Апплодисменты Призракам

      Привет, пап! Привет, Корво Бьянко! Пишу вам, пока еду в трясущейся телеге, а напротив меня (не поверите!) краснолюд стоит вверх тормашками, ещё и на одной руке! Это Камур, и он вчера поспорил, что продержится так целый час. Я еле пишу, заезжая за края и плеская чернила, а он уже десять минут стоит на руке и в ус не дует! Риифа нарочно ловит каждую кочку, но её злобный план всё никак не заработает. Они поспорили на грушу. Такая крохотная ставка для такого вызова, да? Но, во-первых, на деньги у них спорить не принято, а во-вторых, дело не в призе. В цирке никогда дело не в призе. Кажется, это истина для каждого мира, где есть цирк. Дело в самом вызове, в очередном шаге за свой предел… Так, стоп. Я пишу не об этом! Я пишу рассказать, как я вообще оказалась в караване артистов, идущем на Город Золотых Башен!..              Цири проснулась в полдень. Не самое мудрое решение для южных широт, но… Это не было решением. Вчерашний переход из мира консервных банок и чёрно-белых ангелов сильно вымотал её.              Этот мир увлёк Цири настолько, что она провела в нём целый месяц, и это был как потрясающий, так и утомительный опыт. Железные ангелы тоже умели телепортироваться, хоть и не так лихо, зато носились по округе быстрее самой Цири, и она впервые в жизни с восторгом от кого-то отставала.              Но, пожалуй, месяца с них пока хватит, тем более что одна из ржавых банок так страшно порезала ведьмачке руки, что не оставила ей выбора, кроме как выпрыгнуть из карусели приключений хотя бы на время, отдышаться и залататься.              Цири шагнула в пространстве и времени немного бесцельно — её единственным желанием было оказаться недалеко от кровати. А когда к выбору точки выхода Цири прилагала меньше всего усилий, она оказывалась в родном мире. Светить перед семьёй и друзьями свежими ранами не хотелось, и это, вероятно, тоже повлияло на место назначения: Цири обнаружила себя глубоко на Юге. В Нильфгаарде, где её единственным «другом» был Воорхис. Но она знала, что встретиться им пока не суждено. Знала чувством, относящимся к ощущению пространства, которое Цири начинала замечать за собой последнее время. Конечно, ей было, куда расти в своих силах, и она росла несмотря на то, что внешние миры заботили её куда больше саморазвития. О своей новой интуиции, о чуйке фигурок на доске, Цири не успела толком поразмыслить, но подозревала, что это походит на память профессиональных шахматистов, которые играют и выигрывают партии с завязанными глазами. Цири видела таких в одном из миров.              Сейчас она могла выдохнуть спокойно: никаких старых знакомых в городке Баккано не предвиделось… И это было отличным поводом завести новых. И отдохнуть, ах да, конечно отдохнуть. Цири прыгнула сюда в первую очередь за этим, но забыть о такой мелочи было несложно даже с истерзанными руками.              Цири закряхтела где-то в пышном одеяле. Не столько от боли под бинтами, сколько от жары. С некоторых пор жару она не любила, но бежать от неё было бы совсем бессовестно — оставалось только бороться. И Цири начала очередное сражение со скидывания с себя орудия пыток (иначе тяжёлое перьевое одеяло в сорокаградусную жару не назвать, но именно такие водились в местных краях холодными ночами).              Нырнув головой в бадью воды, Цири проснулась окончательно и была готова к новому дню. К целому дню — и он обещал быть только началом — полузабытого безделья и полумифического отдыха.              Уже к середине дня Цири надоело бездельничать и отдыхать.              