***
Юнги просыпается первым. Точнее, он так думает, пока не слышит звуки шкварчения из кухни. Кажется, Чимин с раннего утра на ногах и уже готовит завтрак. Но долго лежать и слушать его возню не хочется, поэтому он встаёт и идёт умываться. Когда заходит на кухню после ванны, обнаруживает Чимина, всё ещё одетого в ту же одежду, что и вчера. Он что, в этом спал? — промелькает в мыслях Юнги при виде этого образа. — Запачкаешь одежду… — предупреждает Мин, стоя при входе в кухню. На самом деле он немного залип. Подвис, как только увидел такого красивого Чимина. Чёрт побери, когда он успел так вырасти? Выглядит слишком красиво, но на голове светится беспорядок. Он вообще знает что такое «расчёска»? Юнги не хочет отвлекать Чимина, но тот уже сам повернулся, удивившись тому, как рано проснулся старший. И тот это понял, уже сев за стол. Перед ним чашка горячего кофе. Чимин это готовил себе или для Юнги? И всё же, он не смотрит и просто делает глоток. Пак наблюдает за тем, как он делает глоток и вспоминает вчерашний день. Был ли вчера таким же красивым Юнги? Или они так заработались, что он даже и не успел рассмотреть красоты Мина? В любом случае, теперь он может видеть его таким. Хочется побыть сегодня в этом доме и рассматривать всё. — Ты не будешь завтракать? — Юнги хочет завтракать с Чимином, но тот лишь взгляд перевёл на него и на стол, но не сдвинулся с места. — Ты уже завтракал? Чимин просто кивнул. Он не хочет дожидаться вопроса «позавтракаешь со мной?» и просто говорит одним кивком головы «да». Неважно, что он уже второй день лишь чувствует запах еды, главное, что хозяин сыт и здоров. Юнги выдыхает, получив ответ, и продолжает пить кофе, а потом получает тарелку с рамёном, жаренным беконом, помидорами и мини-салатом. Пак успевает промыть и нарезать фрукты, что были, и красиво подаёт их на небольшом блюдце. — Приятного аппетита вам, — отходит от стола, слышит «спасибо» в ответ и идёт мыть руки и приборы. Юнги в это время доедает помидоры и салат, одновременно пролистывая чат. Пришло кучу сообщений. От одного лишь Джина. Как обычно. — Чим, я должен отлучиться по работе, — не отрывает взгляда от телефона, всё ещё читая сообщения. Пак поворачивается и кивает, будто бы тот может видеть. Хотя, без разницы, что ответит Чимин, Юнги ведь всё равно поедет на работу. И разве Чимин мог сказать «не идите»? Чимин продолжает мыть посуду и после завершения работы продолжает стоять неподалёку, словно робот. Мина это немного раздражает и он всё же поднимает голову. — Сядь, — просит более мягко, потому что не хочет, чтобы Чимка снова думал о том, что тут на него давят. Никто его ни к чему не принуждает. Чимин сам решил сегодня готовить. Юнги ведь не просил. Но Пак не шевелится снова. Ему либо стыдно за вчерашнее и он даже глаза особо не поднимает на него, либо знает своё место, как слуга. — Почему ты не садишься и стоишь тут так, будто я не разрешаю? Разве я запретил садиться рядом со мной? — его, по правде, это бесит с детства. Родители всегда говорили ему, что он особенный, что богат с детства и не должен ни у кого ничего просить, но это и бесило. От того, что он богат, он не становится неприкасаемым. — Простите, господин, я не разрешаю сам себе. Нельзя. Я здесь живу лишь потому, что я слуга. Юнги не знает, куда выплёскивать эмоции. Особенно злость. На младшего ведь не выместишь. Вот и выдыхает, уведя взгляд. — Я тебе не хозяин здесь. Пусть для других ты и будешь слугой, но для меня ты просто Чимин, который живёт со мной, — он максимально серьёзен. И намеревается донести это мальчишке с самого начала. Пусть не думает, что он раб. Чимин наконец смотрит на него, но не знает, как объяснить свою позицию. — Я.. я благодарен вам, что дали мне жить с вами, но… я не чувствую себя здесь свободным… Позвольте просто делать своё дело. Простите, — ушёл к себе в комнату. Для Чимина очень страшно так свободно говорить с хозяином дома. Поэтому он должен спрятаться и не показываться пока Юнги на глаза с красными щеками. Очень неловко. А тем временем Юн гадает, что сделал не так. Стоило ли изначально ему это всё говорить?***
Проснувшийся всего две минуты назад Хосок встречает стоящего у порога дома Джина. Кажись, снова какие-то проблемы. Он без вопросов пропускает его в коридор и останавливается в 5-ти шагах от него со сложенными на груди руками, сразу окидывая его взглядом. — Ну и что на этот раз? — надави он ещё грубее этим вопросом, Джин бы точно не смог ничего из себя выдавить, но уставший от этих цикличных происшествий Хосок заставляет старшего начать разговор. — Я понял твою ситуацию, много раз обдумав её, — он говорит тихо, хоть и внутри уже продумал, как сильнее надавить на Чона, чтобы тот осознал вину и послушался его. Вполне уверен, но не может разжечься сразу, как предполагал. Поднимает взгляд и теперь в полной погруженности чуть прибавляет громкости для последующих слов. — Чимин сейчас живёт у Юнги. И вроде бы ему там хорошо, как я успел заметить во время вчерашнего ужина. Так что тебе больше не нужно переживать за него. — А разве я переживал? — бегает глазами от Джина, вспоминая снова то, что было вчера. И всё же, это было глупо. Не стоило. — Ты сразу после ужина поехал не домой, а в офис. Выпил и уснул в своём кабинете. А потом, что самое интересное, забрал документы Чимина из участка. У меня теперь вопрос не «Зачем ты их забрал?», а «Как у тебя получилось забрать документы того, кто тебе уже не принадлежит?». Старший действительно хорошо постарался. Он узнал многое о Чоне. И сейчас младший лишь может предполагать о том, кто и зачем всё это выдал. — Полиция так просто отдала тебе чужие документы? Они были осведомлены первыми, что Чимин больше не твоя собственность, — Джин давит сильнее, хоть и у Хосока уже достаточно причин сгореть на этом же месте. Он боится смотреть на хёна, потому что не хочет выдать свой большой страх, свою тайну, о которой стыдно даже не то что говорить, но и думать. Но последние 4 слова больно давят на разум Хоби. Он хочет отвернуться, но отвернуться от правды невозможно. — Я просто проверил, все ли документы я принёс. Мне нужно было узнать, как проходит расследование. Ведь убийца ещё не найден. Джин понимает, что всё это добром не закончится, если он не вмешается. Вот только одного звена нет в этой всей истории. Тут много кто лжёт и скрывает. — Убийца найден. Я ведь был в участке с полицейским, когда ты поехал домой отдыхать. Сказали, что нашли нож возле скал, а на нём отпечатки пальцев Чимина и его кровь. Уверенность слов старшего немного заставляли верить ему, но Хосок всё ещё не понимает. — И? Нож Чимина, кровь и отпечатки тоже его. Как это касается дела с тем опекуном? — скривил брови, ожидая, что ему всё по порядку объяснят и приведут его к нужному ответу, но этого не происходит. Полное молчание. Спустя какое-то время они смотрят друг на друга уже понимающими всё взглядами. И теперь у Хоби весь мир крутится вокруг глаз, а в мыслях только последние события. Такое возможно? Снова все мысли о нём. Всё занял и захватил Чимин, испортив хорошее представление о нём. Он давно не ребёнок, о чём догадывался Хосок. Чимин спокойно может провоцировать людей, выводить на эмоции, крики, ссоры; он спокойно посылает людей к чёрту и кидает их; он пытался убить себя, и теперь ещё и убил другого человека. — Там была кровь опекуна. К сожалению, лаборатория предоставила кровь опекуна. И именно по этим анализам, они полностью сошлись во мнении, что его убийца это Чимин. Полиция предполагала тоже самое, — в его голосе слышится нотка грусти. Он не хочет осознавать реальность сейчас, ведь Чимин для него был и есть малыш, невинный и спокойный, беззаботный и беззащитный. Но правда остаётся правдой. Хосок не успевает опустить взгляд вниз, как Джин уже покидает пределы его дома, кинув на последок лишь: «Лучше не сближайся с ним больше, забудь его». И Чон с точностью на все 100% не сдержит обещания, даже если даст его сам себе. Не сближаться он и сам бы хотел, вот только некоторые подталкивающие на плохое мысли постоянно тревожат душу. Забыть же его невозможно. Чимин теперь часть души и жизни Хосока, сколько бы тот ни брыкался и не отворачивался от этого. Теперь это его реальность.***
