Всё, что я могу тебе дать

После той ночи Северус больше не читал дневник Блэка. Он пролистал его, почти не глядя, заметив лишь пару исписанных страниц, а после них – чистые листы цвета слоновой кости, как доказательство гибели Сириуса, как безоговорочный факт его необратимой смертности, и, в какой-то степени, как белый флаг их с ним примирения. Он не хотел думать об этом, он не хотел об этом знать – Северус поддаётся этой слабости, неожиданно для себя будто откатываясь назад до состояния надломленного одинокого мальчика шестнадцати лет. Ведь ему не нужна была правда, ему был нужен его Сириус.       Поэтому теперь они занимались любовью почти каждую ночь.       Только в этих снах он мог позволить себе отпустить ситуацию, сделавшись чувственным мальчишкой, заключённым в объятиях вожделенного, милого сердцу юноши. Он ложится спать нагим – всё равно проснётся без одежды на сбившихся в мятый ком простынях, не до конца уверенный, как он умудряется во сне избавляться от одежд; да ему и всё равно, говоря начистоту. Эти сны исцеляют его, пускай бы и на время – пробуждение в целом даётся легко, и в течение дня его не мучает обессиленная сонливость. Теперь ему немного проще, за исключением, правда, того момента, что тоска так и ворочается змеиным кольцом в грудине ещё некоторое время после пробуждения Северуса, что из раза в раз оказывается в постели один с ясным ощущением чужих рук и губ на своём теле. И каждый вечер, затянувшийся на шее взмыленной петлёй, он стремится назад, в постель, чтобы потерять сознание и свой опостылевший холодный рассудок, чтобы поскорее очутиться там, где ему дóлжно было очутиться уже давным-давно – в руках у его Сириуса.       Каждый раз, когда он осознаёт себя во сне, он сталкивается с лихорадочным от жажды, но обеспокоенным взглядом лучистых серых глаз – Сириус спрашивает его, что случилось и может ли он помочь, а Северус упорно хранит молчание, почти тут же приникая к чужим желанным губам. В этих снах он гонит от себя настоящее, гонит того, кем он стал – здесь он Северус, заслуживший любви и тепла, совсем другой человек, что мог бы после школы, возможно, съехаться с тем, к кому накрепко прикипел, в кого, похоже, влюбился; пылко, до боли, раз и навсегда. Они могли бы вести обычную жизнь, держать совместный быт, иногда чуть ссорясь, но каждый раз примиряясь... Это то, чего ему бы страстно хотелось, но у него есть только сны.       Ему снится разное – они могли остаться с Сириусом наедине, вдруг очутившись в спальне башни Гриффиндора, на кровати Блэка, хотя Снейпу, разумеется, хода туда не было; могли сидеть рядом ночью на вершине астрономической башни, целуясь под невесть откуда взявшимся пледом и рассказывая друг дружке что-то, о чём Северус уж и не вспомнит; ему снился молодой Сириус, не попавший в Азкабан, не растерявший свой внутренний свет и не канувший в пасть безумия – они были вместе в пустом, но ухоженном доме Блэков на площади Гриммо 12, и эхо их дыханий разносилось по лестничным пролётам. Похоже, что Сириус был прав – это их общий сон, и они способны лепить из него то, что им заблагорассудится – поэтому Северус больше не скупился на чувства, лихорадочно, подгоняемый ужасом ничего не успеть, и сиро жался к чужому теплу; Сириус, похоже, этот страх ощущал, и с каждым разом всё более чутко.       Должно быть, поэтому на сей раз всё не идёт согласно полюбившемуся Северусом сценарию.       – Подожди, Северус, эй, Сев... Ш-ш-ш, попридержи коней... – улыбка, появившаяся было на губах взрослого Сириуса – того, у которого складка морщины пролегла у рта, а виляющий хвостик чёрной брови серебрится ранней сединой – тает, когда он чувствует дрожь в лёгших ему на щёки ладонях, и нервность и торопливость поцелуев, сухо, поспешно покрывавших его губы.       