— В мире существует естественная иерархия, Канцлер: есть я,
затем мой ботинок, затем всё Творение под ботинком.—
Императрица Ужаса Регалия
Было приятно вернуться к броне. Ещё приятнее было осознавать что против нынешних противников броня защищает — больше никакой ерунды про «клинки фейри прорезают всё». Это было всё равно, что сражаться с сотней менее компетентных версий Одинокого Мечника, хотя, строго говоря, с гораздо меньшим количеством монологов. Маленькое утешение. Мой плащ развевался позади меня, когда я спускалась по лестнице, последнее дополнение к нему мерцало даже в темноте. Как Хакраму удалось заполучить в свои руки часть одежды Герцога Жестоких Шквалов, я понятия не имела, но подобная ветру ткань была добавлена как ещё один знак победы к моему образу. Треть чёрной ткани теперь была покрыта добытыми знамёнами мертвецов. Сколько лет пройдёт, прежде чем не останется пустого участка чёрного? С той скоростью, что я наживала врагов, не так уж много. Если я переживу этот год, то Акуа Сахелиан, скорее всего, присоединится к этой компании. Эта мысль согрела моё отсутствующее сердце. Под землей было прохладнее. В Марчфорде было два узилища, прежде чем я вернула город во время восстания. Сейчас я была в камерах для мелких преступников, недалеко от центра города. Другое предназначалось для высокородных заключённых, в стиле графини Марчфорд. То самое, которое я приказала сжечь Разбойнику исключительно для того, чтобы разозлить Наследницу. Если бы я знала тогда, что мне придётся платить за восстановление этой проклятой штуковины, я бы, возможно, воздержалась. Осознание того, что я приказала сжечь это поместье, последовало за мной во тьму. В конце концов, человек, которого я навещала, однажды назвал это место власти своим неотъемлемым правом. У Элизабет Тэлбот не было детей, но у неё было целое племя родственников. Назначенным наследником являлся её племянник, лорд Брэндон Тэлбот, который был среди мятежников, разбитых Блэком, но сумел сбежать и выжить. Из того факта, что его голова не оказалась на пике в последующие месяцы, я предположила, что ни мой учитель, ни Малисия не сочли его стоящим усилий по охоте. Имея это в виду, я ожидала найти живой пример каждой истории о благородном расточителе, ожидающем внизу в своей камере, но реальность оказалась иной. Брэндон Тэлбот был мужчиной лет тридцати с небольшим, крепкого телосложения, с густой бородой и длинными волосами, собранными в конский хвост, очень похожий на мой. Он сидел на каменной скамье в глубине зала, умудряясь придать позе почти достойный вид, даже несмотря на то, что его хорошо сшитую одежду явно давно не стирали. — Я уже начал думать, что меня здесь забыли, — сказал мужчина. — Не повезло, — ответила я. Я огляделась. Там были стол и стулья, предназначенные для охранников, под парой факелов, и я забрала один из них. Повернув его спинкой к пленнику, оседлала стул и опёрлась на него локтями. Я увидела, что он пристально смотрит на меня со странным выражением на лице. — Хороший вид? — сказала я. Он моргнул, затем покачал головой. — Я много слышал, — сказал он. — Но совсем другое дело — увидеть. Вы так молоды. Я скрыла своё удивление. Обычно в этот момент мои враги пытались сдать кого-нибудь или ещё хуже — шутить. Возможно, это было связано с моим ростом, из-за которого заколоть их после этого было своего рода правосудием. — Возраст перестает иметь значение, когда становишься Именованным, — хмыкнула я. — Возраст всегда имеет значение, — мягко возразил он. — Было время, когда эта страна не делала солдат из своих детей. Я слабо улыбнулась. — А потом мы проиграли, — сказала я. — Усвоенный урок. — Из всех вещей, которые мы потеряли тогда, — пробормотал Брэндон Тэлбот, — я мог бы скорбеть об этом больше всего. — Ты поэтому пришел сюда? — спросила я. — Чтобы рассказать мне о былой славе Королевства? — Королевство умерло, — сказал он печальным тоном. — Один раз на Полях Стрегеса, и ещё раз, когда Повелитель Падали уничтожил мечту в прошлом году. — Это не было