Конец демонологов

Моя бабушка курит трубку И чертит планы захвата портов, А потом берет в плен очередную соседку И продаёт её в бордель моряков. Та становится лучшей шлюхой, Та становится женщиной-вамп…

Нынешняя ночь была темнее некуда: мало того, что фонарь на стоявшем неподалеку столбе был разбит и не светил, так и на небе не было видно ни луны, ни звёзд! — Глаш, хватит в небо таращиться, пойдем скорее, холодает. — ткнул девушку под локоть брат. — Да-да, Стёпа. Идём. Брат и сестра наудачу прошли дальше по дороге и вышли в какой-то сквер. — Что же такое невезенье, принесла нелегкая нас в Воронеж ночью! Как мы теперь здесь лекаря найдем? — проворчал Степан. — Никак, все лекари по домам дрыхнут. Надо где-то ночь переночевать, а завтра пойдем аптехарскую лавку искать. — То найди, это найди… Что ж так все сложно в энтих городах?.. За разговорами они едва не влетели в какого-то случайного прохожего. Глаша разглядела его одежду, щегольскую, в какой ходят господа, и поспешила извиниться. — Ой, простите, Ваше Благородие, нас, грешных! Прохожий поправил свой цилиндр и бегло, но внимательно осмотрел Глашу. — Ничего, ничего, девочка… Что вы делаете в Воронеже в сей поздний час? Брат с сестрой переглянулись. — Нам, Ваше Благородие, ночлег бы сыскать, приезжие мы… — И вы в Петровский сквер ночевать пришли? Прохожий еще раз внимательно посмотрел на Глашу. — И правда приезжие… Что же, знаю я одно место неподалеку… Заведение госпожи де Боланш. Там рады таким, как вы. Согласны? — Согласны, Ваше Благородие, как не согласиться! Нам бы где только усталые головы приклонить… — Я не Благородие, но спасибо, что именуете меня так, это приятно. Итак, идите к памятнику Петру Великому, оттуда направо, и тропинка приведет вас куда надо. Дом большой, в три этажа. Не перепутаете. Поняв, что краткого описания может быть недостаточно, прохожий рукой указал нужное направление. — Спасибо вам, господин! Дай вам Бог здоровья! — Не благодарите. Незнакомец быстро отвернулся от путников и торопливо зашагал прочь. Те недолго смотрели ему вслед и пошли в сторону памятника. *** Теперь, когда они знали нужный путь, дорога не заняла много времени. Они прошли мимо памятника Петру и прошли по нужной тропинке. Хотя по ошибке они пропустили нужный поворот с тропы, свет окон большого здания обозначил цель их поисков. — Степа, смотри! Вон он, этот дом! — О, и правда! Экая ты востроглазая, сестренка! — Пошли! Ох, наконец-то отдохнуть можно будет. У порога их встретил привратник — невысокий, но крепкий и покрытый шрамами человек. — Доброго дня, молодые люди! Вы по делу или для отдохновения? — Для отдохновения, наверное… — Деньги есть? Глаша и Стёпа переглянулись. — Только матушке на лекарства… — А наши услуги не бесплатны. Степа, помолчав, отвернулся от привратника и потянул за собой сестру. — Пошли, здесь за деньги только… Еще и дорого, поди. — Подожди! Глаша откинула руку брата и затараторила: — Пожалуйста-пожалуйста! Нам очень надобен ночлег! Мы нездешние, а добрый господин в сквере сказывал, что здесь приезжим рады. Привратник, казалось, задумался. — Хм, ну если так… Что же, проходите. Привратник отодвинулся от двери и пригласил путников внутрь. — Давайте быстрее, покуда я не передумал. Рассыпавшись в благодарностях, Стёпа и Глаша поспешили войти. *** Заведение встретило их музыкой, пением и нестройными криками посетителей. Практически сразу они вышли в огромный зал: посреди него располагалась сцена, на которой на своем инструменте играл пианист, танцевали какие-то вульгарно одетые девицы. Сцену окружали столы для гостей; те представляли собой самую различную публику, объединить которую, казалось, могло лишь исступленное возбуждение, которым они были поистине полны. Лишь увидев эту картину, Глаша перекрестилась и попятилась прочь. — Ой, нехорошее место, Стёпка, пойдем отсюда… — Ты чего, Глаш? Как по мне, тут весело. — Да ты в лица их погляди! Это ж бесовское веселье! — Брось. Мы все равно уже никуда не дойдем в енту ночь. Их разговор прервала подошедшая девушка. Обилие косметики на лице и глубокое декольте, оставлявшее мало простора для воображения, явно указывали на ее профессию, несмотря на кроткий взгляд. — Доброй ночи, дорогие гости. Вам чего-нибудь