Чимин выходит из своей комнаты и надеется увидеть хозяина дома, но не находит его. Ни в гостиной, ни в его личной комнате, ни на кухне. Вообще нигде его нет. Он так и понял — Юнги ушёл куда-то. Снова. И это сразу сказалось на настроении Пака. Он погрустнел и перестал активно ходить по дому в поисках. Проходя по коридору и между комнат туда-сюда без настроения, сейчас он показывает то, что ему скучно. Неужели? Впервые в жизни Чимину стало скучно и ему одновременно со всеми нагнетающими мыслями хочется расствориться в небытие. Пусть бы всё исчезло, но вдруг его охватывает интерес к одной лишь возникшей мысли. А что, если Юнги пошёл рассказывать полиции о том, что знает? Ведь он вчера сам выкрикнул о том, что знает. Говорит ли это о том, что он действительно сейчас может быть в участке? Усевшись удобно на диване, он начинает раздумывать об этом. Но тогда почему же Юнги вчера прикоснулся к его губам, а не просто ушёл после того, что сказал? Зачем было садиться рядом и смотреть в глаза, вот так открыто показывая свою заинтересованность? Чимину неспокойно. Засмотревшись в одну точку на полу, он абсолютно потерял счёт времени. Когда пришёл в себя, начал задаваться вопросом — сколько сейчас время? Но из головы не вылезали мысли о Юнги. На душе очень не спокойно. Но он утром предупреждал, что его вызвали на работу. Значит, что-то срочное. Сидя на месте и вспоминая всё произошедшее за последнее время, Пак надумал слишком многое. Например, стоит ли ему вообще оставаться тут? Уйти или остаться уже? Юнги сам говорил, что Чимин вполне свободный, он не должен никому прислуживать. Если так, то почему Чимин должен бояться его? Именно с этими мыслями он пришёл к выводу, что ему надоело это. Надоело появляться и исчезать постоянно. Надоело быть лишним везде. Только Хосок принял его с теплом и любовью. Юнги слишком холоден и отстранён. Кажется, он не хочет видеть возле себя Чимина. Пак встаёт с дивана и решает, что лучше сейчас просто побыть дома. Боится, что если снова уйдёт, то потеряется и найдёт ещё больше проблем на свою голову. Доставлять неудобства другим людям он умеет лучше всех. Хотя бы сегодня всё должно пройти спокойно. Завтрак его немного успокоил и дал сил. Но мысли всё не дают покоя. Снова лаборатория перед глазами, эти сильные чужие руки, держащие его так крепко, что невозможно даже дышать, и этот взгляд… Чимин больше не может сказать, видел ли он что-либо более ужасное, чем этот один взгляд. Как уничтожить прошлое? Как забыть всё то, что годами не даёт покоя? Как растоптать эти воспоминания? Запись за записью переворачиваются, напоминая глазам парнишки о больном прошлом. Почему он понимает, что уже прошёл это, но ещё чувствует всю боль из тех записей? Проводит большим пальцем по 13-й записи и судорожно выдыхает.***
— У тебя больше нет имени, малыш, — тихое слышит Пак сзади, а потом чувствует, как рука мужчины аккуратно ложится на плечо. Он помнит о том, как сильно эта рука может схватить его шею или руку. Лучше не стоит его нервировать. Однако даже молчание может привести к ужасным последствиям. Мужчина обходит его и садится рядом, проникаясь полностью этим мальчишкой. Взгляд охватывает его испуганные и одновременно недовольные глаза, а рука спокойно падает с плеча на стол. Он присаживается прямо напротив него и открывает папку, лежащую в центре маленького столика. Пак обводит взглядом его руку и начинает трястись. Все эти движения так страшны, как не было бы даже страшно стоять на взрывчатке. Он чувствует не слабость и не боль, он чувствует приближающуюся опасность. Достаточно услышать тихий выдох доктора. — С тобой всё будет хорошо, не переживай, — утешающе тихо произносит с лёгкой улыбкой и рукой чуть касается волос ребёнка. Тот осторожно откланяется от него, но даёт себе волю на нервозный выдох, показывая, что устал от всего этого. Мужчина выдыхает и убирает руку. — Буду звать тебя просто Пак. Знаю, тебе нужен отдых. Ты устал. Но я рад, что ты перестал показывать свои клыки. Чимин всегда непослушен. Мало кто знал об этом. Скорее, об этом знали лишь люди из лаборатории. Каждый из их опытов не проходил без последствий. Само собой, сам подопытный страдал, но заставлял не меньше страдать и врачей. Всегда пытался сбежать, драться, кричать и плакать. Он нервировал всех и особенно главного профессора. Клыки у мальчишки действительно есть. И показывает он их почти всегда, когда ему что-то не нравится. Так что, беспокоиться о психологическом состоянии ребёнка профессор не позволял никому. Всегда считал, что всё именно так, как он видит и слышит. — Воспитывать тебя это моя работа, малыш, — поясняюще тихо продолжает говорить, решая спокойно побеседовать с ним. Встаёт с места и медленно начинает проходить мимо сидящего. — Понимаешь ли, я очень грубый человек. И я не привык возиться с такими капризными детьми, как ты. Пак презрительно спокойным взглядом провожает доктора, развивая полное равнодушие ко всему происходящему. Его абсолютно не раздражает больше ничего. Да, он прошёл не одну операцию и не один опыт, но после последнего он перестал лишь чувствовать боль. Однако его всегда сопровождали мысли, что обиды и ненависть у него остались. То есть, его лишили физических ощущений боли, но ментально он не здоров и по-прежнему многое чувствует. Обиды, презрение, злость и ненависть к окружающим. Потому что его не лишили памяти. И он помнит. И продолжает чувствовать это. — Если бы моей задачей не стояло следить за тобой и воспитывать тебя, я бы не тратил на это время, — остановился, спрятав руки в карманах халата, и устремил взгляд на картину, что висела на стене напротив. — Поверь, мои дни проходят куда сложнее, чем ты думаешь. Я лишился семьи, теперь у меня есть только работа. И она жестока, как и жизнь. И поэтому я… жесток с ней. У меня просто нет выбора, — он говорит это абсолютно спокойно и не переживая ни о чём. Его взгляд всё ещё загадочен. Он прячет кучу тайн, но никто ещё не смог понять причины подобных его действий. Чимин внезапно улавливает и осмысливает его последние слова. «Нет выбора», «Поэтому я жесток с ней»??? Неужели он находит оправданием своим поступкам именно это? Мальчишка усмехается и уводит недовольный