***
Шуршание быстро перелистываемых страниц расслабляет. Гермиона кривит носик и улыбается краешками губ, полной грудью вдыхая аромат пергамента, чернил и двухтысячелетней давности. Перед ней лежит её любимая История Хогвартса — книга, которую девушка прочитала самой первой. Это было её личное заочное знакомство с волшебной школой, письмо из которой она получила. Она закрывает глаза, вспоминая счастливые моменты поступления в школу и знакомство с волшебным миром. Грейнджер помнит, как тогда слово «магия» обрело иной смысл, переставая быть просто фокусом и выдумкой, принимая вполне реальные формы, названия и действия. Гермиона открывает глаза и снова закрывает книгу, любуясь красиво и богато оформленной обложкой. Кожаный переплёт коричневого цвета с тиснениями и резью поражает точностью и аккуратностью исполнения деталей. Уголки фолианта выполнены из золота, что указывает на дороговизну и значимость данного экземпляра. На обложке изображён герб школы, включающий в себя четыре символа Хогвартских факультетов. Она проводит пальчиками по рельефу, осознавая, как удачно создатели школы организовали четыре разных, но в то же время самодостаточных факультета. Волшебница открывает книгу, в который раз прикасаясь рукой к чудной бархатистой бумаге. В этот момент она думает, что некоторые книги, как произведение искусства, сделаны красиво и со вкусом. Возможно, они не планировались подвергаться использованию, подразумевая лишь материальную и эстетическую ценность для владельца? У Малфоев возможно всё. При упоминании этой фамилии Гермиона поджимает губы. Она переворачивает страницу, детально рассматривая титульный лист. Прищурив глаза, читает то, что написано маленьким, почти нереальным для письма пером, почерком. Она читает тихим голосом: «Издано четыре экземпляра» и чуть ниже написано 910 год. Святая Моргана, да это самый первый экземпляр Истории Хогвартса! А что, если одним из владельцев был основатель школы? Это очень-очень — она не может подобрать слов — дорогая и редкая книга. Такими экземплярами не разбрасываются, давая их для простого чтения. Вряд ли Малфой хотел впечатлить её, предоставив первое издание Истории Хогвартса. Остаётся сделать вывод, что подобных книг в библиотеке Малфой-мэнора ещё много. Интересно, какая она, библиотека мэнора? Большая и просторная или огромная, до потолка забитая редкими книгами? Возможно, второй вариант подойдёт больше, и «хранитель знаний» Малфоев похожий на большой сейф, в котором хранятся редкие, дорогие и самые вычурные экземпляры книг. Жаль, что двери в помещение всегда закрыты, а её не отправляют убираться именно там. Гермиона вздохнула, закрыла книгу и положила её на стопку из оставшихся четырёх. Бегло посмотрела на свой несъеденный ужин и снова скривила нос. В последние недели ей совсем не хочется кушать, как и спать. Скоро свеча погаснет, погружая комнату и её обитательницу в чистый мрак. И девушка снова прокрутится всю ночь, мучая себя мыслями о секрете Малфоя и его эльфа, догадками о том, что же происходит в волшебном мире и как там Гарри и Рон справляются без неё. А ещё она часто мечтает о побеге. Даже несколько раз, когда ей удавалось вздремнуть, она видела сон, в котором избавлялась от кулона и бежала по парку мэнора. Волшебница устроилась поудобнее на подушке, накрывшись одеялом до самого носа. В мэноре становилось всё холоднее и холоднее, а виной всему пришедшая осень. Гермиона посмотрела на свечу, потом на камин и снова на свечу. Вот бы в комнате также по мановению магии загорался камин. Хилое платьице почти не грело, большая кровать с каждым днём напоминала надгробную плиту, холодящую любого, кто на неё ляжет. А ведь скоро зима… И такими темпами она просто замёрзнет в мэноре. Нужно придумать, как убежать. Стоит включить свой