Апплодисменты Призракам

      …И представление было просто потрясающим! Я вспоминаю его и не могу дышать! Знаешь, пап, иногда в путешествиях я ловлю себя на мысли, что наш мир, ну, скажу честно, слегка отсталый. Я имею в виду, он всё ещё потрясающий, но… Он во многом соответствует прошлому других миров? Немного неправильно говорить о таком, ведь я могу прыгнуть в любое время… Но я стараюсь не прыгать в будущее нашего мира, поэтому для меня он только такой, какой есть сейчас. А другие вселенные — нет. Их настоящее для меня сразу и в прошлом, и в будущем. И я говорю о том, что многие миры были похожи на наш в прошлом. А потом, можно сказать, шагнули вперёд. И театр со спортом тоже шагнули. Поэтому мне бывает неловко на представлениях из «прошлого», хоть и есть в них крупинка чуда, как всегда есть. Поэтому я не так часто хожу в цирк в нашем мире, особенно когда хочу чего-то нового. Кажется, я себя разбаловала, и «нашим» артистам теперь сложно меня удивить. Но вчера ночью я поняла, как сильно ошибаюсь.              Вчера ночью я видела что-то волшебное, и оно началось со смерти ведьмака (мрачновато…). Как ты там бубнишь после пятого бокальчика Помино? Что-то кончается, что-то начинается? Так вот, представление Призраков началось с восстания ведьмака из мёртвых (теперь в самый раз!). Его зовут Ииевирр (он квартерон, отсюда и мутация рук, и имя такое, немного эльфийское). Хотя у эльфов-близнецов какие-то не очень эльфийские… В любом случае, это не только имена героев, но и актёров. Они одно целое со своими ролями. Так они придумали, когда собрались. Придумали отказаться от прошлых имён и жизней. Почему? Потому что они все восстали из мёртвых.              Конечно, они не умирали, как написано у них в брошюрах (замажь, пожалуйста, эту строчку после прочтения, потому что это неправда, а я вру безбожно! ;-)), но точно начали жизни заново.              Ииевирр — не настоящий ведьмак. Он даже не всегда его играет. Говорит, они придумали про ведьмака всего месяц назад. По-моему, это мило: ведьмак умер и стал частью призрачного мира, на который всегда охотился. Однажды увидит, как сам выглядел со стороны. (Последнее как-то уже не мило. Кажется, все темы вокруг смерти — одно сплошное хождение по леске над пропастью. Оступился — рухнул из романтики в кошмар…)              Так вот! Быстро стало понятно, почему они сами всё строили, почему они же играли музыку, пока кто-то выступал. Их в труппе всего восемь людей и нелюдей! Считая собачку. И ты не поверишь: она тоже участвует в представлении. Только ни на чём не играет, хотя её пытаются научить. Она впервые выбежала на сцену, чтобы поднести реквизит, но потом бегала по канату, представляешь! Это было так страшно… За людей не так страшно, как за зверей. Не буду спрашивать, падала ли она на репетициях — не хочу знать! Кстати, собачку зовут П’с аэп Тваыриль, но, по-моему, надо мной подшутили, и её имя просто «Тварь».              Основная часть представления происходит в воздухе — вот зачем им столько лесов вокруг сцены. Они вешают за них канаты, тросы, лески и ленты… И я не шучу, там куча всего, казалось бы, для одного канатоходства. Всё самое интересное началось, когда близнецы Декая и Виной натянули верёвку, а Камур прямо буквально забросил на неё Риифу… Но дальше я не скажу! Сам будешь смотреть, если программа не сменится!              Скажу, что в какой-то момент появился… он! (Надеюсь, ты прочитал это нагнетающе). Призраки называют Гюрзу гвоздём программы, но он всё отрицает (а факты играют против него). Я и до его появления еле дышала, а потом так вообще!..              