взгляд. Мужчина стоит прямо позади него, поэтому не видит этого. — То есть, вы так жестоки со мной, потому что у вас жизнь не удалась? — это можно счесть дерзостью. Разве он смеет так говорить? Профессор удивлён, но не настолько, чтобы придавать этому огромное значение. Парнишке очень хочется, так пусть делает. Именно так он заключает в голове и отбрасывает сразу пришедшие негативные мысли. Он снова обходит его и останавливается уже в другой части кабинета. Окидывает взглядом Пака и сразу переводит его на пол перед собой. — Ты прошёл много испытаний, чтобы вот так вольно выражаться. И я рад, что ты наконец более свободен. Ведь я говорил, что очень беспокоюсь о твоём состоянии. Теперь меня успокаивает твоя дерзость, — возвращается к столу, но не садится за него. Просто стоит и теперь кладёт ладони на стол, приближаясь головой к Чимину. Пронзает его осуждающим взглядом и видит полное равнодушие в глазах ребёнка. У него действительно стальные нервы? — Я не жалею тебя. У меня нет жалости. Но я могу радоваться за тебя. Ты держишься очень хорошо. Я даже начинаю сомневаться, что тебе нужны эти сеансы психолога. Он и правда старается вести конструктивный разговор, но откуда взять столько терпения с этим мальчиком? Он всегда был таким? Кажется, он отлично научился терпеть и отражать свои эмоции одним взглядом, заставляя других усомниться в собственных словах. — Ладно. Ты ждёшь ответа на свой вопрос, — чуть отошёл от стола, отвернувшись от него. — Я, наверно, с самого начала напугал тебя. Я не хотел. Я просто очень жестокий человек и не привык выражать иные эмоции. Ты можешь обижаться, но это бессмысленно. Тебе же отсюда не уйти. Ты знаешь. И я так веду себя по отношению к тебе… не потому что у меня в жизни всё не так, как я бы хотел. Просто… это сложно… — почему-то сам застревает на этом вопросе и не знает, что сказать дальше. Чимин молчит и смотрит на него тоже, как и тот ранее — осуждающе. Не то что он пытается понять его слова. Скорее, просто впервые заинтересован. — У тебя больше нет вопросов ко мне? — раздражённо кидает взгляд на мальчика, всё ещё стоя спиной к столу и не видя его полностью. Чимин кивает и проходится большим пальцем по коже на запястье своей правой руки. На светлой коже запястья ярко выделяется чёрная татуировка, состоящая из двух чисел — «1» и «3». Он пару раз задумчиво сверлит её взглядом, а потом в полголоса спрашивает: — Что значит это число? — убирает пальцы с запястья и позволяет повернувшемуся наполовину дотронуться до него двумя пальцами. Мужчина стоит возле стола и смотрит на число, которым пометили Чимина ещё в самом начале. Казалось, очень красивое и загадочное число. Ничего необычного. Но доктор в замешательстве. Он не может сказать всю правду об этом, но скажет лишь часть. По сути, он и не соврёт. Просто не договорит. — День твоего рождения, малыш, — без особой интонации произносит на выдохе и убирает пальцы с его руки. Кладёт ладонь на плечо и пару раз легонько похлапывает, — Скорее выздоравливай, я навещу тебя позже, ‐ после решает покинуть кабинет, оставив ребёнка одного. Пак медленно переводит взгляд на свою руку и снова сам себя спрашивает о том, как это оказалось на его руке. День его рождения?***
Слышится звук открытия двери. Юнги вернулся? Так быстро? И двух часов, кажется, не прошло. Пак встаёт с места и идёт встречать его. Старший ушёл на кухню. Возможно, он снова голоден? — Господин Мин, — находит Юнги на кухне и останавливается возле стола, смотря на то, как тот моет руки и начинает заваривать себе рамён. — Может мне что-нибудь приготовить вам? Юнги быстро отрицательно мотает головой и кладёт упаковку с рамёном на стол. — Вы так быстро закончили работу? — с сомнением в голосе спрашивает Пак, сев рядом за стол. — Джин сказал, что сегодня мы будем заняты приёмом гостей. В наш офис приедут наши друзья из Китая. Возможно, они наконец согласятся на наши условия. Мин очень рад этому, что сразу читается по глазам. Вот только… Чимину думается сейчас о том, что ему снова придётся остаться одному. И он этого не хочет. — Могу я пойти с вами? — знает, что могут не разрешить, но попытаться стоит. — Хочешь тоже пойти на встречу? — доедает рамён и иногда отвлекается на него. — Зачем? — Мне будет скучно тут одному, — честно отвечает младший, уведя взгляд подальше. Мин наблюдает за этим ребёнком, никак не понимая, как он смог заслужить подобное создание. Это же истинная милота и невинность. Разве есть существо милее этого? Для Юнги — нет. — Тебе лучше остаться дома. Здесь ты в безопасности. По-другому, мне будет беспокойно за тебя. — Но если я снова исчезну из дома? Если я сбегу? Юнги оставляет еду и пододвигается на стуле к нему, аккуратно берёт его руки в свои и заглядывает в эти милейшие карие глаза. — Я знаю, что ты не сбежишь. Я доверяю тебе. Пак в замешательстве. Он словно хочет сказать «нет», но ведь в действительности Юнги прав. Разве можно вот так внезапно снова исчезнуть? Разве он способен так поступить? — Я не смогу уйти, да, вы правы, — опускает взгляд, поджимая губы. — Всё хорошо, я ведь вернусь. Мы снова будем вместе. Я снова буду тут, чтобы защищать тебя, — смотрит некоторое время на него, а потом целует в лоб и уходит, понимая, что дальше говорить нет смысла. Чимин провожает старшего до двери, а после опускает голову, не желая расставаться. Уж слишком он привык к нему. Да и это страшно. Пройдя в комнату снова, он прилёг на кровать и тут же почувствовал какую-то вещь под собой. Словно что-то лежало под пледом. И это действительно было так. Он убрал плед и увидел блокнот. Личные вещи других людей никогда не привлекали его, но в этот раз торчащий сбоку кусочек бумаги привлёк внимание настолько, что тот позволил себе открыть блокнот и достать бумагу, что первой попалась ему на глаза. Подарок для Мин Юнги. От лучших друзей Под этой подписью были расписаны все тёплые пожелания от пятерых ребят. Записаны какие-то даты и выделена главная из них — 09.03.93. Возможно, это день рождения Юнги. Чтение записи прерывается, когда в дом кто-то заходит. Он наивно думает, что это Юнги и бежит из комнаты в коридор, но встречает внезапно Хосока. Тот стоит с пакетом продуктов. — Что... что вы здесь делаете? — переводит взгляд на пакет в его руке и пытается сообразить. — Что это у вас? — Я подумал, что у Юнги нет времени купить себе продуктов. Вот и закупился снова. Он через чур занятой человек, поэтому даже купить себе поесть не может. Но теперь у него есть ты, который будет ему готовить, — с какой-то долей неуверенности произносит тот, не пытаясь отшагнуть в сторону. — И почему вы тогда пришли сейчас с этим пакетом? — осуждающе смотрит на него, словно всю жизнь его ненавидел. Хосок, честно сказать, немного был в шоке. Это была дерзость с его стороны? Или ему показалось? — Ну даже если ты будешь ему готовить, это не говорит о том, что он разрешит тебе выходить на улицу за продуктами. Ты ничего не знаешь в этом городе. Чимин уводит недовольный взгляд, понимая и сам, что это правда. Но его нервирует, что он в таком положении и ещё Хосок напоминает ему об этом почти постоянно. Хотя до этого он относился к нему иначе. — Может ты наконец возьмёшь это и отнесёшь на кухню? — протягивает