мечтой кэллоу, — резко ответила я. — Это была мечта Принципата, купленная на серебро Первого Принца. — О, в глубине души мы все это знали, — признал лорд Брэндон. — Что нас использовали. Но мы увидели мир, который был больше, чем просто просыпаться каждое утро с башмаком на горле. Это был не плохой сон, графиня Обретённая. — Леди, — поправила я. — Леди Обретённая. Он пристально посмотрел на меня, тёмная чёлка и ещё более тёмные тени обрамляли его лицо. — Вы в самом деле? — спросил он. — Для тебя? — сказала я. — Да. Мужчина рассмеялся. — Вы думаете, что я ваш враг, — сказал он. — Я думаю, ты совершил государственную измену, — сказала я. — Я вешала людей и за меньшее. — И все же я здесь, — сказал лорд Брэндон. — Без верёвки на шее. Я невесело улыбнулась. — Было бы очень серьёзной ошибкой, — сказала я, — путать любопытство с милосердием. — Но вам любопытно, — сказал он. — Большинство отправило бы меня на виселицу даже без аудиенции. Ваша орчиха, конечно, этого и хотела. — Генерал Верес имела бы полное право приговорить тебя к позорной смерти, — резко ответила я. — Я не пытаюсь плохо отзываться о вашей подруге, графиня Обретённая, — сказал он, отмахиваясь от этой мысли. Голубые глаза внимательно рассматривали меня. — Она ведь ваша подруга, да? — Что-то в этом роде, — согласилась я. — И все же они говорят, что вы сражаетесь за Кэллоу, — задумчиво произнес лорд Брэндон. — Большинство сочло бы эти две вещи несовместимыми. — Но не ты? — Я фыркнула. — Если вы ищете прощения за эту уступку, вы стучитесь не в ту дверь. Мне восемнадцать, я не идиотка. Ему не совсем удалось скрыть своё удивление, когда я упомянула свой возраст. «Да пошёл он», — подумала я. Я не была такой уж низкорослой. Я была почти на дюйм выше Блэка, и не моя вина, что меня всё время окружали проклятые гиганты. — Чего вы хотите, лорд Талбот? — спросила я. — Вы должны были знать, что окажетесь в камере, если появитесь здесь. — Я хочу, чтобы вы спасли Кэллоу, — сказал он. — Пока ещё осталось что-то, что можно спасти. — Это всегда крик высокородных, не так ли? — Я рассмеялась, мрачно забавляясь. — Верни всё так, как было раньше! Когда всё было идеально, потому что мы были богаты и могущественны, и мы управляли грёбаным шоу. — Когда-то на этой земле царил мир, — сказал он. — Я продолжаю слышать, как люди говорят о возвращении Королевства, — сказала я. — Как будто надевание короны на какого-нибудь родственника Фэрфакса волшебным образом исправит эту грёбаную страну. Вы все ведёте себя так, как будто до Завоевания всё было идеально, как будто это был какой-то нескончаемый золотой век. Это было не так. Я читала записи, и то, что вы пытаетесь воскресить, никогда не существовало. Всё, чего добьётся выигранное восстание, — это наложит новый слой руин на горькую правду: всё, что изменилось, — это чей дворец строится на налоги. — Если вы так презираете нас, — сказал он, — зачем заявлять, что сражаетесь за нас? — Потому что есть разница между Кэллоу и Королевством, — прошипела я. — Одно из них — это люди. Другое — позолота. Люди, ради которых я не раз обнажу свой меч. Остальное может сгореть. Это не стоит ни единой капли проклятой крови. — Люди умирают, графиня, — сказал лорд Брэндон. — Так и есть, — устало признала я. — И поэтому я снова иду на войну. — Я не имею в виду фейри, — сказал аристократ, качая головой. — Или даже маньячку, которой ты отдала Льес. Кэллоу умирает. Наш образ жизни. Ещё пятьдесят лет такого, и мы станем светлокожими праэс, за исключением нескольких ожесточённых анклавов. Я не ответила, потому что он был прав. Я знала, что это так, и, что хуже всего, у меня не было решения. Потому что монстры были столь же хитры, сколь и могущественны, и они играли в эту игру ещё до моего рождения. Они побеждали в ней с помощью школ, торговли и равнодушия. Это была одна из первых вещей, которые Блэк сказал мне: ему не нужно, чтобы люди соглашались, просто чтобы им было всё равно. И это сработало, не так ли? Во время восстания Льеса ни одно владение к северу от