Весь небольшой Баккано, грудящийся домиками на краю скал, глядящий окошками в Великое Море, гостья изучила вдоль и поперёк за пару часов. Она успела прикупить широкополую шляпу, не преминув пофлиртовать (незнание языка не сильно помешало) с по-южному симпатичной торговкой. Успела перекинуться с лодочниками партией в карты (Цири проиграла — давно у неё не было практики, хотя свою скромную колоду она таскала через вселенные). Успела выпить горячего чаю с престарелой хозяйкой корчмы, где ведьмачка остановилась, — старушка учила, что именно горячее надо пить в жару. Цири опустошала вторую кружку кипятка и всё ждала секунды облегчения, но так и не поймала её. Расстроилась не сильно и спустилась по наклонным улочкам к морю, чтобы пожечь пятки о гладкие камни и искупаться. А сама заскучала, оставшись наедине с заслуженным отдыхом. Тут же радостно выдохнула, придумав себе новое занятие — написать письмо Геральту. О предыдущем мире рассказать было лучше вживую и, наверное, даже не Геральту, а Керис — больно он путанный. А вот о вселенной до него — о пустошах на далёкой планете, полной безумцев, — можно и написать. Но сначала раздобыть пергамента.              Милая торговка зарделась, как только Цири вошла в лавку. Ведьмачка подмигнула и попросила, как смогла, подсказать ей ленточку, наиболее «говорящую» о месте приобретения, и вдруг её внимание привлекла призывная мелодия с улицы — звонко дудела труба.              Кроме Цири в бутике никого не было, и торговка выглянула на площадь следом за ней.              В центре улицы стояла бочка, а на ней восседала короткостриженная низушка — трубила, что есть силы, привлекая внимание прохожих. Цири прищурилась, привыкая к слепящему солнцу, и вдруг заметила, почему низушка показалась ей особенно крошечной: она была без ног. Её бёдра оканчивались на середине тугими узлами штанин, подвязанными яркими бантами. «Необычно», — подумала Цири. Когда-то давно, преподавая утёнку науку красоты, Йеннифэр говорила не делать акцентов на «недостатках».              Низушка, довольная привлечённым вниманием прохожих и парой высунувшихся из окон голов, отложила инструмент. Вдохнула, взмахнула руками и громко заговорила на нильфгаардском диалекте. Она объявляла о чём-то, а люди вокруг кто продолжил дела, кто начал переглядываться, кто закивал в ответ. Цири так и не удосужилась выучить нильфгаардский (скорее назло всему миру, чем от занятости), но старшую речь знала хорошо, поэтому, кроме «Баккано», поняла слова «внимание», «привидение», «представление», «поле», «за», «город» и «закат».              Сказав последнее слово, низушка поклонилась под несколько одобрительных хлопков. Стоя на одной руке, она подняла трубу и зацепила за пояс на спине. А потом вдруг шатнула бочку. Раз, другой, третий — так и опрокинула из-под себя на бок. Цири вздрогнула и приготовилась было подскочить, но низушка не упала, а мягко приземлилась на бочонок под новые аплодисменты. Так и покатила, перебирая руками, шлёпая по доскам перчатками и досками по мостовой. Цири стояла зачарованная непринужденностью и лёгкостью, с которой безногая низушка укатывала с площади.              Торговка за плечом Цири прокашлялась и протянула ей ленточку. Угольно-бархатистую, расшитую золочёными нитками.              — Спасибо, ну конечно чёрная! — Цири улыбнулась. — Скажи, она говорила о каком-то представлении за городом?              Ведьмачка указала на опустевшую площадь. Цири произносила слова медленно, чётко повторяя на старшей речи, в надежде, что коренная уроженка Юга поймёт хотя бы часть. Девушка закивала неуверенно и поманила Цири обратно в лавку.              Пока ведьмачка доставала деньги за ленту, торговка шуршала под прилавком. Замызганный лист пергамента накрыл рубленный флорен. Это была афиша, а на ней в обрамлении слов картинка: группа людей и нелюдей в странных позах. За ними, по центру силуэт человека, висящего вверх ногами на верёвках, а на третьем плане привидение тянуло руки на зрителя, охватывало рваными тряпками композицию.              Продавщица ткнула пальцем в слова на афише и провела, озвучивая написанное — в этот раз Цири снова поняла «призраки» и «представление», но к ним присоединились ещё «сегодня», «ночь» и «последний», когда девушка уже не вела по буквам.              Цири заметила, что почти у каждого героя на картинке чего-то не хватает — то руки, то ноги. У подвешенного силуэта, например, не было обеих рук — только обрубки. Интересно, а вот эта маленькая безногая фигурка на переднем плане — и есть низушка с бочкой?              — Можно взять? Вот эту бумагу? Афишу? Объявление?              Торговка заколебалась и что-то смущённо забормотала под нос.              — Я верну!              Цири не была уверена, что девушка поняла её, но та кивнула.              У выхода из магазина ведьмачка обернулась. Решила действовать без слов: помахала листом, ткнула на себя и на него, а потом на продавщицу. Сцепила руки. Девушка в ответ заулыбалась и закивала. Сказала что-то, но Цири опять поняла только «сегодня» и «ночь».              Под ползущим к земле солнцем (на Юге темнело рано) она добралась до корчмы. Ввалилась в залу, громко пыхча, потому что дом стоял наверху скосой улицы, и тут же направилась к хозяйке — та знала всеобщий. Старушка пояснила, что неделю назад в Баккано приехал цирк. Он уже дал представление, но местным так сильно понравилось, что многие горожане просили повторить программу и обещали привести тех, кто идти в первый раз не захотел. Циркачи к просьбе с удовольствием прислушались и решили дать ещё один концерт, хотя все объявления со стен уже успели поснимать. Цири могла бы заметить половину труппы прямо там, где стоит, ещё вчера вечером, но она так устала, что даже корчмаршу с трудом различила. Вторую половину артистов она могла бы встретить утром, если бы не спала до зенита.              — Похоже, мне и так суждено с ними встретиться, — Цири хихикнула.              — А у тебя прям’о глаза гоореть. Лююбить цирк?              — Очень! Я хожу на представления во всех ми… странах, где бываю, и где он есть. У артистов всегда столько историй…              — Хм. А как они тебе их раассказывать, а? Они-то мест’ные.              — Ох, да. Ну, ничего, в этот раз, значит, буду без историй. Я всё ещё могу посмотреть представление.              Цири, однако, заметно сникла.              — Э, нет, такое красивоое лицо не грус’тить.              Корчмарша встала и отошла на второй этаж. Вернулась она с толстой книжечкой в руках.              — Не грустить со с’ловаарь, но без двуух флорен!              Цири засмеялась и купила книжку за четыре. Больно мила была эта предприимчивая старушка, днём напоившая её чаем забесплатно.              Они с торговкой встретились у магазина. Цири нечем было заняться ещё несколько часов до представления, и она решила занести обратно афишу. Столкнулись в дверях, когда девушка выходила уже в другой, красивой одежде — один из манекенов на витрине стоял пустой.              — Ой, извини! — Цири подняла выскользнувший из руки торговки ключ.              Та тоже извинилась, покраснела и засмеялась. Пока она закрывала лавку, Цири достала словарь. К её небольшому разочарованию, он был с нильфгаардского на всеобщий, но Цири уже давно не испытывала смущения перед языковым барьером: она оказывалась без слов почти в каждом новом мире, и всегда выкручивалась. Протянула книжку девушке.              — Цири! — объявила она, положив руку на грудь.              — Алдана! — представилась торговка.              Они пожали руки, будто заключали сделку, и Цири тут же выставила локоть, будто кавалер приглашал даму. Дама захихикала и приняла.              — Представление? — предложила Цири.              Алдана полистала немного словарь.              — Преедс’таавлениее чеереез д’ваа чаас, — прочитала она, хмуря густые брови.              — Я люблю приходить заранее, чтобы смотреть, как суетятся актёры. Можем погулять в округе! — Цири неловко улыбнулась, видя растерянное лицо Алданы.              Походила человечками из пальцев по воздуху и поболтала дракончиками-руками. Алдана засмеялась и прочитала из книжки: «Даа». Она теперь, видимо, все слова собиралась читать, даже самые примитивные и звучащие на обоих языках одинаково.              Прогуливаясь до представления, Алдана рассказала, что не хотела отдавать афишу, потому что сама её стянула на память, как только увидела, что один из артистов собирает их обратно.              — А зачем их снимать? — Цири сопровождала каждую реплику пантомимой, чтобы южанке было легче её понять.              — Цирк, беед’ный — эконоомиить. И я оони нем’ноого обок’раасть… — она помахала сложенным в трубочку объявлением.              Цири засмеялась.              — …Ноо я нее стыд’ноо, потоомуу что ид’ти в’тороой рааз. Онии очеень хоорошиий.              Пока девушки неспешно вышли из городка и доползли до растянутой в поле ткани, Цири с Алданой успели кое-как рассказать друг другу о себе всё, что было интересно спросить. Встретил их старый пёс, сидящий на табуретке, будто статуя. Бдящий, судя по тому, что тут же начал лаять, но с места не сдвинулся. Цири подняла ладони и зашептала ему добрые слова, но он не обращал на её уговоры мира внимания, ведь всеобщего не знал.              Из-за матерчатых перегородок высунулась косматая голова с разукрашенным голубым, серым и чёрным лицом. Пёс тут же затих и снова окаменел, потеряв к пришедшим всякий интерес.              Голова обменялась с Алданой репликами. Говорил её обладатель неловко, будто тролль, да и выглядел похоже — даже раскраска его подражала тролльским пропорциям лиц. Цири насупилась. Он явно был «дурачком», как звали подобных ему в Северных. Она видела низушку без ног, а на плакате как минимум у ещё одного артиста были причудливые, будто клешни, руки. Цири начинало это смущать, ведь только один тип цирка она на дух не переносила — цирк «уродов». Когда-то ей казалось это нормальным, но после многих путешествий и общений с циркачами из абсолютно разных миров, её начали пугать такие представления. Пугать судьбами «странных» людей и нелюдей, пошедших этим путём…              — Цири, — Алдана обеспокоено погладила её по плечу. — Цири?              — А, да?              — Мы пуус’тить, еес’ли мы нее меешаать. И мааленько помоочь.              — Конечно, мы помочь! — закивала Цири.              «Тролль» пустил их, чуть раздвинув тряпки.              А за ними кипела жизнь. Артисты почему-то занимались строительством, а не репетициями. Половина уже разукрашенная, но никто не в костюмах; все что-то воздвигали, гремели инструментами и переносили. И любое движение их было особенно завораживающим, ведь все они двигались каждый своим и непривычным для Цири способом. Кто-то пролетел мимо на костыле, заменяя им одну из ног; кто-то бегал и лазал по лестницам на руках; кто-то забивал гвозди, держа молоток пальцами ног…              Цири старалась не пялиться, и ей с Алданой быстро в этом помогли, предложив потаскать не очень тяжёлые предметы и расстелить перед высокими конструкциями настил. Больше их ни о чём не просили, и Алдана уселась на ткань посреди постепенно затихающего строительства. Похлопала рядом с собой рукой.              — З’риительныый заал, — прочла она, когда Цири присела рядом.              — Ого, здорово!              К ним подошла на руках уже знакомая издали низушка. Только была она теперь в образе: в гриме, таком же по цвету, как у «тролля», но с другим рисунком — более боевым, с чёрными полосами, режущими лицо. Одета в голубой, явно нарочно изорванный кафтан, из-под которого виднелся облегающий тёмный, а за культями её полз искромсанный шлейф белой ткани.              Низушка достала из-за пояса чуть помятую бумагу, сложенную в несколько раз, и что-то спросила. Алдана ответила улыбаясь и потянулась за кошелём, но Цири остановила её. Заплатила по три флорена за себя и за спутницу и ещё полмонеты за конвертик, который ненавязчиво протягивала им низушка. Та поклонилась, поблагодарила и ускакала за высокие конструкции, за натянутую фоном к сцене ткань.              — С’паасиибо, — улыбнулась Алдана, читая уже явно с трудом и щурясь, ведь вместе с последними строителями-артистами уходил подобающий для чтения свет.              — Не за что!              