Лунная соната

      Мия крепче зажмурилась в бессильной попытке унять своё учащённое дыхание. От разбежавшегося в бездумной гонке сердечного ритма нестерпимо жгло за грудиной, разнося липкие волны страха по дрожащему телу, выбивая леденящие капли пота с кожи. Попытка глубоко вдохнуть не увенчалась успехом, встала поперёк зудящего горла. Комната укачивала её уплывающее сознание, отчего мутило больше привычного. Или это была кровать? Была ли эта комната её? Густое пространство слишком остро напоминало подвальное помещение со спёртым воздухом. И лишь слабая мысль о холодящем экране смартфона скребущим якорем удерживала её от бесконтрольной паники и звонко кричащего ощущения скорой смерти.       Пальцы нащупали металлический корпус под сбитой подушкой. Больше на автомате она пробежалась подушечками по гладкому стеклу, тихо молясь, чтобы быстрый набор сработал как-нибудь сам, потому что распахнуть веки было выше её сил. Приложенная к уху тяжесть и ритмичные гудки слегка привели её в чувство. Мия невольно прижала ладонь к губам, совершенно бессмысленно силясь скрыть рваное дыхание. Как-то болезненно выдохнула, лишь когда из динамика раздался бархатистый голос Виктора.       — Здравствуй, милая.       — Угу.       — Ещё не проснулась? Тебя едва слышно.       В горле подрагивало, как после долгой истерики. Но привычное покалывание уже вернулось на ослабшие кисти. Пальцы с трудом дотянулись до пуговиц ночной рубашки, оглаживая по краю каждого крошечного диаметра, мысленно откладывая в памяти их немудрёное количество. Раздавшийся после недолгой паузы голос недвусмысленно дал понять, что малочисленные сигналы с её конца линии были считаны с присущей ему безупречностью, заставив устыдиться своей неприкрытой слабости.       — Мия?       — Всё почти нормально, просто говори что-нибудь.       Во рту будто образовалась каша, и она сомневалась, что сквозь дрожь и заикания получилось выдавить что-то отдалённо похожее на нормальную речь. Как если бы она говорила задом наперёд или несла полную тарабарщину. Подушечки коснулись края рубашки, так же неторопливо двинулись вверх. Мия усиленно концентрировала внимание на обратном счёте, медленно и неподъёмно воспроизводя в сознании простейшие цифры.       — Я могу только догадываться, насколько неприятны происходящие с твоим телом процессы. Но они совершенно естественны, и тебе не за что стыдиться и чувствовать себя виноватой. Ты в безопасности, Мия, и я никогда не позволю ничему плохому случиться. Я верю, что ты невероятно сильная, девочка моя. Сейчас всё закончится. Я буду рядом, и вместе мы обязательно справимся.       Уже знакомые слова укладывались в мыслях его ровным, поставленным голосом, мягким пухом оседая поверх тающей тревоги и так невовремя ощетинившейся паники. В них не было ничего нового, воспринимаемого хоть сколько-нибудь ясно и сознательно, и это лишь укрепляло её веру в то, что спокойного тембра было бы достаточно, даже если бы Виктор стал читать ей душный отчёт об очередном этапе реставрации древнего здания. Мие не нужно было вслушиваться в стройные цепочки его обещаний — твёрдая убеждённость в их правдивости давно не нуждалась в доказательствах, прочно обосновавшись где-то на подкожном уровне.       Сонный дурман спал так же необъяснимо и резко, как и появился, осыпавшись с дрожащих ресниц тут же забытым кошмаром. Слепящая полоса света пробивалась в их спальню через неплотно задёрнутые шторы, недвижные и тяжёлые. Даже самое слабое дуновение ветра не нарушало их покой, и Мия с тоской подумала, что июнь в этом году выдался чересчур жарким и совершенно невыносимым без холодящего тела вампира под боком. Нестерпимо хотелось избавиться от взмокшей одежды и смятой простыни, но тело продолжало быть протестующе неподъёмным, нежась в своём бессилии.       — Ты со мной?       — Да, теперь всё чудесно. Спасибо.       — Я свяжусь с доктором Бейли. Она проконсультирует, что делать с вновь появившимися паническими атаками в твоём положении.       — Не пойду я к доктору Бейли. Почти три года её не видела и ещё столько же не хочу.       — Это не шутки, Мия.       — Всего лишь второй раз за последние четыре месяца! Всего лишь кошмары, ничего нового. Наверняка дело в гормонах.       Мия с силой потёрла бровь, устало выдыхая. После всего пережитого пытаться наладить контакт с разбушевавшимся организмом было равносильно хождению по минному полю, а теперь он так предательски решил подкинуть ей очередной сюрприз и, махнув ручкой, спустить все с таким трудом задраенные за эти пять лет шлюзы.       — Пора меньше сочинять, наверное.       — Живое воображение — дар и проклятие любого творческого гения.       — Угу, особенно приправленное документальными хрониками и свидетельствами очевидцев.       — Ты всё продолжаешь разыскивать информацию про проклятый адуляр?       Сорвавшийся с динамика вопрос и похолодевший тон заставили её невольно поёжиться, а дремавшему раздражению с готовностью встрепенуться.       Так удачно подвернувшаяся недавно тема для новой статьи уже пару раз становилась источником их пререканий, которые неизменно заканчивались её негласным, но от этого не менее упрямым несогласием. Некоторые вопросы в её понимании не подлежали пустым демагогиям, и профессиональная стезя со всеми взлётами и падениями как раз была из их числа и должна была оставаться лишь под её персональным контролем. В конце концов, Виктор не считал нужным хоть сколько-нибудь правдоподобно объяснить своё столь категоричное отношение к теме ювелирной безделушки, а в картине мира Мии она не выходила за рамки таких же ничего не значащих выдумок про ирландских духов или местных утопленников.       — Вчера, например, я читала про маньяков в проклятых отелях Лос-Анджелеса, если тебя это успокоит.       — Чудесно, ангел мой. Теперь я точно могу быть уверен, что тебе сладко спится по ночам.       Несмотря на всю выдержанную строгость тона и спрятанное за ним неудовольствие, Мия не смогла сдержать лёгкого смешка в ответ. Подумать только — любовная лодка разбилась не об обещанный быт, а о нелепые страшилки про лунный камень. Чушь полнейшая.       — Рад слышать, что тебе стало лучше и ты находишь силы смеяться. Значит, с высокой вероятностью найдёшь их и на то, чтобы позаботиться о себе с чуть большим энтузиазмом и усердием, чем ты это делаешь обычно.       — Я забочусь! Сплю больше нужного, стараюсь гулять пешком и даже возвращаюсь с работы до заката. Почти всегда. Чаще редкого.       — Чем тебя не устраивала тема сказаний коренных народов Америки? У тебя была превосходная серия статей об этом. Откровенно говоря, лучшее, что печаталось на страницах вашего журнала. Остро и актуально.       Мия набрала в лёгкие побольше воздуха, чуть отстранила динамик телефона, чтобы не выдать тяжёлого выдоха. Возможно, она цеплялась за разлетающиеся пазлы прошлого слишком сильно. Возможно, «Сверхъестественное сегодня» действительно было давно пройденным этапом, который лишь стопорил её на приевшихся темах, заставляя выдумывать истории на основе совсем уж посредственных вещей вроде пресловутого камня только бы не задумываться над пугающим «а что дальше?». Мия невольно вспомнила Камиллу, которая не так давно вышла замуж и перебралась в новый город и в новый филиал их журнала, и Саймона, окончательно ушедшего в свободное плавание после удачного фоторепортажа для церемонии «Золотого Адама», и Тревора с Уолтером, болезненно одержимых идеей частного бюро расследований сверхъестественных происшествий. Будто для каждого из них их маленькая редакция стала необходимой взлётной полосой для дальнейших свершений, и лишь она осталась дрейфовать в совершенном неведении, куда приткнуть эту самую нормальную часть своей ненормальной жизни. А без неё загнуться стало бы делом решённым.       — Вот именно. Серия статей. Я не могу продолжать её до скончания веков. Читателям бы быстро наскучил этот мистицизм с бубнами.       Мия ещё раз вздохнула, на этот раз особенно громко и подчёркнуто театрально, уводя разговор с неудобной темы:       — Но я бы сейчас всё отдала за самый крошечный дождь, вызванный самым мистическим на свете образом. Без тебя жарко.       Глубокому, неизменно чарующему голосу Виктора вернулась текучая мягкость, так откровенно доступная лишь ей одной. Мия не знала точно, что пьянило сильнее — столь маленькая капля доступной над ним власти или волнующий тембр, будто кутающий мягким пледом. Знала только, что большой разницы не было, когда приятная дрожь ответно отдавалась ему где-то под лопатками.       — Было бы непростительно оставить тебя в одиночной борьбе с непобедимым континентальным климатом на столь долгое время. Я вылечу первым же рейсом, как только улажу все неотложные вопросы. Постарайся сегодня отдохнуть. Без лишних ужасов, Мия. Ромашка и мелисса должны помочь.       — Уже прощаешься?       — Я и так задерживаю собрание дольше приличного, милая.       — О чёрт, я совсем забыла про разницу во времени! Прости, прости, прости!       — Ничего страшного не произошло, в Европе даже вампиры менее пунктуальны. София передаёт тебе наилучшие пожелания.       — Ага, и ей не хворать.       Во рту сразу стало как-то кисло и неприятно, а расцветшее было оживление тут же заволокло мутной пеленой подобно солнцу, скрывшемуся за низкими тучами. Только комната осталась сиять неизменным утренним светом, не согласуясь с взбаламученными эмоциями.       — Во сколько мне позвонить вечером?       — Всё равно.       — Мия.       — Правда всё равно. Когда тебе удобно.       — Значит, до заката, любовь моя.       — До заката люблю тебя. Удачи на собрании.       Мия на секунду смежила веки, пряча усталые глаза от раздражающего свечения смартфона. Сообщение о завершённом вызове почти полностью перекрывало её мягко улыбающееся с фотографии лицо, оставляя нетронутым лишь очерченный профиль Ван Арта. Качество оставляло желать лучшего, но Мия любила этот снимок, сделанный Тришей по её настоятельной просьбе тайком от вампира. Виктор не понимал этих демонстративных проявлений нежности — вероятно, совершенно обычная реакция для того, кто имеет возможность лицезреть неизменные черты близких не один десяток лет. Но для неё это была пусть маленькая, но от того не менее приятная шалость.       Мия перевернулась на спину, прислушиваясь к ощущениям. Прилипшие к шее волосы лишь усилили желание принять душ как можно скорее, и, кажется, теперь она вполне была способна подняться. Кисти зацепились за спинку кровати, приятно вытягивая позвонки, когда носа неожиданно коснулся сладковатый молочный запах, вяжущим комком собрался в горле, щекоча стенки. По затылку и напряжённым плечам лизнуло знакомым жаром, и ей потребовалось какое-то время, чтобы унять нахлынувшую тошноту и слабость. Она пока плохо представляла, что делать в ситуации, когда тело перестаёт принадлежать лишь себе и начинает так некстати забирать ещё недавно причитающиеся лишь ей силы. Почему-то казалось, что мириться с подобной несправедливостью она будет учиться непростительно долго. И тем более удручённо было осознавать, что это лишь третья неделя из бесконечной вереницы других, ещё более невыносимых.       Ладонь мягко огладила низ живота, кожа под ней ощущалась болезненно горячей.       — Если ты собираешься здесь задержаться, нам придётся подружиться, приятель. И правило первое — не портить мне утро.       Мия скептически относилась к увещеваниям врачей и участниц женских форумов о важности разговоров с будущим ребёнком, но, видимо, привычка говорить с самой собой по поводу и без могла оказаться весьма полезной. Вот уж точно и дар, и проклятье.       Смыв следы болезненного пробуждения, Мия наскоро сменила простыни и совершенно безнадёжно попыталась впустить в комнату самую толику желанной прохлады в распахнутые шторы и окна, но вся она будто запуталась в режущей взгляд зелени деревьев снаружи и бледно-лимонном мареве давно проснувшегося солнца. Свежо оказалось лишь в тёмных коридорах, живительный холод которых был тщательно запрятан серыми стенами от любого поползновения летнего зноя. Пригорелая сладость теперь ощущалась куда отчётливее, ведя её на тихо перекатывающиеся голоса в кухне. Стекло ступеней приятно холодило ступни.       Мия прислушалась, замерев на самом верху лестницы, стараясь не выдать своего присутствия, но будто испугавшись быть пойманным сердце назойливо пульсировало в горле и сейчас казалось чересчур оглушительным. Шероховатые голоса Виктора и Ноэля почти сливались с тихим потрескиванием поленьев в камине и чем-то неуловимо напоминающем шелест перебираемых листов сухой бумаги.       — Не понимаю, что он делает.       — Ты строг. Возможно, девушка не так плоха. В конце концов, не тебя учить, что любовь редко соседствует с рациональностью.       Мия, не сдержавшись, закатила глаза, пусть свидетелем её фривольного жеста были лишь пляшущие по стенам тени. Несмотря на сложившиеся тёплые отношения с Ноэлем, она едва ли способна была забыть, что сделанный Виктором выбор оставался для его отца сердечной блажью, противоречащей всякому здравому смыслу. По крайне мере до тех пор, пока витающие в свете сплетни о столь неподобающей ему партии, затаённые, передающиеся лишь робким шёпотом, трусливо сокрытые от прямых конфронтаций с Ван Артом, продолжали то и дело касаться её чуткого слуха.       — Ты прекрасно знаешь, что я не сторонник необоснованных выводов. И, разумеется, вычленю каждую толику информации, какая потребуется. Однако сомневаюсь, что дело здесь в сердечной склонности.       