Он знал, что рано или поздно Сириус поймёт, что что-то не так, возьмёт Северуса за грудки и прижмёт к стенке с типичным для него громогласным требованием всё рассказать. Так и случилось, с той лишь разницей, что прижимал он Снейпа не к стене, а к кровати под тёмным пологом; похоже, в этот раз они снова очутились в спальне Блэка в его родовом гнезде. Северус отводит взгляд от лица Сириуса, но легче не становится – на глаза попадаются синюшно-зеленоватые татуировки тюремного заключённого, лёгшие на болезненно-белёсую выцветшую кожу, плотно обтягивающую решётку выпирающих костей. Приходится мельком пробежаться взглядом по окружавшей их обстановке – полог кровати стар и сер от пыли, тёмные выцветшие шторы плотно закрывают окно, шёлковые обои на стенах кое-где пузырятся от сырости, и обстановку заброшенного неуютного здания скрашивает только тёплый свет прикроватной лампы да приятно пахнущие лавандой свежие простыни, чуть шуршавшие под весом двух тел.       Похоже, Блэк намеренно утащил их в безрадостное настоящее – и Северус понимал, для чего он это сделал.       – Что с тобой происходит? – как всегда, отметая все хождения вокруг да около, напрямую спрашивает Сириус, нависнув над Снейпом тусклой тенью – это могло бы показаться опасным и зловещим, если бы чужая рука не отводила с лица Северуса упавшие чуть спутавшиеся пряди, а лицо Сириуса не было преисполнено обеспокоенным смятением.       Хотя Снейпу на секунду примерещилось, что помедли он ещё немного, и мужчина мог бы серьёзно разозлиться и накричать.       – Я... Чёрт, Сириус, – Северус ёрзает под ним, неловко спихивая с себя исхудавшее ломкое тело, чья хрупкость, однако, оказывается лишь видимостью – Сириус тепло жмётся к нему, с несвойственным ему терпением вглядываясь в чужое лицо, полностью обратившись в слух и не шевелясь.       – Что тебя так гложет? Не подумай, я не против секса с тобой, но мне важно, – при этих словах он коротко пару раз стучит кончиком пальца Северусу по лбу, – что происходит у тебя вот здесь.       От этих несерьёзных действий при всей серьёзности предстоящего им разговора Северус фыркает и мотает головой, сбрасывая с себя эти прикосновения – впрочем, это удивительным образом чуть разряжает обстановку, точно напоминая Снейпу, что нависший над ним человек ему не враг. В голове роются панические неприязненные мысли, и Северус понятия не имеет, с чего начать, поэтому решает действовать в стиле Блэка – отвечать сразу в лоб.       – Когда придёт время, я должен буду убить Дамблдора, – на одном дыхании отвечает он, но после поспешно добавляет, – он сам сказал мне это сделать.       Он и сам не знает, какой реакции ему следовало бы ожидать, но Блэк не был бы Блэком, если бы не умел удивлять. Тот лишь глубоко вздохнул, перекатываясь на свою половину кровати, и притягивает Северуса поближе к себе, увлекая в объятия – он очень любил такие моменты ощущения полной защищённости, хотя едва ли признается в этом Сириусу вслух, ещё зазнается.       – Тебя это так сильно волнует? – спрашивает Сириус, и голос его звучит слишком беззаботно на фоне только что сказанного Северусом откровения – тот в опешившем изумлении приподнимается на локте, вглядываясь в лицо Блэка и пытаясь понять, не издевается ли он.       – Ты, кажется, меня не расслышал, Блэ... – договорить он не успевает – его утягивают обратно поближе к себе, прижимая к груди и мягко целуя в макушку.       – Когда пребываешь в вечности, смерть и чудо жизни вдруг становятся чем-то незначительным. Извини, я не подумал, – шепчет где-то поверх Сириус, и Снейп немного расслабляется, пытаясь выровнять дыхание, участившееся от подкатившего к горлу возмущения. Он так и лежит на тощей, но тёплой и полной жизни груди Сириуса, и может поклясться, что готов провести так остаток своего существования – пока мир не исчерпает сам себя, а время не остановится, уничтожив смерть как явление. И всё же лёгкое кряхтение над макушкой, как бы между прочим требовавшее продолжения объяснений, вытаскивает его из этой расслабленной неги – Снейп, тяжело вздохнув, продолжает свою мысль.       – Мне отвратительно находиться там. Просто невыносимо, каждый день – очередное требование, бесконечные «должен-должен», – Снейп зажмуривается, чувствуя, как срывается на сип собственный голос, но его успокаивают, гладя по голове и плечам в жесте ненавязчивой ласки.       – Ещё и это убийство... Такой грех не проходит для души бесследно, Сириус. Это страшно её разрушает, а моя и так уже на ладан дышит, ты знаешь. Смогу ли я после всего того, что я натворю, вернуться к тебе?       Тишина повисает в воздухе мёртвым грузом на несколько секунд, которые вдруг кажутся Северусу чёртовой вечностью, и он набирает воздух в грудь, чтобы что-то произнести, но Сириус его опережает, укладывая его спиной на кровать и снова оказываясь сверху – только на этот раз не в роли допрашивающего. Северус описал бы его сейчас как живой щит, укрывающий собой от всех напастей, что Снейпу только предстоит пережить, и словно бы разрешающий никого и никогда не убивать. Напряжение, воцарившееся вдруг между ними, исчезает, будто и не было, и весь вид комнаты, в которой они сейчас находились, точно светлеет, теряя свою напускную ветхость замшелость – а взгляд Сириуса лучится трогательной нежностью.       – Даже если ты вдруг потеряешься, я всегда тебя найду, – на грани слуха произносит он, наклоняясь к шее Северуса и оставляя на ней осторожный влажный поцелуй.       – Я не хочу больше просыпаться, – закрывая глаза и погружаясь в мерную негу, шепчет в ответ мужчина, когда его висок обдаёт горячим тяжёлым вздохом – Северус уже выучил, что именно это значит, и внутренности сворачивает в комок от предвкушения.       – Гарри без тебя не справится, – чуть натужнее и сбивчивее отвечает Блэк, вжимаясь торсом в Снейпа, – ты обещал мне позаботиться о нём, помнишь?..       Северусу вдруг хочется по-детски захныкать и оттолкнуть Сириуса, но, скрипя зубами и до тихого хруста обнимая его поперёк хребта, вскользь пересчитав пальцами выпирающие позвонки, он цедит сквозь зубы:       – Нет, не помню. А кто позаботится обо мне?.. Разве я не заслужил?!       – Заслужил, и намного больше остальных... – спокойно отвечает Сириус, не обращая внимания на болезненно-цепкую хватку, от которой, будь он живым, у него наверняка бы остались на истощённом теле синяки.       – Но тебе необходимо закончить начатое... Тебе нужно вспомнить... Чтобы всё, через что мы прошли, было не напрасно.       Северус не находит в себе сил отпустить в ответ какую-нибудь капризную колкость, как-либо поддеть в приступе обиды и справедливого негодования – Сириус целует его, медленно, искренне и глубоко, позволяя схватить себя за седеющие волны волос на загривке, давая сорвать на себе копившуюся десятилетиями злость; но та себя исчерпывает всего через несколько мгновений. Сириус знает, как нужно его целовать, чтобы заставить забыть обо всём – неторопливо, совершенно, восхитительно, как умел только он – и Снейп сдаётся, расслабляясь и подставляясь под ласку чужих умелых губ.       – Тебе нужно дочитать мой дневник, – тихо добавляет Сириус перед тем, как оставить на ключице Северуса цветущий алый след от поцелуя и спуститься ниже, к часто вздымающейся груди.       – А если ты после этого исчезнешь? – с лёгкой паникой в голосе спрашивает он, на что в ответ получает беззлобный короткий смешок и плавящийся жаркий взгляд из-под густых тёмных ресниц – Северусу приходится закусить губу, чтобы не ахнуть от этого дьявольского взгляда.       – Я всегда с тобой, Северус. Разве ты этого не чувствовал?       И он понимает – да, чувствовал. Также чётко, как сейчас чувствует его дыхание возле своего соска, к которому Сириус склонился, одаряя неспешной лаской мокрого языка, пока рука его оглаживала напрягшийся живот Северуса, прохаживаясь от пупка к паху по тонкой поросли чёрных волосков. Мышцы вдоль хребта чуть сводит короткой судорогой, когда Снейп понимает, что Сириус хочет для него сделать – и теперь не выходит сдержать восторженного возгласа, когда Блэк спускается ниже и вбирает его член в рот наполовину. Он двигается размеренно и со вкусом, прикрыв от удовольствия глаза, и Северус не может на него наглядеться, не может отвести взгляд, отдаваясь во власть этого человека, преисполняясь верой в его слова, надеждой на исполнение его обещаний и любовью ко всему нему.       