Чонин практически не смотрит вперёд — всё и так размыто.
Он ушёл. Пожал плечами и просто развернулся в сторону дороги (предположительно, но младший не будет утверждать наверняка, потому что не всматривался), не сказав ни слова. Как же клёво жить и не беспокоиться ни о ком, кроме себя. Все твои заботы сводятся к одному — я, я, я.
Он действительно в некоторой степени завидует Хёнджину. Не обременённый никакими родственными и дружескими узами Хван свободен ото всех оков. Хотя, исходя из всего случившегося, возникает тот же вопрос: зачем?
Помощь в магазинах, треклятые медикаменты и показанная карта с пометками — дальновидность или «человечные» порывы, взявшиеся из ниоткуда? Скорее всего, одно из зеркал дало о себе знать.
Чонину до слёз обидно. Разрываясь между долгом и благодарностью по отношению к ребятам, и ненормальным влечением к старшему, он, кажется, выбрал единственный правильный вариант. Вот только легче после этого не становится, а злоба сдавливает нутро.
Хочется убить кого-нибудь, уничтожить что-нибудь.
Ян переступает через поваленное дерево и специально сшибает кроссовком гриб. Мама и папа учили ставить себя на место людей и пытаться понять их мотивы, чтобы не делать поспешные выводы и проанализировать ситуацию. Однако они не подозревали в те моменты, что нынешние люди действуют на банальных инстинктах выживания и готовы в прямом смысле идти по головам, дабы не стать ходячим мертвецом.
Она появляется из-за толстого ствола сосны и сразу же протягивает руки с длинными грязными ногтями, хрипя. Одета то ли в прозрачную ночнушку, то ли бельё для ролевых игр (Чонин в этом не шарит от слова совсем, потому что он смотрел, грубо говоря, на члены), а светлые волосы спутаны в непонятый ком, в котором застряли мелкие веточки и иголки. Вполне вероятно, что женщина была укушена ночью или поздним вечером, когда ждала мужа с работы.
Может, у них были дети или белая собака крупной породы. Может, она встречалась с любовником якобы находящимся в командировке.
Чонину плевать — втыкает нож в глазницу и спокойно переступает через труп. Мёртвые живее не станут, а чужие истории канули в Лету. Так что Ян будет убивать их и не чувствовать ничего, потому что жизни некогда людей — ничто.
«Я бы осмотрел её. Вдруг что-нибудь интересное найдётся?».
Чонин проходит мимо
этого Хёнджина и сжимает нож в руке сильнее. В чокнутом мире проще простого стать таким же чокнутым, но вряд ли галлюцинации должны принимать образ парня, с которым ты расстался минут десять назад. Тем более, если быть честным с самим собой, для подобной хуйни обязана быть подоплёка.
«Да брось, игнорировать меня не лучшая затея».
— Уж как-нибудь постараюсь, — рычит младший и целенаправленно топает к небольшой горе — менее крутой и опасной. Как раз удастся спуститься к ферме с задней стороны дома.
Солнце начинает садиться и в лесу становится темнее. Один особенно яркий луч пробирается сквозь мощные кроны, но и его уже мало. Меньше чем через полтора часа точно будет не обойтись без фонарика, и Чонин без особого страха надеется на то, что не случится никакой непредвиденной херни. Не об этом он мечтал, напросившись к Хёнджину.
А хотел ли старший вообще брать его с собой или придумывал по ходу, потому что Чонин привязался?
«Ску-у-ука… Малыш, я же в твоей очаровательной голове, а не наяву. Ты можешь свалить хоть на Аляску или в тропические леса налаживать связь с обезьянами — не поможет», — теперь он идёт в ногу и картинно дует губы.
— За-мол-чи.
«Причинно-следственная связь, цепочка событий… Не заставляй меня опять разжёвывать и класть тебе в рот. Ты знаешь, почему видишь меня и, — он делает такое лицо, как будто бы сам удивляется своим словам, — слышишь?.. Ох, блять! Да я же типа твоей мокрой мечты! Чёрт возьми, парень, будь я бабой, то раздвинул бы перед тобой ноги тотчас!».
Приходится остановиться и заткнуть себе уши, зажмурившись до ярких точек. Чонин не знает, сколько времени проходит, но когда открывает глаза, то рядом никого. Что настоящий, что Хёнджин-в-голове — оба ушли.
