Вихрь магии закручивает Гермиону, плотно прижатую к Малфою и полуживую.
Фа-фа, Гермиона!
Она зажмурилась, тело дрожит от страха, а быстрое перемещение влияет пагубно, заставляя чувствовать озноб. Девушка думает, что мертва, ведь она не слышит стук собственного сердца: оно точно осталось, упав к ногам, в том злосчастном коридоре.
Ей кажется, что она теряет рассудок, как и способность дышать, с каждым новым витком. На секунду возникает мысль, что Малфой аппарирует подальше из мэнора, чтобы убить её без свидетелей. Чувствует ослабление заколки, которая слетает из-за перемещения, и мягкие локоны начинают жить собственной бешеной жизнью.
Неприятное чувство тяжести давит на живот, вызывая тошноту, пока сознание не подсказывает, что это рука слизеринца так цепко держит её.
Он ещё сильнее прижимает Грейнджер к себе одной рукой, а второй всё также закрывает рот. Движение замедляется, и она решает открыть глаза. Несколько секунд — и она чувствует твёрдый пол под ногами, ещё несколько секунд — и окружающая среда приобретает точные очертания… её комнаты.
Они стоят посредине комнаты лицом к окнам и столу. Малфой по-прежнему держит её очень крепко, словно змея в смертельных кольцах своего тела. Теперь она ощущает собственное сердце, которое трепыхается в груди. А позади чувствует размеренные удары его сердца, которые сбивают её собственный ритм.
Гермиона не решается пошевелиться или оказать сопротивление.
Не время.
И если б не его стабильный сердечный ритм, она подумала бы, что Малфой тоже шокирован от того, что увидел в кабинете. Но что-то подсказывало: он не удивлён.
Всего на секунду появилась мысль о том, будто он тоже должен был находиться в кабинете.
Но нет… такого не может быть.
Ей хотелось верить, что Панси не такая распутная девушка, чтобы обслуживать двух Малфоев одновременно.
Время, кажется, замедлилось…
Тишина окутала одеялом спокойствия.
Гермиона покачала головой из стороны в сторону, чтобы вытрусить непристойные догадки из собственной головы. Её растрёпанные кудри, словно одуванчик, распушились и торчали в разные стороны, мешая нормально дышать.
Малфой чихнул.
Она вздрогнула, осознавая, что не одна в помещении и что тепло, которым окутано её дрожащее тело, вовсе не её.
А жаль.
Она так давно не ощущала себя согретой в этом доме. Удивительно, что не замёрзла до сих пор.
— Понравилось? — шипящий голос возле уха.
Он спрашивает или утверждает?
Сложно понять настрой Малфоя, не видя его глаз. Гермиона могла распознать настроение парня, заглянув в них. Злость, ненависть, презрение, высокомерие и гордость — стандартный набор эмоций Драко.
А ведь она никогда не видела его в хорошем расположении духа. Даже сегодня, когда он смеялся в кругу своих друзей.
Невольно стало интересно, а меняется ли выражение его глаз в такие моменты?
Чтобы отвлечься, Гермиона переспросила:
— Ч-что?
Парень коснулся подбородком её макушки, помотав головой из стороны в сторону.
Вздохнул, словно ему в тягость повторять вопрос, но всё же уточнил.
— Наблюдать понравилось?
Что-что? Он реально думает, что я нарочно…
Её глаза забегали, рассматривая поочерёдно предметы в комнате. Ведь, по сути, она и правда нарочно задержалась у дверей, чтобы понаблюдать за Люциусом и Панси. Но признавать это девушка не собиралась, поэтому спокойно ответила:
— Нет, я просто шла в свою комнату.
Малфой зажал рукой её талию, сместил голову в сторону, и она услышала шёпот у самого уха:
— Долго шла.
В следующий момент произошло то, чего Гермиона никак не ожидала. Малфой наклонился, поддев пальцами низ платья. Проскользнул вверх от колен к бёдрам, и когда казалось, его руки нашли удобное пристанище, правая ладонь скользнула немного вниз по внутренней стороне бедра, и пальцы накрыли её трусики. Страх и отчаяние ударили по щекам, словно ток.
Гриффиндорка инстинктивно свела ноги, но её реакция выдалась запоздалой. В итоге его зажатая ладонь вызывала не только стыд, но и злость на саму себя.
Ощущать чужую руку на своём лоне подобно фантастике. Она никогда и никому не позволяла касаться себя, считая подобные выходки аморальными, особенно, если позволять подобное не любимому человеку.
А сейчас?
Её живота касается Драко Малфой, нагло, властно и… и… почему-то так необычайно приятно.
Гриффиндорка зажмурилась, прогоняя ощущения тела на задний план, словно назойливых мух. Включила разум, который просто возмутился наглости слизеринца и сиюминутно отдал приказ к сопротивлению.
Гермиона упёрлась руками о предплечья Малфоя, стараясь вырваться из сильной хватки. Она топнула ногой, в надежде попасть по его ноге, но слизеринец быстро среагировал.
— Пусти! — закричала она, не в силах поверить в мотивы Драко.
В ответ парень рассмеялся, оттолкнув Грейнджер к столу.
Слава Мерлину, он не возбудился! Или возбудился?
Взгляд девушки метался по телу юноши, ища подтверждения собственным мыслям.
Парень заметил это и фыркнул. Удивительно, что волшебница могла подумать о том, что он может захотеть её, но поиграть с ней он точно может.
— Да ты вуайеристка! Намокла от подглядывания, — он демонстративно уставился на свою руку, которой трогал её трусики.