поднести? Едва взглянув на нее, Степан начал глупо улыбаться. — И тебе доброй ночи, красавица! Сказал бы я, что надобны мне изысканные яства, но от тебя я любые харчи приму и не пожалуюсь! Девушка мягко улыбнулась; Глаша ткнула брата локтем. — Стёпа, ты чего? Просто спроси ее о ночлеге! Тот смутился, будто вспомнив, что рядом сестра. — Да, нам только переночевать, вообще-то… Девушка рассмеялась; ее смех был мелодичен и приятен, как звон колокольчиков. — Дорогие гости, поздно уж ночевать, представление в разгаре! Но вы не тужите: в доме госпожи де Боланш всегда рады гостям! Мы вас так славно попотчуем, что вы почувствуете себя свежими, будто прекрасно выспались. Стёпа вновь глупо заулыбался, к вящему неудовольствию сестры. Девушка же ловко выхватила из-за пазухи какую-то книжку, но помедлила и не стала ее раскрывать. — Прошу прощения за столь неучтивый вопрос, но… Вы неграмотные, верно? — Где уж нам грамотными быть, красавица… К девушке подошла, очевидно, ее коллега, с которой она перекинулась несколькими словами. Едва та ушла, как девушка вновь заулыбалась. — Что же, меня зовут, так что оформить заказ уж не успеем. Я вам принесу угощений без заказа; что смогу — подберу, но, ручаюсь, не обижу! Согласны? Глаша хотела было ответить твердым «Нет!», но брат вновь оказался быстрее, выпалив торопливое «Да!». Девушка вновь улыбнулась, блеснув будто жемчужными зубами, и удалилась, сделав им знак сесть за свободный столик. Едва она скрылась в каком-то дверном проеме, как Глаша отвесила брату подзатыльник. — Ай! Ты чего? — Чего-чего! Чего ты на енту срамную девку рот раззявил? Вот нету матушки, приходится мне тебе тумака давать! — Да ладно тебе, Глаш, чего ты? У нас в Хлевном таких девок нетути! — Надобно уходить отсюда. Сказали же — заночевать не выйдет! — И куда ты пойдешь в ночном Воронеже? Тут хоть покормят. Может, и лекарь сыщется. — А каких огромных деньжищ это все стоит, ты подумал? Ты платье ее видел? Оно дороже половины Хлевного! — Улизнем, впервые, что ли? «Отсюда не улизнем» — прошептала Глаша, окинув помещение взглядом. Вернув же взгляд к брату, она поняла, что он… уже садится за один из столиков. Трижды выругавшись про себя, Глаша подошла к Стёпе. — Что ж ты неслух такой? Нет у нас денег на енто заведение, пойми! — Да ладно тебе, Глашка! Когда еще доведется в таком месте побывать? Один раз живем! — Про матушку вспомни! Но последний крик Глаши заглушил особенно громкий удар пианиста по клавишам. Публика разразилась громкими аплодисментами; Глаша повернулась к сцене и только теперь поняла, что на сцене все это время плясали несколько девушек, одетых лишь символически. «Куда же мы угодили… Экое место нехорошее…» — Вот, дорогие гости, угощайтесь! Знакомая им сотрудница заведения как будто из-под земли выросла; в руках у нее был поднос, полностью заставленный едой. — Ай, спасибо, девица-краса! Я таких яств в жизни не видывал! — Все, что угодно, для дорогих гостей. Все, что угодно. Девушка поставила поднос на столик и присела на стул. — А что ж твоя спутница, добрый молодец, за столик не садится? Прошу вас, госпожа, присядьте. Глаша бросила взгляд на назойливую девицу, но промолчала. — Это сестрица моя, Глашка, у ней нынче дурное настроение. — Ах, сестрица? Это же чудесно… А тебя как величают, добрый молодец? — Степан мое имя, душа моя! А дозволь твое прозвание узнать? — Магдалена, господин… Не в силах больше слушать это воркование, Глаша отвернулась и быстро зашагала прочь от столика. — Глашка, ты чего?! — Оставь ее, господин. Видимо, ей другие услуги надобны… Но дом госпожи де Боланш может развлечь всех, и по ней дело найдется… *** Глаша не успела убежать далеко: едва нырнув в какой-то темный коридор, она наткнулсь на некую старуху. — Ой, господи мой… Кто здесь? Еще одна пленница сего проклятого места? — Э… Это Глаша. — Глафира, сталбыть… Хорошее имя. Что же тебя сюда привело, Глафира? — Мы тут с братом… Искали ночлег, и… и… Глаша спрятала лицо в руках и заплакала. — Ну будет, будет… Сочувствую я вам: непросто из сего проклятого дома выбраться. Я тут уже много лет в заключении. Пойдем со мной. Вдвоем со старухой Глаша прошла через коридор и вернулась в зал. Здесь она смогла разглядеть свою спутницу: согбенную, седую, древнюю