***
— …ису? — Крис-тян? Курису слегка пошатнулась, встряхнув головой. Когда её глаза сфокусировались, перед ней возникли обеспокоенные лица Маюри и Махо. — Ой, простите. Вы что-то сказали? Взгляд Маюри погрустнел, когда та заглянула ей прямо в глаза. — Ты в порядке, Крис-тян? Ты странно ведёшь себя в последнее время. Тебе невесело? — Сиина-тян права. Ты часто витаешь в облаках последнее время. Что-то случилось? — Махо, сидевшая на соседнем футоне, осмотрела её подозрительным взглядом. Ситуация и правда выходила из-под контроля. Часть её всегда знала, что должен быть какой-то знак, указывающий на безрассудный подвиг, который удалось совершить Окабе, но только её воображение не смогло полностью ухватить сущность этой раны. Она выглядела гораздо серьёзнее, чем обычное ранение раскладным ножом. Просто что-то не состыковывалось с её воспоминаниями, и тот факт, что Окабе никогда не говорил об этом шраме, усиливал её подозрения. Она часто уходила в свои мысли на протяжении этих четырёх дней отдыха, и, как бы весело ей ни было, она чувствовала, будто между ней и Окабе была какая-то недосказанность. — Я в порядке, правда. Мне было так весело, что уже совсем не осталось сил, — объяснила она с виноватой улыбкой, неосознанно теребя рукава юкаты. — Горячие источники и еда здесь настолько хорошие, что возвращаться завтра в Акибу будет очень обидно. Лицо Маюри расплылось в яркой улыбке, девушку явно убедили её слова. — Ты совершенно права, Крис-тян! Но знаешь, Маюши чувствует, что начнёт скучать по лаборатории, если мы останемся на подольше. Курису поймала себя на том, что улыбается в ответ, энтузиазм девушки был заразен. — Да, ты права.***
Тёмный узкий коридор. Маниакальный смех мужчины в белом лабораторном халате. В полумраке того места сверкал зловещий блеск лезвия, направленного на её отца. Невыносимая боль. Холод. Страх. — Зачем ты это сделала? — слабое тепло обернуло её тело. Оно было по-странному знакомым, и она отдалась в объятия этого незнакомца, к которому ощущала такую близость. Его голос был таким надломленным, таким болезненным, что ей хотелось заплакать. Слабая натянутая улыбка расплылась на её губах. Мужчина повторял её имя, словно мантру, его голос становился всё отчаяннее с каждой секундой. — Он всё ещё… мой отец.***
Луна ярко светила на небе, её сияние было таким сильным, что затмевало ближайшие звёзды. В саду стояла тишина, единственным уловимым звуком было журчание ручья, наполнявшего ванну. Тонкая пелена пара поднималась от тёплой воды, когда Курису со вздохом погрузила в неё ноги. Тепло разлилось по её конечностям, частично смывая холод, пронзивший тело во время сна. «Значит, вот каково умирать, да?» Курису знала: то, что она видела в подсознании, было не просто сном. Она испытывала ощущение подвешенности между двумя разными мирами так часто, что привыкла различать воспоминания из других мировых линий. Часть её осознавала факт, что те самые образы и ощущения были недостающими фрагментами загадки, которой она терзала себя на протяжении последних четырёх дней. — Знаешь, я бы предпочла, чтобы ты показал его мне, а не чтобы я обнаружила сама. Окабе, сидевший рядом с ней на краю ванны, испустил дрожащий вздох. — … прости. — Не извиняйся, дурак, — пожурила Курису, рассеянно передвигая ногами в тёплой воде. Последовало молчание. Почему-то она чувствовала, что не могла посмотреть на парня, сидевшего рядом с ней. — Это расстраивает, — внезапно выпалила она. — Потому что ты поступил опрометчиво. Ты мог также любить меня из другой мировой линии, но это не отменяет того факта, что ты чуть не умер, спасая меня. Окабе закрылся в таинственном молчании, не подавая никаких признаков желания отвечать на её высказывание. Он всегда так поступал, когда дело доходило до вещей, связанных с миром, в котором была другая её версия. Несмотря ни на что, она иногда задумывалась, тоскует ли ещё его сердце по той Макисе Курису, проецируя чувства на неё, как будто она была заменой. — Знаешь, я не считаю, что заслуживаю, чтобы кто-то рисковал своей жизнью ради меня. Тогда я была тебе сродни незнакомцу, но ты всё равно получил ножом в живот ради меня, — её губы сложились в кривую улыбку. — С моей стороны эгоистично так думать, но… это делает меня счастливой. Почему-то я чувствую, будто моё существование для кого-то важно. Когда она подняла взгляд, то обнаружила, что Окабе уставился на неё с нечитаемым выражением лица. В тот момент в юкате и с невысказанными эмоциями в глазах он выглядел почти что другим человеком, версией Окабе Ринтаро, которую она никогда не знала. Человек перед ней был не просто странным двадцатилетним самопровозглашённым безумным учёным или молодым человеком, который так нежно целовал её на фоне пылающего заката. — Для меня нет никого важнее, чем ты. Её глаза отражались в его печальном взгляде. Их судьбы были переплетены, ведь они оба испытали отчуждение и печаль, являясь путешественниками во времени. Для расстояния между