Гермиона тяжело дышала: наглость и высокомерие Малфоя злили её. Постепенно стыд и вина за подглядывание исчезли, превратившись в гнев и обиду на парня.
— Прекрати, Малфой! Ты…
Слизеринец сделал шаг на встречу, а Гермиона прикипела к месту, не замечая его наступления.
— Как сучка потекла от вида совокупляющихся тел, — прищуренный взгляд и тонкая линия губ в презрительной улыбке — всё, что сейчас воспринимал её мозг.
— Я не…
— Ты бы всё равно попалась! Даже если б я не пришёл… Тебя поймал бы отец. А знаешь почему, Грейнджер? — он подошёл ближе, требуя её вопроса.
— Почему? — стушевавшись, спросила Гермиона.
Она ожидала, что Малфой скажет, что за ней следил Локи или что у кабинета были использованы чары обнаружения. Но его ответ не совпал ни с одним из вариантов.
— Ты бы поскользнулась на собственной смазке, Грейнджер.
Ей хотелось закрыть уши, чтобы никогда не слышать этой фразы.
Правдивой фразы.
Он трогал её бельё, он почувствовал влагу. Этот позор хочется вытереть из его памяти, как и из собственной тоже.
— Прекрати! Я не такая! — она сорвалась на крик, ведь разоблачающую правду слышать так неприятно.
— Ты такая же, как все, — он скривился в презрительной гримасе, облизнул губы и добавил чуть тише, — только с грязной кровью.
Он смотрел сквозь неё, но в моменте взгляд стал более осознанным и… заинтересованным. Словно решив что-то для себя, Драко сделал ещё шаг к Гермионе, вжав её в стол.
Гриффиндорка непонимающе мигала глазами, только теперь понимая, что Малфой подошёл слишком близко, а она даже не заметила, как это произошло.
Он обнял её за талию, прошёлся рукой по спине, остановившись на ягодице. Она протестующе упёрлась руками о его талию, схватившись пальцами за ремень брюк. Гермиона не дышала; она не знала, что слизеринец задумал, но прекрасно понимала, на что он способен. Почему-то опасность, которую он представлял, гриффиндорка чувствовала острее, чем когда-либо. Вот почему девушка замерла, словно жертва перед хищником.
Возможно, ему надоест или станет не интересным её безжизненное тело? Но не надоело.
Спустя минуту Малфой всё также скользил руками по её телу, время от времени останавливаясь на выпуклых местах и сжимая их сильнее. Его холодные руки разнились с телом, которое обжигало теплом. Он внимательно смотрел за движениями собственных ладоней, наклоняя голову из стороны в сторону.
Ему было интересно, сколько может позволить Грейнджер, котороая млела в страхе перед ним.
Но что-то пошло не так: она стояла, как истукан. Смотрела на него из-под своей патлатой шевелюры, всматриваясь в его лицо, но не возражала.
Что ты хочешь рассмотреть, Грейнджер?
Малфой скользнул рукой по ключице вниз на талию, затем ещё вниз по бедру и немного назад, положил руку на попу и ощутимо сжал ягодицу.
Гермиона выдохнула тихо и так неожиданно.
Чёрт!
Неожиданно нежно.
Как сука!
Как течная сука!
Очнись, Малфой!
Тонкие пальчики сильнее сжали его пояс. Такой невинный жест, призывающий продолжать, дабы узнать рамки Грейнджер.
Или, всё же, просьба перестать?
Чёрт поймёт этих девушек!
Наконец обе его руки замерли на ягодицах, сжимая их и поднимая пальцами платье вверх.
Малфой посмотрел в её глаза-блюдца — напуганные, непонимающие и желающие.
Сейчас он и сам чувствовал желание, что упиралось в штаны так явно и ощутимо. Кровь в жилах бурлила энергией, норовясь разнести всё вокруг, а голова постепенно отключалась, идя на поводу плотских желаний.
Драко подхватил Гермиону за бёдра и усадил на стол. Она выдохнула с придыханием, приоткрыв губы и увлажнив их языком. Не отдавая себе отчёт, смотрела на его губы, желая прикоснуться к ним. Но парень не спешил её целовать, а она не решалась. Он поднял её платье вверх, открыв взору серые трусики.
Он дышал тяжело и громко, а его руки так судорожно сжимали бёдра Гермионы. Он смотрел на её бельё слишком долго, вызывая чувство стыда и неудовлетворённости.
Какого лешего он уставился? Разве не положено в такие моменты целоваться?
Гермиона следит взглядом за его рукой, скользящей по внутренней стороне бедра.
Мурашки пробегают по коже вместе с лёгкой щекоткой. И это ощущение возвращает ей рассудок.
Его рука почти коснулась её там… снова…
Но…
— Малфой…
— Грейнджер, ты…
Грейнджер? Чёрт, очнись!
Малфой резко убрал руку, его взгляд застыл. Гермиона могла поклясться, что глаза немного расширились, словно слизеринец увидел перед собой бездну.
А в следующее мгновение его улыбка и хитрый взгляд из-подо лба отрезвили Гермиону. Она сдвинула платье вниз и еле сдержала порыв, чтобы не влепить наглому слизеринцу пощёчину.
«Ни под каким страхом не прикоснусь к тебе, грязнокровка».
Эти слова всплывают в памяти, освежая её разум.
— Хочешь тоже, Грейнджер? — хрипотца в голосе выдаёт его волнительное состояние.
Она не понимает, о чём Малфой говорит, поэтому хмурится и переспрашивает:
— Что?