Территория фермы, огороженная не таким уж крепким забором, колоссальная. Чонин легко перелезает в промежутке между двумя досками, и фактически проникает «внутрь». Возле входной двери горит фонарь — значит, свет у этих людей есть — а на пороге уже ожидает брат и ещё один человек.
Какая-то часть Яна противится каждому шагу, сделанному по направлению к родственнику, друзьям. Чонину хочется вернуться обратно, попытаться доказать свою правоту старшему и, возможно, уговорить его не совершать глупости. Даже если кто-то из членов группы ему не нравится, стоит потерпеть во имя выживания и… людей? В любом случае, по мнению младшего, Хёнджин сильно поспешил с побегом.
Пожалуйста, вернись.
— Ты в норме? Это мой двоюродный брат, — Минхо говорит уже с пожилым мужчиной, кладя ладонь на его плечо. — Я рассказывал о нём… А где Хёнджин?
Брат выглядит обеспокоенным, а дедушка рядом с ним сперва окидывает скептичным взглядом, чтобы после представиться. Чонин кивает, протягивая ладонь для рукопожатия, и мямлит что-то в ответ мужчине. Либо имя и фамилию, либо «спасибо, что помогаете» — не суть.
Про Хёнджина самое честное: «Не знаю, хён». И плевать на последующие расспросы наедине и отчаянные попытки Минхо выпытать правду.
Здесь хорошо. Здесь нет мертвецов (заблудшая женщина в лесу не считается). Они бы могли нормально жить со всеми, а не постоянно находиться в пути и неведении. И тогда, быть может, через несколько недель или, если бы повезло, месяцев, Хван и сам бы согласился остаться.
Что у Хёнджина на уме в эту секунду? Ушёл ли он достаточно далеко, чтобы не блуждать среди сосен в кромешной темноте? Где он собирается ночевать?
Людей в доме было гораздо больше, чем Ян представлял себе изначально. Каким-то чудом среди них затесался сынминовский военный и его подруга Рэй. Он рассматривает их лениво, почти что из вежливости, дабы не показаться полным придурком и невеждой, и скромно садится на краешек старенького дивана в бордово-жёлтую вертикальную полоску.
Вот и всё, да?
Стол накрыт скромно, но всяко лучше есть овощи на углях или вареный рис, чем консервы и батончики, от которых часто болит живот. Чонин успевает лишь подметить, что Минг совсем не такой, каким Чонин его представлял, — не выглядит грубым и неотесанным, что ли.
И эти дети… Сумеют ли они идти день и ночь, если что-нибудь случится и придётся покинуть ферму?
— Как вы нашли это место? — Гоён (её ведь так зовут?) подходит с подносом к Яну и щедро накладывает еду ему в тарелку. — Не так-то просто выйти на нас с той стороны.
Чонину не нужно поднимать голову, чтобы почувствовать на себе чужие взгляды, включая Минхо. Вряд ли стоит говорить о том, что бывший член их группы убил Ынбин, пусть она и была укушена. Потому что родственникам погибшей будет абсолютно плевать на эту маленькую деталь — суть куда важнее.
На удивление отвечает Ликс. Он бесстыдно врёт, делая слишком невинное выражение лица:
— Наш друг привёл нас сюда. Сказал, что здесь должны быть фермы и люди.
— Тот самый друг, который исчез, верно? Как его зовут?
Глава семейства хмурит брови. И невозможно угадать: верит или нет, подозревает в чём-то или нет? Из-за седой бороды и пронзительного взгляда, никто из присутствующих (из их группы; за исключением Минхо) не смеет смотреть ему в глаза, а потому напряжение растёт с каждой секундой.
Сын Миён пробегает куда-то к окну вместе с деревянным самолётиком, издавая похожие на шум двигателя звуки. Чонин выгибает бровь, задерживая взгляд на детских щиколотках, и мгновенно представляет себе картину, как паренёк цепляется ногой за край ковра и пробивает себе висок, например, об угол тумбочки.
Было бы неловко умереть так. Пиздец как не круто.
— Вы же из Кунсона, да? Не встречали там девушку по имени Ынбин? У неё длинные светлые волосы и родинка вот здесь, — неловкое молчание нарушает Миён и указывает себе на кончик носа. — Она дочь моей старшей сестры, ей на вид около двадцати пяти лет.