Вейла не восстало. Так мало солдат откликнулось на призыв герцога, что ему пришлось усилить свои силы наёмниками. Мечта, которую, по словам аристократа, разрушил мой учитель, с самого начала была слабой: крестьянские отряды, выведенные в поле, едва удерживаемые домашними войсками и иностранными солдатами. И до того, как война закончилась, те же самые рекруты доставили тех же дворян, которые призывали их, к ногам Блэка, закованных в цепи. Я знала, что страх заставил их так поступить. Но есть ещё кое-что: никто в этой армии больше по-настоящему не верил, что они могут победить. Некоторые даже не были уверены, что победа нужна. — Я знаю, — призналась я. — Но это не ваш замысел, — настаивал лорд Брэндон, наклоняясь вперёд. Его глаза пылко горели. — Я пытаюсь найти путь между разрушением и восстанием, — сказала я. — Дайте нам быть кэллоу, — сказал он. — Возможно, изменившимися, но все равно нами. Под сапогом всё ещё есть хребет, графиня. Там до сих пор остаётся проблеск пламени, независимо от того, сколько раз они его тушат. — Это красивые слова, — отметила я. — Я не доверяю красивым словам, Талбот. Я доверяю практическим мерам. Осязаемые вещи, с которыми я могу работать. — Верните рыцарские ордена, — сказал он. Я долго смотрела на него. Рыцари Кэллоу, да? Даже спустя более двадцати лет после Завоевания их силуэты стояли клеймом перед глазами детей, которые родились уже после того, как последние из них были расформированы. Для многих людей рыцари были Кэллоу в той же степени, что и колокола Лауэра или поля пшеничного золота, раскинувшиеся насколько хватает глаз. Они также представляли собой полную корзину военных орденов, распущенных по приказу Императрицы Ужаса, поскольку представляли прямую угрозу гегемонии праэс. — У меня нет полномочий отменять указы Башни, — сказала я. — Не по закону, — сказал аристократ очень, очень тихо. Но слова прозвучали для нас обоих подобно вспышке грома. Грома предательства. Я посмотрела на него и, наконец, поняла, кто сидит напротив меня. — Ты не агитатор, — сказала я. — Ты посланник. — Так и есть, — тихо согласился он. — Мы наблюдали за вами, графиня. Видели, что вы проповедуете больше, чем пустые слова. Я слишком долго играла в эту игру, чтобы поддаваться лести. — Не лги мне, — сказала я. — Вы пришли не потому, что считаете меня достойной. Вы пришли ко мне, потому что вы в отчаянии. Потому что через пятьдесят лет мы будем светлокожими праэс, и если я умру, вы не получите другого Оруженосца, которому будет не насрать на Кэллоу. Он не отрицал этого. Я позволила себе увидеть это, всего на мгновение. Рыцари снова приходят, и на этот раз на моей стороне. Не гоняясь за моими легионерами. Учитывая, что впереди меня ждали Лето и Демонист, эта мысль была ужасно заманчивой. — Сколько вас? — сказала я, чувствуя, как пересохло во рту. — Вы не согласились, — поморщился лорд Брэндон. — Вы должны понимать, что… — Ты просишь меня перейти дорогу Императрице Ужаса Малисии, — сказала я стальным тоном. — Если ты думаешь, что понимаешь хотя бы часть того, насколько опасна эта женщина на самом деле, ты грёбаный идиот. Сколько вас? Мужчина долго молча изучал меня. — Две тысячи, — сказал он. — И может появиться ещё больше, если вы не убьете нас во сне. Две тысячи. Боги, будьте добры! — У герцога Льеса даже не было столько лошадей, — сказала я слабым голосом. — И Блэк приказал убить большинство его рыцарей во сне. — Те из нас, кто восстал вместе с Гастоном из Льеса, пошли умирать, Обретённая, — пробормотал аристократ, — потянувшись к этой мечте в последний раз. Это были старые, усталые, отчаявшиеся люди. Остальные из нас оставались в укрытии. Учили молодежь старым обычаям и ждали. В половине домов в городе будут спрятаны мечи и копья под половицами или спрятаны на чердаке, рассказывала я Верес в первую ночь, которую мы провели в Марчфорде. Потому что это был Кэллоу. Потому что мы бы затаили обиду на десять поколений, если бы столько времени потребовалось, чтобы уравнять весы. Потому что те, кто причинил нам