***
— Мне очень жаль. Мать Сынван понимает всё без слов — стопка с вещами падает на пол так, как будто бы она весит не меньше тонны. Каждый в комнате замер, и Феликс, держащий в руке миску с хлопьями (разумеется, без молока) даже перестаёт жевать. Чонину не приходилось терять близкого человека. Бабушки и дедушки умерли либо до его рождения, либо когда он был совсем маленьким и ещё не мог понять, что же произошло, и почему родители грустили. А после начала апокалипсиса он жил фактически в неведении, потому что наверняка не знал: живы ли они, обратились ли они. Кто бы что ни говорил, а правда не всегда нужна людям. — Что? Иванка хватает губами воздух и медленно оседает на пол, держась на грудь. Чо сперва порывается подойти к жене, а потом переводит безумный взгляд на Чонина. Так смотрят сумасшедшие люди — чокнутые, готовые не просто убить, а растерзать. Ян машинально пятится назад и невольно «заваливается» на плечо брата, подсознательно надеясь на защиту. Всё-таки Минхо спасал Чонина не меньше раз, чем Хёнджин. Чего только стоит машина такси и обратившийся водитель, грозившийся вот-вот укусить прямо за лицо. Чужая засохшая кровь неприятно натягивает кожу, а одежда похожа на половую тряпку, которой пытались вытереть следы преступления на скотобойне или типа того. Трудно себе представить, как всё это оттирать, ведь в их распоряжении только влажные и бумажные салфетки. — Это вы виноваты, — рычит Чо и делает шаг навстречу. — Это вы убили мою Сынван!.. — Ходячих было слишком много. Никто не виноват. Рассвирепевший мужчина хватает с маленького столика статуэтку в виде слона и нервно бросается из одной стороны гостиной в другую. Мин как можно аккуратнее подходит к Ликсу и пытается взять его за руку, чтобы увести, судя по его испуганному лицу, в комнату. Чонин видит отчётливо — этот человек вот-вот кого-то убьёт. Если не «виноватых», то сделает это с Плюшевым хёном или школьником. Ян готов дать ему сдачи или увернуться, если придётся, лишь бы их не тронул. Хёнджин говорил иносказательно, но его слов было достаточно, чтобы перестать недооценивать мужчину в возрасте. — Стой, где стоишь, — предупреждает Минхо. Когда у него такой голос, то не жди ничего хорошего, потому что злой брат — плохой и опасный брат. — Ах, ты!.. Выстрел. Чонин не помнил, когда отдал брату пистолет. Отрезок времени от выхода из магазина и до пожарной лестницы к квартире вообще не отложился в памяти младшего, словно это как во сне — переместился из одного места в другое — мгновение. Пуля проходит навылет через глаз Чо. Мужчина не сразу падает, и проклятая секунда, тянущаяся вечность, убивает все звуки. Словно комната находится в вакууме, и становится не так уж и важно, что выстрел привлечёт к дому мертвецов (если, конечно, они сумеют понять, откуда он донёсся). Вот и всё — сказочке конец. Многие вопросы остались без ответов.***
день спустя.
— Как тебя зовут? Настоящее имя, а не то, которым ты представился Чонину. Ян тут же дует губы и выглядит по-настоящему обиженным. Ни для кого не секрет, что старший брат всё ещё считает его ребёнком (который, как выяснилось, в условиях апокалипсиса думает далеко не по-детски). Мин предчувствует, что в скором времени на данной почве между ними возникнет ссора — слишком много напряжения. Как милый младший так быстро привык? Как переборол страх, отвращение? Среди них он единственный человек, который умеет подстраиваться под изменяющиеся обстоятельства и (вроде бы) не лишаться при этом рассудка. — Хван Хёнджин. Очень приятно, ага. Сынмин обнимает себя одной рукой за плечо и стоит в сторонке, наблюдая за тем самым парнем, про которого рассказывали ребята. Ким не видел его до этого ни разу в жизни, быть может, и к лучшему. Однако, если этот «акробат» в действительности вредит людям и может навредить им, то тогда почему он сидит здесь и хрустит крекерами как ни в чём не бывало? Мину плохо. Если со смертью Чана и Джисона разум словно погрузился в стадию анабиоза, то сейчас всё иначе. Весь мир сузился до одного города, который кишит мертвецами и опасными выходцами из тюрьмы (как недавно выяснилось), а у него сломана рука и полное незнание того, как бы выбраться из Кунсона. После того, как Минхо застрелил Чо, а у Иванки случился сердечный приступ, Мин не был уверен, что не будет видеть его во снах (впрочем, жену и дочь тоже). Целая семья погибла в один день, а никому нет дела, и никто о них не беспокоится — канули в небытие. Что вокруг происходит? Страх порождает жестокость, жестокость либо остаётся, либо превращается в безграничное чувство вины. И младшему отчего-то кажется, что в Ли останется и то, и то. Минхо всегда был лучше, чем казался, но в разы хуже, чем представляешь себе; однако ему зов совести совсем не чужд. Хочется проснуться в общежитии под грохот из-за стены и смотреть в потолок с