***
Из детской уже десять минут доносятся тихие перешептывания. Антон, естественно, подслушивать не собирается — ну вот еще, он ведь не маленький. Ну и что, что он уже раз десять как бы совсем непринужденно прогулялся мимо запертой двери, не упустив возможности возле нее потоптаться. Шаст не понимает, что происходит, и его это, если честно, бесит. Ему не слышно ни черта. Лишь иногда Артёмка срывается на восхищенное «Ва-а-ау!», после чего раздается шипящее «Тс-с-с-с!» от Арсения. Ишь, интриганы, чего удумали. Антон пробует прижаться своим растопыренным ухом к двери, но незамедлительно слышит возмущенное: «Тош, хватит подслушивать!» и поддакивающее: «Да, ну пап!». Приходится недовольно фыркнуть и переждать в гостиной. Наконец, дверной затвор тихонечко щелкает, и Арсений вместе с сыном, все еще перешептываясь, выходят в коридор. Антон, увидев их, ахает: оба наряжены во фраки, а на вихрастой головке сына еще и шляпа-цилиндр красуется для полноты картины. Мальчик напролом несется к зеркалу на самого себя полюбоваться, а Арсений с робкой улыбкой наблюдает за калейдоскопом эмоций на перекошенном лице мужа. — Это для фотосессии. Для тебя тоже есть, вот, — он протягивает Антону пакет. — Померь, если по размеру не подойдет, я поменяю. — Пап, а я красивый? — пискляво спрашивает Тёма, дергая отца за штанину, чтобы тот поскорее обратил на него внимание. — Очень красивый, солнышко. — А папа Арсений тоже красивый? — продолжает допытываться ребенок. Антону ничего не остается, как кивнуть. Однако инициативность супруга его все еще пугает. — Пожалуйста, скажи, что мы будем фотографироваться в студийке, — умоляет он, и, судя по тому, как Арс прячет глаза, он очень ошибается. — Антош, ну ты же знаешь, фотостудии — это банально. Мы с Валентином придумали кое-что поинтереснее. Волноваться не о чем, поверь мне, сладкий, — он не дает Антону вставить ни слова, вовремя затыкая его поцелуем. Мальчишка на них внимания не обращает — скачет перед зеркалом, поправляет цилиндр, съезжающий набок, самодовольно подмигивает своему отражению. — Ну просто второй ты, лисёнок, — комментирует это Антон, оторвавшись от любимых губ. Арсений не удерживает смешка, но, опомнившись, заталкивает супруга в комнату, оставляя его наедине со злополучным пакетом.***
У Антона нет слов. Нет, слова, конечно, есть, но при ребенке, к несчастью, материться запрещено. — Арс, скажи, что ты пошутил. Они, нарядившись во фраки, стоят у дверей заброшенного театра. Валя опаздывает, поэтому у супругов есть пара минут на то, чтобы выяснить отношения. Артём тактично молчит, надеясь, что родители не поссорятся в столь неподходящий момент. — Ну Антош, там внутри очень красиво! Колонны, просторные залы, даже люстра огромная кое-где висит, я на фотках из интернета видел. И в здании находиться абсолютно безопасно, оно хорошо сохранилось. Зато мы будем как семья графов девятнадцатого века, а это как будто наши владения! — Допустим, — Антон вздыхает. Идея Арсения все еще не кажется ему хорошей. — Но, видимо, мы какие-то хреновые графы, если наши владения заброшены. — А мы… мы… — Арсений теряется на пару секунд, тянет руку, чтобы по привычке зарыться в волосы пальцами, но вовремя самого себя одергивает: не просто же так он два часа добивался именно такой укладки. — А мы графы-вампиры, дожили до двадцать первого века и живем в современном доме. — Нелогично, — Антон мотает головой. — Почему мы тогда фоткаемся не в современном доме, а в этой рухляди? — Арсений ничего не отвечает, сводит брови к переносице и трогательно надувает губы, взглядом умоляя мужа притвориться, что все так и должно быть. У Антона против этого взгляда никаких шансов, поэтому он уже в который раз Арсению уступает. В паре метров от заброшенного здания паркуется машина, из салона которой вылетает воодушевленный предстоящей работой Валентин. Арсений — его любимая модель, потому что соглашается на все идеи фотографа, даже самые безумные, и на сотрудничество с ним Валя идёт с превеликим удовольствием. Он выгружает из багажника необходимую аппаратуру и предлагает супругам прогуляться по театру, пока сам Валентин настраивает свет. Артём незамедлительно хватает папу Антона за запястье и упорно тянет его к главному ходу. Любопытство не позволяет мальчику стоять на месте. — Ладно, пойдем посмотрим, что там твоего папку так привлекло, — Антон ступает по неухоженным каменным ступенькам. Арсений, перекинувшись с Валей парой слов, с улыбкой следует за мужем и сыном. Они входят в фойе. Театр значительно подпорчен вандалами — Антон с отвращением глядит на неровную надпись «хуй» на стене и отворачивает сына, который совсем недавно научился читать по слогам и запросто может задать отцу неудобный вопрос. Мальчик соскребает ноготком осыпающуюся краску со