хвалёный ум и сообразить, как выбраться из плена. Но всё же ей не давал покоя Драко Малфой с его секретами и новыми навыками, о которых все вокруг говорили и даже побаивались. К примеру, на днях Гермиона подслушала разговор портретов, которые обсуждали недавно пропавший портрет Люциуса Малфоя I, а точнее причину, по которой теперь пустовало место на втором этаже западного крыла. Портреты голосили на весь коридор, обсуждая и кляня Драко Малфоя, чем и вызвали интерес у Грейнджер. Она остановилась за углом, слушая импульсивные фразы и складывая их в общую визуальную картину. Оказывается, намедни, Драко Малфой изничтожил портрет в ответ на замечание. Потомок древнего рода направил палочку на портрет и что-то прошептал «парселтанг», «клянусь, я слышала парселтанг» — вопили портреты перекрикивая друг друга. После заклятия из портрета потянулась серая дымка… Хм, знакомая ей картина: нечто подобное происходило в подземельях. Гермиона прищурила глаза, стараясь не пропустить ни единого слова. Тогда ей казалось, что она услышит ответ на свой вопрос, но конец истории её позабавил. Какая-то волшебница писклявым голосом пропищала, перекрикивая всех остальных: — Я видела это! Великий Мерлин, Люциус так и ничего не сказал. Я видела пустоту в его взгляде, а затем, — дама шмыгнула носом, — он… он просто превратился в цветное месиво, и краска сорвалась с полотна, окрасив одежду Драко! После этих слов Гермиона прикрыла рот рукой отчасти для того, чтобы не рассмеяться и отчасти потому, что была шокирована. Если верить портретам, то Малфой снова использовал неизвестное заклятие, только на неживом человеке. Что и привело к разрушению изображения! Гриффиндорка решила собирать информацию по крупицам, часто задерживаясь после уборки в коридоре, приближённом к кабинету Люциуса, в надежде подслушать хоть что-то из новостей магического мира. Сегодня она услышала, как к нему пришла Панси Паркинсон. Гермиона решила, что с прослушки их беседы толку не будет. Вряд ли Панси будет разговаривать о делах Волдеморта и сложившейся ситуации в целом. Она тихонько отступила от дверей и, обняв себя за плечи, направилась в комнату. Гриффиндорка не сдалась, хотя внешне её смирение выглядело именно так. Она подмечала каждую деталь: дни, в которые проходили собрания Пожирателей, подъём Люциуса Малфоя, его рабочее время и личные встречи. Она узнала и о том, во сколько встаёт Драко и во сколько приходит домой. Хотя с ним дела обстояли сложнее: он постоянно отсутствовал и не всегда приходил к ужину. А может и вовсе не приходил? Гермиона точно не могла сказать, поскольку приходя в комнату к девяти вечера, она запирала дверь на замок, который ещё тогда наколдовал Драко, и усаживалась читать. В её комнате по-прежнему стоял холод, зато в один из вечеров она обнаружила шерстяной плед на своём стуле. Кто из эльфов принёс его, она не знала, но была искренне благодарна за такой милый и заботливый жест. Вечерами она читала предоставленные книги, которые, к слову, после прочтения предыдущих, заменили новыми. В основном ей предоставлялась учебная литература, предназначенная для школьников, но и за эту возможность Гермиона была благодарна. Она читала с особой внимательностью, вникая в каждое слово, объяснение и трактование. Теоретические знания были её спасением и связующим звеном с волшебным миром. Девушка вспоминала заклятия, выводя в воздухе рукой руны так, словно у неё была палочка. В эти моменты было особенно горько ощущать себя неполноценной, проживая в древнейшем доме одной из знатных волшебных семей. Ага. Только вот она ни коим боком не имела отношения к этой семье. И слава Мерлину. Но дело в другом… Она не могла колдовать и почти не чувствовала своей силы, теряя энергию с каждым днём. К концу осени Гермионе кажется, что