***
Целоваться с Яном ахуенно. Но в разы лучше, когда он стоит на коленях с его — Хёнджина — членом во рту. От такого Чонина дрожь по телу и пальцы на ногах поджимаются, потому что выдержка идёт к чёрту и терпеть оказывается просто невозможно. — Я хочу пить, — ноет Чонин и делает забавное личико, вытирая тыльной стороной ладони губы. Старший надевает бельё и штаны, усмехаясь. У брата Минхо всегда так — капризы, максимально нелепые желания и чрезмерно милые просьбы (от них временами хочется взорваться приторно-розовой сахарной ватой, без шуток). — А взять бутылку с собой ты, конечно, не додумался. — Ну а ты? Хёнджин разводит руками, мол, мне-то не нужно. И младший тяжело вздыхает, начиная слезать с крыши трейлера, но при этом смотря в лицо Хвану. Этот фольксваген пригнал Минг ещё до несчастья с Плюшевым хёном и остальных проблем. Машина старая и требует ремонта, однако в качестве смотровой используется весьма неплохо — удобно ведь. Переносной фонарь недостаточно мощный и освещает местность лишь метров на тридцать вперёд, но жаловаться не приходится. Благодаря ему удалось заметить уже двух мертвецов за эту ночь и разобраться с ними до того, как они добредут до забора. — Тебе взять? — громко говорит он снизу. — Учти, хён, что я сто раз туда-сюда ходить не буду, поэтому давай сразу. — Топай, Чонин-и. И возвращайся скорее. Младший делает неопределённый жест рукой и легко бежит в сторону дома. Хёнджин не знает зачем и почему, но прослеживает за ним взглядом почти до того момента, как Ян и вовсе скрывается в темноте. Полгода назад у него всего-то дрогнула рука в том магазине — случайность, казалось бы, стало жаль паренька — а вышло вот что. Сумасшествие. Хёнджин практически сразу замечает чью-то тень, промелькнувшую всего на секунду не так далеко. Хван мгновенно падает на крышу и устраивается поудобнее, чтобы можно было стрелять и не оказаться пристреленным самому. Хёнджин нажимает на курок — у остальных должно хватить ума на то, чтобы понять, что началось. Они изначально договаривались, что тратить патроны будут только в случае крайней необходимости. Например, когда мертвецов слишком много или ублюдки, убившие семью У, появятся. Кто-то вскрикивает, а после затихает — значит, попал. Хван понятия не имеет, сколько их там, но по крайней мере один уже готов. Из-за проклятого забора, который по идее обязан защищать, нападающих практически не видно. И всё окончательно идёт в жопу, когда ублюдок в кепке показывается и целится прямиком в фонарь. Два одновременных выстрела. Свет вырубается, но Хёнджин успевает попасть ему точно в лоб. Хван узнал этого мужика — он определённо из Кунсона. Зависал вместе с зэками, и так же вместе они по-хозяйски разграбливали всё, что попадалось на глаза. Раньше у них была даже женщина, которую быстро прибрали к рукам и использовали в качестве «общей» жены. Но судя по всему, что-то произошло, если выродки ушли из города и начали орудовать в этих краях. — Блять, — перезаряжает чёртово ружьё, матерясь сквозь зубы, — сейчас все мертвяки в округе сбегутся же… Стрелять вслепую бессмысленно — патроны нужно беречь. И Хёнджин быстро оборачивается, с облегчением наблюдая за тем, что во всех окнах дома загорается свет и начинается движуха — голоса слышны даже отсюда. Значит, помощь скоро будет. Ручка ледоруба неприятно упирается в копчик, и Хван недовольно морщится. Если для него нет хорошей видимости, то и для незваных гостей тоже. Чуть поколебавшись, он доползает до лестницы, а после как можно тише начинает спускаться. Сердце стучит в висках как сумасшедшее. В перестрелке он не участвовал ещё ни разу в жизни. Предпочел бы и не участвовать никогда, к слову. Как же не вовремя Чонин ушёл за своей ебучей водой. Вдвоем бы они уложили больше ублюдков и… Вновь оглушающий звук. Бедро простреливает невыносимой болью и руки сами разжимаются — машинально, потому что в любом другом случае Хёнджин бы удержался где угодно. Хван падает на землю, ударяясь головой и спиной (ледоруб ничуть не смягчает). — Вы — к двери! — раздаётся смутно знакомый молодой голос, и несколько теней удаляются по направлению к дому. Три или четыре — никак не разобрать. Хёнджин забирается ладонями под своё худи, водолазку и отрывает от майки кусок ткани. Не вставая, он неуклюже затягивает повязку вокруг раны и мысленно делает пометку о том, что пуля прошла по касательной. Можно сказать, что повезло. Человек, отдавающий им приказ, подходит ближе. Хёнджин знает, что прикидываться мертвым бесполезно, поэтому прямо смотрит в лицо тому, кто