Ответ Виктора прозвучал холодно и сдержанно, будто вся это тема давно ему наскучила. Пальцы Мии с силой сжали перила лестницы, когда в ответ ему неожиданно раздался голос Софии, глубокий и низкий, плохо прячущий ехидную усмешку за невозмутимыми словами.       — Ален всегда был мягок больше нужного. Подобная выходка — вопрос времени, мы оба это знали.       — Друг переносит недостатки друга.       — Если они не касаются общественных интересов, иначе придётся напомнить, благодаря кому он вообще занял это место. Мора не скажет тебе ничего нового, вот увидишь.       Мия мало что понимала в разворачивающемся диалоге, и обрывки фраз едва ли складывались в цельную картину подобно сцепленным из разных наборов пазлам. Упоминание Мора заставило её внимание встрепенуться — поездка Виктора в Испанию без сомнения была связана с делами древнего Князя, а раз он не желал раскрывать ей хоть какие-либо детали предстоящей встречи, исподтишка вылавливать оставленные по неосторожности крючки — единственное, что ей оставалось.       — Появилась ещё какая-нибудь информация об этих датчанах?       — Лишь широко известное и обсуждаемое.       — Тёмные лошадки, выходит.       — Выходит что так.       — Вероятно, твоим информаторам стоило бы освоить навыки выуживания сокрытого от ушей тех, кому оно не предназначено, чуть лучше. Как и кое-кому безусловно талантливому, но неуспешному, Мия.       Она не сразу осознала, что коснувшееся слуха имя было прямым обращением к ней. Мия тихо чертыхнулась себе под нос, запоздало прокручивая в голове, сколько шансов на благоприятный исход будет иметь её скорое бегство. Посчитав, что они стремительно близятся к нулю, глубоко вдохнула и подчёркнуто насупившись спустилась на пару ступеней вниз, явив себя собравшимся.       Полумрак гостиной, прореживаемый пугливыми всполохами огня и чернильных пятен на стенах, будто застыл в ожидании разворачивающегося действа пьесы, и лишь неизменно светлый костюм Ноэля выделялся на серой обивке дивана. Тонкая кисть Софии едва не касалась каминного пламени, удерживая над ним подпалённую и тлеющую слабым дымом охапку листов. Очерченные багрянцем губы растянулись в приветственной улыбке, и Мия в очередной раз невольно отметила про себя, что всё в ней — от идеального пробора, чётких линий бровей и носа до ровных складок на платье и бледных пальцев — напоминало дорогую, утончённую статуэтку и заставляло жадно любоваться этим благородным достоинством. И от того ещё ярче в ней проступало чувство стыда за всё неуместное раздражение в её сторону, которое в последнее время никак не желало угасать в горящей от обиды душе Мии.       — Мия. Уже встала или ещё не ложилась? Такое детское время.       Девушка недовольно скрестила руки на груди, едва сдерживая рвущуюся колкость. По крайней мере в такие моменты она могла налаживать контакт со своей совестью, которая тоже иногда находила фон Гельц невыносимой.       — Вышла пожелать приятной дороги.       — Прелесть.       Последняя стопа бумаги была грубо брошена в объятия пламени, подняв сноп искр и ворох золы, зловещими тенями проступив на высоких скулах вампирши. Не изменяя своей привычной грации, София подхватила с журнального столика небольшой клатч, чёрт знает что вообще способный в себя вместить. Разве что губную помаду, да дамский револьвер. И будь это в самом деле так, Мия едва ли удивилась бы.       — Артур должен вот-вот подъехать. Буду ждать на веранде.       — Я провожу.       Распахнутая дверь дыхнула бодрящей свежестью, вспугнув вереницу мурашек по оголённым бёдрам, лишь наполовину прикрытым давно и безвозвратно присвоенной рубашкой Виктора. Мия дождалась, пока фигуры Ноэля и Софии скроются в вечерних сумерках, и наконец перевела глаза на его застывший силуэт, всё это время неотрывно наблюдающий за ней из тёмной ниши у окна. Треск потревоженного за каминной решёткой дерева будто послужил сигналом с действию — тень Виктора отделилась от укутавшей его темноты, неспеша и вальяжно пересекая разделившее их расстояние гостиной, зацепившись немигающим взглядом за её смешавшееся лицо и заставив плотнее сжаться в кольце собственных рук.       — Много услышала?       — Не больше, чем ты мне позволил.       — Верно.       Виктор замер у подножия лестницы, больше не сделав и шагу навстречу, и сейчас Мия особенно остро чувствовала, будто протянувшие ступени напоминали каждую непреодолимую недосказанность последних дней между ними.       — Ты собиралась пожелать приятной дороги.       — Уже пожелала. В добрый путь.       — Мия. Ты можешь продолжать обижаться как и сколько тебе будет угодно, но не оставляй невысказанных прощаний на волю случая. Об этом зачастую случается жалеть впоследствии.       