в Малфой-мэноре она потеряла всё что можно, начиная от веса и заканчивая более серьезными пунктами, такими как вера в человечность и справедливость, вера в свой побег и вера в собственные силы. Иногда ей казалось, что Малфои и вовсе забыли о том, что должны были ещё раз покопаться в её воспоминаниях. Несомненно, это к лучшему для неё, но находиться в «подвешенном» состоянии весьма неприятно. Грейнджер казалось, что если решится её судьба, она сразу же придумает, как сбежать из плена. Она заметила за собой особенность: в опасных ситуациях мозг лучше соображает и находит решения к спасению. Под «опасной ситуацией» она подразумевала собственную смерть, ведь те угрозы и увечья, которые она получала от Малфоев, судя по всему, не были реально опасными и не угрожали её жизни. Иначе… её хвалённый разум придумал бы решение проблемной ситуации. Ведь так? Скупые слёзы скопились в уголках глаз, после скользя по щекам на подушку. Щёки вспыхнули от жара, а в голове образовалось стойкое ощущение давления. Она вытерла слёзы и накрылась с головой в надежде хоть немного поспать в эту ночь.***
И вот в конце осени начали происходить какие-то странно-оживлённые события: Люциус всё чаще покидал дом, оставляя его с утра и до вечера; Драко по-прежнему пропадал целыми днями, а иногда, по возвращению домой, Гермиона замечала, как он прихрамывает; в мэноре стали чаще появляться пожиратели, причём каждый раз приходили всё новые и новые лица. Она подозревала, что на собраниях присутствует Волдеморт, но не решалась подходить вплотную к двери, боясь быть пойманной. Всё-таки Локи присматривает за ней. Лишь раз она видела его пристальный взгляд, когда пробралась в кладовую, где хранилось бельё, чтобы украсть очередную наволочку и использовать её в целях гигиены во время месячных. И поскольку никто из Малфоев не узнал об этом, значит, эльф промолчал, посчитав, что воровство наволочек не стоит наказания. Но вряд ли он ничего не скажет, если застукает её у дверей, где проходят собрания Пожирателей. Или чего хуже: Волдеморт почует её и убьёт на месте. Поэтому Гермионе оставалось догадываться, что, наверное, группы Пожирателей занимались конкретными заданиями и приходят, чтобы отчитаться или получить новые распоряжения. Несколько раз, поутру, она приходила в кабинет Люциуса и не заставала мага на месте. Тогда ей удавалось просмотреть Ежедневный Пророк, который маняще лежал на столе мага. Из газет она узнала, что в общем-то ситуация не изменилась: Волдеморт занимается захватом власти, а сопротивление достойно противостоит ему. В одном из номеров была информация о том, что ряды Пожирателей смерти пополнились молодыми волшебниками. И лишь вскользь упоминалось, что причиной этому послужила зачистка по поимке старых приверженцев, которую так умело провёл Орден. А Орден ли? Достойное замечание, которое заставило задуматься о характере и причине, по которой пропадали Пожиратели. Гермиона знала. Или думала, что знает. Ей хотелось верить в то, что Орден достойно противостоит Волдеморту, но интуиция подсказывала, что пропажа его приверженцев, — это не дело рук сопротивления. Причина здесь. Рядом. По имени Драко Малфой. Хотя его цели по-прежнему неизвестны.***
Сегодня вечером Люциус отдал распоряжение, чтобы Гермиона подала в его кабинет чай на две персоны. В основном она приносила напиток по утрам, ну и по мелочам бегала по мэнору, но вечерний приказ получила впервые. Поначалу она подумала, что Малфой мог таким образом решить заманить её к себе. Но эта версия быстро была отвергнута, ведь после того отвратительного инцидента в темнице Люциус больше не прикасался к ней и не склонял ни к чему подобному. Гермиона сделала вывод, что маг просто был вне себя от многих факторов, но основным источником его раскрепощённой