Хишин.
Двадцатипятилетие — серьёзный повод для организации вечеринки, потому что это своего рода юбилей и этакий рубеж. Всё-таки отныне становишься ближе к тридцати годам, а данное обстоятельство что-то да значит. По крайней мере, ребяческое поведение и некая легкомысленность теперь уже полноценно взрослому человеку чужды — так должно быть. Чонин тяжело вздыхает, продолжая сидеть в углу дивана и откровенно скучать. Ян до конца не мог понять, что вообще здесь забыл и почему не ушёл ещё полчаса назад, когда девушка с длинными светлыми волосами (имя которой тут же вылетело из головы, когда она представлялась) предупредила всех о том, что ей пора домой. Кажется, у неё в семье случилось несчастье: на младшего брата напала то ли собака, то ли сумасшедший. Безумный мир. Чокнутые свободно ходят среди нормальных людей и кусают их. Даже бродячие собаки в большей мере пугливые или приветливые — единицы злые. Ян не знает эту девушку так хорошо, чтобы о ней думать, но надеется, что с её братом всё будет в порядке. С прошлого понедельника по телевизору начали говорить о том, что появилась новая форма бешенства или что-то наподобие. Чонин редко слушал новости, но тот выпуск запомнил хорошо (да и в интернете выскакивали статьи на данную тему). Якобы вирус передавался через грызунов более крупным домашним животным, поэтому после нескольких таких случаев в столице и больших городах начали крутить одно и то же по тв и на радиостанциях: «При недомогании срочно обращаться к врачу и изолироваться от близких вам людей. Берегите себя». Но где Сеул, а где их небольшой Хишин? Население в десять тысяч человек и приличное расстояние от «цивилизации» почти что исключают такую ситуацию здесь. Чанбин родился практически в идеальный день и месяц, ведь классно и отчасти полезно перед началом учёбы в университете неплохо расслабиться. Но Чонин ощущает себя полностью лишним, потому что всем присутствующим не меньше двадцати трёх лет; ну и куда ему со своими девятнадцатью годами? Чанбин всего лишь один из лучших друзей его двоюродного брата Минхо — пустяки, дело житейское. Однако Ян чётко осознаёт, что находится не на своём месте. Наверное, стоило остаться дома или поклеить обои в общежитии вместе с будущим соседом, потому что нынешние все замызганные и пахнут почему-то сигаретами. Впрочем, сам сосед ничуть не лучше. Похож на типичного бабника и любителя устраивать посиделки. Чонин не прочь повеселиться, но одного раза в месяц достаточно, чтобы не повлияло на успеваемость и не испортилась репутация. Вот-вот начнётся учёба. Первый курс, студенческие заботы и суровые будни в общаге — отстой полный. Из знакомых здесь только несколько: виновник торжества, Бан Чан (с ним, кажется, Минхо и Чанбин учились в старшей школе) и Ким Сынмин. Последний вот-вот должен выпуститься в грядущем году из университета, но каким-то образом он умудрился подружиться с ними всеми. Честно говоря, Мин не вписывается в эту компанию ровно настолько же, насколько не подходит и никогда не подойдёт сюда Чонин. Но в отличие от него, превозмогая природное стеснение, Сынмин нашёл себе в качестве собеседницы девушку с синими короткими волосами. Они болтают уже около четверти часа на кухне, и Чонин не знает её имени. Сбоку от Яна разве что пьяный вдрызг парень, вливавший в себя не так давно стопку за стопкой, и разделяющий их плюшевый медведь. И непонятно кто выглядит лучше: спящий человек, от которого разит алкоголем, или игрушка с отсутствующим ухом и выцветшим (не) красным бантом? Вопрос, разумеется, спорный. Родители Чонина сейчас должны быть где-то над Атлантическим океаном. Папе как обычно дали отпуск спонтанно, а мама не менее неожиданно решила купить билеты. Чонин остался (пусть и очень хотел отправиться с ними), потому что им необходимо было побыть наедине после, слава Богу, несостоявшегося развода. Попытаться начать сначала и устроить что-то вроде медового месяца отличное решение. К чёрту его желание путешествовать, ведь самое важное сейчас — это сохранить хрупкую семейную идиллию. Самолёт вылетел из аэропорта уже давно. — Ты чего тухнешь? — брат садится на место медведя, а сам сажает игрушку на колени. — Если выпьешь, то я не расскажу твоим предкам. Расслабляйся, мелкий. Чонин неловко улыбается, стараясь говорить мягче, чтобы никого не обидеть. Никто не виноват в том, что он ощущает себя пятым колесом или типа того. Это праздник в честь Чанбина, так пусть же всем будет весело и без участия Яна — всё равно не отличить, а есть он или нет его. Домой бы сейчас. Пиццу с ананасами, салями и суши Чонин терпеть не может, а в холодильнике завалялась пачка рыбных палочек. Ужин окажется поздним, но не страшно. — Думаю, я просто устал. Пойду-ка я домой. — Слушай, — Ли вздыхает, потирая лоб, — просто подожди ещё минут двадцать, окей? Вызовем такси и поедем все вместе: ты, я, Чан и Сынмин. А остальные тогда сами разберутся. — Хорошо.***