Она несдержанно запрокинула голову, набирая полные лёгкие воздуха, тут же выпуская его одним резким, шумным выдохом, от чего сознание слегка поплыло. Мию невероятно злило, что противостоять его словам, чётко поставленному тону голоса и гипнотическим радужкам цвета охры у неё никогда не получалось достаточно долго. Словно Виктор совершенно не понимал, по каким правилам работает обида, всегда неизменно смазывая её дотошным вниманием и этими маленькими жестами, которые так заманчиво обманывали мысли тем, что всё как надо и по-прежнему.       Она медленно пересекла каждую леденящую ступеньку, замерев, лишь когда сравнялась с ним ростом. Даже слегка возвышаясь над смольной макушкой с упрямо вздёрнутым подбородком Мия всё равно чувствовала себя неправильно маленькой и безвольной под его выжидающим взглядом.       — Я хочу, чтобы ты попрощалась, Мия.       Она недовольно сощурилась, но уже чувствовала, как место вымученно демонстрируемой обиды заполняет нервная щекотка в груди, свидетельствующая о сдаче всех настроенных против него бастионов. Мия сдержанно заправила прядь волос за ухо, наконец развязывая руки, и, будто делая величайшее одолжение, закинула хрупкие предплечья ему на плечи, обхватывая за шею, почти больно вжимаясь грудью в его. Почему-то подумалось, что ценность объятий сильно преувеличенна, когда в них так удобно прятать лицо со всеми его неудобными эмоциями.       Ладони Виктора тут же легли на бёдра, окончательно стягивая её вниз со ступеней, теснее прижимая к своему телу. И предательская улыбка растянула губы, спрятанные острым воротником его рубашки. Ноты его горького парфюма всколыхнули все обонятельные рецепторы, и Мия ласково скользнула кончиком носа по гладкой коже, выше, остановившись за мочкой и слабо задев её зубами.       — В такие моменты я хочу тебя покусать.       — Боюсь, тут мы в неравных условиях и у тебя нет ни единого шанса.       Пальцы Виктора ласково скользнули по волосам, подушечкой большого холодя пульсирующий висок, ниже, цепляя подбородок, вынуждая запрокинуть лицо и ответить на его взгляд.       — Что тебя беспокоит?       — Даже не знаю, — Мия не стала скрывать злой иронии, кольнувшей язык, — может, то, что мой муж опять ведёт какие-то туманные разговоры о европейской верхушке власти, или пересекает океан, не говоря ни слова о том, по какому поводу его вызвали и почему его присутствие так скоро необходимо, или то, что он берёт в качестве сопровождающей давнюю подругу, а не свою супругу?       — Ты ревнуешь?       — Это всё, что ты услышал?       Улыбка на мгновение тронула губы вампира в ответ на её возмущение. Сухой поцелуй коснулся лба, словно успокаивая.       — Это не увеселительная поездка, Мия. У Софии многочисленная сеть нужных мне связей в Европе, и её присутствие необходимо.       — Почему мне запрещено? Из-за меня проблема, из-за Стражей? Плевать на Мора! Он уже лет пять зубоскалит и всё впустую.       — Именно поэтому тебе не стоит ехать. Вы не ладите. Какие бы то ни было взаимодействия с испанским Князем для тебя — лишь ненужные волнения. Догадываюсь, что тебе нравится щекотать себе и ему нервы, но в настоящем положении это не разумно. И лишние перелёты тебе ни к чему.       — Это всё равно ничего не объясняет, Вик.       Мия продолжала зло сверлить его взглядом, надеясь, что как минимум он почувствует себя самую малость виновато и неудобно. Она не знала, что такое особенное ему удалось выудить в её лице, но, к удивлению Мии, Виктор едва заметно кивнул каким-то своим мыслям, мягко поднёс её кисти к губам, поцеловав самые кончики замёрзших фаланг, и произнёс:       — Я обещаю, что расскажу тебе всё, как только вернусь.       Она на секунду опешила от подобного заявления — Виктор не давал ей быть причастной к пусть редким, но всё же появляющимся в обществе вампиров проблемам, в лучшем случае позволяя наблюдать со стороны и освещать нужную информацию в журнале. И уж тем более не делился с ней всякими нелицеприятными фактами и измышлениями, прекрасно зная её тягу к самодеятельности. Мия с недоверием заглянула ему в глаза и не сдержала частой череды вопросов:       — Расскажешь? Всё-всё? Даже если тебе будет казаться, что мне это не понравится?       — Даже если.       — Даже если это будет что-то плохое и опасное?       — Если захочешь.       — Даже если ты будешь уверен, что это заставит меня волноваться?       — Достаточно, Мия. Ты знаешь, что я не разбрасываюсь обещаниями.       