пакет и тот сразу хватает его, обиженно смотря в его глаза, а после уходит на кухню. Вернувшись, он видит, как Хосок уже уходит, но внезапно останавливает его. — Хён, — единственное, что успевает произнести, и останавливается с потерянным взглядом. Хосоку уже не нравится эта пауза. Он понимает чем всё может закончиться, если сейчас же не уйдёт. Судя по всему, разговор должен состояться, что больше всего и нервирует. — Да, — разворачивается с почти пофигистичным выражением лица, готовый услышать что угодно, лишь бы быстрее уйти. — Что-то ещё? — добавляет чуть более спокойнее, видя, как нервничает младший. Похоже, им обоим трудно начать. Чимин мнётся на месте пару секунд и не выдерживает этого груза на плечах. Возможно, он бы и не стал начинать, не будь всё слишком запутанно. Быть может, они бы просто обо всём забыли, но в этот раз не получается. Потому что это явно будет ещё больше гложить его, если он продолжит молчать. — Я... — и вновь начинает неуверенно по привычке, — чем-то обидел тебя? Совсем недавно Чимин казался радостным и спокойным, когда переехал к Юнги. Он даже был готов поспорить, что уже никогда не вспомнит прошлое и давно его отпустил. Но, наверно, есть такие вещи из прошлого, к которым ты и не имеешь уже никакого отношения, но что-то из этого прошлого всё ещё держит твою жизнь цепями. И эти цепи не разорвать, как бы сильно не хотелось. У Хосока вылетели все мысли в голове, когда тот услышал этот голос Чимина вновь. Он был совсем другим. Это ощущение хрупкой связи он чувствовал с самого прибытия в их дом. Ещё когда был в машине и торопился сюда. И даже не для того, чтобы поговорить с Юнги, а для того, чтобы вновь увидеть эти сияющие глаза. Кажется, этой встречи он ждал больше, чем встречи с родителями. И да, он верил, что эти сияющие глаза были такими всегда, даже когда Чимин выглядел очень подавленным и отстранённым. Он предполагал, что свет этих глаз является единственным светом в его жизни. И не только потому, что они действительно сияют. Но ещё и потому, что они заставляют его жить. И именно поэтому он прикован к этому сиянию. Словно бежит за недосягаемой мечтой, хоть и видит Чимина совсем ещё ребёнком, к которому нельзя привязываться. И вовсе не потому, что он не вещь. А потому, что он ненавидел ответственность над такими людьми. Да, он готов был дать совет, утешить, но няньчиться его не учили. Да и он считает, что не в силах справиться с постоянно меняющимся характером ребёнка. Именно поэтому Чимин достался не Хосоку, а Юнги. Но Юнги и сам не из тех, кто любит сюсюкаться с детьми. И выбраться из этого плена так же невозможно, как достать с неба звезду. И по этой причине Чимин просто невозможен. Он невыносим для него и лучше бы он никогда его не знал, чтобы так не привязываться. У Чона не хватает эмоций и сил, чтобы выждать момент, когда младший побежит к нему, и он бросается к нему сам. Эти крепкие объятия наконец согревают его душу. И он хочет ещё, но отстраняется, понимая, что это всё ещё невозможно продлить на более долгий срок. Если только не выкупить Чимина. — Прости меня... — отстраняется от желанного тела, сдерживая в себе всю ненависть и обиду, а после заглядывает с нежностью в глаза младшего. — Я бы хотел забрать тебя, но... мне нельзя. — Почему? — следует логичный вопрос от человека, который совсем ничего не понимает, и, кажется, даже не старается. Ему лишь хочется, чтобы хён был рядом и всегда обнимал его. Он загорается от новых объятий и вспоминает то, что совсем недавно был с ним в его доме. И был очень близок. И он всё ещё обижен, что не может больше так делать. — Всё не так просто, как ты думаешь, — выдыхает от безвыходности. Он сейчас находится между грозным видом Джина и этим милым щенячим взглядом Чимина. — Я не могу быть с тобой и даже касаться тебя не должен. Ты принадлежишь Юнги теперь. Я тебе это уже говорил. И Пак не хочет в это вникать. Совсем. Разве ему есть дело до других, пока рядом Хосок? — Я хочу быть с тобой. Хочу как раньше, — хнычет и обнимает, прижимаясь сильнее. И он не отпускает его, хотя Хосок и сам не хотел бы расставаться. Однако сейчас это выглядит глупо и... неправильно. У Чона не хватит сил и слов объяснить почему они не могут как раньше. Но он надеется, что когда-нибудь эта тоска и привязанность пройдёт. И не только у него одного. Кажется, Юнги должен поскорее приручить этого непослушного ребёнка, чтобы он больше не вытворял подобного. — Прекрати, — расцепляет его руки позади своей поясницы, грозно смотря на младшего. Его голос грубеет. — Если продолжишь это, я нажалуюсь Юнги-хёну, что ты непослушный мальчик, который заслуживает наказания. Поверь, ты будешь очень сильно жалеть об этом. У Чимина глаза на мокром месте. Он готов выть от боли внутри, ведь ему необходимы эти объятия. Хосок первый, кто разбудил в нём чувства. И никак нельзя это бросать, менять, забывать и вот так уничтожать. Нет. — Не смей так поступать со мной. Ты ведь должен мне за то, что не уследил за мной! Ты виноват передо мной, — смело заявляет тот, повышая голос в крике и уже с наступившими слезами. Чону не нравится настрой и характер, который тот уже внаглую проявляет. Истерик он не может терпеть. — Послушай, Чимин... — делает голос более убедительным, чтобы его наконец услышали. — Ты уже не маленький. Включи свой мозг и подумай о будущем. Тебе придётся жить с Юнги, хочешь ты того или нет. И тебе лучше оставаться с ним. Он не знает почему так будет лучше, ведь, по сути, и он смог бы хорошо воспитать малыша, смог бы его обеспечить всем, но... он решает, что другого способа убедить его нет. — Нет! — перечит вновь и этим начинает раздражать старшего, хмурящего брови. — Я не хочу жить по чьей-то указке! Я хочу жить так, как я хочу! Истерика бьёт в нём и он не может успокоиться. Слёзы подступают вновь и вновь, а глаза уже закрываются, позволяя слезам скорее скатиться по щекам. Он хнычет и вновь теряется в объятиях Хосока, который притянул младшего к себе, чтобы хоть как-то успокоить. Они присели на пол вместе и Чимин подуспокоился на его руках, уткнувшись носом в изгиб его шеи и чувствуя приятный запах кожи. Чон был максимально домашним и одурманивал ещё сильнее обычного. Но Пак старался держаться, чтобы снова не поцеловать. Так и уснул на его руках, забыв об истерии. Хосок отнёс его в спальню и укрыл пледом на кровати, а после покинул дом, чтобы не создавать ещё больших проблем. Да, он стал настоящей проблемой для Чимина. Если они снова встретятся, то кто-то из них точно сойдёт с ума.***
