— Власть — это ложь, с которой мы все согласны из страха перед хаосом. —
Императрица Ужаса Пагубная Вторая
На её жизнь будет совершено три покушения. Алайя инстинктивно поняла это, еще когда въезжала в ворота Волофа. Верховная Леди Тасия Сахелиан предложила свою капитуляцию ещё до начала осады Аксума, предвидя там поражение, даже если Чернокнижник выйдет на поле боя, чтобы поддержать притязания Канцлера. В этом она была права: Векеса похоронил своего старого учителя под тяжестью его презрения и вышел из пылающей пустоши бесспорным носителем этого Имени. Условия были оговорены ещё до того, как стены Аксума были прорваны, переговоры велись через посредников, они передавали указания своим представителям через прорицание. Ни одна из женщин не доверяла другой, чтобы та не предприняла попытку убийства через прямую магическую связь, учитывая мастерство магов, которыми они располагали. Алайя добилась уступок, и не незначительных. Достаточно денег, чтобы заплатить за кампанию, которую Амадей вел от её имени, и многое другое, сдачу артефактов и древних магических текстов — и, самое главное, принесение клятвы верности в Башне лично. Публичный акт подчинения придал Алайе легитимность, в которой она отчаянно нуждалась, позволял ей привести в порядок мелкую знать без необходимости использовать для этого мечи или золото. В обмен Тасия утверждалась в качестве Верховной Леди Волофа, её земли и привилегии остались нетронутыми, даже если она была одной из самых ярых сторонниц бывшего Императора Ужаса Подлого. У неё уже было несколько очень острых бесед с Мэдди на эту тему. Он придерживался мнения, что голова Тасии должна быть насажена на пику над воротами Атера, и не постеснялся сообщить Верховной Леди об этом мнении. В лицо. На глазах у всего двора. Её друг — возможно, её единственный друг, потому что Векеса всегда будет любить Амадея больше, чем её, — обладал блестящим умом, она знала это с самого начала. С тех пор, как они встретились в гостинице её отца. В его глазах было желание, когда он впервые посмотрел на неё, но, в отличие от большинства мужчин, он слушал, когда она говорила. Он спорил и участвовал в спорах, а когда не соглашался с ней, всегда представлял убедительную и последовательную точку зрения. Он не понимал, — подумала она, — насколько это необычно. Мальчик, которым он был, и мужчина, которым он стал, оба обладали острым, как бритва, умом, но он был сформирован тем, как он пришел к власти. Сформирован борьбой с Наследником, предательством Канцлера и восстанием, которое привело к тому, что она стала Императрицей Ужаса Малисией, Первой по её Имени. Амадей хотел повесить каждого дворянина в Пустошах и Пожирающих Песках, лишить их родословные всех земель и превратить всю Империю во фригольды, подотчетные только Башне. В этой мысли была почти соблазнительная простота, покончить со злобными аристократами и ножами, которые они точили на неё, но, как и все простые решения сложных реалий, это принесло бы больше вреда, чем пользы. Во-первых, это возобновило бы гражданскую войну после того, как лишило бы их единственных высокородных союзников, и монет, которыми эти союзники кормили и снаряжали свои армии. И тогда, конечно, города Верховных Лордов должны были быть взяты. Волоф, Окоро, Талассина, Кахтан. Аксум они всё ещё удерживали, а Форамен находился под оккупацией племен — ещё один узел, который ей придется развязать, и скоро. Эти четыре города были одними из старейших в Праэс, и большинство из них накапливали обереги и артефакты со времен падения Триумфальной. Капитуляции не было бы, если бы армии Алайи пришли, чтобы покончить с аристократией, даже если бы она выигрывала. Особенно, если она выигрывала. Были бы лишь отчаянные сделки с теми, что Внизу и их зверинцем ужасов. Она считала, что можно осадить и взять эти крепости с теми армиями, которые у них были. Но стоимость этого в человеческих жизнях и ресурсах разрушила бы Праэс, по крайней мере, на одно поколение. Оставьте Империю слабой перед вторжениями Ордена Белой Руки, всегда наблюдающего с Благословенного Острова, оставьте её созревшей для нового восстания гоблинов или того же отделения Кланов, которое едва не произошло при правлении Канцлера. Алайя не стала бы наблюдать за крахом Праэс как империи, не для того, чтобы