Новый персонаж появился на сцене ненавязчиво. Эльфы в этот момент перетягивали всё внимание на себя: чуть раньше бывший ведьмак Ииевирр и полутролль Айаай взяли их, будто веточки, и согнули синхронно. Эльфы замерли мостиками, и их как конструктор сцепили валетом. Вместе они образовывали колесо, которое даже каталось.              …Пожалуй, за всё представление, именно этот номер вызвал у детей в зрительном зале наибольший восторг. х-D… (На этом моменте Геральт вздыхает, не в силах понять, куда у рожицы делись глаза, и почему на их месте крест).              Эльфийское колесо кружило по сцене, а остальные Призраки то уворачивались, то проскакивали прямо в него. В какой-то момент пёс Тварь, вместо того, чтобы прошмыгнуть в дырку, запрыгнула внутрь и побежала по спинам близнецов. Докатившись до края сцены, она спрыгнула, а Айаай очень нежно, будто было оно из стекла, толкнул колесо назад. Так оно «развезло» со сцены всех актёров, оставив только Риифу. А потом вдруг прикатило из ниоткуда нового Призрака. Колесо загородило их с низушкой, и вдруг…              …Взорвалось! Прямо взорвалось! Я не знаю, как они сделали это, потому что на сцене ничего и не было, кроме них, но так это ощущалось!..              Эльфов откинуло в разные стороны, они упали и укатились с глаз зрителей, под возбуждённые писки и очень напоминающие интонациями мольбы взрослых «реагировать поспокойней, в приличном же обществе».              Когда восторги затихли, начался новый акт представления. Это были сцены двух друзей и любовников: безногой низушки Риифы и безрукого человека Гюрзы. А ещё Гюрза был слепым. Его глаза скрывала широкая чёрная лента…              …Очень похожая на те, что носят боевые ангелы в моём предыдущем мире, но об этом потом!..              …а грим изображал слёзы из-под неё. Человек ковылял по сцене неуверенно, ступал осторожно и тянул обрубки вперед до тех пор, пока не исполнял трюки. Пока не подбрасывал в воздух и не ловил свою подругу, пока не танцевал с ней. В эти моменты он не был слепым — он был вместе с ней точным всевидящим механизмом.              Они танцевали то на земле, то в воздухе, а то и там и там сразу: Гюрза однажды лёг вверх ногами на причудливый стул, а Риифа запрыгнула ему на стопы.              …И он прям закрутил её! Знаешь, как ленивые котята играют с кисточкой на шторах — не сдвигаясь с места. Да с такой скоростью, что я не могла уследить! Может, твои глаза и увидели бы это, а мои не справлялись! Признаюсь, я уже плохо соображала к этой части выступления. Я забылась в восторге, и могла только глазеть и улюлюкать с детьми!..              Алдана оторвалась от представления, когда Цири вдруг вскочила с криком. Она тут же осела, будто сама себя не заметив, и продолжила смотреть и шуметь вместе с другими впечатлительными зрителями. Алдане смотреть было одинаково интересно и на сцену, и на Цири, которая о новой подруге забыла совсем. Хватала иногда только за руку своими забинтованными лапками, даже головы не поворачивая — так её захватило представление. А Алдана смеялась и смущенно мурчала вместе с ней и малышами — хотела бы присоединиться к их вздохам и визгам, да не в её это было характере. Ей было просто весело видеть и волшебных акробатов впереди, и чудну́ю незнакомку под боком.              …А ведь там даже был сюжет в их взаимодействиях! Они там, по-моему, знакомились, ругались и сближались, а я могла только слюни пускать на все эти движения, на изгибы, на скорость и точность!              А потом Риифа исчезла. Я не увидела, как, куда… И Гюрза тоже не увидел. Он вдруг оказался один на сцене и испугался. И я вместе с ним… Он ходил в пустоте и темноте, спотыкался и махал культями, не находя подруги. Это было просто кошмарно. Он запрыгнул, будто взлетел, на канат, но не устоял. То есть, это было частью представления, конечно. Он не мог стоять на ногах ни на земле, ни в воздухе. Сполз и лёг, закрутившись, запутавшись в верёвке…              А она вдруг поползла вверх. Это Айаай и Ииевирр где-то внизу, под лесами тянули трос на себя с обеих сторон. Свободно болтающийся канат начал туго натягиваться, а укутавшемуся в него Гюрзе ничего не оставалось, как раскручиваться.              