Малфой шире улыбается и стучит ладонью по поверхности стола.
— Тоже на столе захотела, да? — в его голосе звучат нотки раздражения.
Он снова переходит в стадию злости, что влечёт за собой нехорошие последствия. А Гермиона не может принять своей непонятной слабости перед врагом, из-за этого негодует и злится на саму себя.
— Нет! — на выдохе выкрикивает она.
Гермиона соскакивает со стола, пытаясь пройти в сторону от Малфоя, но он задерживает её, схватив рукой за плечо.
— Для этого нужно встать раком, — не понятно как, но парень с лёгкость разворачивает её спиной к себе и ставит ладонь между лопатками, надавливая на спину.
Гермиона вскрикнула и упёрлась руками о стол, всячески сопротивляясь его силе.
— Пусти, Малфой!
— Ты это и Макнейру говорила, а? Или отдалась по доброй воле, полагая, что он поможет тебе сбежать? Ты отдала ему свою целку, Грейнджер? Или её сбил рыжий недоумок?
Его слова — поток яда, что разъедает нутро и терзает душу. Гермиона не выдерживает и замахивается рукой, чтобы хоть как-то ударить слизеринца и прервать поток черни из его грязного рта. В одно мгновение её рука оказывается в сильной хватке, вывернута в верх, от чего крик вырвался из её рта.
— Я выдерну твои руки быстрее, чем ты скажешь хоть слово! Кто ты такая, чтобы касаться чистокровного мага?!
— А ты… — его хватка слабеет лишь на мгновение, — ты как посмел коснуться такой, как я? — она кричит на него. Вбивая каждое слово, словно гвоздь в память Малфоя. Тыкая его носом в проявленную слабость и пытаясь вызвать чувство диссонанса.
Но он не покажет. Его сила не даст трещину, он не согласится со словами Грейнджер.
Никогда.
Никто не может быть прав.
Его сила в его воле и уверенности в себе.
Так почему же сейчас разума касается сомнение?
Сомнение в собственной устойчивости, ведь только что он чуть не присунул Грейнджер. Чуть не разложил её на столе, потеряв собственный рассудок от её сбитого дыхания и покорности. Ему дико не понравилось собственное состояние и помутнение рассудка, хотя тело отзывалось теснотой в ширинке.
Это бесило.
Это не правильно.
Так не должно быть, но было, и Малфой понимал: не назови Грейнджер его фамилию, он бы не остановился.
Кровь буквально вскипала в его жилах, излучая энергию, от чего кожу пощипывало. Он сжал руки в кулаки, сверля распатланную Грейнджер глазами.
Один шаг к ней — и он зафиксировал её лицо руками, сильно схватив за щёки.
— Что ты… Что ты делаешь? — пытаясь вырваться, растеряно проговорила Гермиона.
Драко наклонил голову вниз, устанавливая зрительный контакт с гриффиндоркой. Один взгляд в его холодные глаза, и она всё поняла, забила парня по рукам, притопывая ногами по полу.
— Нет, Малфой, нет. Мне будет больно! — она чувствовала себя слабой и ущербной, но не могла позволить ему нарушать то, что имеет особую цену.
Малфой прищурил глаза, наблюдая, как Грейнджер впадает в истерику, выкрикивая непонятные и двусмысленные вещи. Колотит своими слабыми исхудавшими руками и пытается встать на его ногу, но всё время промахивается.
О чём она думала, для него было загадкой, но её крики и страх придавали уверенности. С недавних пор мольбы, крики и слёзы других магов стали для Малфоя своеобразным фоновым сопровождением каждого дня. Он настолько привык к ним, насколько и наслаждался. Наблюдать за чьей-либо слабостью — особый вид удовольствия, понять и испытать который может далеко не каждый.
— Что именно «нет», Грейнджер? — его насмешливый тон остановил активные метания Гермионы.
— Не делай этого, — прошептала она и взглянула на парня своими большими слезливыми глазами.
— Не делать чего, Грейнджер? — Малфой просто забавлялся. Он догадывался, о чём думает девушка, и эти мысли разнились с его намерениями кардинально.
Это одновременно злило и вызывало интерес. Гнев подступал оттого, что она допускала мысль о том, что он способен на сексуальное насилие по отношению к ней. К грязнокровке и изгою в этом мире. В новом мире, который он создаёт.
Интерес проступал из-за того, что Грейнджер вообще допускала мысль о физическом контакте с ним. Не то чтобы он хотел её, но знать обратное, не понятно почему, но приятно.
Она не отвечала — просто стояла, успокоившись и держа застывшие руки сомкнутыми на его запястьях. Очевидно, гриффиндорка осознала, что повелась на развод Малфоя, но страх не отпускал её. Ей было некомфортно, очень тяжело и беспокойно, будто кто-то пытается управлять ею.
Слёзы в глазах постепенно проходили, разум успокаивал тело обещанием, что всё будет хорошо.
— Не тебе, Грейнджер, — столь очевидный ответ на её устный внутренний монолог поверг в шок.
Гермиона зажмурилась, в надежде разорвать контакт их разума, но тщетно. В ней по-прежнему кто-то присутствовал, создавая двоякое впечатление о собственной адекватности и реальности происходящего.
— Что ты делаешь? — она слышала собственный сбитый голос и не верила, что может самостоятельно говорить.