смелости всё же признавала алкоголь. И в последнее время была рада сухим и деловым ответам мага. Он не проявлял к ней интереса, не наказывал и не издевался, кормил и гарантировал защиту, и этого вполне было достаточно для того, чтобы чувствовать себя в мнимой безопасности. Если учесть тот факт, что они проживали под одной крышей с тем, кто непонятно что вытворяет с приверженцами Волдеморта. И, судя по всему, Люциус не догадывается о тайных проделках собственного сына. Кстати о нём. Гермиона несёт поднос с чаем и слышит шум доносящихся разговоров из малой гостиной. Отчётливо слышит голос Малфоя-младшего, Гойла или Креба и… — Надо же, — протяжный ленивый голос вынуждает застыть на месте, оказавшись на виду присутствующих из-за того, что двери настежь открыты, — а что, эльфы уже не в моде? — наигранно-заинтересованный голос Нотта веселит присутствующих. Гермиона поворачивается и видит слизеринскую свиту Драко Малфоя. Два болвана, по имени Креб и Гойл, развалились на диване. Блейз сидит в кресле и усмехается, Малфой сидит спиной к выходу, а вот Нотт совсем не веселится, хотя и выдал смешную шутку, если судить по реакции остальных. Парень с прищуренным взглядом наблюдает за покрасневшей от стыда и злости Гермионой. — Подойди, — слышит голос Малфоя и не смеет ослушаться, хотя руки и подрагивают от желания запустить поднос в белую шевелюру. Проходит вглубь комнаты, и Драко поворачивается к ней, запрокинув руку на спинку кресла. Он замечает поднос и усмехается, догадавшись, что Гермиона направляется к Люциусу. — Любой эльф был бы счастлив занять её место и служить Малфоям, — надменным голосом выдаёт юноша, — только по приказу Лорда нам прислуживает лучшая грязнокровка, мозг «золотого трио», — ублюдок! — и самая умная ведьма своего поколения! — закончив, Малфой разворачивается к своим дружкам, чтобы посмотреть на реакцию. Ублюдочный хорёк! Чёртов напыщенный идиот! Все слизеринцы, как один, широко улыбаются, блуждая взглядами по телу Гермионы, оценивая её вид и реакцию. Она считает до пяти — в уме, конечно, — и старается усмирить гордое сердце, которое норовит выскочить из груди и отхлестать по лбу каждого змеёныша. — К тому же, — добавляет Малфой, чем привлекает её внимание, — Малфоям служить приятно. Отвратительный гогот резанул по ушам так, что поднос в её руках дрогнул. Две противные гиены, развалившиеся на диване, заливаются противным смехом, толкая друг друга лапами и повторяя слова Драко. Блейз и Нотт переглядываются, подняв брови в удивлённом жесте и по-своему оценивая слова слизеринца. — Скажи, Грейнджер, тебе приятно? — высоким голосом спрашивает Нотт. Гермиона переводит взгляд на него и на одном дыхании отвечает: — Вряд ли Малфои понимают, когда девушке приятно, — от её слов Драко поворачивается на кресле, опаляя её ненавистным взглядом. Но Гермиона, живое воплощение решительности и бесстрашия, стоит ровно и гордо, по-прежнему смотря на улыбающегося Нотта. Она приседает в плавном книксене и как можно вежливее произносит: — Прошу извинить, меня ожидает мистер Малфой, — разворачивается и уходит прочь, слушая многозначительные угуканья в свой адрес. «Мистер Малфой», — в уме кривится от произнесённых слов и в то же время желает увидеть перекошенное лицо его сыночка, которого эти слова точно зацепили. Плевать. На всё плевать. Всё равно, что там он хотел сказать. Малфой! Что хотел сказать Малфой. Всё равно, что потом он с ней сделает. Она не могла просто так стоять и не ответить на его оскорбления в свою сторону. Не могла промолчать. Как всегда. У неё просто талант выводить из себя Малфоя. Нет-нет. Поправочка: Малфоев. Гермиона склонила голову, бросив взгляд на грудь: кулон за считанные секунды нагрелся и обжигал незажившую рану. Наверняка Люциус Малфой злится из-за того, что