У магического огонька

      «Желай малого, — так говорила мне всегда мама. — Простых целей легче достигнуть. Не настигнет разочарование. А если не стремиться стать «царем горы», то и больно не будет падать с ее крутого склона».       Сама она никогда не пыталась ни уйти с ненавистной работы, после которой вечером без сил падала на диван, ни найти квартиру поменьше, но поуютней, вместо дыры с вечно текущими трубами, черной плесенью и неподъёмными счетами за коммуналку. Когда внезапно без вести пропал отец, мама лишь подала заявление в полицию, убрала с полок все его фотографии, и перестала говорить о нем, словно и не было. Однако отцовские вещи в шкафу и его рабочий стол в углу гостиной так и оставались всегда в безупречном порядке, а большая кружка со смешной надписью — в кухонном шкафчике, нетронутой. Мама не старалась и найти себе мужчину, хотя, при ее внешности и домовитости, это было бы несложно. Хотя бы для редких встреч. Всяко лучше, чем рыдать тайком в отцовские рубашки.       Я никогда не понимала эту ее жизненную позицию. Не стала она ближе к сердцу, когда вместо опостылевшей классной комнаты, где должен был проходить экзамен, за массивной дверью обнаружилось совершенно незнакомое помещение с видом на высокие горы. Мама подобные явления обсуждать не желала — хмурилась, будто я неприличное слово сказала, и резко переводила тему.       Передо мной же открывались сотни дорог, на которых можно было найти ответы на тысячи вопросов. О чем шепчет океан? Насколько холодно на Северном полюсе? Отличается ли аромат сакуры в цвету от запаха обычной вишни?       Меня не сильно смущали скандалы, устраиваемые хозяевами домов, в которых я появлялась неожиданно. Мне быстро стали привычны игры в кошки-мышки со стражами правопорядка, а уколы совести, после вынужденных краж, едва чувствовались. Все это меркло по сравнению с величием природы родной планеты, красотой архитектуры старых зданий, блеском неоновых огней огромных, как целая страна, городов.       Бесконечная пустынная Долина перехода, свинцовое небо над которой всегда было затянуто тучами, перестала меня пугать в тот момент, когда среди привычных дверей — на петлях и раздвижных, металлических и из фанеры — обнаружились изящные до ажурности деревянные, массивные каменные с узором из сверкающих вкраплений и состоящие сплошь из электронных схем двери. За ними были народы и поселения, которые сложно вообразить: над лесами бесконечно высоких деревьев с пестрыми стволами лились прекрасные песни, а над оранжевыми, как апельсин, морями восходили два солнца, когда меркло с десяток лун.       Я научилась чувствовать Долину переходов, как часть своего тела: в какой стороне находится нужная дверь, в какой мир она открывается, ждет ли за ней опасность. В этой жуткой пространственной дыре я стала своей.       Однако же за два года скитаний мне ни разу не удалось найти невзрачную, но такую родную входную дверь с дерматиновой обивкой, металлической оплеткой, перекрестья которой скрепляли некогда блестящие гвоздики в форме звездочек, и покосившейся, уже давно нерабочей серебристой ручкой. Пару раз встречались похожие, но за ними не было тесного коридора со старыми обоями и сушеными цветами на стенах. Сколько раз я стояла перед крашенными старыми межкомнатными дверями с закрытыми глазами и нервно стискивала неровную округлую ручку с привычным кольцом из мелких пупырышек, стараясь не ощупывать ее, чтобы ненароком не обнаружить, что на ней нет потеков краски… Сколько раз я, задержав дыхание, надеялась увидеть за этими грязно-лиловыми недоразумениями крохотную, чистую до стерильности кухню, или большую комнату, по выцветшим обоям которой гуляют огни телевизора, или маленькую спальню, с плакатами на стенах и плюшевыми игрушками на изящной новенькой кровати… Все без толку.       «Желай малого», — так говорила мне всегда мама. Но разве «вернуться домой» — это так много?