Она подтянулась на цыпочках, притягивая его ближе за шею, оставляя быструю цепочку поцелуев на бледной щеке, на уголке губ, подбородке, извиняясь за своё минутное недоверие. Наконец жадно приникла к губам, так глупо и отчаянно пытаясь отпечатать их вкус перед скорой разлукой.       — Я прощён?       — Я бы показала тебе, насколько ты прощён, но, боюсь, ваша карета уже подана.       — Тогда я оставлю за собой право воспользоваться твоим благодарным прощением постфактум.       — Не затягивай. Я буду ждать.       Наконец, легко соскочив на гладкий паркет, устилающий гостиную, Мия невольно бросила взгляд в сторону спящего камина. Было бы притворством заявить, что сжигаемые Софией бумаги не вызвали её интереса и она не предприняла ни единой попыткой узнать, куда ведущие следы они так тщательно заметали в её отсутствие. Но, к глубокому сожалению, к тому времени как ей удалось остаться одной, распрощавшись с Ноэлем на следующий день, написанные строки были уже безбожно превращены в пепел.       Первое, что ей захотелось сделать, оказавшись на кухне — это тут же распахнуть окно, выпустив стелющийся и оседающий в лёгких сладковатый воздух, а затем высказать всё своё сдерживаемое недовольство горе-поварихам в лице Фрэнсис и Триши.       — Мия!       — Ты время видела? Уже полдень.       Девушка с опаской подошла к застывшим у плиты подругам. На зажатой в руке Фрэнсис сковородке румянилась растёкшаяся и пузырящаяся клякса, очень отдалённо напоминающая привычные блинчики. Заметив её скривившиеся губы, Триша добродушно заметила:       — Это пока лучшая попытка.       — Боюсь представить, какие были до этого.       — Ой, Мия. Первый блин комом.       — Ага, только это где-то десятый, — вставила Фрэнсис, одарив её скептичной ухмылкой, — Твой завтрак кстати.       — Меня сейчас вырвет.       — Можешь прямо в миску. Вряд ли из этой смеси уже получится что-то питательное.       — Фрэнсис!       Триша тут же оказалась рядом, мягко, но настойчиво подхватив Мию под локоть и уводя к столу. Тёмные, влажные глаза её внимательно всмотрелись в лицо Мии и выражали отчётливо читаемую тревогу, будто она и впрямь могла что-то знать. Ладони девушки тут же покрылись потом, и не отводить глаза казалось настоящей пыткой. Она не была готова к этому разговору и вряд ли смогла бы придумать правдоподобное оправдание теперь, когда мысли едва ворочались в голове. Тем более Виктор настоятельно рекомендовал пока не распространяться о беременности, и Мия с радостью приняла это условие, не сильно задумываясь о подобной скрытности. Лишь глубоко в закоулках сознания она могла признаться самой себе, что с удовольствием бы избегала этой темы, так несвоевременно упавшей поверх клубка её и без того запутанного настоящего, как можно дольше. Это было удобно, и лучше всей этой ситуации такой и оставаться.       — У тебя опять кошмары?       Мия облегчённо выдохнула, и широкая улыбка против воли растянула губы.       — Иногда. С кем не бывает.       — Ты знаешь, о чём я.       — Не бери в голову, Триш. Просто начиталась всяких ужасов.       — Опять про Вторую войну мафии?       Мия не сдержала искреннего смеха. Со стороны её поисковые запросы действительно могли показаться отличным материалом для новых записок сумасшедшего.       — Я пыталась найти какую-нибудь информацию о камне уже после убийства судьи Терранова, но пока безуспешно. Вряд ли он хранился у его вдовы впоследствии, она была довольна успешна. Но я смогла распутать ниточку с другого конца. Одной из владелиц оказалась Полин Оттон. В 1962 году она выбросилась из окна своего номера в отеле «Cecil» в Лос-Анджелесе. Ещё и приземлилась на пешехода, который тоже скончался на месте. Боже, этот отель просто проклятое место! Около шестнадцати убийств и самоубийств. Помнишь то видео 2013 года с Элизой Лэм?       Глаза Триши особенно ярко проступили на побледневшем лице и выглядели невероятно испуганно. Она с силой зажала уши, как только Мия хотела продолжить:       — Я не собираюсь тебя слушать, это мерзость, Мия!       — О, да брось, я ещё до самого интересного не дошла!       — Откуда ты вообще можешь знать, что это тот самый камень? Мало ли их существует.       — Это редкий вид адуляра — прозрачный с голубоватым отливом. Бывший муж Оттон продал его за бесценок на каком-то вшивом аукционе. На нём характерная серебряная цепочка.       — Если он такой редкий, откуда он мог взяться у какого-то нищего американца?       — Ты бы не спрашивала, если бы дослушала.       — Это был риторический вопрос, мне правда не интересно. Я уже сто раз пожалела, что вообще рассказала тебе про аукцион.       