«И она давно мертва, потому что Хёнджин познакомил её с Джимом», — мысленно заканчивает Чонин и отправляет ещё одну ложку риса в рот. Всё-таки если ледоруб — слово мужского рода, то и имя должно быть под стать.
Младший до сих пор хочет оружие, которое будет действовать бесшумно, не привлекая ни живых, ни мёртвых. И раз уж старшего Ян больше никогда не увидит, то почему бы и не дать своему будущему «убийце» его имя? Убрать первые три буквы — идеально.
— Мне жаль, но о твоей племяннице мы не знаем ничего и…
— Ма-а-ам, — тянет Джемин, забираясь на широкий подоконник. — А к нам какой-то дяденька с топором идёт. Высо-о-окий!
***
— Не лучшее место, где стоит находиться в одиночестве.
Сынмин резко поднимается с лавочки возле колодца и утирает нос рукавом кофты. Когда он шёл сюда ранним утром, пока господин Чунхо и его жена занимались скотом, то совершенно не ожидал встретить кого-то ещё. Остальные спали (благо в доме много комнат) — не было и семи часов. Разве что Хёнджин отсутствовал на диване в гостиной, на котором засыпал.
Но мало ли.
Это же Хван Хёнджин — самый непостоянный почти-участник группы и негласные правила для него не писаны. Может, он решил сходить до соседней фермы, находящейся в километре отсюда, и оценить обстановку именно там? Чонин ещё вчера признался, что видел ходячую в нижнем белье.
Не из города же она пришла, верно?
У Минга от военной формы остались только штаны и высокие кожаные сапоги на шнурках. Скорее всего, Миён отдала рубашку своего бывшего мужа ему. Сынмин старается не быть слишком очевидным и не рассматривать старшего настолько откровенно.
— Я же на территории, — Мин невольно шмыгает носом. — Что такого может произойти?
— Ходячие вполне способны прийти сюда, миновав ограду. Тебе следует быть осторожным и не оставаться в одиночестве.
Всего на жалкую секунду Киму показалось, что Минг не видел в нём лишь головную боль или очередную проблему. Вчера Сынмин был практически уверен: этот взгляд что-то да значил. Однако, кажется, опять мимо — впрочем, ничего удивительного.
— Хорошо, буду.
— Что сказали по поводу твоей руки? — он еле заметно кивает в сторону, мол, давай пройдемся.
Мин благодарен мужчине за оказанное гостеприимство, заботу и радушие. Но Сынмин, наверное, был слишком наивен, если думал о том, что Чунхо вылечит перелом чуть ли не мгновенно. Он долго осматривал руку, спрашивал, не болит ли здесь или там, а в конце сказал: «Остаётся ждать, пока кость окончательно не срастётся. Всё не так уж и плохо, но не думай, сынок, что будет как раньше».
Всегда говорили, что нужно пристёгиваться, садясь в машину; что место посередине чуть ли не самое опасное. Но Сынмин был слишком увлечён соседством с Минхо (бедро старшего касалось его бедра), раздражён из-за этого самого соседства, что решил попросту забить.
— Не настолько плохо, как кажется, но гораздо хуже, чем могло бы быть.
— Понятно.
Забор вперемешку с простым ограждением действительно не внушает доверия. Если придёт стадо, то он быстро сломается — мертвецы без проблем двинутся к дому. И даже если эти слова — забота из-за проклятой жалости, то всё равно чуточку приятно.
— Расскажи о себе.
— О себе?
Минг кивает.
— Да, мне интересно.
— Не думаю, — младший неловко улыбается, обнимая себя здоровой рукой за предплечье, — что моя прошлая жизнь такая интересная. Я всего лишь студент из Хишина, который в начале эпидемии попал в аварию вместе с друзьями и оказался единственным неудачником, сломавшим что-то. Лучше послушать твою, правда.
Военный (вероятно, уже применимо «бывший») еле слышно хохочет, опустив голову.
— Ты понял, чем я занимался в Сеуле. Когда создали лагерь, нас согнали туда, чтобы мы отстреливали мертвецов и заражённых до того, как они попадут к «чистым». Но это было невозможно из-за количества прибывающих, так что случилось то, что случилось. Потом я нашёл Рэй, тебя.
— Я думал, что вы… вместе, — окей, Мин врёт, когда подразумевает
это.
Дураку понятно, что высокий парень с автоматом и в форме либо случайно, либо специально сопровождает гражданского. Да и нежностью, привязанностью или чем-то подобным между ними и не пахло. Минг говорил сухо, отдавая приказы, а Рэй послушно подчинялась.