Цири развернула бумагу. Она не знала, что это, но её привлекла отпечатанная на обложке картинка: на ней будто узором располагались в несколько рядов черепки, а среди них случайно находилась пара голов — одна низушечья, а вторая, наверное, человечья, с завязанными глазами.              Цири не прогадала, потому что пергамент многократно раскрывался, и на каждом его отделении был нарисован людь или нелюдь в красивой позе или написано что-то большими буквами.              — Мааленькиий бииограафия аар’тист, — пояснила Алдана.              — Ух ты! А можешь прочитать? Ну, хотя бы несколько? Маленько?              Алдана охотно закивала, и Цири решила ткнуть сначала на «тролля». На гравюрке он сидел будто в позе для медитации, а вокруг него летали предметы. Даже сидя он занимал почти весь разворот, потому что художник явно пытался сохранить разницу в росте героев и не мельчить с остальными, а «тролль» значительно всех актёров в размерах превосходил.              — Он иимя «Айаай». Сын т’роолль жеенщина и к’раснолююд мужчиина. Большоой любоовь, но их хотеть убиить, когда Айаай мааленький. Тогда он испугааться и закиинуть родиители на лунаа, чтобы они ник’то не обижаать. Он саам не смочь закиинуть он к родиители, поэтому ос’тааться. Лююди охоотиться на он, но он не мочь дать с’даача — слиишком дооб’рый. Он мочь тоолько ловить всё, что в он кидаать и пытааться не ломаать, поотомуу что он ещё аккуураатный.              — Вау!.. Это потрясающе. И грустно. А вот тут что написано?              После истории о каждом герое на третьем развороте была нарисована силуэтом миниатюра с ним под кратким текстом. Айаай на своей тянул ручищи к луне.              — Айаай умерееть, когда не поймаать виилы в спина. Но он таак и ос’тааться слиишком тяжёлый, чтобы лететь до лунаа, поэтому веч’но сидеть на зем’ля.              — В каком смысле умереть?              — Умеерееть.              Алдана положила руки на грудь и завалилась на спину. Цири засмеялась.              — Но как он тогда выступает в цирке?              — Таак они всее умереть. Это цирк мер’веецы.              Она воровато огляделась и развернула украденную афишу. Ткнула пальцем в самые большие слова.              — Наз’ваание «Прааз’дник Приизраки».              — Как интересно! А она как умерла?              Цири ткнула на безногую низушку, которая стояла на руках, полностью перевернувшись; только голова её всё ещё смотрела подбородком вниз — жутковато.              — Нооги Риифа отгрыызть д’ракоон, когда она с мууж лезть за золото.              — Обалдеть! А тут есть её муж?              Алдана кивнула и указала на фигуру человека без рук. Судя по перевязанным глазам, именно он с женой были на обложке.              — О, это он на афише. А он тоже умер от дракона?              — Нет, но д’ракоон отгрыызть он рууки, когда он пытааться спас’ти жена. Он чаародей и умерееть, когда пытаться она воск’ресиить, и у он лоопнуть мозг. И г’лазаа.              — Как мрачно! И… романтично? Но больше мрачно.              — Они оочень хорооший на с’цеена. А ещё я пон’раавиться он…              Алдана переводила Цири историю актёра, который ей понравился, а потом и остальных «Призраков», и девушки не заметили, как пролетело время: листание словаря занимало много сил. Они вдруг обнаружили себя в окружении шепчущихся людей, занявших места на земле, перед сценой. «Забавно», — подумала Цири. В Северных зрители даже во время пьес не утруждаются понизить голос, не то, что до начала представления.              Место перед зрителями, лицом к которому все усаживались, сценой назвать было сложно. Это была пустая площадка под деревянными и железными конструкциями, по обе её стороны. Не было даже никакого возвышения, что, впрочем, играло на руку, когда публика располагалась на земле. На «сцене» появилась темноволосая низушка без ног: согласно брошюре, жертва дракона по имени Риифа — и шёпот стих.              Она поздоровалась и заговорила с публикой, представляя шоу в немного неформальных интонациях, под одобрительные кивки. Алдана было зашуршала словариком, но Цири накрыла его рукой — «не надо». С этой минуты понимание происходящего, даже если в представлении будут слова — на её совести.              