Юнги покидает зал совещаний в момент, когда на его телефон приходит сообщение. Его настроение снова портится из-за того, что он уже предполагает, что скоро будет конфликт. «Приезжай на набережную. Нужно поговорить» — читает непрочитанные от Хосока и с усталостью выдыхает, надеясь, что это не его очередные проблемы. Встречает он его сразу же на дороге около реки и видит, как сгущаются тучи над ними. Кажется, погода сегодня обещает быть дождливой. Прям под его настроение. Да, оно испортилось, как только он остановился перед машиной Хосока. Тот вышел с лёгким пафосом, забыв о проблеме, и в какую-то секунду набрался смелости, чтобы напрямую пожаловаться Мину на его подопечного. Хоть это и звучит странно, но, на самом деле, проблема стоит того, чтобы её озвучить. Юнги хватает всего секунды, чтобы определить суть проблемы, отражающейся в лице младшего. За столько лет они слишком часто вляпывались во всякие истории, что наизусть знают реакции друг друга в подобных случаях. И судя по его выражению лица сейчас, у друга явно проблемы не с бизнесом. Он выглядит озадаченным сразу же после того, как снимает чёрные очки и подходит к нему, хлопнув дверью машины. Но ком в горле не даёт ему начать первым. — У тебя минута, иначе я сваливаю домой. Я очень устал и хочу спать. И у меня сейчас нет сил тебя выслушивать, — с недовольством осматривает местность, желая поскорее вернуться домой. — Возьмись за своего слугу. Он у тебя слишком непослушный, кажется, — наконец выдаёт Чон, становясь менее уверенным под конец, чувствуя, как сейчас начнутся вопросы по типу «что значит слишком непослушный»? И он уже видит этот взгляд, который внезапно остановился на нём с долей непонимания. — Ты был с ним? — задавливает все другие вопросы, которые хотел и должен был задать, приходя к выводу, что это сейчас важнее узнать. И он ни чуть не скрывает своей раздражённости в этот момент, глядя в глаза Хосоку, который будто нагло заявляет сейчас о том, что бывший некогда его слугой Пак Чимин уже проверен им. И хотя это так и есть во всех смыслах этого слова, Хосок всё равно ждёт ответа, думая, что сейчас самый подходящий момент, чтобы выслушать от друга какой он идиот и кретин, с чем, впрочем, он и сам согласен. Лезть к Чимину он не имел права не только потому, что тот ему уже не принадлежал, но ещё потому, что Чимин — всё ещё несовершеннолетний подросток. Вопрос звучит двойственно и Чон даже опешил от этого, пуская в голову совсем непристойные мысли. Но он сосредотачивается на главном, понимая что именно имел ввиду Мин. — Тебе повторить? — хмурое лицо и грубый голос с язвительной интонацией заставляют Хосока тут же отойти от всех размышлений и продолжить беседу. И он вновь замечает этот взгляд. Юнги зол. — Я... я собирался к тебе. Хотел поговорить обо всём произошедшем, — от волнения слегка ведёт себя неестественно и выдаёт, что лжёт, либо начинает лгать. И Юнги эти глаза не спутает ни с чем. Это глаза, полные страха. Чон явно чего-то боится, однако не сдаётся и до последнего борется, чтобы эту правду не раскрыли. Но от него уже веет ложью и нервозностью. Юнги, до этого спешивший домой, теперь становится всё более заинтересованным в этом деле, и, кажется, больше не торопится никуда. И всё только потому, что Хоби никогда себя так не вёл рядом с ним и ребятами. Значит, дело точно серьёзное и требует его вмешательства, как бы сильно он сейчас не хотел развернуться и наплевать на компаньона. Да, он помнил, что они ещё друзья, но он вовсе не из чувств верности дружбе решил в это вмешаться, а лишь из-за того, что ему начало думаться, будто Чимин имеет какое-то отношение к секретам Хосока. — Ты мне врёшь, Хоуп, — делает замечание и уже чувствует, как его терпение трещит по швам от того, что Хосок бессовестно врёт, скрывая всё за маской злости и обиды, которые выплёскивает с необоснованными обвинениями. Хосок сдаётся. Врать он мог бы до последнего и бесконечно, но совесть его мучает со дня клятвы, что он позаботится о Чимине. Как он может позаботиться о том, кого сам воспитал именно таким? И это сейчас не он должен возникать по поводу воспитания и приручения, а Юнги, которому достался бунтарный слуга. — Да. Сознаюсь. Я переспал с ним! Доволен? — выкрикивает так, будто Юнги должен его понять или как-то нормально на это отреагировать. В Юнги закипает злость. Он сейчас без слов просто отправит труп Хосока плыть по реке. Иначе он не успокоится. Как он может так спокойно сознаваться в этом и почему только сейчас??? — Я знаю, я идиот! Ну убей меня, давай! Если тебе от этого станет легче! — он бесится, но сам понимает, что ошибся. Ошибся, что совершил это... и ошибся, что вот так сознался во всём. Мин сжимает кулаки и, клянётся, в последний раз сдерживается, чтобы не врезать по лицу друга, у которого нет ни тормозов, ни совести. — А тебе стало легче, когда ты воспользовался им? — голос внутри говорит ему убить Чона, но это всё, что он может сейчас сказать этому человеку напротив. Он хмурит брови, потому что больно. Потому что противно смотреть на него и отвечать ему что-то после такого признания. Хосок готов сам себя закопать под землю, лишь бы не гореть от стыда сейчас перед человеком, которому обещал позаботиться о Чимине. И он чувствует себя ещё хуже, понимая, что сейчас может потерять друга. В его глазах горит весь мир, а почва уходит из-под ног, заставляя его трястись. Он не замечает, как с глаз капают слёзы. И чтобы не выглядеть сейчас ещё больше жалким, он отворачивает голову, еле вдыхая воздух. На лице читается полное отторжение самого себя, ему тошно от своего же поступка. Мин прикрывает глаза, пытаясь успокоиться. Он считает, что не должен сейчас поддаваться эмоциям. Точно не он. Да, ему невероятно больно от осознания, что его близкий друг так поступил с тем, к кому стремится его холодная душа. Впервые он почувствовал себя так хорошо рядом с этим милым созданием, и теперь вынужден жить с этой правдой о нём, которую ему выпалил этот чёртов эгоист Чон Хосок. — Больше не приближайся к нему, — выдавливает с ненавистью, открывая глаза, и тут же разворачивается, всё ещё переваривая в голове не самую приятную информацию. Хоби хотел бы всё объяснить, но понимает, что объяснений этому просто быть не может. Но хоть что-то он должен ему сказать. — Я спас его от смерти. Он пропал и я нашёл его. Нашёл на краю скалы и попросил сестру увезти его к нам домой. Можешь меня ненавидеть, но за одно только это ты должен мне быть благодарным. Я спас ему жизнь. Заявление неожиданное и довольное смелое. Однако у Юнги хватает сил вытерпеть и эту дерзость. Но он однажды точно припомнит ему эту выходку. — То есть, ты оправдываешь свой гнусный поступок тем, что до этого спас ему жизнь? — вскидывает одну бровь, поражаясь такой наглости. Он разворачивается, чтобы наконец посмотреть в эти бессовестные глаза. И приблизившись за считанные секунды, он хватает того за ворот одежды и теперь говорит ему в лицо всё то, что держал в себе. — Да ты хоть слышишь себя?! В то время, как мы все здесь переживали, искали его... В то время, как я ночами плакал, скучал, хотел увидеть его, убедиться, что он в порядке, ты в это время нашёл его и молчал об этом, увезя к себе домой! Да ещё и осмелился его соблазнить! Ты вообще в своём уме, Чон Хосок? Его грозный голос и рычание местами заставляли сердце Хоби биться сильнее. Он чуть отвернул голову от него, прикрыв глаза, практически оглохнув от этого крика. — Если ты ещё хоть слово скажешь после всего этого, я закопаю тебя, — злость бьёт через край, но он ещё не готов к драке. — Пока я мучался, беспокоясь о нём... ты... ты в это время забрал себе невинного ребёнка и воспользовался им! — Я им не воспользовался. Он сам меня спровоцировал, — продолжает оправдываться, ещё больше закапывая себя в землю. И тут же понимает, что сказал лишнее. — Что значит... «сам меня спровоцировал»? — до него не ходит второе