Гермиона посмотрела на Малфоя: его взор максимально сконцентрирован на её лице, но очевидного контакта с её глазами не было. Он словно смотрел сквозь неё. Легилименцию можно откинуть, но как тогда он прочитал её мысли? По ощущениям гриффиндорка поняла, что его воздействие, — это нечто среднее между легилименцией и Империо. Она не могла ощутить, просматривает ли Малфой её воспоминания, поскольку была скованна иным заклятием, внушающим ей покорность и беззаботность. Или ей так казалось?
Возможно, сама она не ощущала угрозы от Малфоя, поэтому спокойно реагировала на его странное поведение. Несколько минут они стояли, рассматривая друг друга. Казалось, что каждый в своих мыслях и раздумьях, но на самом деле мысли Гермионы занимал Малфой, а точнее попытки придумать, как именно он воздействует на неё. А Драко спокойно просматривал воспоминания Грейнджер, удивляясь её выборочной памяти.
Гермиона зашипела от приступа головной боли. В один момент Малфой остановился на воспоминании за третий курс, в котором увидел себя. Это было перед казнью Гиппогрифа: Грейнджер ударила его. А он, будучи трусливым парнишкой, просто сбежал.
Драко скривился, просматривая это воспоминание, а затем тихо прошептал:
— Обливейт.
Глаза Гермионы расширились от удивления услышанного заклятия. Для неё оно звучало как приговор. Душа обливалась кровью каждый раз, когда она вспоминала о собственном опыте применения этого заклятия.
После этого гриффиндорка почувствовала лёгкость разума и внутричерепное давление исчезло. Он покинул её разум, в котором копошился, как… как в своём собственном.
Невидимые цепи исчезли, полностью освобождая от подавления воли, и Гермиона вздохнула с облегчением. Она пыталась понять, что именно Малфой вытер из её памяти, но не могла. Как вспомнить то, что вытерли из памяти?!
В следующие секунды в голове рождались новые вопросы, по стилю похожие на «а что если?», вызывая панику и приступ злости.
Когда-то она читала об ужасных деяниях Пожирателей смерти во время первой магической войны. Хуже безумия от Круцио может быть многократно применённый Обливейт. Бедным магглорождённым вытирали память до самого младенчества, оставляя взрослых людей овощами, способными лишь исполнять набор привычных действий, чтобы поддерживать собственную жизнь. Как по ней, так лучше смерть.
— Ты! — Гермиона толкнула Малфоя в грудь. От неожиданности он отступил на пару шагов назад, — Ты худший человек в мире! Как смеешь ты отбирать у меня воспоминания?!
Она кричала настолько громко, что от наплыва эмоций звенело в ушах. И если Малфой испытывает такой же дискомфорт… отлично! Пусть у него полопают барабанные перепонки!
— Я и не такое отбирал у людей, — самодовольно ответил парень, выпрямив спину, — а ты никто, и я могу отобрать у тебя многое.
Самоуверенный кретин! Напыщенный мажор! Чёртов прихвостень, возомнивший себя всевластным! Гермиона могла ещё много подобрать слов, характеризирующих Малфоя, но…
— Ты чудовище! — до хрипа в горле, прокричала гриффиндорка.
Малфой снова подошёл ближе, а его лицо посуровело. Только Гермиона больше его не боялась, ведь гнев и обида затмевали разум, окутывая его пеленой бесстрашия.
— А ты? — Гермиона в удивлении уставилась на него, — Кто тебе дал право вытирать память собственным родителям? Наличие умения колдовать не даёт тебе права отнимать у магглов память о собственном ребёнке, — её самоконтроль, гордость и все человеческие качества валялись у ног слизеринца, позволяя ему топтаться по себе.
Малфой широко улыбнулся, наблюдая, как Грейнджер очередной раз испытывает шок. Он повёл рукой в воздухе — Гермиона почувствовала, как тепло коснулось её рук и начало разогревать кожу.
— Я… — он сделал паузу, обдумывая дальнейшие слова, — я проявил милость к тебе, грязнокровка. А ты, коли именуешь себя ведьмой, могла бы сопротивляться!
Последние его слова потонули в её всхлипе и бурном потоке слёз. Гермиона смотрела в сторону, не решаясь смотреть на собственные руки, которые жгло так, словно она попала в ад и подверглась сожжению.
— На этот раз не заживёт за ночь, — холодный голос еле достигнул разума, заставляя его работать с двойной нагрузкой, — будешь думать обо мне, — с последними словами дверь громко хлопнула, и Гермиона решилась посмотреть на руки.
Кажется, боль немного отступила после того, как Малфой покинул комнату.
«Чтобы ты всю ночь думала обо мне».
Знакомые слова Люциуса Малфоя, после применения похожего заклятия, всплыли в памяти.
Она зажмурила глаза, смаргивая горькие слёзы. Несколько капель упали на обожжённые руки, и Гермиона всхлипнула от мучительной боли. Руки по кисть покрыты волдырями, а в местах, где их нет, кожа ярко красная, будто конечности варили в кипятке, словно раков.
Будь он проклят, чёртов хорёк!
Кое-как она улеглась в постель, выставив руки над одеялом и, опёршись на локти, держала их в вертикальном положении всю ночь, так и не уснув. Она перебирала воспоминания, пытаясь найти прогалину, но так и не поняла, какой момент слизеринец изъял из её памяти.
Чувство собственной вины за то, что она позволила Малфою, давило тяжёлым грузом на грудь.
Его руки…
Скорее всего он просто хотел задеть её, унизить и напугать, но в какой-то момент ей стало приятно. Ощущение тёплых рук на собственном теле отзывалось податливостью и умиротворением в душе. Смелые и настойчивые движения его ладоней вызывали чувства иного рода, от которых сбилось дыхание и пропало желание отбиваться.