старуху, одетую в лохмотья. Один ее глаз был навеки закрыт, на носу торчала бородавка. — З-зачем вы вернули меня сюда? — Чтобы ты поняла. Кх-кха… Видишь этих людей? Они все прокляты, прокляты Черной графиней де Боланш, хозяйкой этого места. — Да что вы… — Да. Я была ее главной служанкой и воспротивилась ее колдовству. За это она… кха-кха… прокляла меня навеки, и я — единственная настоящая жительница этого дома. — Но как? Здесь же столько людей… — Не верь глазам! Все они призраки, проклятые играть свои роли! — Стёпа… Глаша рванулась было к брату, но старуха окликнула ее. — Стой. Призраки безвредны сами по себе — ничего они твоему брату не сделают. Но вам отсюда не выбраться — не выбраться, ежели проклятие не снять! — Какое проклятие, бабушка? — Пленяющее здесь все эти души! Древнее пророчество гласит, что ежели тут невинная девушка ночное бдение в молитвах проведет, то все души спасутся, и сей дом вновь станет свободен от зла. Но никто… Кха-кха… из невинных девушек в сие место не ходит. Лишь глупцы — и мужики, и господа, — сюда приходят, приходят за ласками невиданными, приходят — и умирают… И становятся призраками, и присоединяются к труппе Проклятого театра. — Что же… Енто значит… Значит… Бабушка, я ведь невинна еще! Я могу спасти енто место! — Так молись! Молись, и спаси всех — своего брата, меня и все души, что здесь заключены и не могут на тот свет уйти! Молись, девочка! Исполнившись решительности, Глаша рухнула на колени и принялась молиться, без остановки читая все известные молитвы. Вера ее была сильна, и вскоре она перестала слышать даже окружавший ее шум. Последним, что она услышала, были слова старухи: — Глафира и Степан… Хорошие у вас имена, дети мои… *** Глаша очнулась и сперва не поняла, где она. Ей потребовалось несколько минут, чтобы это понять. «Боже мой! Я что же, уснула, не дочитав молитв? Ой, что будет!» — Проспала? Не волнуйся, дитя мое, у тебя… кха-кха… будет еще много возможностей помолиться здесь. Глаша обернулась — давешняя старуха стояла рядом и смотрела на нее добрым, даже нежным взглядом. Девушка окинула взглядом зал: все призраки-«гости» уже разошлись, и здесь оставались только несколько полуодетых девиц и несколько крепких покрытых шрамами сторожей. Степана видно не было. — Бабушка, а где призраки-«гости»? — Цикл находится в фазе, в которой они ушли, дитя. Через несколько часов они… кха-кха… вновь начнут здесь собираться. Глаша упала на колени и заплакала. Как же они теперь вернутся к больной матушке?! Дав волю слезам и немного успокоившись, девушка встала на ноги и медленно засеменила к сцене. Старуха куда-то исчезла, но у одного из столиков обнаружились Степан и давешняя Магдалена. У Глаши затряслись руки; она подбежала к брату. — Стёпа, уйди от нее! Уйди! — Глаша, ты чего? Я счастлив, как никогда… — Уйди от нее, она — призрак! Стёпа глупо ухмыльнулся. — Глаша, ты с ума сошла? У нее живое тело, мне это таперича точно известно! Магдалена захихикала, делая вид, что смущается. Глаша почувствовала, что у нее кружится голова. — Но… Как же… Она же сказала… — Сказала, а ты так хотела поверить. Глаша обернулась — сзади стояла знакомая старуха; но что-то в ней изменилось. — Ведь сказано вам было: «дом госпожи де Боланш может развлечь всех»… Кому-то было достаточно развратной девицы, а кто-то… кха-кха-кха… хотел, чтобы это место осудили, хотел почувствовать себя героиней, что всех спасет от страшной судьбинушки… Не так ли, золотко? Это тоже развлечение… Глаша сделала несколько шагов к старухе, но путь ей преградил охранник — тот самый, что ночью впустил их со Стёпой. Теперь она видела его вблизи — и поняла, что его шрамы так глубоки, что доходят до костей черепа. Он улыбнулся, продемонстрировав длинные, острые зубы. — Достаточно шарад. С этими словами старуха отшвырнула клюку, ухватилась за капюшон и отбросила в сторону хламиду, резко, одним движением выпрямилась. Горб оказался лишь притворством, под лохмотьями обнаружилось дорогое атласное платье, усыпанное драгоценностями, бородавка исчезла сама собой, а клюку в руке старухи вмиг заменила резная золотая трубка, которой старуха немедленно затянулась. Все присутствовавшие куртизанки и охранники немедленно преклонили колено, и мрачным хором через