наставляет на него пистолет. Если уж встречать смерть, то более-менее достойно, а не умолять какого-то психопата. Ни за что. За забором начинают хрипеть мертвецы. Они просовывают свои уродливые пальцы в расщелины между досками, наваливаются всей массой и, кажется, их не один десяток. Дай сигнал — крупный пожар, движение, громкий звук — и они придут, если поначалу казалось, что рядом их и не было. — Ты?! Ким Чжинхван. Тот самый парень, с которым была Ынбин. Эти двое заперлись в бутике и не высовывались ровно до того момента, пока обстановка на улице не нормализовалась. Проще говоря, пока снаружи не осталось живых, а мертвецы «затихли». Хёнджин встретил их в аптеке и в то время ещё не хотел убивать. Ынбин укусили на следующий день в плечо. Хван не собирался оставаться с ней и Кимом и не считал себя обязанным им чем-то, но. Девушку нужно было убить до того, как она бы навредила своему приятелю или кому-то кроме. Чжинхван упрямо не понимал, что милая Чхве Ынбин вскоре обратится и нападёт на него же, невзирая на клятвы и убеждения в том, что такого точно не произойдёт. Поэтому Хёнджин избавил девушку от страданий и пощадил убитого горем Чжинхвана — из милосердия. — Я добр, — Ким хищно ухмыляется и стреляет ему в живот. Взгляд совершенно безумный. — Я не дам тебе обратиться, не переживай. Но эта ферма будет уничтожена, а люди сдохнут. Пока-пока, Хёнджин-щи. Контрольный в голову — классика.***
*Если не будешь бороться — умрёшь.
Они взаправду сделали это — подожгли ферму. Запах гари стоит жуткий, хотя Хван идёт, кажется, несколько часов. Женщина без руки падает ему прямо под ноги, протягивая уродливые и слишком костлявые руки, — Хёнджин отправляет её на покой насовсем. «Так и должно было быть с самого начала, брат. Всё имеет свойство заканчиваться, и на той стороне тебе будет лучше, чем здесь». Хёнджин отталкивается от ствола дерева, шатаясь, пытается идти вперёд, несмотря на невыносимую боль и ускользающее сознание. Умом он давно понимает, что живым ему выбраться из леса если и удастся, то это ни к чему не приведёт. Хван уже наполовину труп — без медицинской помощи и, соответственно, помощи со стороны людей не получится вытащить пулю и заштопать самого себя. Он вот-вот упадёт в обморок и станет очередным приёмом пищи для ходячих, следующих по пятам. Слава Будде и всем ему подобным за то, что пуля прошла по касательной и задела лишь кожу на виске — кровь стекает по шее. Ебаная команда святош. Свалили быстрее, чем гребаные спринтеры. И даже Чонин — пожалуй, главное разочарование в жизни — уехал, так и не проверив, жив ли он. Вот уж правду говорил заумный близнец о том, что доверие — это удел наивных идиотов. «Но если ты хотел, чтобы я пошёл с тобой, то мы бы стали командой. Разве нет?» — враньё. Ни о какой команде и речи быть не могло. Жаль, что Хёнджин оказался слепым придурком, который поверил симпатичному девятнадцатилетке. Поделом ему. Надо было сваливать из этой компашки, пока представлялась возможность. Выжить в первые дни ада, расправиться с кучкой бандитов, убивать ходячих (численность которых давно перевалила за пятьдесят). И закончить свои дни из-за пуль, выпущенных ушлым придурком, которого однажды пощадил — недопустимо. Наверное, лучше бы Чжинхван не промазал. Тогда не пришлось бы целую вечность бродить среди сосен и периодически вырубаться на ходу, тратя последние силы на убийство мертвецов. С каждым новым десятком метров их становится всё больше и больше, а желания жить — меньше. Горькое разочарование из-за поступка «группы» сдавливает внутренности. Но Хёнджин не хочет умирать. Не от зубов себе подобных. «Просто вспомни о том, как мы смотрели новости. Если сосредоточишься, то ты сумеешь услышать то, что говорят по телевизору и радио. Ты же слышишь это, Хёнджин? Они говорят о том, что группы выживших занимаются мародерством, убивают невинных людей и ведут себя агрессивно». Это не может быть брат — такое невозможно. Из-за усталости и ранения у него попросту начались галлюцинации, а последней стадией станет предсмертная агония с последующей кончиной. Хиджина тут не должно быть, потому что он давно мёртв. «Ты слышишь? Пожалуйста, скажи мне, что ты слышишь». Только его голос, хрип, издаваемый мертвецами, и ветер. Ходячие идут со всех сторон, а некоторые из них гораздо быстрее остальных. Хван разворачивается и всаживает острие прямо в глаз какому-то мужчине в строгом костюме. Ледоруб застревает в голове мертвеца — приходится бросить отчаянные попытки достать его и идти дальше. Джима нет, Ханны нет… У Хёнджина