она не подала вовремя чай. Девушка подошла к двери и постучала мыском туфли. Звук получился приглушённым, поскольку тонкая подошва была мягкой и не располагала к сильным ударам. Она услышала разрешение и толкнула дверь, чтобы войти в кабинет. — Надо же! — услышала она писклявый голос, отчего поднос снова дрогнул, — Лю… Мистер Малфой, вам прислуживает грязнокровка?! — удивлённо проговорила Панси Паркинсон. Гермиона не теряла времени даром и также удивилась тому, что Панси находится именно в кабинете Люциуса, а не в гостиной вместе со своими бывшими сокурсниками. — Да, мисс Паркинсон, так и есть, — задрав подбородок повыше, Люциус выровнял плечи и улыбнулся девушке. — Я думала, что она проводит время в темнице, — скривившись, Панси провожала взглядом Гермиону к столу, — или что её отдали кому-то, — девушка небрежно махнула ладошкой в воздухе. — О-о-о, нет, моя дорогая, — улыбнувшись краешками губ, проговорил маг, — это особый случай. Поручение Лорда, следить за ней и… — Малфой запнулся, — беречь от посягательств, — мужчина поморщился, сверля Грейнджер глазами, словно это она отдавала ему распоряжение по сохранности собственной жизни. — Но это временно, — выдохнув, он подошёл к креслу, на котором сидела Панси, и положил руки на спинку, — верно, грязнокровка? Гермиона поставила чайные принадлежности на столик, покрепче сжала поднос руками, так что костяшки пальцев побелели. Она боялась лишь одного: не выдержать этого позорного момента и начать колотить подносом зазнавшуюся слизеринку и ненавистного Малфоя. Будто там, в гостиной, ей было мало унижения, так ещё и здесь… Она встретилась взглядом с Люциусом и как можно вежливее ответила, вложив в фразу свой смысл: — Всё верно, — и для того, чтобы её быстрее отпустили, добавила нотку вежливости, — мистер Малфой. — Свободна, — небрежно махнув ладонью, громко проговорил волшебник. Гермиона быстро покинула комнату, бегло закрыв за собой двери. Эх, если бы она и вправду была свободна от этой клетки, которая пленила её и угнетает все силы. Интересно, зачем Панси пришла именно к Люциусу? Такое происходит уже не в первый раз. Возможно ли, что между ними что-то есть? Или же это просто деловой визит? Паркинсон-старший состоит в рядах пожирателей и, возможно, через дочь передаёт важную информацию? Дура! А совы для чего, а каминная сеть? За эти месяцы она отвыкла от волшебства, поэтому рассуждала скупо, словно маггл, который только что узнал о волшебном мире. Скорее всего, это личная встреча. Ей хотелось бы вернуться и подслушать разговор, но всё-таки нужно отнести поднос на кухню. И это значило, что она снова будет проходить мимо гостиной. Хоть бы двери были закрыты… Только подумала Гермиона, как и вправду увидела прикрытую дверь, из-за которой доносились голоса. Наверное, это дружеские посиделки, иначе они бы наложили заглушающие чары на помещение. И всё же, Паркинсон в компании Малфоя-старшего. Интересно, знает ли об этом Драко? Не понятна, конечно, причина по которой слизеринка пришла к Люциусу, но отчего-то Гермиона считала, что это встреча слишком личная. И ей кажется, что Панси слишком беспечно поступает, приходя к Люциусу именно тогда, когда его сын дома. Гриффиндорка помнит, как Паркинсон бегала за Малфоем ещё в школе, питая надежду на то, что они будут встречаться, но её старания не увенчались успехом. А что теперь? Она бегает за Люциусом? У кого-то пунктик по Малфоям… Гермиона улыбнулась эльфу, отдавая поднос, а в ответ увидела серьёзную моську. Эльфам запрещено разговаривать с ней без надобности, картины её попросту игнорируют и, помимо приказов Люциуса, Гермиона не слышит человеческой речи. С этим нужно что-то делать. Либо найти себе собеседника, чтобы окончательно не одичать и не забыть каково это, вести разговор с человеком, либо