Рай начинается за углом

Хочу сказать, что сейчас мало что осталось от первоначальной задумки. Прошло ровно пять месяцев с того момента, как я начала писать эту работу. Я не знаю, получится ли у меня закончить до того, как нам исполнится полгода, но я очень этого хочу. Если бы я придерживалась первоначального плана, то вся суть задуманного была бы в этом куске... Но сейчас... Даже не знаю. В эту работу было вложено так много мыслей, что я уже не могу выделить основную. Это пока не конец. И, честно говоря, буквально за последнюю неделю я меняла его в своей голове столько раз, что не знаю, какой будет лучшим х) Спасибо всем, кто был со мной сначала. Спасибо всем, кто будет со мной до конца. 48. Sara Jackson-Holman – Freight Train Об подошву ботинка с глухим звуком ударился небольшой камень. Донхэ замедлил шаг, чтобы посмотреть, куда он отлетит, и слегка пнуть снова. Где-то в груди застрял неприятный ком. Камень потерялся после третьего пинка, и Донхэ с разочарованным вздохом зарылся носом в шарф. Хотелось, чтобы пошел снег, и все снова стало белым. На душе было так же грязно, как на улице. Он просто шел вперед, хотя заранее знал, куда его невольно приведут ноги. Спортивная сумка с вещами больно ударялась об бедро, но сейчас это волновало меньше всего. Еще полчаса назад, встретившись с тяжелым взглядом тети, Донхэ был уверен, что стоит рассказать ей, где он спал почти каждую ночь. С кем он проводил большую часть времени. Слова, застрявшие в горле после ряда обвинений, скреблись изнутри и рвались наружу, но высказывать их было некому. Тетя ушла, так громко хлопнув дверью, что эхо, казалось, до сих пор отдавалось где-то в ушах. Вместе с этим что-то захлопнулось в душе. Донхэ всего лишь хотел, чтобы она попробовала отпустить свое горе, забрала детей и продолжила жить дальше. Но теперь он понимал, что не стоило начинать разговор с того, какими хорошими людьми иногда оказываются убийцы-по-случайности. Он не сказал и половины того, чего хотел. И вряд ли теперь когда-нибудь скажет. Донхэ знал, что на осознание требовалось время. И если один человек привык винить другого во всех своих несчастьях, он никогда не сможет избавиться от этой привычки до конца. Донхэ знал, что тетя подумает, успокоится, позвонит ему и попросит вернуться. Они были семьей, пусть и не идеальной, пусть и холодной, пусть и державшейся на одних воспоминаниях о хорошем – но семьей. Донхэ знал, что не вернется. Не вернется, пока не встанет на ноги настолько твердо, чтобы суметь поднять кого-то еще. Поднять, а не утянуть на дно своими воспоминаниями. Донхэ застыл в неуверенности возле знакомого поворота. Ему предстоял еще один трудный разговор. Пусть даже недолгий, он мог быть намного труднее того, что произошел утром. И для него требовалось собрать все самое хорошее, что только осталось в душе. Донхэ попытался и, задвинув сумку за спину, прошел в узкую арку между двумя посеревшими от времени домами. Он не любил этот район. Но в последнее время приходил сюда с удовольствием. Быстро засыпал в теплой постели, просыпался от звона будильника, а не от холода, а по выходным долго смотрел на панораму Парижа на стене, понимая, что не имело значения, где находится человек, когда он почти счастлив. Это «почти» не давало покоя, рушило все то, что он так старательно строил. Донхэ никого в этом не винил. Он хотел уехать не для того, чтобы отпустить прошлое. Ему требовалось отпустить самого себя. Пусть даже на это уйдут месяцы. Их не будет жаль, если потом из жизни исчезнут все «почти». Впереди показался знакомый подъезд, которым можно было пугать маленьких детей. Он вполне подходил для того, чтобы в нем прятались какие-нибудь монстры. Но здесь жил Хекдже. И даже если его нельзя было назвать чистым и невинным… Для Донхэ он был самым большим не-монстром в мире. За скрипучей дверью показались страшные стены, исписанные ругательствами, и выщербленные ступени с жалким подобием перил. Здесь жили одинокие люди. Им не для кого было приводить это место в порядок. Донхэ бы тоже не стал. Даже если бы не был одиноким. Усилий одного человека было мало, чтобы изменить мир, пусть и ограниченный одним домом. Ключ почти сразу нашелся в кармане, но Донхэ все равно медлил, приводя мысли в порядок. Он не знал, был ли Хекдже дома, потому что не догадался позвонить и спросить. Он не знал, в каком состоянии был Хекдже. Дверной замок поддался не сразу. Квартира встретила Донхэ абсолютной тишиной, хотя он четко различил два силуэта в полумраке. Лежавший на подоконнике кот лениво повернул ухо в его сторону, а Хекдже, сидевший