стены, пробегается взад-вперед по коридорам и почему-то теряет запал. Он цепляется за запястье папы Арсения и изучать здание больше не хочет — только губы поджимает и качает головой, когда Попов предлагает ему подняться на верхний этаж по старенькой лестнице или пройти в бывший зрительный зал. Его отказ неприятно удивляет и смущает Арса, но он виду не подает — снимает в сторис короткие видео, анонсируя подписчикам новые фотографии. Антону некомфортно. Он обнаруживает плесень на лепнине, украшающей колонны, и отшатывается в сторону, боясь прикоснуться или заляпаться. Боже, ну почему нельзя было арендовать фотостудию?! Валентин, наконец, оповещает о своей полной готовности. Арсений в кадре смотрится привычно, позирует умело, чего нельзя сказать об Антоне и Артеме. И если супругу Попова приходится подсказывать, как и куда лучше встать, то мальчишка теряется вовсе, глядит на фотографа недоверчиво, чуть ли не с ужасом. Валя очень старается завоевать сердечко ребенка, кривляясь и подмигивая, но на сына Шастунов-Поповых это совсем не действует. Антон не выдерживает. — Арс, можно тебя на минуточку? Валентин скрывается с глаз под предлогом покурить (Шастун двинулся бы за ним, но он избавился от этой вредно й привычки еще до рождения Тёмы, чтобы беременный муж не дышал горьким дымом). — Я тебя слушаю, Тош, — Арсений поджимает губы, чувствуя, что разговор будет неприятным. — Ты же видишь, какой стресс для ребенка — находиться в этом ужасе. Тебе правда все еще кажется, что нам стоит здесь находиться? — Антон говорит вкрадчиво, но им обоим что-то подсказывает, что Шастун вот-вот взорвется. Арсению отступать не хочется принципиально. — Он просто не привык к камере, вот и все. Дело не в локации, — он фырчит, как самый настоящий лис, но взгляд прячет, и этот жест указывает на то, что он сам в своей идее уже не так уверен. Пока они спорят, Артём, оставшийся без присмотра, решается совершить прогулку на второй этаж театра, чтобы самому себе доказать, что он никакой не трус. Через пару минут до слуха разругавшихся супругов доносится плач. Мужья срываются с места одновременно, едва ли не наперегонки преодолевают препятствие в виде лестницы и обнаруживают Тёмку возле безголовой скульптуры. — Дядя без головы, — заливается слезами мальчик, пальцем вслепую указывая на напугавшую его фигуру. Ни у одного из родителей не возникает желания узнавать, какую историческую личность так кощунственно обезглавили вандалы — центром Вселенной для них сейчас является напуганный до полусмерти сын. Арсений садится на колени перед мальчишкой, прижимает его к груди, гладит по спине, пока Тёмочка, наконец, не успокоится. — Видимо, я и правда был не прав. Простите, что не посчитался с вашим мнением, когда решил устроить фотосессию здесь, — он поднимается на ноги, с тяжелым вздохом отряхивает колени. — Пойду скажу Вале, что всё отменяется. Антон провожает Арсения взглядом и, когда тот окончательно скрывается за лестничным пролетом, чувствует, как сын дергает его за штанину, кулачком утирая следы от слез. — А папа сильно расстроился? — тихонько спрашивает он, серьезно глядя на отца снизу вверх покрасневшими, воспаленными глазками. Антон вздыхает. — Боюсь, что да, котенок. — Тогда давай его остановим, — Артёмка шмыгает носом. — Я больше не буду плакать, честно-честно. Они догоняют Арсения уже на выходе, когда тот приближается к фотографу. Валентин смотрит на давнего знакомого с удивлением и чуточку подозрением — Попов выходит из здания мрачнее тучи, и Блох уже догадывается, что тот ему сейчас скажет. — Валь, слушай, мы, наверное… — Продолжим, — перебивают его. Он оборачивается и не верит своим ушам первые пару секунд, после чего оказывается не в силах сдержать счастливой улыбки. Антон одним движением зачесывает растрепавшуюся челку назад, а Артёмка, уже окончательно успокоившийся, обнимает папу Арсения за ноги. Арс перебирает пальцами мягкие локоны сына и не видит, как Валя, выбросив окурок, направляет на них объектив фотоаппарата. Со второй попытки фотографии получаются намного лучше — живее и эмоциональнее. Осилив позирование на первом этаже, они возвращаются к обезглавленной статуе. Превосходные кадры выходят именно возле неё. На этот раз Артёмка и не думает плакать, позволяет папе Антону поднять себя на руки, визуально заменяя голову несчастной фигуры своей собственной. Улыбка не покидает их лица до конца дня. Позднее получившиеся фотографии обязательно украсят собой последние страницы фотоальбома (но это будет нескоро, потому что Валя может редактировать снимки по полгода — шутит Арсений). А сейчас мужья беззастенчиво целуются на камеру, пока Артёмка сидит на плечах у Антона и маленькой ладошкой касается краешка огромной люстры, и в этот самый миг они самые счастливые люди на свете.