просто сбежать из этого склепа к нормальным людям. Для Гермионы проживать в Малфой-мэноре всё равно что находиться в склепе. Она словно живая душа в заточении монолитных стен, которые отбирают у неё энергию и жизненные силы. Она никогда не думала, что пышность оформления такого большого дома может навевать тоску и уныние. По правде сказать, девушка была рада тому, что у неё есть обязанности, иначе она умерла бы со скуки. Интересно, как тут жила Нарцисса Малфой? Не может же быть такого, чтобы леди убиралась в доме. Грейнджер представила Нарциссу моющую полы в шелковом платье и парадной мантии с обилием украшений надетых на ней. Гермиона улыбнулась, описывая в уме представленное действие: «Массивная брошь в виде пера подчёркивала изящество дамы, которая, присев на корточки, мыла пол в парадном холле. Падающие лучи солнца освещали трудовщицу, а бриллиантовая брошь отбрасывала блики на мокрый мраморный пол…» Гриффиндорка сбилась с мысли, доходя до приоткрытой двери в гостиную, от которой слышался шум развязного слизеринского разговора. Она остановилась в метре от двери и прислушалась. — …и эти глазищи! Большие, напуганные и такие невинные, — заплетающимся языком воодушевлённо говорил Гойл, — а тело! Тело-то какое! Я тебе говорю, Драко: лучшими любовницами чем грязнокровки, могут быть только грязнокровки, — сказав заумную фразу, парень громко засмеялся. Гермиона скривилась от услышанного, приложив руку к груди, и машинально взяла кулон пальцами. Она прокрутила украшение, силясь уйти, но простое любопытство и жажда услышать хоть кусочек разговора, пригвоздили её к месту. — Зависит от девушки, — лениво проговорил Блейз, а Гермиона почему-то мысленно согласилась с ним, кивнув. Только под его словами она подразумевала «зависит от парня». — Не-е-е-т, — протянул Гойл, — нужно просто брать и трахать. Дарить ей наслаждение своим членом, — послышались протяжные «у-у-у» от слизеринцев и короткие смешки, — как она стонала, вы бы слышали, как она кричала, — перекрикивая смех, распинался парень. — Также, как они все стонут подо мной. — А ты не задумывался о том, что, может быть, они стонут от облегчения, что всё закончилось? — без тени насмешки, спросил Нотт. Кажется, все парни разразились весёлым смехом, поддакивая и повторяя слова Теодора. Гермиона тоже широко улыбнулась от реакции Нотта на хвастовство Гойла. Весь разговор ей казался абсурдным, поскольку был похож на монолог. А ещё она считала, что только мальчики-подростки могут вот так бравировать своими любовными похождениями, пытаясь впечатлить друзей. И, тем не менее, гриффиндорка стояла у двери и слушала искренний смех слизеринцев. Она слышала, как Малфой смеётся, чему удивилась. Его хрипловатый смех разнился на фоне остальных и звучал довольно необычно. Удивительно, но Грейнджер никогда раньше не слышала, чтобы он смеялся вот так искренне и от души. Надо же, даже убийцы могут испытывать веселье и беспристрастно жить дальше. Гермиона сжала руки в кулаки, почувствовав отвращение и прилив злости к Малфою. Несправедливо, насколько несправедлив волшебный мир. Или мир в целом. Гнев наполнял её нутро и она поспешила уйти прочь, чтобы не натворить глупостей. Хотелось просто встряхнуть зазнавшегося Малфоя. Вытрусить из него веселье и беззаботность, разбить его розовые очки, чтобы он осознал, насколько плохие поступки совершал и совершает. Девушка топала по ступенькам, постепенно осознавая, что это её нужно встряхнуть и снять розовые очки. Неужели она всё ещё осталась такой наивной и верит в то, что возможно исправить того, кто ступил на стезю тёмной магии? Если человек впустил в своё сердце жестокость, значит, для него это приемлемо. Хватит питать иллюзии по поводу того, что кто-то может измениться ради кого-то или чего-то. Ей неведомы