И она почти сдалась, расплавилась, как сахарная вата под водой.
Теперь Гермионе стыдно. Стыдно до злости за собственные слабости и потерю себя в его доме.
В какой-то момент она поняла, что Малфой вторит ей: её дыханию, мутному взгляду. Его жестокий план перестал таким казаться, вызвав у неё приятные чувства. Он провалился с треском, когда Гермиона увидела, что и сам парень поддался ощущениям собственного тела, почти отключив разум.
Это безумие чистой воды. Она рассмеялась бы так громко, что окна полопались бы от звуковых волн, но вместо этого ровно лежала на кровати, ощущая, как энергия внутри неё бурлит не находя выхода.
— Люмос, — прошептала Гермиона, невербально наколдовав небольшой светящийся шар над постелью.
Догадки оправдались: стычка с Малфоем насытила её энергией чистой и первозданной, как сама природа.
Гермиона не умела питаться чужой силой: отнимать у волшебника энергию никогда не считалось хорошим жестом. Это сродни преступлению, за которым следует разрушение собственного «я». К тому, же для таких манипуляций нужна палочка и знание определённых заклинаний.
Она посмотрела на мерцающий огонёк и улыбнулась: даже от пререканий с Малфоем можно получить выгоду. И если это не вдохновение, то что?
Что заставило её дух воспрянуть и найти силы для возрождения энергии, которая с каждым месяцем в плену только слабела?
Гермиона ещё долго думала о событиях прошедшего дня, разбирая каждую фразу по словам и смысловой нагрузке.
И-таки Пожиратель был прав. Она вспоминала его до рассвета, недобрыми словами, ментально посылая проклятия и призывая карму к действию, пока медальон не начал нагреваться по призыву Малфоя-старшего.
***
Удивляло то, что Люциус смягчился со временем. Гермиона задавалась вопросом, то ли он свыкся с присутствием магглорождённой в своём доме, то ли развлечения с Панси так хорошо на него подействовали?
За прошедшие месяцы маг почти не наказывал её, лишь иногда ругался матом, кляня её на чём свет стоит.
Кажется, он стал более спокойным и сдержанным в присутствии гриффиндорки, почти добрым, если учесть тот факт, что вот уже шесть недель Гермиона имеет возможность просматривать Ежедневный Пророк, который мужчина оставляет в гостиной. По крайней мере, она склонна думать, что это он забывает о газете. Ведь, кроме Люциуса, больше никто не проводит ланч за чашкой чая в малой гостиной.
Если поначалу Гермиона не могла ни услышать, ни прочесть хоть какой-то новости о происходящем в волшебном мире, то сейчас судьба была благосклонна к ней. Ей удавалось подслушивать собрания Пожирателей, которые всё чаще проводились в Малфой-мэноре, и чудом не попадаться на глаза приспешникам Волдеморта. Из разговоров Пожирателей она понимала, что в магическом мире всё более-менее стабильно, но частота собраний настораживала и заставляла думать, что Волдеморт к чему-то готовится.
Этим утром Гермиона получила задание от Люциуса не высовываться до обеда из собственной комнаты. Она понимала, что в мэноре будет проходить очередное собрание, и не могла устоять перед соблазном, чтобы не подслушать его. Поэтому, выслушав приказ, приняла покорно-расстроенный вид и ушла в свою комнату, но ненадолго.
Хорошо, что Люциус Малфой верил ей.
Смешно звучит, да скажи кому — не поверят! Но он действительно не проверял, как она исполняет свои обязанности по уборке, не контролировал её послушание. В прочем, с таким успехом можно сказать, что Люциус Малфой доверяет эльфам, поручая им различные задания и ожидая беспрекословного их исполнения.
Придя в комнату, Гермиона решила сменить повязку на руках, ведь поутру её руки хоть и не были в ужасном состоянии, но требовали бережного ухода. Не имея доступа к зельям, она ограничилась лоскутами наволочки и холодной водой, которая успокаивала пострадавшую кожу. Сейчас девушка разматывала защитную ткань и удивлялась тому, что на коже остались лишь покраснения. Как тогда… в темнице.
Малфой соврал: раны всё же самостоятельно заживали. Это огромный плюс. Гермиона улыбнулась, сгибая и разгибая пальцы и не ощущая привычной боли от ран.
Удивительное заклятие придумал… Малфой?
Почему-то ей так подумалось. И эта мысль казалась настолько правдивой, насколько мы знаем, что солнце заходит на западе и никак не иначе.
Осознание накрыло её с головой. Вполне логично, что слизеринец не терял времени зря, и пока она с друзьями разыскивала крестражи, он — совершенствовался в рядах пожирателей. Странным было то, что в школе Малфой никогда не выделялся предрасположенностью к созданию новых заклинаний.
Это особая высшая магия, которая требует огромных знаний от волшебника. Не то чтобы слизеринец был туповатым, но всё же до уровня профессоров высшей академии магии он не дотягивал, как и она. Остаётся думать, что Малфой просто талантлив в разработке заклятий, если это действительно он.
Но тот факт, что Люциус с особой гордостью использовал на Гермионе новые заклинания, которые не были опубликованы в учебниках, говорил сам за себя. Гермиона задалась вопросом: регистрировали ли вообще эти новые заклинания в Министерстве Магии? Если нет, тогда на стороне Волдеморта отличный козырь в виде заклятий, о которых Орден даже не подозревает.