Сковородка с громким звоном опустилась на плиту, заставив Мию почти подскочить на стуле и поморщиться от резкого звука, отдавшегося в висках. Фрэнсис повернулась в сторону выхода, насторожённо прислушиваясь.       — Кого там ещё принесло?       Почти одновременно с вырвавшимся вопросом, по просторному пространству дома разнёсся бодрый стук во входную дверь, обладателя которого Мия точно не спутала бы ни с кем другим.       — Это Лита!       — Кто её вообще приглашал?       Пропустив недовольное пыхтение Триши и грубость Фрэнсис мимо ушей, Мия быстро ретировалась с кухни навстречу гостье.       Взбалмошная и энергичная знакомая ожидаемо не пришлась вампирше по вкусу, а давняя подруга со всей очевидностью мучилась едкой ревностью. У Мии не было ни сил, ни желания осуждать их чувства и уж тем более пытаться расположить друг другу. В конце концов, она помнила их совместное посещение клуба далёких пять лет назад, когда они не поладили с первой сказанной фразы, а теперь сидели на одной кухне, на пару осуждая юного Стража. Мия знала, что в таких случаях время — лучший пособник.       Как только входная дверь отворилась её уверенным движением, каждый угол гостиной будто в один миг наполнился густым светом, вяжущим, плавящим тонкую кожу век, щёк, шеи и ниже, омывая тело тёплыми волнами. Мие казалось, что солнце вполне могло отдохнуть где-нибудь за горизонтом, потому что стоящая перед ней девушка справлялась с его работой вполне себе безупречно. Смуглые руки с жаром обхватили её поперёк рёбер, а густая копна каштановых волос щекотнула ноздри волнующей смесью нежного персика и острой пряности, когда сухие губы коснулись щеки.       — Привет-привет, mi amor!       За всё время их знакомства, Мия так и не смогла привыкнуть к столь бурным приветствиям — выученная сдержанность ни за что не позволила бы ей так тесно нарушать чужое личное пространство. Но в Лите бил какой-то совершенно неиссякаемый источник жизни, которому, видимо, было неимоверно тесно под одной оболочкой, и он так и норовил заполнить ещё чью-нибудь по соседству. И Мия полюбила эту живость, и робко тянулась к ней при встречах, заряжаясь как от солнечной батарейки.       — Привет, Лита.       — Твои глаза становятся больше с каждой встречей! Это от недосыпов?       Мия вскинула брови, осуждающим взглядом ответив на её комментарий. Девушку это ни капли не смутило, а тёплые карие глаза с разбегающимся веером морщинок не оставили и шанса любым обидам — напускным или нет.       Лита звонко хлопнула в ладоши, цветные фенечки дрогнули им в такт.       — М-м-м, ты что-то готовишь! Отлично, расскажу всё за завтраком.       Пальцы цепко обхватили её запястье, утягивая на уже затёршиеся запахи кухни. Затормозила она лишь на пороге, наткнувшись на буравящие взгляды Фрэнсис и Триши.       — О, у нас девичник. Хай!       Совершенно не смутившись их холодных приветствий, она по-хозяйски прошагала к плите и принюхалась к остывающему, пережаренному кусочку теста, пока Мия устраивалась на своём месте подле Триши.       — Если бы ты сказала, что тебя тут морят голодом, я бы приехала раньше. Боже, я бы такие блинчики тебе забабахала по нашему фирменному мексиканскому рецепту! Но сейчас что-нибудь сообразим.       Мия незаметно щипнула под столом Тришу, которая гнусавым голосом и полушёпотом спародировала громкие причитания Литы, но вызвала тем самым лишь обиженное сопение подруги. Уже мягче боднула её лбом в плечо, и ещё раз для верности, чтобы уголки губ наконец дрогнули в сдерживаемой улыбке.       — Не ревнуй.       — Как будто у меня нет повода.       Мия с молчаливым вопросом заглянула ей в глаза, на что Триша беззлобно фыркнула.       — О, да брось! Если бы тебе нужно было составить список всех, кто занимает сейчас важное место в твоей жизни, знаешь, каким бы он был? — Подруга вдохновенно отмерила ладонями большой прямоугольник пространства над их головами. — Где-то здесь Ван Арт, его знакомые, потом длинная колонка Фоллов, твои друзья-вампиры, твоя новая подружка-недовампир, коллеги, ещё одна бесконечно длинная колонка всех этих аристократичных снобов, которым ты пытаешься понравиться, возможно, где-то там затесался сам президент и мойщик твоей машины, и в самом-самом низу, где тебе уже понадобится увеличительное стекло — о, посмотрите-ка, да это же Триша! — Мия невольно прыснула, от чего тёмные глаза колюче всмотрелись в её из-под сведённых бровей. — Это совсем не смешно, Мия! Так и есть.       