Риифа поклонилась. Из одного конца сцены в другой зашагал полутролль Айаай, ударяя в бубен. Секунда — и низушка вскарабкалась по нему, будто белка на дерево, а он даже скорости не сбавил. Она уселась у него на плече под первые восторженные вскрики детей и аплодисменты взрослых, достала из-за спины флейту и заиграла. Айаай затормозил только дойдя до края, плюхнулся на землю так, что Риифа — с невозмутимым лицом — подскочила, но с мелодии они не сбились. Не считая того, что Айаай попадал в ритм через раз.              …Что происходило дальше я описать не могу. То есть могу, но слова, по крайней мере те, что я знаю, не смогут передать происходящего. А знаешь что, я и не хочу тебе ничего описывать! Я с удовольствием свожу тебя на представление! Это нужно видеть! И нет, тебе не придётся ворчать на порталы, ведь мы двигаемся на север. Конечно, пройдет не меньше года, пока мы доползём до Туссента, но… О, смотри, я уже пишу «мы»! :-D (Этот и похожие странные символы Цири рисовала иногда в тексте. Она говорила, что это эмоции-рожицы, но Геральта они смущали: для начала, он далеко не сразу понял, где там вообще лица, а потом постоянно задавался, почему они перевёрнутые. Цири подцепила привычку использовать эти знаки в одном из миров, где почему-то нельзя было рисовать их не на боку, и будто забывала, что на бумаге это работает по-другому). Но я ещё ничего не решила, в конце концов, я не очень вписываюсь в концепцию Призраков как артист. Хотя Гюрза уже не против учить меня акробатике. Он говорит, что я могла бы «украсть» его слепоту…              Первой на сцене появилась пара эльфов. Они кружили в танце так плавно и гладко, поднимая в воздух полы рваных платьев, что Цири не сразу заметила подвох. Только через несколько секунд, когда они отнялись друг от друга, когда опали на землю их призрачные хвосты, она увидела: каждому из них не хватало руки и ноги. Эльфы замерли, поддерживая друг друга, раскрывшись, будто звёзды.              Точно. Алдана не успела прочитать их историю — только имена. Декая и Виной, и, судя по чёрным беличьим хвостам за ушками и пустым ножнам на бёдрах, «умерли» они Белками. Они были точным отражением друг друга: одежды изорваны и макияж наложен симметрично, не говоря об отсутствующих конечностях. Дав зрителям рассмотреть себя, эльфы снова бросились в пляс. Удивительное зрелище, и правда какое-то призрачное: настоящие фантомы, с которыми приходилось сталкиваться ведьмачке, которые кучились в «проклятых» местах, тоже были похожи друг на друга, как капли воды. Только они не танцевали. Не балансировали, не подкидывали друг друга в воздух, будто пушинки, будто отсутствие ноги не мешало им крепко стоять, а руки поднимать друг друга. Зеркальным был и их танец — они делали каждый выпад, каждый элемент и прыжок дважды, поочерёдно. Цири, сидящая прежде с разинутым ртом и глазами-блюдцами, заулыбалась: она почувствовала, как с ней заигрывают, ведь с первого раза она и правда не могла уследить, понять, как эльфы вообще это делают, как двигаются. Как это возможно физически?! А им было всё равно на физику и ограничения тела, которых у них будто и не было — они просто танцевали.              Вдруг новая фигура появилась на сцене — тёмный силуэт человека с краю, напротив музыкантов. Человека в рогатом шлеме, с двумя мечами за спиной. Дети начали замечать тень, ползущую к эльфам, пытались обратить на неё внимание танцующих, но пара никого не слышала. Даже Цири заволновалась. Вдруг крик: это тень закричала, блеснул в её не руке — клешне — металл.              Ведьмак метнул нож. Ровно в призрачных эльфов, но те отпрянули, как вспугнутые водомерки, каждый в свою сторону, прочь со сцены. Кинжал просвистел между ними прямо в музыкантов. Зал ахнул.              Зря — великан Айаай схватил его за рукоять. Железный язычок замер в считанных дюймах от лица низушки, а та так и играла, будто ничего не произошло. Только осознав тишину — ритм ей никто больше не отбивал — она открыла глаза и затихла. Народ зааплодировал, пара женщин облегчённо выдохнула.              