Она задумалась о том, как можно передать эту информацию сопротивлению… На ум пришла Полумна, которая могла бы попросить Долохова переслать записку. Если она действительно ему интересна, то сможет воспользоваться его благосклонностью. Одно здесь правдиво: «если».
Если не навлечёт на себя ещё больше беды. И это уже касается как Гермионы, так и Полумны.
— Провальный план, — Гермиона швырнула повязки в мусорное ведро.
Нужно больше информации, больше сведений и фактов, чтобы начать действовать, пока бдительность Малфоев немного послаблена.
***
— Мой Лорд, всё идет по плану, — уверенный голос Пожирателя прорезал долгую тишину.
Гермиона отошла от двери, схватившись за юбку платья.
Волдеморт на собрании!
Она никогда не решалась подслушивать собрания, на которых он присутствовал. Об интуиции и магических способностях этого мага ходили легенды. Он славился как высококлассный легиллимент, умеющий читать мысли на расстоянии.
Гермиона осеклась, остановив поток размышлений. Жажда знаний и интерес не давали возможности отступить.
Она снова подошла к двери, заставляя себя ни о чём не думать.
— Я хочу, чтобы вы уничтожили Орден, — шипящий голос Волдеморта был еле слышным, и Гермиона прислонилась ухом к двери, — стерев с лица земли защитников мальчика-который-выжил, мы утвердим свою власть в магическом мире. Тогда… Поттеру негде будет прятаться, и я убью его.
Гриффиндорка затаила дыхание, понимая, что Волдеморт готовится к подпольной войне. Эффект внезапности может сыграть ему на руку. От возмущения она сжала руки в кулаки так, что раздался хруст пальцев.
О нет!
Девушка прикусила щеку, начиная думать о возможности сообщить Гарри об опасности. Но такой порыв казался просто нереальным. Она ничего не знает о судьбе Ордена и своего друга.
— Лорд, — послышался голос Малфоя-младшего, — позвольте мне руководить операцией?
Руководить?
— Да, Драко… Я знаю, на что ты способен, твоя самоотдача — яркий пример для всех, — голос Волдеморта звучал так, будто маг испытывал радость. — Три дня! — Гермиона подскочила у двери от громкого возгласа, — Я даю вам три дня, чтобы найти и продумать план нападения на семьи, состоящие в Ордене или поддерживающие Поттера. В пятницу вечером я жду сокрушительных новостей.
Сердце так ощутимо билось о грудную клетку, что его пульсацию Гермиона ощущала барабанными перепонками, которые норовили лопнуть от давления. На мысках она отбежала от двери, не оглядываясь и не дыша. Лишь оказавшись на втором этаже, гриффиндорка выдохнула воздух, от чего почувствовала боль в груди.
Слова эхом гудели в голове, навевая состояние паники и беспокойства за весь Орден.
Когда Малфой предложил руководить операцией, она не поверила. Гермиона до последнего отказывалась верить в его силу и значение для Волдеморта, но сейчас… Сейчас в её голове всплывали факты. Она видела Малфоя в действии, слышала о его достижениях и испытывала на себе их. Сейчас он не кажется каким-то абстрактным недооценённым врагом — он является убийцей и угрозой.
Она очень сильно ошиблась.
В этом доме опасен не Люциус Малфой, а его сынок.
Услышав, шум шагов на первом этаже, Гермиона быстро побежала в свою комнату. Попадаться на глаза кому-то из пожирателей чревато для здоровья и жизни. В этом доме всегда нужно играть двойную роль: для Малфоев — покорной грязнокровки, для себя — сильной гриффиндорки.
После разговора с Северусом Снейпом, Гермиона решила прислушаться к его советам и играть роль послушной пленницы. Такое поведение вполне устраивало Люциуса Малфоя, который больше всего контактировал с ней.
Иногда Гермиона чувствовала на себе его длительный взгляд, задумчивый и в то же время отстранённый. В такие моменты становилось очень интересно, о чём он думает. Мировоззрение и мысли чистокровного сноба вызывали любопытство и желание залезть в его разум, используя окклюменцию. Но такие мысли быстро проходили, опираясь на старую мудрость: меньше знаешь — крепче спишь.
Вряд ли в такие моменты Люциус раздумывал о том, что он ошибся насчёт своих убеждений и что всякая тварь, по его мнению, может заслужить место в чистокровном магическом мире. Да он, скорее всего, обдумывал план, как бы прикончить Гермиону и списать всё на самоубийство!
***
После обеда Гермиона получила новое задание от Люциуса.
— Надрай люстру в восточном холле — коротко бросил Люциус и, махнув рукой, дал приказ уходить прочь.
Гермиона не задавала лишних вопросов, привыкнув к тому, что параллельно с ней какой-то эльф получал задание предоставить ей все инструменты и материалы для уборки.
Почему какой-то? Видимо Люциус опасался её влияния на этих существ, поэтому каждый раз отправлял нового эльфа для её инструктажа. Всего Гермиона насчитала пять эльфов без Локи. Это загадочное, неумолимо манящее существо редко попадалось ей на глаза. Девушка лишь несколько раз видела его с Малфоем-младшим, но были моменты, когда шестое чувство подсказывало ей, что за ней следят.
Сейчас, стоя на заколдованной лестнице, высотой в четыре метра, Гермиона ощущала на своей спине чей-то пристальный взгляд. Она опустила одну руку, схватилась за лестницу и повернулась назад — никого.
От высоты голова немного закружилась: нажитая слабость и истощённость давали о себе знать. Она прикрыла глаза и склонила голову, медленно и глубоко дыша.