Мия мягко улыбнулась и обняла сопротивляющуюся подругу, настойчиво прижав её к своему плечу, щекой припав к тёмной макушке.       — Ты — дурочка, Триш. — Мия вслушивалась в её замедлившееся дыхание, своими нечеловеческими чувствами улавливая, как спадает напряжение, и всё равно не сдержала маленькой шпильки, заставившей её вновь закопошится. — Ну какой президент.       — Всё, пусти меня.       — Кстати о списках, я чего примчалась то, — Лита слизнула жидкую смесь теста с пальца и движением фокусника извлекла из заднего кармана джинсового комбинезона две помятые бумажки.       — Что это?       — Я выбила нам два приглашения на сегодняшний закрытый аукцион, про который ты всё трещала.       — Ты шутишь!       — Я бы могла, конечно, но Синтия и правда оказалась просто находкой. Чудо, а не продюсер.       — Ты — чудо, Лита.       — Мия, нет! — Триша вскочила с места, глаза горели праведным возмущением. — Я же просила. Что непонятного в словах «закрытый аукцион»? Это значит, что у нашего журнала право на предоставление эксклюзивной информации.       — Как будто я собиралась про него писать. Пусть ваша выскочка Голдберг хоть подавится своим эксклюзивом. Мне нужно всего лишь взять небольшое интервью у продавца лунного камня, если это действительно он.       — Ага, и написать по нему статью.       — Да, Триша, выдуманную байку про драгоценный камень. Обещаю, Голдберг даже не узнает, что я там была.       — А потом меня оставят без работы, потому что я не умею держать язык за зубами.       Мия запоздало уловила расплывшуюся в воздухе руку Фрэнсис, ловко выхватившую бумажки из пальцев Литы. Янтарные глаза быстро пробежались по замусоленным строчкам, и, судя по всему, ей вовсе не понравилось увиденное. Лита попыталась выцепить их обратно, но высоко поднятая кисть вампирши и не менее высокий рост не оставили и шанса её пустым попыткам.       — Эй!       — Я не вдаюсь в подробности того, что вы тут развели, просто спускаю тебя на землю, Мия. Это не другой конец города, это другой конец Штата. Ты ведь в курсе, что Ван Арт не одобрит этой поездки?       — Кто ему скажет?       — Звучит паршиво.       — Фрэнсис, — Мия потёрла лоб, чувствуя, как начинают подрагивать руки. Показавшееся где-то под рёбрами чувство вины и, вероятно, здравого смысла, на краткий миг заставило её устыдиться своих неозвученных слов, но столь же скоро затихло под вспенившейся обидой и привычными для последних дней (недель, месяцев?) мыслями, — он не оправдывается о том, чем занимается. Почему я должна? Это моя работа.       — Всегда думала, что брак иначе работает. — Мия кисло поморщилась на этих словах, по отступать было уже поздно и жалко.       — Никто даже не заметит моего отсутствия, туда и обратно.       — Что-то напоминает. И чем это закончилось тоже.       Слова подруги зацепились за рассеивающиеся крупицы рациональности, заставив её невольно вспомнить пресловутый отель в Бордо, вкус сладковатых блинчиков, смешанный с её горькой ложью, срывающейся так неумело и безобидно, знакомство с самой Фрэнсис и предательский звонок Ксандра. Вспомнила она и давящую силу гипноза, сковавшего разбегающиеся мысли, и свои недвижные губы, неспособные выдавить ни капли оправдательной лжи, ни правды. Лёгкий холодок пробежался по позвоночнику вопреки установившейся в помещении духоте. И всё же Мия чувствовала, как непреодолимой нитью тянет к себе проклятый камень, ставший теперь так неправильно близко — лишь руку протяни. Не могло всё выстроиться так гладко без всякой причины. Мия давно привыкла, что у судьбы свои расклады.       — Просто прикрой, если кто-то спросит. Пожалуйста, Фрэнсис, мне это важно.       Повисшее на кухне молчание тяготило и ощущалось болезненно неправильно и дискомфортно. Ничто уже не напоминало тошнотворный запах подгоревшего теста, и солнечное утро, и приятные ощущения от холодящих ступеней лестницы. Казалось, всё заполнила собой одна большая, разрастающаяся подобно злокачественной опухоли ложь, невольными соучастницами которой становились они четверо. В голове мелькнула мысль, что отмыться от неё будет труднее, чем от ночного кошмара. Мутный образ из сна на миг загорелся яркой вспышкой в сознании, горячей печатью скрепив уже принятое решение.       Беспокойно мечущаяся фигура Литы, неспособная закрепиться на одном месте, нависла над высокой столешницей. Пальцы отбили глухой ритм её нервного танца, и мелодичный голос наконец нарушил колкую тишину:       — Так что мы делаем? Если вообще что-то делаем.       — Мы едем на аукцион, Лита. Без всяких если.