причины, по которым, допустим Волдеморт, перестанет преследовать Гарри Поттера и желать ему смерти. Точно также ей неведомы причины, по которым Малфои могут перестать ненавидеть и презирать магглорождённых волшебников. Скорее метеорит упадёт на землю, чем это случится. Она замедлила шаг у кабинета Люциуса, услышав странные звуки очень напоминающие… о нет! Этого не может быть! И почему её понесло именно по этому коридору? Этот путь длиннее, и вообще она никогда по нему не ходила, стараясь не попадаться лишний раз на глаза Малфоя-старшего. «Уходи!» — Протестовал разум, но ноги настойчиво делали шаги вперёд, следуя за доносящимися звуками. Гермиона подошла к двери и с изумлением обнаружила, что она не закрыта. Створка была приоткрыта сантиметров на десять, чего вполне хватало, чтобы увидеть, что происходит в кабинете. Грейнджер не верила собственным глазам, мигнула раз, два и уставилась в дверную щель. Панси согнулась над столом, низ её мантии и платья закинуты на спину и голову так, что из-под ткани доносились протяжные вдохи. Она цепко держалась за край стола в попытке сдержать тело от активного скольжения. Люциус стоял сзади, а точнее активно двигался, притягивая Паркинсон за бёдра. Его штаны опущены до колен, что вызвало диссонанс у Гермионы. Непривычно видеть в таком неряшливом состоянии чистокровного мага. Он шипел и порыкивал словно животное, вторя стонам своей партнёрши и поступательным фикциям, которые звучали громкими шлепками от соприкосновения тел. Гермиона смотрела во все глаза и не могла оторваться. Ей бы просто уйти и устыдиться такой любопытности, но непонятное чувство пригвоздило её к месту. Она заметила, как собственное сердце ускорило ритм в ожидании развязки этих действий. Она никогда не видела, как другие занимаются этим, и уж тем более не занималась сама, но знала, что в процессе партнёры получают удовольствие. И вот сейчас она смотрела в оба, испытывая любопытство и желание увидеть пик того самого удовольствия. Кто бы мог подумать, что живым пособием по сексу для неё выступит никто иной, а сам Люциус Малфой и её сокурсница?! Никто. А Гермиона тем более. Она заметила, как Малфой начал быстрее двигаться, буквально вбивая Паркинсон в стол или себя в Паркинсон. К щекам Гермионы прилил жар, а по телу пробежала электрическая волна от столь интимного момента. Она слышала вздохи девушки и протяжное шипение Люциуса и почти не дышала, боясь пропустить кульминационный момент. Шлепки от совокупляющихся тел разносились по всей комнате, становясь более громкими и сбитыми. Панси вскрикнула громче; можно было подумать, что ей защемило нерв. Она подняла обе ноги и согнула их в коленях, повиснув на столе, подняла накрытую голову с поверхности стола и издала протяжный стон. Люциус сделал ещё несколько хаотичных движений, выгнул спину и опустил голову вниз, рассматривая зад Панси и громко вздыхая. Вместе с ними Гермиона тоже вздохнула, подумав, что сейчас была похожа на футбольного болельщика, который спокойно выдохнул после завершения матча. На удивление, она не испытывала стеснения из-за того, что подсматривала Малфоем и Паркинсон. Напротив: её позабавил процесс, а ещё утолил интерес по поводу того, как всё происходит. Зашуршала одежда; Паркинсон выпрямилась над столом, а Люциус заправлял штаны, приводя себя в надлежащий вид. Теперь главное вовремя убраться. Гермиона шагнула назад, на мысках отходя от двери. Ещё один шаг — и она врезается в чьё-то тело. В секунде её рот накрывает холодная ладонь, а вторая рука крепко обнимает за талию, заставляя прижаться плотнее к телу. — Развлекаешься, Грейнджер? Её сердце упало, а потом пустилось в пляс, отбивая неведомый сумасшедший ритм. Оно словно оторвалось от тела, также как тело оторвалось от земли в аппарационном порыве.