Минхо вызывает такси к восьми часам, но машина подъезжает лишь к половине девятого. Водитель объяснил своё опоздание по телефону тем, что на главной дороге случилась какая-то жуткая авария. Фура въехала в бензовоз, а тот на полном ходу снёс две легковые машины и вылетел на встречную полосу. На место прибыли пожарные и медики, но вряд ли в скором времени движение возобновится. Чонин сперва начал думать, что ему жутко не везёт сегодня, но потом его осенило: «Чёрт возьми, кого-то укусила собака, а кто-то умер. К чему ты сидишь в полном здравии и бормочешь про себя о том, какой ты неудачник?». Стало до дрожи стыдно, а потому Ян не проронил ни слова, смиренно дожидаясь старших. Чанбин и три человека, включая подругу Сынмина, решили ещё посидеть. Со, конечно, не придётся тратить время на дорогу домой, но вот мотивы остальных немного смущают. Можно было напроситься переночевать, однако Чонин готов был поклясться, что тот самый пьяный парень говорил, мол, у него кот не накормлен. Ян мотает головой, запрещая себе думать дальше. Не его это дело, что коту придётся либо выходить (если есть такая возможность) на улицу и искать там еду, либо дожидаться нерадивого хозяина. — Мы идём уже или нет? Когда злится, Мин становится удивительно милым и чересчур «плюшевым». Чонин видит его не так часто, но может с уверенностью сказать, что и одежда у Сынмина как и его аура — нежная, мягкая. Хён любит толстовки, свободные джинсы и удобные на вид брюки, носит кроссовки. И никогда (буквально ни разу в жизни) он не надевал кожаные штаны или куртки; исключением являлась обувь, но не грубая. Ким Сынмин тоже мало подходит под «интерьер», и от этой мысли Чонину становится лучше. — Да всё уже, пошли, — Чан зачем-то берёт под мышку упаковку яблочного сока и надевает ботинки. Минхо, чуть пошатываясь, завязывает шнурки и почему-то закатывает глаза на слова товарища. — Бро, мы отчаливаем. Закрой за нами. Не дожидаясь ответа, они друг за другом выходят из квартиры. Чанбин живёт на втором из трёх возможных этажей, но путь по лестнице кажется очень долгим. Мин придерживает дверь и, смерив Минхо суровым взглядом, фыркает. Чонин давно знал, что Сынмин оказался среди парней чисто случайно. Кажется, именно брат познакомил его с другими, зато потом их отношения ухудшились. Ян понятия не имел, в чём была причина и в курсе ли остальные, однако только по разговорам стало ясно: что-то изменилось. Чан садится на переднее сидение. Чонин занимает место прямо за водителем, Мин посредине. Ну а брат, еле-еле втискиваясь за Баном (из-за выпитого), тихо матерится сквозь зубы и просит Сынмина чуточку подвинуться. — Знаешь, надо было заказывать две машины, — говорит Ким, но всё-таки жмётся к младшему. — Надо. В следующий раз так и сделаю, Мин-а.***
Тишина угнетающая. Ни музыки, ни каких-либо бесед о пробках, политике или ещё о чём-то. И если бы Минхо внезапно не начал говорить, то эта поездка точно стала бы самой неловкой в жизни Чонина. Без исключений. — Нормально вообще… Чонин заинтересованно поворачивает голову в сторону старшего, но первым вопрос задаёт Чан: — Что? — Мне тут приятель из Пусана написал, что им запретили выходить на улицу. Мол, об этом объявили по всем каналам, а ещё вертолёты всюду летают и полицейские сирены слышны. Я-я ничего не понимаю… этот придурок несёт какую-то херню про военных. — А с чего бы такой кипиш? Крупный пожар и всех экстренно эвакуируют? Минхо быстро проводит пальцем по дисплею, словно ищет что-то в переписке. Ли хмурит брови и становится ещё серьёзнее на вид, чем он есть на самом деле. Даже Сынмин — это видно — косится в его телефон, чтобы разглядеть написанное. Чонин не может не заметить, что водитель с интересом слушает их разговор. Он сталкивается с мужчиной взглядами в зеркале заднего вида и тут же опускает голову. Зрительный контакт никогда не нравился, хотя очень робким Ян себя бы не сумел назвать. Таксист, наконец, подаёт голос: — У меня дочь работает в больнице, в Сеуле, — уточняет он, — звонила сегодня днём и сказала, что к ним поступили человек пятнадцать с укусами и повышенной температурой. Одному пациенту сделали томографию и обнаружили нечто странное. С мозгом. Мужчина сворачивает на окружную трассу. Если авария действительно настолько серьёзная и жуткая, то это будет самый короткий путь в нужную часть