работу частной школы Сент-Клер с последнего дня разбирательства». Согласитесь, нет смысла продолжать работу учебного заведения, где наиболее всего ценится труд педагога, не способного за четверть года выстроить простую корреляцию между плохими результатами учениц и игнорированием их стараний (не говоря уже о принижении их труда перед всем классом). Теперь всё, - мисс Кромвель положила распечатанный лист в папку. - Вы свободны, леди и… джентльмен, назвавший учениц Рингмера потаскухами. Удачно вам добраться в родную эпоху. А теперь извините, мне пора – я и так задержалась сегодня. Чего не сделаешь ради вас – вы очень милые и приятные люди. *** - Как всё прошло? Опять вам эти викторианские кровососы нервы трепали? – семенила по улице Килби. - Какие там кровососы, - отхлебнула кофе мисс Кромвель. – Обычные вендиги тупорогие. Пошлая история вышла. - Но вы закрыли ту школу? - Да, это окончательное решение. - Какая вы суровая, - съёжилась от холодного дождя Килби. – Неудивительно, что вас боятся в отделе. А если… - Что - если? - Если это решение попробует опротестовать кто-то вроде премьер-министра? Невилл… как же его! Мисс Кромвель впервые за день иронично изогнула бровь. Её слова наконец зазвучали не как смесь сухой овсянки и опилок, а как обычные человеческие слова. - Пусть идёт в жопу. Я всё сделала правильно.