А Айаай медленно поднялся. На его месте выросли незаметно два синхронных эльфа: заняли роль оркестра. Ведьмак попятился, когда великан сделал шаг в его сторону, достал второй нож. Низушка, так и сидящая на плече Айаай, театрально испугалась. Перебралась, будто птичка по стволу, за его голову и повисла на шее за спиной, а в полутролля уже летел новый снаряд.              Айаай поймал его в дюйме — в этот раз — от своего носа. Ведьмак зарычал и достал следующий. Одновременно с тем, как засвистел по шею великана третий кинжал, Айаай подкинул один из рук в воздух. Поймал новый, тут же отправляя его в полёт. Секунда — и он жонглировал тремя ножами, ещё одна — четырьмя. Бросив пятый, Ведьмак схватился за голову в злом рыке. И Цири вдруг заметила, что одет он по-другому, отлично от остальных: не в чёрно-голубое рваньё, а в обычную одежду. На шлеме его блестели два жёлтых нарисованных глаза. Ведьмак был живым на празднике мёртвых.              Айаай жонглировал, когда из-за спины его показалась Риифа. Она поглядела на летающие ножи по-хозяйски, наигранно задумалась, гладя пальцами подбородок, а потом вдруг скорчила хитрую мордочку. Под макияжем она казалась скорее зловещей. Зрители, видно те, кто пришёл на представление повторно, захихикали в предвкушении. Долго ждать не пришлось.              Риифа уселась поудобней на шее Айаай, который так и стоял, перекидывая ножи, и если бы не его сосредоточенное, с высунутым языком лицо, ничего не выдало бы в нём напряжения. Хвать — и низушка поймала пролетающий кинжал. Великан повернулся к зрителям боком, чтобы им было лучше видно, и снова присел. Теперь Риифа была на одной высоте с ведьмаком. Она перебросила нож из руки в другую и прицелилась. Ведьмак наигранно перепугался.              Теперь кинжал свистел по его душу. Второй, третий… Вскоре все снаряды были конфискованы невзначай у Айаай, а низушка с ведьмаком жонглировали на пару. Человек ловил ножи клешнями немного странно, совершая будто кучу лишних движений — как мог, но всегда хватал и кидал обратно. Каждый пятый бросок он отправлял не низушке — а вверх — ловил шлемом и балансировал остриём на лбу, пока не решался снова вернуть его в игру.              Вдруг ведьмак пропустил подачу: кинжал впился ему в грудь. Зрители ахнули. Второй пролетел мимо. Третий снова по ведьмаку. Вздох ужаса. Цири вздыхала вместе со всеми. Четвертый — промах. Последний опять в грудь. Ведьмак замер, схватившись за него рукой.              Кто-то из взрослых в зале уже начал ругаться в панике, но артист вовремя повернулся к зрителям в фас; ножи он зажимал подмышками. Разжал кулак у сердца — и клинок упал со звоном на землю. Актёр не ранен, только герой сражён. Публика выдохнула, но ведьмаку это не помогло: он был убит. Рухнул доской на спину, а вместе с ним затихла музыка. Шлем отлетел в сторону. Свет начал затухать — это маленькая тень, никем не замеченная, сновала вокруг сцены и подкидывала в факелы трескучего песка — он мешал огню.              Цири не поймала момент, когда эльфы вдруг выросли над сражённым ведьмаком. Они нависли, двумя тонкими, падающими навстречу друг другу башнями. Хвать — сцепились пальцами в поддержке. Их длинные рукава закачались над «телом», накрывая его.              А тело вдруг подняло руки. Эльфы оттолкнулись и бросились скакать. Снова схватились в танце, кружа теперь вокруг мертвеца. А мертвец вставал. Прямо как упал — доской. С прямой спиной и вытянутыми руками. Близнецы-отражения то и дело накрывали его тряпьём, но силуэт, обрамлённый ярким голубым пламенем из-за спины, просматривался хорошо и всё рос и рос — поднимался из мёртвых.              Когда ведьмак встал, он выглядел уже по-другому. Он больше не был ведьмаком, теперь он был одним из них: приведением в серо-голубых одеждах, с раскрашенным лицом.              Так началось представление Призраков.