добиться результатов, которых она могла бы добиться другими средствами. Отличие здесь было связано с перспективой. Амадей как Именованный боролся с властью на каждом шагу, в то время как Алайя работала внутри неё, пока не смогла установить контроль над истеблишментом. Ответом Чёрного Рыцаря на проблему была либо ассимиляция, либо уничтожение, в то время как Императрица Ужаса — особенно та, у которой не было Канцлера — должна была идти более косвенными путями. Амадей не хотел иметь власти в Праэс, ему нужна была свежая глина, которую он мог бы лепить по своему желанию. И он думал, что для того, чтобы это произошло, аристократия должна быть похоронена. Это не сработало бы. Два тысячелетия истории, укоренившихся культурных нравов не могли быть смыты кровью. Если бы они убили всех Верховных Лордов, меньшие лорды попытались бы занять их места. Если бы они убили и их тоже, более богатые землевладельцы стремились бы стать дворянами. Стремление подняться было бьющимся сердцем самосознания Праэс, это было то, кем они были. Как бы ей ни была ненавистна эта мысль, Амадей не мог этого понять: он был Дуни, всегда был чужаком. И так будет всегда. Было трудно принять культуру, которая едва ли считала тебя личностью, которая наказывала тебя за грехи, совершенные давно умершими миезанами или уничтоженными оккупантами-крестоносцами. Алайя сочувствовала, но Императрица Ужаса Малисия не могла позволить себе такой сентиментальности. И вот она здесь, въезжает в крепость Верховной Леди Тасии с небольшим эскортом, за исключением её Стражей — тех же безликих солдат, которые когда-то пригвоздили ее отца к полу и потащили ее в Башню — и ее хозяйки шпионов. Име, некогда служанка Наследницы, а теперь одна из её самых доверенных. Старая кровь, родословная, которая была бы принята в качестве действующего члена Имперского совета без возражений. Всё это имело значение теперь, когда она больше не была лидером восстания. Действия имели более широкие и тонкие последствия, чем в те простые дни. — В пределах досягаемости нет лучника, — сказала Име, приближая свою лошадь, когда они начали рысью спускаться по аллее. — Или мага. — Она никогда не была бы такой грубой, дорогая, — упрекнула Алайя свою главу шпионской сети. — Кроме того, она прекрасно знает, что, если один из её слуг лишит меня жизни, Блэк сожжёт город и посыплет пепел солью. — Она что-нибудь предпримет, Малисия, — сказала шпионка. — Если она этого не сделает, то потеряет слишком много лица перед другими Верховными Лордами. — Она уже сделала это, — мягко сказала Императрица. Она никогда бы не увидела надвигающегося удара, если бы не ожидала его. — Остановитесь, — Сказала она. Двое Стражей замерли, один был на полпути к тому, чтобы вонзить нож ей в спину, а другой всё ещё вытаскивал меч из ножен. Интересно, что Тасия нашла способ преодолеть психологичекую и идеологическую обработку, через которые прошли все члены личной гвардии Тиранов. Векеса предположил, что это возможно в одной из их бесед, хотя, вероятно, не без того, чтобы не сломать умы вовлеченных лиц. Но Чернокнижник, каким бы талантливым он ни был, не имел доступа к хранилищу заклинаний до оккупации Миезана. Никакая защита не была безупречной. Нож Име уже был у неё в руке — другой был спрятан для бесшумного броска, — но такое вмешательство не казалось необходимым. — Убейте себя, — спокойно добавила Императрица Ужаса. Без колебаний двое Стражей вонзили клинки в собственные глотки. — Мы могли бы допросить их, — поморщилась Име, наблюдая, как убийцы корчатся в предсмертных судорогах. — И не нашли бы ничего полезного, — отмахнулась Алайя. — Тасия уже вырвала всё, что имело отношение к делу, из их умов — и, вероятно, подставила одного из моих союзников. Ты знаешь это, Име. Успокойся. Темнокожая женщина выдохнула один раз, а затем превратилась в воплощение безмятежности. — Приношу свои извинения за отсутствие самообладания, — сказала шпионка, склонив голову. Императрица ласково похлопала её по руке. Они несколько раз делили постель, и ей придётся следить за тем, чтобы Име не слишком привязалась к ней. Это было бы слишком явной слабостью для женщины её положения. Привязанность и дружба — всё это было хорошо, но Алайя не собиралась когда-либо заводить супруга. — Уже забыто, — сказала Императрица, направляя свою кобылу, чтобы возобновить движение по аллее. Она закрыла глаза и улыбнулась. Первая попытка, Тасия. Не заставляй меня слишком долго ждать остальных, это было бы крайне неэлегантно.۞