Так начался его сольный номер.              …Я писала уже, что думала к тому моменту плохо, но вдруг — раз! И меня что-то прошибло. Меня вдруг выкинуло обратно в реальность. Но не обычную, нет — более острую, отчётливую. Я на мгновение понимала больше, чем видела, а видела больше, чем могла осознать. Это была секунда, за которую я успела подумать: передо мной ведьмак.              Было ли это ведьмачьей интуицией?              Секунда закончилась. Я вернулась в настоящее, но уже не сказочное, уже не в историю со сцены. Я сказала себе: «Что за глупость, не может этого быть…» А сама уставилась на него — эту фигурку без рук и глаз, гуляющую по канату, висящую на нём, скачущую, клянусь, даже стоящую на одной голове!.. Но я не об этом думала, не о том, что передо мной снова происходит что-то нереальное, что-то чудесное… Я думала только одну мысль.              Неужели это ведьмак? А с чего я это взяла? Может, он двигается, как ведьмак? Не знаю? Он точно двигается не как ты, не как Весемир и Эскель — не так, как вы учили меня. Но эта мысль, такая настойчивая в своей бессмысленности, продолжала меня донимать.              Я только что вспомнила историю. Тогда мне было не до этого, но сейчас я подумала… Может, дело было в запахе? Помнишь моё путешествие с Ламбертом? По-моему, я не успела рассказать всего оттуда. В общем, я до того момента никогда не встречала ведьмаков. Кроме вас, конечно, моих любимых Волков с Койоном и Лето! Но однажды мы с Ламбертом сидели в корчме на краю мира, играли в кости, пили — отмывали успешный заказ на беса (тот, с пятью глазами, про него я точно рассказывала). И вдруг Ламберт начал принюхиваться, что твоя Тварь, носом вести, будто след учуял. И ведь взял!              Он ко мне наклоняется, озирается и шепчет: «Зырь, львёнок», (да, он так называет меня иногда, только не говори ему, что я его выдала — тоже зачеркни после прочтения!) «в углу ведьмак засел». А в углу и правда кто-то сидел. Я его спрашиваю, откуда он взял, что ведьмак? Меч один, и тот за поясом, глаз под капюшоном не видать, никто приблудой не обзывается. А мне в ответ «чую» и всё. Ведьмаков, говорит, на запах слышно ярче псин. «Опять наёбываешь», говорю. А то он меня уже как-то пытался развести, мол, ведьмаки девственниц определяют по дыханию (даже со мной не угадал — балда). Но ты Ламберта знаешь: он как упрётся… Вот и в этого незнакомца упёрся. И ведь на этот раз не просчитался. Незнакомец и правда оказался ведьмак. Мы его, конечно, пригласили с нами выпить, а я весь вечер сидела и пыталась в нём что-то унюхать. Ничего, кроме водки и мухоморов (рисковый тип :-D) так и не почуяла. Ну, я пьяненькая уже была, надоело мне тужиться — я к нему напрямую: слушай, ведьмак, (честно, не помню, как его звали, прости, может, Мыс? правда не помню. Но он точно был кот, он ещё обратил внимание, что я тоже с медальоном кота хожу — поворчал), спрашиваю его, а это правда, что ведьмак ведьмака по запаху узнаёт?              Надеюсь, ты там не ухахатываешься, но разговор был прямо серьёзный!              Так вот, он смотрит на меня, глазом моргает растерянно. «Ведьмачка и не знаешь?..» Ой мы ему тогда с Ламбертом наболтали… Каюсь, всё выдали. В общем, он послушал, послушал, и говорит, наконец: «Конечно, ведьмак ведьмака слышит. Никто в мире не воняет, как ведьмаки. И каждый, сука, особенно». Сказал, мол, легко это понять, тем более впритык и с непривычки. Ламберт ещё тогда, не менее в зюзю, поинтересовался, как же пахнет он сам. Дальше шёл какой-то подозрительный диалог, который я описывать не стану, но, в общем, убедили меня эти два типа и успокоили. Так и забыла про эту историю.              