Спустя минуту Гермиона подняла руки с тряпкой вверх, чтобы вытереть очередной металлический завиток от пыли. В этот момент она услышала голоса, но убегать было бессмысленно. Грейнджер принялась активнее начищать люстру. Когда голоса стали более отчётливыми, она прислушалась к разговору.
— Говоришь, все маховики до одного? — удивлённый голос Малфоя-младшего она узнала сразу.
— Да. Приказ должен быть исполнен до Нового года, — спокойный высокий голос ответил на вопрос.
Гермиона перестала вытирать пыль, замерев с поднятыми вверх руками. Кажется, этот голос ей тоже знаком. С Малфоем разговаривает явно кто-то из его дружков. Точно один из тех, кто вчера был в мэноре!
— Я тебя понял, Тео, — парни вышли в холл, и своим ответом Малфой подтвердил её догадку.
Ещё один слизеринец.
Этот дом кишит змеями!
— О! Смотри! — восклицание настолько неожиданное, что Гермиона дёрнулась от испуга и повернула голову к источнику шума. Она намеревалась схватиться за лестницу обеими руками, но ловкость не её коронный номер.
Равновесие в один миг улетучилось, точно превращаюсь в космическую невесомость, где она, Грейнджер, могла только слепо искать опору обеими руками, безбожно быстро скользя со ступеньки вниз. Туда, где оставалось лишь смиренно закрыть глаза, ощущая, как бешено колотится загнанной птицей сердце.
Гермиона не успела ни крикнуть, ни проклясть себя за рассеянность, как приземлилась на что-то мягкое и пушистое, что окутало её в свои объятья. Открыла глаза и заметила белёсую дымку, похожую на облако, которая поддерживала её над полом.
Она повернула голову и увидела, как Малфой удивлённо смотрит на Нотта, который прячет волшебную палочку в карман штанов. Драко скривился и фыркнул.
Гермиона заметила, как его скулы напряглись от раздражения. Если бы не его аристократическое положение, он бы сплюнул на пол.
Она перекатилась на бок, свесив ноги, и быстро поднялась, с удивлением замечая, насколько устойчивым оказалось магическое облако.
— Спасибо, — растерянно проговорила Гермиона, вскользь посмотрев на Теодора.
Она снова не знала как себя вести, ощущая неудобство из-за того, что стала свидетельницей чужого разговора. Конечно, она не была виновата в этом, но, судя по всему, Драко Малфою просто плевать.
Гриффиндорка переступила с ноги на ногу, пытаясь успокоить разбушевавшуюся фантазию.
— Не верю, что ты это сделал, — сквозь зубы процедил Малфой.
Нотт изогнул бровь и покосился на Драко:
— Ты серьёзно? — с удивлением спросил он.
Малфой перевёл взгляд на друга, ухмыльнувшись и немного прищурив глаза.
— Всего лишь грязнокровка, — кивнув в её сторону головой, рассмеялся он.
Гермиона понимала, что он имел в виду. Она всего лишь грязнокровка, которая может падать с большой высоты, терпеть мощь пыточных заклятий и быть мусором у ног таких аристократических ублюдков, как он.
Нотт сделал шаг вперед, пристально рассматривая Гермиону, потом ещё один и ещё, пока не подошёл к ней на расстояние вытянутой руки.
— Всего лишь девушка, — чётко продекламировал Нотт.
Он внимательно вглядывался в её лицо, ища схожесть черт лица с теми, что он помнил за времена учёбы в Хогвартсе. Она изменилась…
Тео не мог понять в какую сторону изменилась Грейнджер: в лучшую или в худшую. Она всегда была симпатичной девчонкой, не обделённой привлекательной красотой и обаянием. Но теперь девушка выглядела немного по-другому.
Он смотрел на волосы, такие же кудрявые и непослушные, какими их запомнил. Вглядывался в карие глаза, замечая в них уверенность и стойкость характера. Вывод простой: она не сломлена. Тогда что?
Он отступил на шаг назад, снова осматривая внешность Гермионы, чем вызвал её смущение. Она невольно заправила кудрявый локон за ухо, ощущая жар на щеках и молясь всем святым, чтобы он не окрасил лицо румянцем.
Черты лица, да и фигура стали острее. Глаза Тео заблестели, словно он разгадал какую-то тайну.
Вот оно! Гриффиндорка просто похудела!
Нотт хмыкнул и снова взглянул в глаза Гермионы, словно ища подтверждение своим догадкам. Видимо, не увидев понимания в очах гриффиндорки, он вздохнул и задорным голосом проговорил:
— Видит Мерлин, в Малфой-мэноре никогда не было призраков, но ты, Грейнджер, норовишь стать первым.
От непонимания Гермиона замигала, переводя взгляд с Нотта на Малфоя и обратно. Зачем-то поправила юбку платья, сильно потянув её вниз. Находиться в компании двух слизеринцев без палочки очень некомфортно, а сложившаяся ситуация заставляла её нервничать.
Тео повернулся боком к другу и обнаружил его понимающе-шокированный взгляд.
О да! Такое стоит увидеть, как до Малфоя доходит смысл слов и как он осознаёт, насколько правдивыми эти слова могут оказаться в будущем.
Происхождение призраков — вещь малоизвестная. Единственное что достоверно доказано и признано многими учёными, так это два фактора, которые влияют на то, что после смерти маг оставляет свой отпечаток в мире живых в виде приведения.
Одним из факторов — это сама смерть. Смерть вдали от дома, в чужом месте, обрекает умирающего быть вечным узником этих мест. И второй фактор — эмоциональный выброс магии в момент смерти. Иными словами, эмоции и недовольство умирающего приводят к появлению его отпечатка.