весь зал в унисон пронеслось: — Хозяйка. Маранда удовлетворенно окинула зал властным взглядом. — Итак, очередные нищие глупцы, случайно забредшие сюда, которых… кха-кха… в Воронеже никто не знает и искать не станет. — Пропади пропадом, ведьма! — закричал Степан и бросился к старухе. Тут же его перехватили и уложили на пол несколько охранников. — Это, конечно, формальный вопрос, и судьба ваша уже решена, но все же… кха-кха… Стоимость полученных вами услуг — по пятьдесят рублей с носа, но таких денег у вас, разумеется, нет? Глаша пискнула что-то неразборчивое в ответ. — Видишь ли, девочка, хоть твой брат получил поболее, но тебя, простолюдинку, развлекала сегодня Её Сиятельство графиня Маранда де Боланш лично! Это дорогого стоит. — У нас нет таких денег, ведьма, сама знаешь! Степан не сдавался, но было поздно — подобную решительность ему нужно было проявлять раньше. — Что и требовалось доказать, кха-кха… Теперь у вас лишь один путь. Повелительница демонов подошла к Степану и бегло осмотрела его. — Некрасивый… И телом не так чтобы очень крепок, кха-кха… Убейте его… Кха. Едва прозвучали эти слова, как один из державших брата головорезов всадил ему нож прямо в сердце. Струей потекла кровь, Стёпа пару раз дернулся — и все было кончено. Глаша попыталась было рвануться к нему, но и ее крепко держали охранники. — Он ваш, забирайте… Степана унесли; Глаша рыдала, слезы в глазах мешали видеть происходящее, но она все же услышала: — Легла с ним, дура, ой, дура… Придется… кха-кха, перевоспитать… Унесите ее и «освободите», я подойду позже. Серебряным колокольчиком зазвенел, оправдываясь, голос Магдалены, но, судя по возне, ее не стали слушать. Когда Глаша открыла глаза, зазнобы брата видно не было, и лишь из одного из темных коридоров слышались удары и хрип избиваемой рабыни. — Что же, золотко, Глафира, кха-кха… Ты тоже умрешь. Но тебя не постигнет судьба твоего брата — ты снова будешь жить, жить и работать здесь… Кха-кха. Ты такой трогательный образчик невинности… кха-кха. Прямо как моя правнучка Маша, которой я недавно подарила книгу… Запомни свой чистый образ, ты снова будешь примерять его… кха-кха… когда чистой уже давно не будешь! Кха! Кха-кха-кха! Старуха зашлась истошным кашлем. Бросив трубку, она схватилась за горло; глаза покраснели и полезли из орбит. — Кха-кха-кха! Кха-кха! Маранду согнуло пополам, и она вновь стала напоминать фальшивый образ, который примерила, чтобы обмануть Глашу. Под ужасные хрипы и стоны из ее рта полезла кровавая рвотная каша. — Помогите… глупцы… Приказываю!.. Все рабы Маранды тут же сорвались с места и бросились к хозяйке; но этим они скорее навредили ей, чем помогли, создав толчею. Несколько десятков секунд столпотворения — и все стихло. А затем тела стали медленно оседать на пол; из всех их уходила жизнь вслед за погасшей искрой хозяйки. Глаша смотрела на все это, как парализованная; она не могла оторвать взгляд от горы трупов, пока кто-то не тронул ее за плечо. Она резко обернулась: это был один из охранников, и в нем на вид не было ничего злодейского. — Девочка, я… Я понимаю, что брата не вернешь, но вот тебе пять рублей и… уходи отсюда. Уходи, а то ведь здесь черт знает что будет дальше… — Почему?.. — Что?.. — Почему ты не умер? — Так я человек. А они демоны все, сила нечистая… Ну, ступай, уходи из ентого места страшного… — Погоди. Где мой братик?.. Он ведь, может, живой еще… — Он умер. Его не спасти. Уходи. — Где он?! Куда его унесли?! Скажи! — Эх… На кухню его понесли. Идем, покажу. Но тебе эта кухня в кошмарах всю жизнь будет сниться. Может, не пойдем? — Пойдем. Кошмаром меньше иль больше — невелико различье. Вдвоем они нырнули в очередной темный коридор и прошли через весь его. Когда они добрались до кухни, Глаша зажмурилась: здесь было светло. Когда же она открыла глаза, то первым, кого увидела, был Степан. Он лежал на залитом кровью столе, и его кисти рук и ступни были отрублены, а кишки лежали снаружи: его уже начали потрошить. — Да, все так, как сказала им мадам. Сначала подготовить тушу, сразу, как звери, не есть… — пробормотал стоявший сзади охранник. Глаша почувствовала, что голова гудит от эмоций, от мыслей, от чувств. Схватившись за лоб, она громко, истошно, тоскливо закричала.