А сейчас думаю, может я просто запах учуяла этого Гюрзы акробата? Может, ветерок принёс? Люди и нелюди ведь и правда ярче пахнут, когда потные и двигаются много. А он там на канате такое вытворял! А я ведь и правда могла отвыкнуть от запаха ведьмаков (надо срочно это исправить, всё, пап, под Мабон* собирай всех в Корво Бьянко, с меня салатики из других измерений).              В любом случае, засело во мне сомнение какое-то. Подозрение.              Хорошо, что так здорово Призраки выступали, что я и забыла об этом под конец, снова погрузилась в представление (пока Гюрза не появлялся на сцене, блин).              Но я железно намерилась проверить свою теорию…       

***

      В искусстве ускользания из постели Цири была сноровитей даже родителей. Вот и сейчас многолетняя практика ведьмачку не подвела — она оставила Алдану одну.              Как видела в фильмах — движущихся картинках из пары соседних миров — чмокнула зачем-то осторожно в лоб.              Цири нравилось то, что она видела в фильмах. А этот жест стал её маленькой, ничего не значащей традицией всякий раз, когда она убегала из чьих-то объятий. К этим она планировала вернуться до рассвета, чтобы они не заметили исчезновения. А возможно и раньше — Цири начинала бояться, что цирк давно спит, измотанный выступлением.              И она была счастлива ошибаться: ещё не подойдя к стоянке, видела сквозь ткань огонёк костра. И силуэт главного призрачного стража.              Собака залаяла, будто отмеряя секунды. Мольбы Цири снова остались ею проигнорированы вплоть до приближения отчётливой ругани. Даже на нильфгаардском сразу было слышно, что ругается не абы кто — краснолюд.              К незваной гостье и бдящему охраннику вышел однорукий артист.              — Добрый вечер! — кивнула Цири, чеканя выученные слова.              Ответом ей был поток неизвестных. В нейтральных, но местами недовольных интонациях.              — Мне очень понравиться представление… И я хотеть выразить признательность… И, может быть, немного поболтать?.. Пожалуйста?..              Краснолюд подозрительно сощурился.              — Я принести подарок!              Цири подняла с земли корзину груш. В пышном белом банте, тоже подобранном Алданой, хоть она и не знала, зачем его выбирает.              Краснолюд хмыкнул и спросил что-то — Цири поняла слово «акцент».              — Я из Северных.              — Ага. А по-всеобщи кумеекаешь?              — Ой, да, конечно!              — Тогда, курва, по-всеобщи и кумеекай! Ё-моё, я тя еле разобраал!              — Извини! Я не знала, что вы знаете всеобщий!              — Та мы и не знааем. Не все, вернее! Как не пытаемся мы с Гюрзой всех научить — кууриц соловьями петь не заставишь! Жди.              Краснолюд юркнул за тряпки, и оттуда послышались тихие разговоры. Даже зевок, а за ним ещё два, оказались громче. Мужичок отодвинул для гостьи ткань.              — Одобряямс!              …И я оказалась за одним костром с Призраками. Они были не в полном составе тогда, но как только Камур объявил, что на кону гостинцы, — откуда ни возьмись нарисовались отсутствующие. И Гюрза был одним из них, из уже отошедших ко сну. Он вёл себя совсем по-другому: уже не так наигранно неловко ходил. Если бы не повязка, я бы вообще не сказала, что он слепой. Конечно, остальные тоже себя по-другому вели. И я не ожидала, что все так обрадуются корзине груш (хотя чего это я, они такие вкусные в Нильфгаарде!). Всем досталось по две штуки (только Твари — три), со мной тоже поделились, но я честно съела одну, а вторую втихую подложила обратно в корзину. За неё-то и началась борьба, которая продолжается, пока я это пишу: Камур всё ещё держится! Ииевирр уже успел прикрикнуть на Риифу, чтобы она ехала нормально, иначе поломает лошадям ноги — больше она не трясёт телегу. (К этому моменту почерк Цири и правда стал намного легче различим).              