зло, всегда, всегда платили высокую цену, чего бы это ни стоило. И теперь мне только что сказали, что две тысячи рыцарей прячутся в сельской местности, выжидая своего часа. Под носом у Блэка, в течение многих лет. Гордость за моих соотечественников боролась с ужасом при мысли о том, что могло бы произойти, если бы они все восстали. Праэс думал, что они знают о терпении, но на них напали только один раз, и не так, как на нас. Волки были у наших ворот с Первого Рассвета. Это преподало нам тяжёлые уроки, и о, посмотрите, как хорошо мы их усвоили. Эта мысль тронула меня больше, чем я хотела бы признать. — Как быстро ты сможешь их собрать? — прохрипела я. Лицо лорда Брэндона оставалось спокойным, но глаза выдавали его. — Два, может быть, три месяца, — сказал он. — Вы будете частью Пятнадцатого, — сказала я. — Под командованием генерала Верес. Нибольшая уступка без объявления войны Башне. — Это меньшее ярмо, — сказал темноволосый мужчина, — чем то, которое сейчас душит нас. Я поднялась на ноги, чувствуя слабость. Я чувствовала, как голова Зверя склонилась над моим плечом, его теплое дыхание согревало мою щеку. Он ухмылялся. — Я, графиня Кэтрин Обретённая из Марчфорда, — сказала я, — отдаю приказ о создании Ордена Разбитых Колоколов и поручаю лорду Брэндону Тэлботу собрать людей под его знамёна. Мужчина, казалось, был готов заплакать и тихо кивнул. — Ты отбудешь в течение часа, — сказала я. — Приведи мне рыцарей, Талбот. Пока не стало слишком поздно.☠
— Мне это не нравится, — сказала Верес. Был почти полдень. Оставив орчиху маячить позади меня, я приложила руку к стеклу и попыталась почувствовать тепло. Ничего. В эти дни я была так холодна на ощупь, что моё дыхание должно было превращаться в пар. Я смотрела на солнце и лениво думала, что разговор, который я собиралась завести, лучше подошёл бы к ночи. — Ты слушаешь, Обретённая? — зарычала генерал. — Мне это дьявоьски не нравится, это дерьмо про внутренний круг. Мы — легион, а не банда. Офицеры одного и того же ранга проходят одинаковые инструктажи. — То, что я должна сказать, не для всех ушей, — сказала я. — Хун должна присутствовать, — продолжала мрачнолицая орчиха, как будто не слышала меня. — Она мой заместитель, не Наук. — Я доверяю Науку, — ответил я, не оборачиваясь. — Хун — это чистый лист. — Тогда проведите с ней одну из ваших небольших бесед, — сказала генерал. — Как ты сделала с Крысой и Айшей. Я фыркнула. — Завидуешь, что с тобой такой беседы не было? — беззаботно поддразнила я, скрывая тревожность. — Пожалуйста, — отмахнулась она. — Я и так уже слишком много вижу тебя такой, какая ты есть. Не смогу переварить больше. Прежде чем я смогла придумать ответ, мой «внутренний круг» начал собираться. Похоже, они пришли всей группой. На этот раз только офицеры: Масего сидел в своей башне, занимаясь экспериментами, которые он оставил в руках помощницы, украденной у Демониста, а Хакрам занимал Лучницу во дворе для спаррингов. Если оставить её на произвол судьбы, это просто привело бы к ещё большему материальному ущербу, который я не могла себе позволить. Наук вошёл первым, судя по звуку шагов. Разбойник и Крыса спорили о «незаконном присвоении ресурсов Легиона», с которым мне, вероятно, придётся разобраться в какой-то момент, а присутствие Айши можно было определить по изящному вздоху, который последовал за ними. Мастерящая был легконога и молчалива, но теперь мои уши были более чем смертны.?? Килиана здесь не было, я буду обязана сказать ему обо всём, когда мы останемся вдвоём. — Босс, — позвал Разбойник. — Неужели я даже не получу «хорошего убийства, ты, грязный гоблин?» — Я действительно чувствую, что заслужил это. — Особенно «грязный», — не удержалась Айша. Я повернулась, чтобы посмотреть на офицера, которая была рядом со мной со времён Колледжа, которая последовала за мной через восстание, которое я сама создала, и пролила кровь во имя меня. Мне не удалось улыбнуться. — Вот дерьмо, — выругался Крыса. Он всегда был проницательным человеком. — Около часа