Солар, где Верховная леди Тасия принимала своих гостей, был одним из старейших сооружений в Империи. Когда-то тронный зал мелких королей, убитых Сахелианами, чтобы править Волофом, на протяжении веков превратился в частный зал приемов для правителей города. Конечно, он был больше, чем вся гостиница ее отца. Стены были обшиты светлыми деревянными панелями — по словам Алайи, они назывались гикори, — из дерева, которое не росло в пределах Праэс. Оно произрастало почти исключительно в южных районах королевства Кэллоу, тонкое проявление сахелианской власти и влияния. Инкрустации драгоценными камнями и позолотой, которые со вкусом украшали все важное в зале, были ожидаемы для такой старой и богатой семьи, как эта, но то, как был зачарован сводчатый потолок, было уникальным даже среди праэс. Это было идеальное воспроизведение неба над Атером, заклинания иллюзии, созданные так красиво, что Алайя почти могла поверить, что смотрит на настоящее небо. — Это действительно чудо, — сказала Императрица, бросив на него восхищенный взгляд. Тасия улыбнулась, идеально подобранным образом, чтобы нести дружелюбие, не впадая в снисходительность. Мастерство в этом было таким же искусным, как и на потолке. Верховная Леди Волофа была прекрасна, подумала она. Скулы сонинке, идеальные брови и полные губы. Ее глаза были полностью золотистыми, а не с меньшим оттенком младших кровей, а ее длинные волосы были безукоризненно заплетены в косу. Собственная красота Алайи оставила женщину равнодушной: трюк с медитацией, который Сахелиан украли у Стражей, гарантировал это. В Башне было записано, что правящая линия Волофа владела им, хотя точный способ был неизвестен. — В городе много древних сокровищ, ваше Ужаснейшее Величество, — сказала женщина. — Они, конечно, в вашем полном распоряжении. — Утешительная мысль, — искренне сказала Алайя. — То, что я встала на сторону Канцлера, к сожалению, еще долго будет преследовать меня, — сказала Тасия. — Я не понимала, с чем столкнулась, Ваше Величество. Я не думаю, что кто-то из нас понимал это до самого конца. — Борьба — это лицо Праэс, — процитировала Императрица. Один из самых известных стихов Шехерезады-Провидицы. — Это правда, — признала Верховная Леди. — И все же женщины на нашем посту должны тщательно выбирать наши сражения. Я приняла решение в спешке, хотя вы были добры, наказав меня за это. О, как ты талантлива в этом, — восхищенно подумала Алайя. С того момента, как она заполучила ее, Тасия представляла себя раскаивающейся в своих действиях. Но в то же время опытной, с хорошими связями и способной ориентироваться в политических течениях двора. Даже сейчас это тонкое напоминание о том, что они обе были женщинами, в то же время смутно приравнивая их соответствующие уровни власти? Прекрасно сделано. Затем она подтвердила, что ее заставили раскаяться, что Алайя имеет над ней власть. Боги, чего я могла бы достичь с такой женщиной, как ты, у меня на службе. Не было даже упоминания об этом визите, и Тасия сделала себя очевидным кандидатом на пост Канцлера во всем Праэс. Позор, что Верховная Леди так хотела ее смерти. — Некоторые из моих советников считают меня слишком милосердной, — легко сказала она. — Я должна признать, что после многих лет, проведенных в Башне, я нахожу перспективу такого безжалостного насилия неприятной. Есть более цивилизованные способы ведения дел, ты не согласна? — Ваша мудрость в этом ярко сияет, — согласилась Тасия. На мгновение Алайя увидела, что ее фокус с медитацией почти сломался. — Ты права, что боишься, моя дорогая, — подумала Императрица. Мои предшественники Называли Имена, но у меня есть Бедствия. Никто из вас еще не понимает глубины этого смысла. Потягивая изысканный чай, приготовленный хозяйкой, Императрица решила, что достигла правильной точки в разговоре, чтобы натянуть поводок. Раньше это было бы грубо, но позже, чем сейчас, было бы неуверенно. — Боюсь, они к нам не присоединятся, — сказала она. На лице Тасии отразилось удивление, безупречный поступок, в котором была доля правды. — Ваше величество? — Убийцы, — уточнила