остаётся лишь охотничий нож и зарождающееся в груди желание отомстить. Сперва найти этого хуесоса, стрелявшего в него, а позже разобраться с людьми Ли. В особенности с Чонином, который много чего говорил. «Ты мне нравишься. Я бы пошёл с тобой, если бы не было ребят. Мне кажется, хён, что я тебе тоже нравлюсь, потому что меня ты хотя бы не подтруниваешь»,— чертовски умный малый и его сладкие слова, заставляющие остаться и быть полезным. Хёнджин (почти) поверил в то, что Ян по-настоящему что-то чувствовал, а не пытался удержать рядом с собой того, кто полезен. Всех покалечить. Всех без исключения убить. — Я ничего не слышу! — орёт он почти что до хрипа. — Отстань от меня! «Ты знаешь, что каждый заслуживает знать правду. Нам постоянно врут, но в этот раз новости правдивы, клянусь. Я хочу, чтобы ты услышал имена людей, которые умерли сегодня, и увидел их лица. Может, некоторые из них будут тебе знакомы, Хёнджин». Самое главное, так это не закрывать глаза. Не падать на землю, потому что тогда возможность отбиться станет нулевой. Быть съеденным живьём — нет ничего хуже этого. Он предпочёл бы сорваться с крыши или горы — действительно лучше б было так. Хван не замечает выступающие из-под земли корни и падает, скатываясь по небольшому бугру и ударяясь головой о поваленное дерево. Перед глазами всё плывёт, а звуки сливаются в один — шипение. Хёнджин оказывается у них дома, в Сеуле. В квартире кристальная чистота, и рука брата тянется к пульту от телевизора. Хиджин никогда не пропускает утренние новости — святое обязательство и нерушимое правило. Начиная приблизительно с восемнадцати лет, он делает это каждый божий день без исключения. Пахнет яичницей с баварскими колбасками и свежесваренным кофе. Всё-таки у близнеца готовить получается в разы лучше, чем у него. Хёнджиновская стряпня по сравнению с его — сущий стыд; такое даже будет стыдно скармливать бездомным собакам. — Ты нашёл работу? — Да, — младший отпивает горячий напиток из кружки и на секунду переводит взгляд на телевизор, который до сих пор загружается. Может, какие-то сбои. — Буду мыть окна на высотках. Мне хорошо заплатят, честно. — Я имел в виду нормальную работу, Хёнджин. Как у всех нормальных людей. Я устал переживать за тебя. Если тебе на себя наплевать, то подумай о семье. — Не парься, я буду в порядке. Телевизор просит сделать перезагрузку. Брат вводит непонятную комбинацию и вновь переключает внимание на него. Хёнджину никогда не было по душе слушать нравоучения, тем более от него. Потому что если родителей можно с чистой совестью не послушать, то с Хиджином такое не прокатит. Он часто думал, что третий близнец и не нужен был. Природа ошиблась, когда позволила родиться Хонджину. Потому что эта бессердечная тварь, вполне вероятно, в данный момент проводит в лаборатории очередной эксперимент над бедными мышами. Или людьми. Супер-пупер секретные разработки для правительства — хуета. Кому вообще надо? Дорешались уже так, что весь мир скатился в тартарары, а люди начали жрать друг друга. — Ты заслуживаешь большего, чем рискованное мытьё окон. Если вариантов нет, то останься со мной. Здесь тебе всегда рады. — Я так не думаю, — горечь кофе оседает на языке странным послевкусием. Такое бывает, когда давно не чистил зубы; противное ощущение. — Мне нужно жить своей жизнью, а не обременять тебя. Не парься, братишка, прорвёмся. Бывало и похуже. Вот если бы я снова упал и чуть не лишился возможности ходить, тогда — да. — Уверен? Это окончательное решение? Подумай ещё раз, потому что жизнь далеко не сахар и придётся бороться без конца. Может всё-таки не будешь уходить, а? — У-в-е-р-е-н, — по буквам говорит Хёнджин. — Не задавай мне один и тот же вопрос. Это жутко раздражает, брат. Чужая ладонь ложится на плечо и чуть сжимает ткань домашней футболки. Хёнджин вопросительно смотрит на близнеца и выгибает бровь, перестав пережевывать еду. Хиджин ведёт себя чертовски странно. Да и в целом атмосфера в доме немного другая, что ли. Чересчур светло. Брат зачем-то выдёргивает шнур из розетки. Сегодня никаких новостей, он всерьёз? Так упорно пытался включить телевизор, а потом вдруг передумал? — Ну раз так… Ты знаешь, что должен сделать, — Хиджин наклоняется так близко, что младший чувствует его дыхание. И пахнет отчего-то не приятной и давно знакомой туалетной водой или зубной пастой, а мертвечиной. Словно мерзкая тварь с серой кожей нависает над лицом и раскрывает гнилой рот, готовясь укусить. — Проснись! Хёнджин распахивает глаза за секунду до.конец первой части.