назад, — сказала я, — я совершила государственную измену. На мгновение воцарилась тишина потрясения, а затем комната взорвалась. Лицо Айши побледнело, Верес выглядела разъярённой, а Мастерящей каким-то образом удалось изобразить скуку перед лицом прямого признания в подстрекательстве к мятежу. Наук ухмылялся и стучал кулаком по столу. Лицо Крысы полнилось мрачным довольством, а шумом, перекрывающим всё остальное, был громкий, пронзительный смех Разбойника. — Могу ли я запросить подробности, леди Кэтрин? — вежливо спросила Айша. Ну, я не вернулась ни к леди Обретённая, ни к леди Оруженосец. Это было что-то. — Да, Обретённая, — рявкнула Гончая. — Расскажи нам больше об измене форвеала-саак. Я не знала, какой термин харсума она туда вставила, но, судя по выражению лица Наука, это, должно быть, было действительно грязно. — Я основала рыцарский орден, — спокойно сказала я. — И освободила племянника бывшей графини — чтобы пополнить его ряды. Мне сказали, что в течение трёх месяцев у нас будет две тысячи всадников. Ни единого намёка на её мысли не отразилось на лице Айши. Крыса нетерпеливо. — Мы восстаем? — спросил он. — Заткни свой грёбаный рот! — крикнула Верес. — Мы не бунтуем. — Нет, если только Башня не вынудит меня к этому, — честно ответила я. Скрестив пальцы, Наук громко рассмеялся, как будто я только что вручила ему мешочек с рубинами. — Сколько у тебя двоюродных братьев и дядей в Легионах, Наук? — спросила его Айша бесстрастным тоном. — Подумай хоть раз в жизни. — Сейчас? — прервала Верес, поворачиваясь ко мне. — Ты решила провернуть это дерьмо сейчас, когда орда у ворот? — Это лучшее время, чтобы провернуть нечто подобное, — ровным голосом сообщила Мастерящая. — Башня не может позволить себе враждовать с нами. Нет, если она хочет удержать Кэллоу. — Итак, мы идем вразнос, — злорадно ухмыльнулся Разбойник. — Как раз вовремя. Я уже устал притворяться милым. — Я не увижу Пятнадцатый против Империи, пока дышу, — сказала Верес, и её голос был подобен надгробному камню. Её фраза убила все улыбки в комнате. Я слышала, что в её голосе больше не было гнева. Теперь она была выше этого. Она смотрела на меня, и я видела у неё такие холодные глаза, только когда она думала о том, как уничтожить врага. Я научилась читать орков ещё со времён учебы в Колледже, но даже если бы не умела, я не смогла бы ошибиться насчёт того, что увидела на её лице: предали. Она чувствовала себя преданной той, кого считала другом. — Верес, — тихо произнесла Айша в тишине. — Послушай её. Не предполагай. Гончая покачала головой. — Так вот к чему всё это было, Кэтрин? — спросила она, и неподдельная скорбь в её голосе нодом резанула меня. — Вербовка кэллоу. Подчинение офицеров. Собирание Имён. Ты собиралась склонить нас к измене с самого начала? Её голос дрожал. — Это было только для того, чтобы ты могла вырезать себе королевство? — Гончая, — сказал Наук, и на этот раз его голос был мягким. — Мы все знали, что это произойдёт. С самого начала. — Не так, — сказала Верес. — Не таким образом. — Я не бунтую, — сказала я ей, встретившись с ней взглядом. — Я не прошу тебя драться со своей матерью, Верес. Или твоей семьёй, Айша. Но все не может продолжаться так, как продолжалось. Уже нет. Не после всех границ, которые они пересекли. Я сжала и разжала пальцы. Боги, почему мне так холодно? Мой взгляд скользнул по комнате. — В Империи что-то не так, — сказала я. — Вы все это видели. Некоторые из вас почувствовали это на собственном опыте. Безжалостные Боги, люди, правящие Пустошью, думают, что половина присутствующих в этой комнате — скот. — И ты думаешь, что поднятие знамени изменит это? — сказала Мастерящая, прикрыв глаза. — Ты хороша в убийстве, Обретённая, но ты не можешь убить тысячелетнюю ненависть. Твой меч в этом бесполезен. — Если люди у власти не могут перестать убивать даже своих, — тихо сказал я, — почему они всё ещё у власти? Я почувствовала, как дрожь пробежала по комнате. Было ли это то, что чувствовал Уильям, когда впервые разговаривал со своими