разводами от прошлогоднего потопа. Только фактически потеряв работоспособность руки, Мин наконец-то понял, что жил очень хорошо. Да, у него не было родителей и постоянно не хватало денег, но он находился в статусе «почти что счастлив». Потому что на планете по-любому существовали более бедные, одинокие и брошенные люди; запертые в собственном теле инвалиды, которые не могут ни сказать, ни показать что-то. «Что имеем — не храним», — людской девиз. — Сколько людей ты убил? Голос старшего кажется чужим. Мин невольно косится на задумчивого Ликса и понимает, что обратный процесс пошёл. Сходи с ума и сдавайся или борись так же, как окружающие, — вот и весь выбор. Феликс повзрослел не тогда, когда в автобусе началось безумие, не после потери друга, — сегодня. Мин лелеет надежду когда-нибудь вновь увидеть Минга и Рэй. Они и дня вместе не провели, но отпечатались в памяти, наверное, навсегда. Удивительно ведь, что в «стрессовых» ситуациях мозг забивает на врождённую робость и небольшие проблемы с доверием, сходу привязывая к кому-то. Хёнджин выглядит как тот, кто знает своё дело. Есть в нём что-то, что заставляет вспомнить военного, спасшего Мину жизнь. Но, разумеется, внутренне они разные. По крайней мере, Минг не пытался убить в первую встречу его друзей (в отличие от поведения Хвана), а спас. — Это пробы в клуб черлидирш или что? Спросил бы ещё о том, сколько у меня сантиметров член и какой из телепузиков мне нравится больше, — Хёнджин закидывает крошки с ладони себе в рот и смотрит на Ли таким взглядом, как будто для него жутко утомителен данный разговор. — Я спрашиваю серьёзно, поэтому отвечай честно. Сколько? — старший начинает раздражаться. Ещё бы. Сынмин убеждён: этот человек совершал убийства и после не почувствовал ничего. Мину всегда казалось, что чувство вины и самокопание в конце обязательно должны довести любого до раскаяния (или до суицида). Разумеется, нормального человека, а не больного на голову психа. — Тридцать семь. — Живых, не ходячих, — уточняет Чонин, смотря прямо в глаза. Его брат втягивает носом воздух так шумно, что можно не гадать — на грани уже. Хёнджин цокает. — Окей, тогда пять. Странно другое — Ким Сынмин не проронил ни слезинки, хотя раньше бы долго оплакивал каждого умершего. Ведь от равнодушия не было пока ничего хорошего, а поощрение данного чувства неправильно со всех точек зрения. Но ему почему-то не жаль Чо. — Так много?! — восклицает Феликс и хмурится, при этом раздумывая о чём-то своём и находясь здесь и сейчас будто бы наполовину. — Они этого заслужили. Открою секрет: нормального, блять, мира больше нет. Если хочешь жить, то надо бороться. Потому что я вот не умею выплёвывать пули и существовать с дырой в башке. — Что эти люди сделали? Хван морщится и поднимается с дивана. Ледоруб с его коленей автоматически перемещается в правую руку, и Мин невольно делает шаг назад, упираясь лопатками в стену. Напрягаются все, пожалуй, кроме Чонина. Когда эти двое так сблизились, что Хван пришёл по его просьбе? Точнее, если углубляться, как Чонину удалось заставить его выйти на крышу соседнего дома, а потом спуститься к ним? Магия или что? Если парень взаправду помог младшему и всё то, что он говорит, является правдой, тогда это совсем другое дело. Такие «прокаченные» люди необходимы их группе, которая постоянно уменьшается. Мин до сих пор помнит о том, что со своей рукой практически бесполезный участник и лишний рот. — Пытались навредить мне. Разве не очевидно? — Как? — на этот раз вопрос задаёт Феликс. Его лицо бледнее обычного, а веснушки похожи на шоколадную крошку. Будто нехотя, он садится обратно. — Когда мертвецы повылезали со всех щелей, то более ушлые объединились в группы — началась борьба за оружие и продукты, драки до полусмерти. В конце концов, дошло вплоть до того, что за медикаменты начали убивать. Оказывается, — ухмылка, — болезни в некоторых случаях убьют раньше, чем тебя сожрут. Людям хватило примерно трёх дней, чтобы понять, что хуй их кто спасёт. Так что все стали жопу рвать исключительно ради себя. Сынмин до сих пор помнит Реука, оставившего его и Чана на заправке. Доктор украл машину и позорно сбежал, бросив их хотя бы с небольшим количеством продуктов и в здании (спасибо, что не улице, кишащей десятками ходячих). — А нас ты за что хотел грохнуть? Тебе мы не вредили. — Я был уверен, что вы из таких же. Не обессудьте. Минхо потирает пальцами виски и прикрывает глаза. Родственник и чёртов акробат с каждым днём становятся всё более похожими друг на друга хотя бы тем, как относятся к порядку в новом мире. Но Ли тоже не может осуждать или ещё что — сам готов убить, если потребуется; ради своих людей. Убил уже. — Ладно, проехали, — устало выдыхает он. — Ты сказал Чонину, что в полицейском участке есть оружие. Мы сможем его достать? Хван отрицательно качает