Гермиона тоже вспоминала вытяжку из энциклопедии о призраках и духах. Сравнила со своим пребыванием в мэноре и возможным исходом и ужаснулась такой мысли, как и Малфой. Казалось, слизеринец побледнел, его лицо — маска, а глаза — бушующий шторм в Каспийском море.
Тео снова хмыкнул, вернув взгляд Гермионе. Сегодня он особенно заинтересован ею.
— Если продолжишь в таком же духе, то тебя и убивать не нужно будет, — махнув рукой, ухмыльнулся Нотт, — истощение не лучший способ для самоубийства, Грейнджер.
Глаза Гермионы сверкнули от злости. Как он смеет думать о том, что она нарочно доводит себя до истощения!
— К твоему сведению, Нотт, меня закрыли в этом склепе и удерживают насильно! — девушка вложила весь гнев в эту фразу, чувствуя, как от наплыва эмоций сбивается дыхание.
Гермиона хотела сказать, что любой мог исхудать, если бы попал в плен к врагам, которые то и делают, что желают тебе смерти. Но её фраза прозвучала, как жалоба на своё положение.
Как жалкая жалоба, а не достойный ответ сильной ведьмы.
Малфой ухмыльнулся и подошёл к Нотту, всем видом показывая, что ему скучно от этого разговора.
Гермиона подумала о том, как хорошо, что на лице Малфоя не видно гнева. По крайней мере, ей не влетит очередной раз. Вообще он старался не смотреть на неё, избегая прямого зрительного контакта. Естественно, слизеринский принц показывает своё неуважение и незаинтересованность ею.
Грейнджер захотелось взгреть Малфоя ведром с водой, которое стояло у лестницы, и она невольно ступила шаг влево. Остановилась, заметив на себе два пристальных взгляда. Наверное, со стороны всё выглядело так, будто Гермиона собралась сбежать.
— Было бы жаль потерять величайший ум нашего поколения, — Теодор ступил шаг вправо, останавливаясь напротив неё, — не так ли, Малфой? — парень склонил голову на бок, рассматривая Гермиону.
Драко как-то зло посмотрел на Нотта; на несколько секунд его глаза прищурились, но потом он, как ни в чём не бывало, ответил:
— Тебе виднее.
Тео повернулся к Малфою, положил руку на его плечо и немного сжал. Ткань черного свитера помялась под пальцами, демонстрируя красивые изгибы мужской руки. Гермиона просто уставилась на руку Нотта, думая, что этот жест выглядит очень личным.
— Девушкам нужна хорошая еда, отличный отдых и прогулки! — с нотками веселья проговорил Тео.
Гермиона округлила глаза, подумав, что суть разговора меняется в непонятную сторону.
— Если ты думаешь, что у неё нет этого, мне тебя жаль, — сквозь сжатые зубы прошипел Малфой, который явно был раздражён поучениями бывшего сокурсника.
— Её кожа бледна… — Тео одарил Гермиону хитрым взглядом, — истощение пагубно влияет на психологическое состояние… — он не заканчивал фразы, из-за чего его слова звучали не поучительно, а как простая констатация общеизвестных фактов.
До неё медленно стало доходить, что Нотт открыто говорит о том, чтобы Малфой позволил ей выходить на улицу. Вот только одно было интересно: в чём подвох?
— Я ещё только грязнокровку не выгуливал по парку, — скривился Малфой и на этот раз одарил её убийственным взглядом.
— Как насчёт эльфов или заколдованной клетки? — ожидая ответа, Нотт посмотрел в окно.
— Я подумаю, — Малфой повторил движения друга, и теперь оба слизеринца наблюдали, как осеннее солнце прячется за облаком.
Гермиона склонила голову, в уме радуясь возможности выйти на улицу.
— Сегодня хорошая погода, — Тео повернулся к Гермионе, — я выведу её на улицу.
Малфой выгнул бровь, удивляясь порыву друга. Тео увидел удивление и добавил:
— А потом приведу обратно.
Гермиона не знала радоваться ей или… что?
Малфой молчал. Было видно, как его желваки двигаются, отчего вена на виске сильно выделялась. Он думал над словами, анализируя интерес Нотта к Грейнджер. Видимо, предложение его позабавило, поскольку он улыбнулся и сказал:
— Хочешь прогуляться с грязнокровкой, — его улыбка стала ещё шире, отчего Гермиона метнула испуганный взгляд на дверь, оценивая расстояние, — тогда не буду мешать.
Он подошёл к Тео и пожал ему руку. Было сложно понять какое настроение у Малфоя, но почему-то казалось, что он недоволен.
— Выгулять грязнокровку словно домашнего питомца, — поправил Нотт, отчего Гермиона перестала питать иллюзии на его счёт. Она нахмурила брови и скрестила руки на груди.
— Конечно, друг, — Малфой усмехнулся, похлопав Нотта по плечу, и направился прочь из холла.
Гермиона проводила его взглядом, силясь не кинуться следом.
Кто знает, зачем Нотт это сделал и что ему нужно от неё.
Если учесть взгляды Малфоя и его ехидные улыбки — ничего хорошего это прогулка не предвещает.
Гриффиндорка вздохнула. Убегать бессмысленно. Где её хваленая храбрость? Она повернулась к Теодору, который жестом руки указывал на другую дверь, что вела к выходу из холла.
Иного выбора не было, и Гермиона направилась к двери, с опаской поглядывая на улыбающегося парня.