ними не было никаких причин, но оно всё ещё существовало. Оно должно было быть сведено к нулю. — Хочу тебя спросить кое о чём и хочу, чтобы ты честно ответил. Не ходи вокруг да около, — её губы сжались в тонкую линию. — Ты сделал это, потому что хотел прочувствовать ту же боль, что и я? Глаза Окабе расширились, в его янтарных радужках появился проблеск печали. Её выражение лица смягчилось. — Разве ты не безумный учёный? Ты должен был предвидеть, что рано или поздно я вспомню. Со вздохом он переместил взгляд на луну. — Просто… Я одновременно хотел, чтобы ты помнила и не помнила. Это случилось в другой мировой линии, но для меня это было взаправду. Иногда это всё ещё очень мучает меня. Курису вытянула руки, из рукавов юкаты выглянула бледная кожа. Её ладони потянулись в его лицу, возвращая его взгляд на себя. — Я не умерла, я здесь, — она мягко улыбнулась, в уголках губ появился намёк на печаль. — Я здесь, потому что ты спас меня. Окабе смотрел на неё некоторое время, слегка приоткрыв рот, и Курису задумалась, выглядела или звучала ли она странно, когда говорила эти слова. Лёгкий смешок помешал её мыслям пойти наперекосяк. — Вне зависимости от мировой линии я правда не могу соревноваться с тобой, — произнёс Окабе, ласково улыбаясь. — Всё сложнее, чем ты, возможно, думаешь. Но во всяком случае, думаю, ты отчасти права. Думая об этом как о возможности искупить то, что я сделал с тобой, я набрался смелости пройти весь путь. Я просто знал, что должен это сделать. Курису опустила руки по бокам и начала играться с кончиками волос. Она отвела взгляд, внезапно почувствовав смущение из-за своего поведения. — Эй, — позвала она после нескольких мгновений молчания, её взгляд затерялся в спокойных движениях серебристой ряби на поверхности воды. — Можно я… можно я посмотрю? Окабе рвано вздохнул, испустив дрожащий вздох. Её взгляд встретился с его, надолго задержавшись на нём. — … Ладно. По её лицу разлилось тепло, когда она дрожащими руками приспустила плечо его простой синей юкаты, наполовину обнажив его худощавый торс. Он отвёл взгляд, его щёки слегка покраснели. Она ожидала какой-нибудь язвительный комментарий вроде «какая же извращённая у него ассистентка», но ни единого слова не последовало вслед её действиям. Шрам был абсолютно таким же, каким она видела его за несколько дней до этого; длинная неровная линия, пересекавшая половину живота. Её пальцы неуверенно зависли над отметиной, прося молчаливого разрешения. Большая рука обернула её запястье, через ткань просачивалось тепло, когда она застенчиво вела её ладонь по шраму. Дыхание обоих приостановилось на мгновение, когда они соприкоснулись кожей. Ткань шрама была немного бледнее и плотнее, чем остальная кожа живота, с неровными краями, контрастировавшими с гладкой поверхностью. Окабе, возможно, нужно многое объяснить ей, поскольку путешествия во времени больше не являлись табу между ними. Она знала, что за этим шрамом стояло нечто большее, чем было видно, что-то, что навечно оставило след на них обоих. Бессилие потерпеть неудачу снова и снова, чувство потери, сопровождавшее неизбежное исчезновение тех, кого они любили. Физическая и психологическая боль, которую они испытали как жертвы и путешественники во времени. Прежде чем она опомнилась, на глаза навернулись слёзы. Она ненавидела это. — Курису… — Окабе посмотрел на неё сверху вниз с неприкрытым беспокойством, в его голосе слышалась вина. — Пожалуйста, не плачь. Я… — Я… я не плачу! — запротестовала она, вытирая слёзы свободной рукой. Она практически слышала, как Хасида где-то говорит: «Ответ настоящей цундере, орз³». С губ Окабе слетел смешок, когда его пальцы легли на её ресницы. — Как ни посмотри, но ты плачешь, Кристина. — Нет там «тины», — проворчала Курису с улыбкой, подняв голову. Размеренный пульс глухо стучал под её ладонью, когда рука случайно переместилась на его грудь. Она должна была чувствовать некоторое смущение, но затем губы Окабе мягко поцеловали её веки. Ощущение было по-странному знакомым. — Не думала, что ты такая смелая, Курису. Сзади раздался весёлый голос. Они обменялись одновременно испуганными и смущёнными взглядами, когда поняли, насколько двусмысленно всё выглядело со стороны. — Я подозревала, что между вами что-то есть, но не представляла, что вы уже настолько влюблённые голубки. Хиядзё Махо многозначительно на них посмотрела, ухмылка на её лице становилась всё шире. Они отпустили друг друга из своих любовных объятий, словно между ними возникла внезапная и мощная отталкивающая сила. Окабе вскочил, уже сложив руки в фирменной позе Хооина Кёмы. — Безумный Учёный вроде меня не может крутить ш-шуры-муры со своей ассистенткой! — Я даже не помню, чтобы когда-то была ассистенткой, а самое главное — твоей! — фыркнула Курису, вытащив ноги из ванны. — Пойдём, семпай. Не стоит тратить драгоценные часы сна, разговаривая с этим дураком. — Да, да. Знаешь, вы действительно созданы друг для друга. — Не созданы!