предложение и он зацикливается на этой мысли, решив, что нечто ужасное явно ждёт его ещё впереди. И он не верит. Точнее, не хочет в это верить. Невозможно. Однако в глазах повернувшего к нему голову Хосока всё чётко описано. Всё так, как говорят эти глаза. Всё так, как сказал Хосок только что. — Он... сам...? — всё ещё не верит. Он отстраняется от младшего и опускает взгляд, теряясь в догадках. Говорить с ним он больше не видит смысла, поэтому сразу же садится в машину, чтобы скорее вернуться домой, как и хотел изначально. Но теперь уже настроения нет совершенно. И навряд ли кто-то сможет его поднять. Оставив Хоби одного на дороге, он уезжает прочь, не заботясь о том, куда дальше собирается этот идиот. Вокруг расплываются краски. То ли от злости, то ли от безумных идей в голове, всплывающих один за другим после очередных вопросов. И не думать об этом он просто не может. К сожалению, Чимин засел уже глубоко в душе и в голове, что каждый день он думал только о нём, беспокоился лишь о нём и даже на работу начал ходить с каким-то хорошим настроением, зная, что теперь есть ради кого стараться. И как же сильно хотелось построить прекрасное будущее рядом с этим человечком. Обеспечить всем, позаботиться по-настоящему, с нежностью и отдавая всё лучшее, лишь бы мальчик не плакал и не сбегал. Он старался мыслить так каждую ночью и просыпаться на утро более бодрым и счастливым, хотя бы от того, что теперь есть с кем провести свою старость. Не в компании шумных и противных ребят, с которым он виделся каждый день на работе по причине и без, а в компании милого создания под названием Пак Чимин. Конечно, он не может злиться на то, как быстро вырос мальчик. Однако в голове не укладывалось всё ещё. Неужели Чимин сам захотел этого? Как? Разве это возможно? Этот мальчик казался таким невинным и милым, что подобные мысли просто и рядом стоять не могли. Это мог быть кто угодно, но не Чиминка. Нет. От злости он давит на газ сильнее и мчит до дома. До того дома, где когда-то жил совсем один и в полной тишине, без лишних проблем и забот. А теперь это дом, где живёт ещё один человек, принёсший столько проблем, но и одновременно излечивший его одинокое сердце. И как быть в этой ситуации... он совсем не знает. Просто доезжает до дома, выходит из машины и идёт к двери. Никто на его приход не реагирует и навстречу не бежит, поэтому он дальше старается быть тише, понимая, что кое-кто уснул. Сил хватает только на то, чтобы снять обувь и помыть руки после. А дальше он тащит своё уставшее тело до дивана в зале и молится, чтобы скорее уснуть и забыть весь этот кошмар по пробуждению. Только вот желания не сбываются. В эту же минуту неподалёку слышится звук открытия двери и тихие шаги в сторону зала. Кажется, мальчишка проснулся от возни Юнги в коридоре и теперь идёт проверить кто это. Чимин чувствует знакомый запах одеколона и радуется, спеша встретить вернувшегося хозяина. Он уже забыл о том, что было днём и поэтому сейчас спокойно останавливается у порога, видя, как старший откинул голову назад, сев на диван. Он устал. И Пак понимает это, поэтому придумывает, как можно позволить ему расслабиться. Перешагивая порог, тот проходит к дивану и присаживается рядом, смотря на лицо старшего, который не шевелит даже одним нервом, полностью погружаясь в сон. Будучи в своих мыслях, он даже не слышит, как кто-то пришёл и сел рядом. Однако утренний запах жаренного бекона каким-то образом пробивается в его нос и он приоткрывает глаза, чтобы понять источник этого запаха и сразу находит взглядом Чимина, сидящего на краю дивана. Чимин выпрямляется, невинно улыбаясь проснувшемуся, но тут же улавливает какую-то плохую ауру, замечая, что еле приоткрытые глаза смотрят на него явно не с добром и радостью, как прежде. Он опускает на пару секунд взгляд, будто бы уже понимая что делает не так. Внутри голос шепчет ему: «Встань и уйди прочь», будто бы Юнги мог так сказать. Но он понимает, что человек пришёл с работы и явно очень устал. По видимому, ждать разговора не стоит. Он понимающе поджимает губки и отворачивает голову, чуть опуская её, чтобы посмотреть на сложенные вместе ноги. Держась руками за край дивана по обе стороны от своих ног, он сжимает кожаную поверхность, а после легко поднимается и покидает зал, скрываясь за дверным проёмом. Юнги плохо от всего этого. Ещё с утра его никто не доставал и всё шло, казалось бы, отлично. Даже переговоры прошли успешно, чему он несказанно был рад за столь долгое время. Во время переговоров он мечтал вернуться вовсе не домой, а к своему Чимину. А сейчас же. возвращаться больше не к кому. Кажется, он снова потерял то ценное, что совсем недавно обрёл с трудом. И больше этот дом не приносит никакого счастья и покоя. Особенно, когда Чимин сам теперь уходит от него. Быть может, если бы они встретились при других обстоятельствах. быть может, если бы не было всей этой проблемы с имуществом, бизнесом и переписанными слугами. Может лишь тогда он обрёл бы счастье рядом с этим мальчишкой, которого хотел бы называть своим, не потому, что он слуга, а потому. что он лишь его мальчик.***
Джин с выдохом обходит разлёгшегося на диване Намджуна и требует того подвинуться. И он молча отодвигается к спинке с подушками, позволяя парню лечь рядом. Сокджин выглядел очень уставшим после всех этих походов и поездок из одного места в другое, поэтому с каким-то пыхтением прилёг на диван, прижимаясь к любимому. — Как прошли переговоры? — интересуется младший, поправляя пряди волос, спавшие на лицо Джина. И осматривает его лицо он сейчас очень медленно, чтобы насладиться этим видом. — Хорошо, — проговаривает по слогам от усталости, встречаясь взглядом с Джуном. — А как ты провёл время здесь? Не скучал? — Было куча всего. Хосок перестал заниматься работой. Я думаю, тебе стоит с ним поговорить об этом. А ещё Давон пригласила нас всех в ресторан. Старший в удивлении приподнимает брови, уже задумываясь о том, какой наряд ему стоит надеть. — И какой же повод? — сквозь его задумчивый вид пробивается улыбка и он переводит взгляд на дальний угол потолка. — В прошлый раз мы приглашали её, но она не смогла прийти. Она извиняется и теперь просит всех нас присутствовать на юбилее родителей её мужа, — убирает из-под головы подушку и теперь подставляет ладонь под висок, чтобы лучше видеть Джина. — Что ж, — недолго анализирует, — думаю, мы могли бы сходить и расслабиться от всей этой суеты. К тому же, мы давно не выбирались все вместе на какие-то подобные праздники и торжества. Намджун согласен с этим и сам давно хотел предложить посетить какое-нибудь мероприятие их коллег, но у них не хватало свободного времени на это. Поэтому его эта новость радовала больше, чем того же Джина. — Тогда предупреди остальных. Пусть отменят все свои дела. Но Хосока в наказание стоит запрячь работой, ты прав, — целует того, быстро покидая диван, и уходит в ванную, прося Намджуна принести ему полотенце.***