города. Чонин слушает их со скуки, потому что вид из окна не очень — один лес и таблички с указателями. — Вы про бешенство, да? — Чан широко зевает. — Да, именно. У укушенных, оказывается, происходят какие-то необратимые процессы, но никто не может выявить причину. Думаю, что либо сегодня, либо завтра позвоню дочери и узнаю об этом подробнее. — Я не знаю, что там творится в больницах, но друг пишет, что по всем каналам передают… — пауза на несколько секунд. Минхо становится мрачнее тучи. — Что передают? — Блять, хуйня полная, — не сдерживается брат и тянется к водителю. — Мне кажется, что этот придурок обкурился чем-то. Не могли бы вы включить радио? — Конечно, минуту. Поворот на узкую дорогу вдоль реки — мужчина не ленится включить поворотник, хотя позади и впереди нет ни одной машины. Одной рукой таксист пытается поймать волну, которая будет чётко звучать. Чонин мысленно отсчитывает десять минут до начала «второго куска» города. Люди, которые строили Хишин, были либо безбожно пьяны, либо имели проблемы с головой. Потому что только так можно объяснить причину, по которой он условно разделён на две части, а между ними расстояние в пять километров (по короткому пути, разумеется). Радио неприятно шипит. Чонин начинает считать дубовые деревья на обочине. — Этот придурок написал, что видел из окна, как в человека полицейские выпустили по меньшей мере десять пуль — в грудь, ноги. А этот мужик встал и пошёл как ни в чём не бывало. Раз. Два. Три. — Похоже, ваш друг тот ещё фантазёр, — говорит водитель. Всё также нет сигнала. Четыре. Пять. — Ага, даже… — Осторожно! Там человек! Визг тормозов — машина пробивает отбойник и летит в кювет. Чонин успевает понять, что такси трижды переворачивается, а затем летит прямиком в дерево. Ян крепко зажмуривается, держась за ручку двери с такой силой, что кажется будто бы пластик вот-вот раскрошится в ладони. Вспышка. А дальше темнота.***
Кунсон.
— Слушай, Джугён, — парень одной рукой поправляет галстук. — Я не могу с тобой сегодня встретиться. Чжинхван заметно нервничает и поглядывает на часы. С самого утра по какой-то причине не было света, поэтому многие вещи Ким не успел сделать. Завтрак не приготовить, бриться только станком, а рубашку не погладить — отвратительное начало дня. Для полного счастья не хватает разве что ссоры с (почти) бывшей девушкой. Впрочем, Джугён бессмысленно что-либо объяснять. Если она вбила себе что-то в голову, то легче бросить трубку или положить телефон на стол без громкой связи — пускай тараторит в пустоту. — Я тебе в который раз говорю, что приду поздно, поэтому ни о какой встрече речи быть не может. Всё, я больше могу говорить. Чжинхван облегчённо выдыхает, когда нажимает «отбой». Парень только тянется к кружке, как со стороны гостиной раздаётся грохот и, скорее всего, разбивается окно. Ким испуганно вздрагивает и упирается копчиком в столешницу. Дальше — жуткие женские крики и сигнализация машины; кто-то точно забирается к нему в дом средь бела дня. Чжинхван не знает, зачем берет нож, однако параллельно набрать номер полиции — правильно. Он практически на цыпочках движется в нужную сторону и прижимает телефон к уху. Сейчас это не совсем верное решение, но на кону, возможно, чья-то жизнь. — Эй, кто здесь?! Я вызываю полицию! Звуки борьбы. Снова крик и стуки во входную дверь. Нутро сжимается от страха. Ким никогда не считал себя трусом, но от этого не по себе. Умереть в пятницу он не планировал, а уж тем более в двадцать восемь лет — вся жизнь ещё впереди. Несколько шагов и перед глазами возникает жуткая картина. Чжинхван видит, как человек без кожи на одной половине лица и с окровавленной одеждой норовит укусить (?) девушку за шею. Блондинка отчаянно пытается держать это на расстоянии вытянутой руки и истошно кричит. — Помогите! Господи, помогите мне! Парень крепче сжимает рукоятку и на трясущихся ногах подходит ближе. С такой раной не нападают на других, с таким лицом не живут вовсе. Не-во-змо-жно. Ким втыкает нож в спину незнакомцу, но не происходит ничего. Человек даже не шелохнулся и не закричал от боли — ни звука. Зато девушка вновь умоляет спасти её, плачет и вопит, а Чжинхван смотрит невидящим взглядом и не может поверить в происходящее. По телевизору говорили про бешенство, но не упомянули о том, что оно приводит к этому. — Пожалуйста! Те же самые звуки уже и на улице — настоящий ад. В их маленьком городке подобного никогда не случалось, потому что здесь всегда жили миролюбивые люди. За последние пять лет ни одного убийства или особо тяжкого преступления — лишь мелкие кражи и пьяные драки. Самое время просыпаться.