Но вероятность того, что Минг вообще хотя бы бисексуал, чертовски мала. Не говоря о конкретной симпатии — не-а, Ким Сынмину никогда не везёт.
Молчание становится неловким. И Ким уже запускает руку в карман джинсов, чтобы достать потерянный Мингом жетон и вернуть владельцу. Данный жест помог бы избежать неловкого продолжения заведомо провальной темы для разговора или разочарования, но:
— Вместе выживали, да. В остальном ты не прав, потому что меня не интересуют отношения с женщинами.
— Что? В смысле, ты?..
— Гей. Только не удивляйся слишком сильно и не пугайся, — шутливым тоном говорит он, что вовсе выбивается из всех привычных рамок и ярлыков, которые успел навесить на него младший.
***
— Не смотри на меня как на врага народа.
Чонин продолжает буравить взглядом старшего и хмурить брови. Вроде бы счастлив из-за того, что Хван находится фактически на расстоянии вытянутой руки, но одновременно хочется найти ходячего и убить его. Чтобы выплеснуть обиду и злость на Хёнджина — всё очень легко.
Если остальные съели его ложь по поводу того, что он задержался из-за того, что «нужно было осмотреться», то Чонин знает правду. Хёнджин в самом деле намеревался сбежать, но по непонятной причине передумал. Так или иначе Ян разочарован.
— Ты же уходил.
— Вернулся, — просто отвечает он.
— Зачем?
Хван закатывает глаза и плюхается на диван. Этого человека не пробьёшь ничем, наверное. На лице — пусто, в глазах — ледяное спокойствие.
— Если ждёшь слезливых признаний или подобной хуеты, то закатай губу обратно. Да, я хочу тебя трахнуть, но не больше. Так что сделай личико попроще.
Чонин усмехается, смотря на свои пальцы.
Двоякое ощущение из-за его слов, бьющих прямо в цель. Знать, что симпатичный парень тебя хочет, довольно-таки приятно, льстит. Но когда он также говорит о том, что дальше сексуальной привлекательности нет ничего, хуёво так-то.
Чунхо, Минг и Минхо сошлись на том, что без вылазок не обойтись. Необходимо укрепить забор, найти минимум ещё одну машину и топливо, вещи, оружие и долгоиграющие продукты. Старик Чхве адекватный и для своих лет трезво оценивает ситуацию в мире, поэтому понимает, что однажды может настать день, когда придётся покинуть это славное место. То ли дело его жена — Гоён — отказывается до конца верить в то, что всё настолько херово.
Ведёт ли Хёнджин счёт «бесполезных» людей? Друзья Мина из Сеула, Минхо и сам Чонин точно не относятся к таковым, но что насчёт детей? Боже, Ян не хочет знать наверняка.
— Не терпится, серьёзно?
— Вот только не ёрничай, а. Ты и сам бы рад запрыгнуть мне на колени, но остатки совести и стыда перед родственничком не позволяют.
— Отъебись, хён, — сказать в ответ нечего.
Вылазка запланирована на сегодня. Чонин не собирается назло Хёнджину (или чтобы доказать что-то себе) отказываться от поездки или брать в напарники кого-то другого. Всего едут проверить близлежащее поселение четверо: Минхо, Рэй и они. Японка вызвалась сама, а военный останется как запасной вариант на случай непредвиденных обстоятельств. Однако указания он успел дать, как и список.
Чонин тут всего второй день, но по ощущениям словно два месяца. Ему комфортно в этом доме, на этой земле, но спокойствие, которым буквально пропитан каждый миллиметр, начинает раздражать. Словно началась китайская пытка каплей, и Ян стоит перед выбором: прекратить или продолжить.
— Как ты называешь его?
— Кого? — Хёнджин выглядит по-настоящему удивлённым.
— Свой ледоруб. Ты придумал для него имя или прозвище?
— Пока что нет. А есть предложения?
— Да.
Старший заинтересованно наклоняется вперёд. Чонин поражается тому, что выдерживает зрительный контакт, не засмущавшись. Вблизи Хван в разы красивее (логично же).
— И что ты там приметил?
— Джим. Сперва я думал об имени Ханна, но потом решил, что тебе не понравилось бы.
— Блять… Да ты определённо
напрашиваешься.