Вечер наступает незаметно, пока все заняты своими делами. Джин и Намджун решили наконец начать вместе готовить ужин за просмотром дорамы, Чонгук и Тэхён весь день зависали в компьютерном клубе и только сейчас вернулись домой, чтобы помыться и тоже начать ужинать. Хосок прогулялся вдоль реки некоторое время после разговора с Юнги и встретил там же закат, а к восходу месяца поспешил домой, чтобы покормить питомца и лечь спать. И только Чимин ничем не занимался с момента, как проснулся в обед. Ему хотелось поскорее поговорить с хозяином, но его беспокоил вид, с которым тот вернулся с работы. Предположив, что произошло что-то плохое во время переговоров, о которых рано утром предупреждал Юнги, он не стал париться об этом больше и всё же решил заняться чем-то полезным. Чтобы поднять ему настроение, он придумал, что можно набрать горячей воды в ванну, как он делал это для Хосока, и сделать пену для большего релакса. Прочитав инструкции на всех баночках из-под гелей, он нашёл нужный и выжал немного в горячую воду, а после размешал рукой, чтобы образовалась пенка. Всё это выглядело так мило, но не хватало этих маленьких свечей, как в ванной Хоби. Непонятно почему, но он пытался сообразить именно подобную романтическую обстановку вокруг пенной воды. И у него почти получилось. Почти, потому что не было того Пак Чимина в чёрных обтягивающих джинсах и чёрной прозрачной блестящей рубашке с приоткрытым видом на зону декольте. Вспомнив об этом, он хотел бы повторить тот образ, но все его вещи были уже грязными и он сейчас был только в одной одежде — тот самый миленький комбинезон и белая футболка, в которых он смотрелся, как малыш. Посмотрев на себя в зеркало, ему стало немного не по себе. Такой глупый вид. Точно не для романтичного вечера с таким красивым хозяином. Пока тот не проснулся, он решил пойти готовить ужин, чтобы хоть так порадовать его сегодня. Но всё, что он умел делать. это только салатик и лёгкий перекус на завтрак. Но, хочет он или нет, придётся учиться готовить, потому что дома больше нет слуги, который мог бы приготовить что-нибудь. Звонить кому-то из ребят и просить помощи в готовке было стыдно. Да он и не имеет права. И вообще, у него… честно говоря. и телефона-то нет, чтобы позвонить. Не говоря уже о номерах ребят, которых он не знал. Значит придётся справляться как-то самому. Он нашёл в большом холодильнике кучу продуктов, которые почему-то беспорядочно лежали в разных полках и не были использованы вовремя, так как некоторые уже были просрочены, судя по датам, на которые тот сразу обратил внимание. И их сразу же выбросил, чтобы Юнги не съел это случайно. Но к ужину он решил выбрать перцы, помидоры, лук и чеснок. Начав с этого, он достал кастрюлю и промыл её, а после залил немного масла и начал поджаривать лук с нарезанными кусочками мяса, найденного в морозильнике. С разделкой мяса он справился хорошо, а дальше стоял вопрос с нарезкой овощей. Он не знал как их резать и поэтому после очистки остановился на этом и затупил в одну точку, пытаясь быстрее сообразить что делать дальше. Но и с этим он справился благодаря находчивости. Быстро нарезал все небольшими кусочками и бросил в кастрюлю, когда заметил, что местами лук уже подгорал. Не хотелось портить вкус супа этим луком и он быстро начал убирать оттуда ложечкой сгоревший лук, а к оставшемуся добавил перцы и помидорки. Залив всё водой, когда мясо поджарилось, он начал хорошенько помешивать деревянной лопаткой суп, который не получался таким, каким он его пробовал когда-то. Чувствуя приятный запах мяса и овощей, он начал радоваться первым достижениям в области кулинарии. Он достиг победы над мясом и сложными овощами, которые особо сам не любил. И всё же, глядя на начало своей работы, он был неимоверно рад, что наконец всё трудное позади. Если говорить, что трудным было только мясо и овощи. Однако следующей сложностью стал выбор специй, в которых он совсем не разбирался. Но просмотрев все по одному, он выбрал первые три упаковки и отложил в сторону, думая, что раз суп с овощами, то эти упаковки, на которых крупным было написано «для овощного бульона», точно должны подойти. Он засыпал по половине столовой ложке специй из каждой упаковки решил, что этого достаточно. Но на вкус было довольно неплохо. Осталось посолить и оставить вариться на некоторое время. Но с этим у него тоже возникли проблемки, так как он совсем не понимал как считать время и сколько варится суп. Но засёк время на часах, висящих на стене. Наблюдая за супом, пока тот готовился, он успевал одновременно с этим жарить вырезки мраморного мяса и после этого ещё решил взяться за приготовление имбирного чая с добавлением листьев смородины. И когда всё было готово, он начал накладывать всё по тарелкам, вместе с салатами и закусками. Как только он услышал, как включилась вода в ванной, его почему-то бросило в дрожь. Скорее всего, от волнения перед тем, как Юнги впервые попробует то, что приготовил Чимин сам без чьей-либо помощи. Пока он наливал ему чай, Юнги спокойно прошёл на кухню и присел за стол, не обратив особого внимания на младшего, но тот уже поднёс чашку и поставил её на стол. А после сел и сам за стол, хотя и не был готов начать ужин, пока Мин первым не попробует всё. Он выжидающе наблюдает за тем, как старший по одному пробует салаты и наконец приступает к супу и жаренному мясу. Но он и глазом не повёл в его сторону, пока кушал. И Пак спокойно принимал его молчание. Однако самому очень хотелось кушать. — Почему сам не ешь? — не поднимая взгляда и продолжая кушать, интересуется тот... но словно без интереса. Он всё ещё без настроения. Чимин хотел бы что-то ответить, но видя то, какой отстранённый старший, уже не хочется ничего говорить. Возможно, он ещё не отошёл от произошедшего на работе, а возможно, он просто уже устал от Чимина. Но он всё же решает начать ужинать, чтобы не нервировать Юнги, который без того не в духе и даже без вопросов поглощает пищу, не интересуясь кто, как и когда приготовил. Его это вообще не волнует и он просто допивает бульон, сделав лишь пару глотков чая за всё время. Не изменившись в настроении, он покидает стол, поблагодарив за ужин, и теперь желает поскорее уснуть, чтобы наступил следующий день и он смог отправиться на работу, где удастся забыть обо всём. Чимин по-прежнему чувствует себя подавленно из-за того, что Юнги ведёт себя совсем иначе, чем обычно. Он явно чем-то недоволен. И он начинает подозревать, что причина его такого настроения это именно он. Но чем он успел не угодить? Размышляя до конца уборки обо всём этом, он отправляется к себе в комнату и ждёт, что его навестят. Но мысли не прекращают бить его изнутри, заставляя через несколько минут самому подняться с кровати и выйти из тёмной комнаты, где уже надоело теряться в догадках. Казалось, будто между ними была невидимая стена, хотя они были в одном доме и находились уже почти близко. Когда Чимин зашёл в комнату Юнги, то не обнаружил его. Задумавшись о том, где тот мог бы находиться, он спустился на первый этаж и прошёл в гостиную, но и там не нашёл. И последним возможным вариантом была ванная. Открыв дверь, он наконец нашёл пропажу и был рад, что Юнги всё же лежал в воде, наполненной пенной водой, которую тот подготовил специально для него. Однако ему пришлось подойти ближе к ванне, чтобы тот смог его заметить. Но Мин лежал неподвижно с закрытыми глазами и ничего не слышал из-за наушников в ушах. Спал он так или расслаблялся — непонятно. Но ему явно это нравилось, судя по тому, какое расслабленное выражение лица у него было. Пак посмотрел снова на большое зеркало около стены и увидел себя в такой неопрятной одежде, совсем не подходящей под обстановку этой красивой ванной, где всё было немного затемнённым и романтичным из-за тусклого режима света и горящих свечей по краям ванны. Но почему-то повторять прошлый опыт «из ванной в комнату» ему не хотелось, поэтому он решил попробовать иначе. Снимая лямки комбинезона, он начал медленно снимать с себя его полностью, а когда остался в одной лишь футболке, начал смущаться. И всё то, что посещало голову до этого, вылетело напрочь. Сейчас был важен лишь результат. Если он не попытается, то, возможно, скоро совсем останется без дома. Да и к тому же, Хосок ему уже сам сказал, что Чимин ему не принадлежит, он принадлежит тому, в чьём доме живёт. Звучит, конечно, странно, но так оно и было. В том доме он принадлежал Хосоку, а здесь будет принадлежать Юнги. Да, странно, что он сам распоряжается собой, как вещью, но его так приучили и только так и пользовались. Отбросив лишние мысли, он наконец зашёл в воду и сел на коленях напротив Юнги, который ничего не подозревал в этот момент. Продолжая снимать с себя одежду, он одной рукой коснулся поверхности ванны под ним, а другой уже крался по животу Мина, который вдруг вздрогнул от прикосновений. То, что увидел перед собой Юнги, никак не поддавалось объяснению. Пак Чимин, который совсем недавно спокойно ужинал рядом с ним, не проявляя никаких знаков, сейчас уже стоит перед ним в такой позе... и заставляет того приоткрыть рот от удивления. Но он в ту же секунду хмурится, замечая этот хитрый взгляд младшего, который явно не настроен спокойно посидеть с ним в воде. Он спешно выключает музыку и снимает наушники, приподнимаясь на месте и сразу перехватывая запястье мальчишки, который решил, что сможет провернуть этот трюк с ним. Но грозный взгляд и крепкая хватка сразу же ставят того на место, заставив покраснеть от смущения и выпрямиться, сидя на коленях. И теперь Мин готов точно сдаться, потому что он весь день сдерживался, чтобы не ударить кого-нибудь. Он хорошо поспал, покушал и сейчас спокойно, никому не мешая, отдыхал в ванной, но его покой нарушили, да ещё и посмели думать, что он отдастся этому подростку, у которого явно были проблемы с гармонами. — Ты что творишь?! — произносит очень грубо и не сводит возмущённого взгляда с этих напуганных глаз напротив. — Я... я думал... что смогу помочь вам расслабиться... — его голос дрожит, но он не подаёт виду, что напуган, хотя глаза всё уже говорят сами за себя. Что, простите?! Пак реально думал, что сможет таким образом помочь ему расслабиться? Он точно ребёнок или внутри уже давно взрослый парень, нуждающийся в том, чтобы его кто-то наконец поимел? Нет. Юнги точно не из тех, кто будет совращать подростка. Он, конечно, немного уже опьянён его видом, но не настолько он псих и извращенец, чтобы пользоваться телом подопечного, который вообще-то... свободный человек... и имеет право на выбор. Но стоп. Он прерывает свои же мысли, вспоминая, что чёртов Хосок уже воспользовался этим невинным подростком и, возможно, принудил к этому. Ведь этому ребёнку бы точно не пришло в голову совратить хозяина. Но даже если и так, для чего он продолжает вытворять такое? Зачем так унижается? Неужели для того, чтобы забыть прошлого хозяина? Он всё ещё обращается к нему на «вы», а значит точно не влюблён и ничего подобного, что могло бы объяснить неожиданный порыв и все эти старания. Но непонятно зачем с таким подтекстом младший всё это подготавливал. Свечи, ванна с пеной, вкусный ужин и эти сияющие глаза с такой невинной улыбкой. Явно же не просто так. И если всё это только ради того, чтобы задобрить Юнги, который потом мог бы повестись на его провокации… то он точно готов его утопить прямо здесь и сейчас. — Уходи. И больше не приходи в подобном виде, — предупреждает с нервозностью, уже замечая, как глаза Пака слезятся. План рухнул. И это больно давит в груди младшего, а что больше всего обидно — ничего не помогло растопить лёд между ними. Кажется, новый хозяин никогда не подобреет к нему и не примет, как прошлый. Завершив на этом попытки сблизиться с ним, Чимин вытирает стёкшие с глаз слёзы и поднимается, выходя из воды. Юнги отводит взгляд, подавая тому полотенце, до этого служившее ему подушкой под головой. Тот прикрывается им и забирает с собой одежду, но не успевает дойти до выхода, как слышит, что старший выходит из воды и направляется к нему. Сердце начинает бешено биться и почти замирает, чувствуя приближающегося парня. Он останавливается в шаге от него за его спиной и почти дышит в затылок. Не смотря на его оголённое тело, он чуть наклоняет голову, чтобы заглянуть в его глаза сбоку, настораживая Пака. — Я не буду с тобой спать, только из-за того, что у тебя гармоны... или потому что тебя кто-то научил так делать, чтобы задобрить хозяина, — шепчет почти обжигающим голосом, заставляя сердце младшего начать биться сильнее. Мин наклоняется ещё немного к его плечу и замечает, как тот тихо плачет, распахнув шире глаза от удивления. Ему непривычно, но он держится. И за одно только это Юнги невероятно хочется его похвалить. Выдержки у него достаточно, чтобы сейчас не расплакаться и не уткнуться в плечо другого человека, как типичный ребёнок. И он очень надеется, что этой выдержки ему хватит, чтобы в дальнейшем прожить здесь с таким холодным и противным Юнги под одной крышей и не сбежать от одной лишь ссоры. Держа этот пристальный взгляд на нём с надеждой, он понимает, что больше так мучить его не может и пора его отпустить. Он перестаёт смотреть, опуская взгляд теперь на это манящее плечо, которое очень хочется расцеловать и прижать к себе в извинительном жесте, но так нельзя. Нельзя сначала наругать и прогнать, а после снова звать в объятия, будто он зверёк. — Я бы согласился на это... — настораживает Пака с каждым новым словом, — только если бы были искренние чувства... — невесомо касается губами его нежной кожи на плече и отстраняется, надеясь, что это хоть как-то того успокоит. Потому что говорить «извини» он не умеет, не привык. Поэтому это всё, что он может сделать сейчас. И тут же быстро накидывает халат на себя, выходя из ванны, оставляя младшего стоять в слезах и недоумении. «Только если бы были искренние чувства» – пробегает в мыслях Чимина, застывшего на месте. Верно. У Юнги таких чувств нет. Это давно стоило понять и принять. И у него нет выбора. Кажется, в этом мире больше нет места, где он мог бы жить дальше. В этом огромном мире нет места для него. Вот только как забыть эти слова? Как забыть этот поцелуй и эти глаза? Как забыть Мин Юнги? Пак Чимин, до этого не чувствовавший подобного, впервые ощущает, как сердце разрывается на части и обливается жгучей кровью. Почему так происходит? От чего же? Как жаль, что он сегодня по-настоящему влюбился в Мин Юнги, но безответно, да ещё и в момент, когда снова его потерял... Как дал ему понять сам Юнги, между ними ничего не может быть. Поэтому смысл жизни, который был только недавно обретён, вновь утерян. Выход теперь только один – уничтожить эту любовь.