Призраки выступают всего полгода, может, поэтому радуются как дети каждому доброму слову? Надеюсь, эти огоньки не погаснут в них даже спустя много лет. Камур ворчит на всех, что у них плохо со всеобщим, но он лукавит. Только Айаай, Тварь и Виной, один из эльфов, отстают в нём (но я верю, что у них всё получится!) — остальных я понимаю очень хорошо. А Камур, хоть и говорит с акцентом (по привычке, наверное?), знает всеобщий как родной — его тятька был с Севера. От Гюрзы я к тому моменту ни слова не услышала (начала думать, что он ещё и немой), но остальные рассказали, что он во всеобщем большой эксперт. Он и придумал учить остальных, потому что Призраки верят, что когда-нибудь и до Северных доберутся!              Так мы и просидели у костра целый час, болтали о Призраках и немного обо мне для приличия. Они были счастливы рассказать мне всяких своих секретиков, происшествий и планов! Расходиться начали, только когда Декая ударилась лбом о коленку — задремала. Вообще-то, они все уже носами клевали, поэтому потихоньку начали отходить ко сну — завтра их ждали сборы и дорога на столицу. А расходились по телегам. Здесь не принято спать на земле из-за змей. Телеги им, конечно, не помеха, но, согласись, так спокойнее.              Все тогда прощались со мной как в последний раз, да и я так же. Кто ж знал, что я к ним прилипну. В общем, наказали последнему проводить меня и тушить костёр. Кстати, я потом спросила, неужели они никого не оставили настороже, а на меня посмотрели как на дурочку. Кажется, в Нильфгаарде можно спать спокойно. А в Северных мы даже (особенно) под столицами всегда оставляем караульного, когда с кем-то путешествуем! Тяжело вздыхая, ставлю очередной плюсик напротив Нильфгаарда… Шучу, это чудесный край всё-таки…              Шесть пожеланий доброй ночи (Айаай утопал без прощания), один одобрительный лизь по ладошке, сладкой от фруктов, и Цири осталась у костра наедине с Гюрзой. Стало вдруг как-то некомфортно тихо, и даже скрипы и кряхтения из-за сцены быстро стихли. Ещё немного, и огонь начал бы потрескивать от концентрации неловкости. Цири всё не знала, как подобраться к вопросу, и в какой-то момент ей показалось, что Гюрза продолжает сидеть без движения и не уходит только потому, что давно задремал.              Вдруг Цири, уже собравшая в голове под дюжину реплик на выбор, вздрогнула — это Гюрза нарушил тишину, не шелохнувшись.              — Так вот, кто буравил меня всё представление.              Его голос был тихим и безвкусным, ничего не выражал и рамки возраста не сужал.              — А кто не буравил? Ты делал потрясающие вещи.              — Справедливо, но твой взгляд отличался. Вот, снова он, — Гюрза поднял короткую культю и еле заметно затряс. — У меня от него кончики пальцев холодеют.              Цири неловко хмыкнула. Сказанное снова не имело вкуса, но явно было попыткой снять напряжение.              — Ну извини! А у меня от всех ваших выкрутасов живот крутит. Думаю, мы квиты.              — Цири…              Она снова вздрогнула. Цири и забыла, что успела представиться — Призракам как-то не довелось обращаться к ней по имени.              — …Ты хочешь что-то спросить?              — Хочу. Но не знаю, как подобраться.              — Руби с плеча.              — Это я могу! М-м, — и почему этот вопрос оказался таким тяжёлым? Может, потому что в нём и правда не было смысла? Она выдохнула. — Гюрза, ты ведьмак?              Повисла тишина.              Цири открыла было рот, но он снова опередил.              — Неожиданный вопрос.              — Сам напросился.              — Цири, Цири… Знаешь, а я весь вечер сижу и думаю, не та ли это Цири навестила нас сегодня. Не Зираэль ли, вестница весны собственной персоной?              — Даже если так, я первая спросила.              — Твоя правда, Цири.              Гюрза согнулся, задрав к голове культи. Стянул повязку с лица. Она упала ему на шею, а на Цири блеснули кошачьи глаза.              — Ты не слепой!              Гюрза улыбнулся, и гладкое лицо за секунду изрезали морщины. Неожиданно Цири увидела перед собой старика. Будто и не он сидел здесь мгновение назад — прежде даже отбеленные сединой волосы не выдавали его, но теперь всё стало на места.              — А ты выше, чем я представлял.              И всё-таки что-то было не так с его глазами. Узкие зрачки слишком медленно расширялись; слишком странно, будто проваливаясь в них, отражался свет.              Цири выдохнула, случайно свистнув.              — Угадала! Как и ты. Зираэль собственной персоной, — она хлопнула себя по груди.              — Забавно, не думал встретить ту самую Ласточку.              — Откуда ты меня знаешь?              — Цири, цири. Вот где мы сейчас?              — У костра?              — Глобальней.              — Под Баккано, в Нильфгаарде, на земле…              — В Нильфгаарде. А кто сидит рядом с тобой?              — Я что на уроке? Учитель какой-то!              — Ведьмак. Пусть и бывший. А какие ведьмаки бродят по Нильфгаарду?              — Змеи.              — Молодец, Цири. А Змеи знают всё. А когда дело касается Дикой Охоты и Волчьей Пурги — даже больше, чем всё. Как же не знать о маленькой птичке, что за свою короткую жизнь сделала для мира больше, чем сотня учёных гадюк за века?              Стоило улыбке сойти с его лица, оно снова разгладилось.              — Простите. Я не специально.              Гюрза вдруг рассмеялся. Почти беззвучно, немного в нос.              — Эй, я правду говорю. Я не выбирала путь Старшей Крови, спасительницы, блин, мира.              — Но выбрала Путь Ведьмака?              — Да! Я заслужила заниматься чем хочу на пенсии!              — Рановато тебе на пенсию.              — А я говорю, в самый раз. Всё равно подвигов масштабней за моей душой не предвидится. Куда масштабней уже?              — Может, и твоя правда.              Они с Цири сидели и рассматривали друг друга уже безо всякой неловкости. Ведьмачка поймала себя на мысли, что у Койона были похожие глаза, только менее красные, и зрачки его двигались охотней. Ведьмак снова стёр с лица выражение и возраст, и только старческие пятна на щеках и висках остались намёками на последний. Или артист пропустил кляксы грима, когда отмывался?              — Знаешь, Гюрза, ты проиграл мне слишком много вопросов…              — Нападай.              — Почему ты притворяешься слепым? Разве не хватает отсутствия рук, чтобы быть Призраком?              — Конечно, хватает. И они знают, что я не слепой. Я не для Призраков притворяюсь.              — Для зрителей?              — Да, и для себя. Видишь ли, даже отложив меч, ведьмак остаётся ведьмаком. А вот без глаз всё — людь. По крайней мере со стороны.              — Значит, больше ты не ведьмак?              — Забавно слышать сомнение в этом от человека, который говорит об инвалиде без рук.              — Извини…              — Нет, что ты. Две эти мелочи нисколько не мешали мне заниматься ведьмачьей работой. Мешало всё остальное. Но об этом не здесь и не сейчас.              — Я понимаю, почему многие хотят сойти с Пути, хотя ты первый, кого я вижу и правда сошедшим. Но я не могу понять, как можно отказаться от зрения? Это же главный инструмент и не только ведьмака.              — Может поэтому я и решил… Закрыть на него глаза?              Гюрза притих, и только еле-заметные морщины в уголках век выдали в нём какую-то эмоцию.              — Уф, ха-ха… Нет, прости, я притворяться не буду, твои шутки из десятого века.              — Ну, что поделать, я тоже не вчера родился. Терпи старика, раз заявилась в его дом, — Гюрза зацепил культями ленту, висящую на шее и натянул обратно на лицо. — Я не отказывался от глаз, Цири, видишь, они всё ещё при мне.              — Но ты ими не пользуешься на сцене. И на репетициях, соответственно, тоже. И при людях в деревнях наверняка?              — Верно.              — То есть, ты можешь видеть только наедине с собой и Призраками. Это мало, это почти отказ.              — Было бы от чего отказываться. Но не буду лукавить. Человек, нелюдь, мутант — кто угодно многое теряет без зрения. В каком-то смысле, мне многое и нужно было потерять. Или отдать. Чтобы начать с начала. С того начала, где я не ведьмак, и никогда им и не был.              — Звучит ритуально.              — Люблю ритуалы.              — Твои глаза испортились из-за этого? Они немного странные.              — Они всегда такими были. Впрочем, не совсем. Хм. Хочу ли я говорить об этом?              — Не надо, если не хочешь!              — А почему бы и нет. Это добрые воспоминания, как и все они. Я расскажу тебе об этом, а ты о том, как было всё на самом деле, идёт?              — Не знаю, о чём ты, но мне скрывать нечего!              — О Дикой Охоте. Когда-то я спать не мог, думая о ней. К сожалению, не в романтическом смысле. К счастью, в прошлой жизни.              — Идёт! Но без эротических подробностей с моей стороны.              — Ого, ладно. Кажется, Змеи ничего не знают, — Гюрза провёл по ленте обрубком. — Мои глаза подавали надежды после мутаций. На то, что они стерпят ещё несколько. Однажды такие смог пройти основатель Школы Змеи Ивар, но никто после. И я не стал исключением. А потом каждая попытка восстановления кончалась ещё большими ухудшениями. И меня оставили, чтобы не убить зрение, да и меня тоже, окончательно. Даже усадили под крыло одного слепого ведьмака, что научился видеть знаками. Варрит его звали. Да, вот настолько я стар.              — А мне это ни о чём не говорит.              — Может и к лучшему. Он с горем пополам обучил меня своему искусству, но я его не принял. Я был тогда в глупом, граничащем с идиотией ужасе от Варрита, от его идей и знаков, от того, что я должен пойти по этой дороге. Дороге отказа от, пускай и жалких, но сокровищ. И я сбежал от его покровительства, потому что он позволил. Потому что, вероятно, слишком разочаровался во мне. С тех пор всю ведьмачью жизнь я посвящал поиску лекарств, способов хоть немного подправить своё положение.              — Я поняла. Гюрза смог отпустить самое ценное, что было у того ведьмака.              Гюрза постучал друг об друга культями — похлопал.              — Все мы что-то отпустили, чтобы оказаться здесь, Цири. Отпустили свои прошлые жизни, чтобы быть Призраками. И здесь хорошо, ведь самое страшное осталось там, в момент смерти.              — Вы кажетесь потрясающим коллективом.              — Мы и есть.              Цири заулыбалась, Гюрза тоже. Чуть позже, посидев немного в тёплой, несмотря на ночной холод, тишине, Цири рассказала Гюрзе всё, что он хотел узнать. Немного, потому что его больше интересовала сторона Цири в вопросе Дикой Охоты. Её эмоции, реакции и мысли. Он задавал странные вопросы для незнакомца и ещё более странные для ведьмака. В конце концов, он не был ведьмаком.              …Мы проболтали всю ночь. Обо всём на свете, хотя всё на свете кружило вокруг Предназначения. Гюрза как-то сказал: «Мёртвые никому ничего не обязаны. Им ничего больше не предназначено. Они свободны». Призраки свободны. И я поняла, что и правда не видела существ свободнее. А ведь я послушала только одну историю — впереди ещё семь! Ну, когда Тварь научится говорить на всеобщем, конечно.              Знаешь, я не фанатка всех этих культур вокруг смерти, но мне нравится выбранная Призраками тематика. Чужая любовь заразительна. Я только утром поймала случайно несостыковку. Спросила, как бы они оправдались насчёт того, что настоящие фантомы, вообще-то, зациклены на прошлом?              Они разулыбались, а Риифа говорит (читать с тяжёлым нильфгаардским акцентом): «Так и мы зациклены. Я вот совсем помешалась: ни о чём думать не могу, кроме как о чёртовом драконе, который за пятки меня покусал. Декая, Виной, когда вы уже его голову доклеите?! Хочу её в представление!»              В общем, вчера мы с Гюрзой засиделись до рассвета. И мне так не хотелось уходить… А он будто мысли прочёл и говорит: «Да уж, Цири, я должен был сладко спать сегодня, а не трещать с тобой. Теперь у меня нет сил собираться в дорогу». Так я предложила свою помощь.              — Что с твоими руками, Цири? — спросил Гюрза, засыпая ногами костёр.              — Немного ранили. Железом.              — Всё нормально?              — Да, но посмотреть я не дам. Мои раны — мои.              — Твои, твои. Но от мази не отвертишься. Если, конечно, хочешь, чтобы я научил тебя крутиться на ленте.              — А можно лучше на палке стоять? На канате, как ты в середине представления!              Гюрза улыбнулся.              — Это называется лестница. Можно. Идём.              И Гюрза повёл Цири через сонное, сопящее и похрапывающее цартво. Они остановились у высокой повозки, нагруженной тканью, и Гюрза указал культёй на колесо. Цири вытащила из-под него сундук, к крышке которого прицеплена была цепочка, а на ней висел медальон. Точно такой, какой Цири видела на груди Лето.              — Ой! Это что…              — Т-с-с…              Гюрза кивнул виновато прикрывшей рот Цири. Открыл сундук — тот не был заперт, крышка держалась только на защёлках — и порылся, вытаскивая культями предметы по одному, пока не нашёл нужную баночку на самом дне. Цири засмотрелась на пару причудливых протезов, сложенных вдвое и кончавшихся не имитацией рук, а ножнами. Гюрза погрёб их во всём, что достал временно, и ногой опустил крышку. Протянул Цири мазь.              Светало, и в первой телеге кто-то начинал кряхтеть-просыпаться. Гюрза же откланялся и запрыгнул в свою. Тем же движением, что на сцене прыгал с земли на ленту.              Призраки не удивились новому, будто самоназначенному члену труппы и приняли предложение Цири помочь с удовольствием.              …Кроме Айаай: он немного меня боится. Так я помогала (скорее мешала) им вместо Гюрзы: разбирала с ними манеж, утрамбовывала всё по повозкам, кормила и красила коней… Да, караван ведут лошади-тоже-привидения, это для привлечения внимания!              И мы едем сейчас на Город Золотых Башен — там планируется следующее представление. Гюрза всё ещё спит где-то в залежах ткани и костюмов в соседнем возу. А Камур… Час уже прошёл, пока я писала тебе письмо, пап. Но Камур проиграл. Он упал на пятьдесят четвёртой минуте, и Риифа прямо сейчас ставит новый рекорд — ест грушу так громко, так навязчиво хлюпая — я не знала, что так можно есть груши! А Камур смеётся. Говорит, завтра точно простоит.              Приноси, говорит, Цири, завтра новых фруктов.