головой. — Поправочка: оружие было. Зэки не такие уж идиоты и наверняка забрали всё, потому что возможности у них есть. Гиблое дело — нужно искать машину и сваливать. Жутко хочется сказать: «Давайте, ребята, двинемся на юг. Если Минг так решил, то и нам нужно туда. Он военный, он многое понимает и знает». Однако Мин продолжает молча наблюдать за происходящим и ждёт решения Минхо. Несмотря на какие-то личные обиды и (отчасти) претензии, никого другого на месте негласного лидера представить нельзя. Чонин ещё слишком молод и готов рисковать, даже когда это не то чтобы очень и требуется. Новый знакомый — стопроцентный одиночка, который наверняка покинет их при первой же возможности, а Ликс вообще плывёт по течению. — И что мы будем делать? Вопросы Феликса к месту и прямо в цель. Сынмин тоже не понимает, что будет дальше.***
Хёнджин раскладывает карту с пометками, сделанными красным маркером, на кухонном столе. Здесь Сеул и ближайшие населённые пункты от него в радиусе ста пятидесяти километров. — Итак, — Хван упирается одной ладонью в правый верхний угол, а другой закрывает область, на которой обозначена столица, — вариантов у нас не слишком много. Ян тянет шею и пытается прочитать те самые пометки, но понять ничего не может. «С», «Л», знаки вопроса и стрелочки разбросаны на местности, а никаких обозначений нет. Чонин изначально догадывался о том, что Хёнджин более подготовлен к апокалипсису, чем кто-либо из знакомых. Но всё равно старший умудряется удивлять. Ведь Ян понятия не имеет о других местах, которые могут быть жутко опасны, о способах «ускользнуть» от ходячих. Было бы слишком обидно, если бы Хван не сумел выбраться из магазина и умер. — Что это? — первым спрашивает Минхо, показывая на одну из букв. — «С» — это означает, что там стая. Если вы не заметили или до сих пор не поняли, эти твари сбиваются вместе и движутся в одном направлении. Три дня назад они шли из Шэгона в сторону Сеула. Около тридцати голов. — Но их ведь могло стать больше? — Да, по моим предположениям так и есть. Думаю, что к концу осени стая перевалит за тысячу. В столице слишком много мертвецов, а жрать им больше нечего. Страшно себе представить эту изуродованную армию — голодные, омерзительно пахнущие, бесстрашные. Им не нужна передышка или сон — они могут идти день и ночь в поисках добычи, и Чонину меньше всего на свете хотелось бы нарваться на таких. Шансы выжить нулевые даже с маскировкой, потому что рано или поздно ты не выдержишь и с тобой случится то же, что и с Сынван. Девушку всё-таки жаль. Совсем немного, но жаль. Она была довольно смелой и готовой рисковать своей жизнью — это дорогого стоило. — Значит, нужно валить вглубь страны, — заключает брат, а после тычет на «Л». — Здесь у нас?.. — Лагерь выживших. Вчера и сегодня никто не выходил в эфир, так что я не уверен в том, что стоит рассчитывать на него. В Сеуле тоже якобы было безопасно, а результат вы видели. — Откуда ты обо всём этом знаешь? Почему-то после данного вопроса все присутствующие сразу же смотрят на Чонина, а взгляды читаемые далеко не у всех. Ян поначалу даже теряется от такого обильного внимания и поджимает губы, опустив голову. В школьные времена он не особо-то любил выходить к доске и отвечать перед целым классом, если не был уверен в своих знаниях. В принципе, Чонин считает себя не таким уж и робким человеком (чего одни убийства мертвецов стоят — промедление сродни смерти), но грани есть. — Я включал радио. Теперь нельзя ни черта поймать. Ну а карта, — он неопределённо ведёт головой, — досталась мне от одного моего знакомого. И предугадывая очередное «откуда» и «почему», я отвечу сразу. Он был заражён, но много чего знал, поэтому я пытался найти для него лекарства, чтобы вылечить после укуса взамен на помощь… — Укусы не лечатся. Хван фыркает. — …и ледоруб, радио и карта раньше принадлежали ему. Уже знаю, спасибо. Чонин готов поверить в сказанное старшим лишь процентов на девяносто. Потому что обычный человек не сумеет настолько ловко взбираться с помощью ледоруба на крыши, спускаться с них. Он слишком ловкий для обычного человека; такого, как Ян. Хёнджин, скорее всего, ведёт свою игру. Младший не понимает его мотивов и не знает, что у него творится на уме, поэтому старается подмечать любые факты, вслушиваться в каждое его слово — важно. — Предлагаю двигаться по А-103, а после свернуть на М-1. Там должны быть небольшие поселения, так что первое время можем обосноваться — найдём пустой дом, может, нормальных людей. Некоторые до сих пор занимаются фермерством… — Сто километров, — скептично выгибает бровь Хёнджин. — Бензина в колымаге Чо не хватит. К тому же скоро начнёт холодать — жрать захочется больше и нужны лекарства. Да и ваш миленький товарищ с переломом, кстати, нуждается в витаминчиках. Теперь неловко становится уже Плюшевому хёну.