повстанцами за запертыми дверями и закрытыми ставнями окнами? Этот груз власти и ответственности одновременно. Это убило бы меня, если бы я не была осторожна, ровно так же, как это убило его. — Мы дали клятвы, — сказала Верес. — Все мы, и ты тоже. — Да, — согласилась я. — Я поклялась. Легионам. Тому, что говорит Праэс. Я смерила её взглядом. — Как ты думаешь, Верховные Лорды соблюдают эти клятвы? — спросила я. — Я смотрю на юг и вижу, как самые высокие из них восстают во второй раз за два года. Дважды она уходила с предупреждением, чтобы снова пустить нам кровь. Скольких из нас они успеют убить, прежде чем мы скажем достаточно? — Они никогда не остановятся, — горячо прошептал Крыса, обращаясь ко всем и ни к кому вообще. — Ты это знаешь. Они никогда не остановятся, пока мы их не заставим. — И сколько людей погибнет ради этого лучшего мира? — тихо спросила Айша. — Горы, — ответила я. — Но на этот раз умирать будем не мы. Прекрасная тагреб закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Императоры восстают, — сказала она. — Императоры падают. Башня выдержит. Да простят меня боги, Башня выдержит. Я не позволяла себе испытывать радость. Это ещё не конец. — Прекрасные вещи эти идеалы, — сказал Мастерящая. — Но я гоблин, Обретённая. Ты не можешь есть принципы. С их помощью вы не сможете прорыть туннель. Они не выигрывают войны. Разбойник тихонько рассмеялся, и мои глаза сразу же обратились к нему. Я никогда не слышала от него ничего подобного за всё время, что знала его. Мне показалось, что это прозвучало почти тоскливо. — Они убивают нас, — улыбнулся Специальный Трибун, — ради забавы. Мастерящая повернулась к нему лицом, на её лице отразилось смятение. — Разбойник… — Послушай меня, Мастерящая, — сказал Разбойник. — Нет, на самом деле послушай хоть раз. Матроны, Верховные Лорды, вся их грёбаная куча. Они владели короной на протяжении веков. Теперь они растолстели. Обленились. Они думают, что это их собственность. Ты знаешь, что это значит. Ты ведь гоблин, верно? Они не смогут играть, если не хотят проливать кровь. — Мы не можем победить в этом. Мы не можем победить их, — сердито прошипела Мастерящая, но после этого её голос сорвался. — Я не позволю нам умереть, поступая правильно. Мы собираемся состариться, все мы. Я не буду… Я не… — Мы можем, — тихо сказала я. — Ты это уже знаешь. Это то, что тебя пугает. В этом нет ничего постыдного. Я знаю, что нас ждёт впереди, лучше, чем кто-либо из вас, и я в ужасе. Это будет кровь, грязь и горе, но не думай ни на мгновение, что мы не сможем этого сделать. Старший сапёр резко убрала руки со стола, чтобы скрыть их дрожь. — Это будет до самой смерти, Обретённая, — сказала она, отводя янтарные глаза. — До самой смерти. Не начинай это легкомысленно. После этого она обмякла на своем сиденье. Глаза Крысы встретились с моими, и он усмехнулся. — Я всегда думал, что умру, набросившись на них, — сказал он непринужденно. — Просто ещё один труп для кучи. Он сделал паузу, его тело сотрясалось от нервного импульса. — Меня втянули в эту войну, когда они пытались убить меня в моей постели, — сказал он. — Я в любом случае с тобой. Мои глаза обратились к Науку, который встал, чтобы прислониться к стене. Его руки были сцеплены, и в его взгляде было что-то голодное. — До конца, — сказал он, обнажив клыки. — Я сделал свой выбор ещё до того, как понял, что это был выбор, Кэллоу. До самого горького грёбаного конца. И вот так просто остался только один член внутреннего круга. Верес была рядом, была всё это время, но какое-то время не двигалась. Она подошла ближе ко мне, спина прямая, но плечи напряжены. — Поклянись мне, Кэтрин, — хрипло сказала она. — Ни моя мать. Ни один из моих. Что они не будут врагами. — Клянусь, — сказала я ей и предложила свою руку. Во второй раз в нашей жизни она приняла её. — Военачальник, — прошептала она, и это прозвучало как клятва. Я подумала, что это должно было чувствоваться победой. Но всё, что я чувствовала, — это холод. Боги, всё, что я чувствовала, это холод.