за столом с кружкой в руках, никак не отреагировал. Донхэ скинул сумку на пол и бросил на нее куртку. Комок грязи в душе только увеличивался. Больше его не хотелось терпеть. Утром из больницы они ушли в разные стороны. Хекдже не хотел слушать никаких объяснений. Или не воспринимал никаких попыток объясниться. Донхэ потребовалось время на то, чтобы обдумать свои слова. Он строил разговор от и до, мысленно отвечал на возможные вопросы, хотя прекрасно понимал, что все пойдет не так, как он задумывал. С самого первого слова. С самого первого жеста. Хекдже не поднял голову, когда услышал шаги. Только сильнее сжал кружку в руках. Он наверняка замерз, потому что сидел в одной майке и растянутых тренировочных штанах, и Донхэ, взяв со стула безразмерную толстовку, накинул ее ему на плечи. Хекдже вздрогнул и опустил голову еще ниже. Донхэ наклонился и легко прикоснулся губами к его виску. Целовать Хекдже как-то быстро и незаметно стало привычкой. Самой приятной в жизни. Донхэ целовал его перед сном. Целовал по утрам. Целовал вместо ответа на какие-то тяжелые вопросы. Целовал, когда не знал, как еще выразить свои чувства. Зарывался пальцами в волосы, нежно проводил ладонью по щеке, обводил большим пальцем линию губ. И целовал. Так, будто в этом заключался весь смысл его жизни. В такие моменты приятно щемило в груди. Сердце начинало биться быстрее, вырабатывая новую порцию чувств. А когда Хекдже отвечал на поцелуи, это было похоже на эйфорию. Но сейчас он никак не реагировал. Даже когда Донхэ обнял его за шею и притянул к себе. Все шло не так. Когда Донхэ представлял себе этот разговор, Хекдже в его мыслях либо отказывался слушать совсем, либо проявлял хоть какую-то заинтересованность. Но не смотрел в одну точку бессмысленным взглядом. Донхэ не знал, что он чувствовал. Даже не мог представить. Поэтому никак не получалось начать разговор. - Послушай… Донхэ замолчал. Тишина начинала давить. - Слушаю, - негромко отозвался Хекдже. И от его голоса почему-то становилось больно. Донхэ нехотя отстранился и сел на стул напротив. Хекдже пошевелился. Отодвинул от себя кружку, закутался в толстовку. И, наконец, посмотрел ему в глаза. У Хекдже всегда были грустные глаза. Донхэ привык. Но сейчас он почти задыхался от той обреченности, которая была во взгляде. В нем отпечатались все годы, проведенные в тюрьме. - Ты не виноват, - сказал Донхэ едва слышно. - Что? Для того чтобы повторить это, убедив самого себя, потребовалось неожиданно много сил. Но Донхэ смог. - Ты не виноват. Ты ни в чем не виноват. Ты не был виноват с самого начала. Ты не виноват в том, что случилось со мной. Ты не виноват в том, что случилось с тобой. И с каждым словом становилось легче. Будто кто-то невидимый постепенно снимал огромные камни с души, обеспечивая доступ к кислороду. Хекдже не ответил и отвел взгляд. - Я не тот человек, с которым ты можешь быть счастлив, - помедлив, сказал он. – Я понимаю, почему ты хочешь уехать и… - Не понимаешь, - выдохнул Донхэ. Хекдже действительно не понимал, если винил во всем себя. Донхэ осознал, что у него совершенно нет правильных слов, чтобы объяснить это. Но заканчивать разговор так не хотелось. - Рай начинается за углом. Обреченность в глазах сменилась непониманием. - Рай, - повторил Донхэ. – За углом. Я всю жизнь боялся пропустить нужный поворот. Думал, что попасть в рай – это самое главное. Не знал, что любой рай – это жизнь. Какой бы она ни была, она самая лучшая, пока она у тебя есть. Хекдже не понимал. Или понимал, но чувство вины было таким сильным, что не пропускало осознание. Он так привык винить себя во всем, что перестал замечать самое главное. - Я уезжаю не навсегда, - продолжил Донхэ. – Я хочу вернуться домой ненадолго, чтобы что-то для себя решить. Что-то в себе изменить. Может быть, стать сильнее. Может быть, найти себя. Я возвращаюсь сюда не потому, что хочу стать счастливым. Я хочу вернуться счастливым. Хочу, чтобы ты был счастлив рядом со мной. Хекдже не понимал. Или не хотел понимать. Донхэ поднялся из-за стола и, взяв Хекдже за руку, потянул на себя, заставляя встать. Придвинулся вплотную, так, чтобы не видеть ничего, кроме его лица. Так, чтобы попробовать отразить в глазах все, что творилось в сердце. - Если мой рай не рядом с тобой, то его нет нигде. Кто-то мог жить с одним, спать с другим, хотеть третьего, боготворить четвертого и любить пятого. И этого хватает только на то, чтобы чувствовать себя живым. А кому-то… Кому-то хватало одного человека. Кому-то хватало одного человека, чтобы по-настоящему чувствовать. И быть счастливым.