Алайя, ставя свою чашку с почти неслышным звоном. — Вы верите, что на вашу жизнь будет совершено покушение? — спросила Верховная Леди, изображая возмущенное недоумение. — Я умоляю вас, моя императрица, назовите мне имена тех, кого вы подозреваете. Они будут немедленно допрошены. — О, они совсем мертвы, — сказала женщина, которая когда-то была официанткой, а теперь управляла империей. — Видите ли, у некоторых людей есть убийцы, но у меня есть Убийца. Должна сказать, я удивлена, что они смогли пройти оборону вашего города, тем более что я полагаю, что мы обе были мишенями в этой неуклюжей эскападе. Трупы никогда не будут найдены. Пусть Тасия задается вопросом о том, как это было возможно, это должно занять ее на несколько бессонных ночей. Эти трое убийц должны были убить ее и серьезно ранить Тасию. Амадею скормили бы ложь о том, что их обеих можно было спасти, но целители эгоистично решили поставить жизнь своей покровительницы выше ее собственной. Они думали, что этого будет достаточно, чтобы направить его гнев на магов, а не на Волоф — хотя впоследствии будет проложен след, который направит его на Верховную Леди Нока. То, что они действительно думали, что Мэдди поверит в это, сильно ее забавляло. Распространенное мнение о том, что все дуни — идиоты, годные только для сельского хозяйства, продолжало заставлять аристократов стрелять себе в ногу. — Я огорчена, что вы действительно не знали, верховная леди Тасия, — серьезно продолжила она. — Так много людей при дворе хорошо отзываются о вашем мастерстве над Волофом, что я была захвачена их энтузиазмом. Другая сонинке была слишком опытна в этой игре, чтобы позволить вспышке гнева, которую она, должно быть, почувствовала при этом, проявиться каким-либо образом. Она, должно быть, уже понимает, что эта история через несколько дней распространится среди знати Империи. Они догадаются, что за этой попыткой стояла рука Тасии и что она была не только сорвана, но и превратилась в источник унижения — что привело бы к намеку на то, что Верховная Леди даже не может удержать контроль над своим собственным владением. Это уже две, дорогая. А теперь дай мне третью. — Ваше величество, — сказала темнокожая женщина, вставая со своего места только для того, чтобы преклонить колени у ног Императрицы. — С вашего позволения, я не успокоюсь, пока не узнаю, кто хочет лишить нас жизни. Правосудие должно свершиться сурово. И вот оно, подумала Алайя. Третий нож, самый тонкий. Ты рассчитываешь возвыситься моим Канцлером, терпеливо ждать, пока не придет время, и занять мой трон и моих слуг для себя. — О, Тасия, — тихо сказала она. — Ты действительно не понимаешь, с кем имеешь дело, не так ли? Она усмехнулась. — Ты не будешь моим Канцлером. Спокойствие, наконец, пошатнулось. — Моя Императрица? — спросила она с непроницаемым лицом. — И это не будет Верховная Леди Джахира, которой ты так смертельно боишься, — добавила Малисия. — Канцлера вообще не будет. — Ваше величество, — медленно произнесла аристократка, — претенденты уже начали появляться. — Они умрут, — сказала Малисия, как будто обсуждала погоду. — И продолжат умирать, пока урок не будет усвоен. В этих золотистых глазах промелькнул страх, который исчез слишком быстро, чтобы его можно было заметить. Богохульство было свойственно старым родословным. Но насколько Императрице было известно, полное порицание Имени не имело прецедентов. — Ты знаешь, почему я выбрала Малисия в качестве своего коронационного имени? — спросила она. — О Третьей Пагубной шептались еще до коронации. Один мой дорогой друг даже предложил Доверчивая, чтобы мои враги не могли строить козни, не чувствуя себя дураками. Тасия молчала, на этот единственный момент совершенно потерянная. — Я выбрала Малисия, — продолжила Императрица Ужаса Праэс, — потому что оно беспрецедентно. Это имя не имеет в себе багажа. Она мило улыбнулась. — Видишь ли, я не буду строить летающие крепости. Я не буду сеять чуму или делать армии невидимыми. Мы пытались это сделать, Тасия, и это не удалось. Эпоха чудес закончилась. Она умерла тихо, испустив дух, и остальная часть Калернии двинулась дальше. Пришло время и нам сделать то же самое. Она снова отхлебнула чаю. — А теперь садись, дорогая. Ты должна сказать мне, где ты раздобыла этот напиток, он восхитителен.