Северус думает, что долго так он не продержится – и оказывается прав.       Он тянется рукой к россыпи кудрей Сириуса, упавших ему на бедро, зарываясь в них пальцами и мягко массируя кожу головы, придерживая за затылок. Ему хочется попросить остановиться, немного подождать, разрешить побыть рядом ещё хотя бы немного – но через несколько минут этих ускоряющихся ласк он доходит до своего пика, изливаясь Блэку в рот, пока тот оглаживает его чуть разведённые в стороны ноги с внутренней стороны. Северусу хочется что-то сказать, что-то попросить, крикнуть напоследок в отчаянном исступлении, но устоявшиеся правила их свиданий неумолимы – его выбрасывает в реальность резко, болезненно, колотящегося от неожиданного для самого себя озноба.       С разочарованием отмечает – уже утро, самый конец безумного учебного года, который тянул на дно тяжким бременем свалившихся на него обязанностей, с одной из которых он так и не разобрался; дневник Блэка, не дочитанный до конца, теперь покоился у него под подушкой.       Весь день он мысленно возвращался к случившемуся между ними разговору, всё перебирая в голове моменты их ругани, случавшиеся, когда Блэк был ещё жив – конечно, за их извечной грызнёй он умудрился забыть, что именно они говорили друг другу и какими обещаниями щедро разбрасывались... Если исключить обещания одного однажды придушить другого во сне подушкой. Не без злой иронии к самому себе Снейп думал, что теперь не так уж он и против такого расклада – лишь бы больше не здесь, лишь бы разрешиться от груза долженствования перед всем и вся за совершённые им по юности ошибки; теперь он расплачивается за них сторицей... А Дамблдор равнодушно смотрит на его метания сверху вниз.       Но он вспоминает слова Блэка, вторящие его собственным, Альбусу уже однажды сказанным – ни одна потеря не должна быть напрасной, тем более такая, что запоздало точила Северуса изнутри голодным червём. День тянется мучительно медленно, но и он не вечен – тогда, стоит Снейпу вернуться назад к себе, он отнюдь не сразу решается заглянуть под подушку, опасливо усевшись от неё на другом конце кровати. Ощущение окончания определённого периода его жизни – может, не самого лёгкого, однако, стабильного и относительно предсказуемого – заставляет медлить, но, всё же, он откидывает сначала покрывало, потом одеяло и сдвигает пухлый бок взбитой подушки в сторону.       Последняя запись не сопровождается никакими мальчишескими каракулями или набросками – это сразу даёт Северусу понять, что ждёт его нечто вроде прощания, последней исповеди, и он, к своему же сожалению, оказывается прав. Почерк Сириуса на этих страницах твёрд и на удивление строг и скромен – крутой наклон и длинные завихрения буквенных хвостов, разумеется, никуда не делись, однако Снейп замечает, что те не цепляются друг за друга в игривой причудливой вязи, лишённые аристократичных каллиграфических изысков. Читать, откровенно говоря, не хотелось, и всё же, мужчина цепляется взглядом за первую строчку, которую начинает разматывать, как туго запутавшийся ком – понимая, что только так он может окончательно привести свои мысли и чувства в порядок.       «Думаю, это моя последняя запись. Я должен попрощаться».       Ну вот, началось.       «Если я выживу – славно, всегда можно вырвать ненужные страницы, ведь всё, что я здесь и сейчас пишу, мне бы хотелось оставить при себе. Если нет – что же, так тому и быть, и всё, на что я могу в таком случае уповать – это то, что погибну я не просто так и что ты, Северус, прочитаешь это. Думаю, Кикимер справится с такой простой задачей, чтобы передать этот дневник через Гарри, ведь, в случае чего, домовик будет его... Что ж, это не так уж и важно.       Жаль, что у нас всё получилось так. Точнее, не получилось и по моей же, в целом, глупости. Ты со школьных времён не сильно изменился и я, если честно, этому даже рад. И могу себе представить, какие большие планы на тебя у Дамблдора – ты его козырь в рукаве, в отличие от нас, обычных разменных пешек в этой борьбе добра со злом. Для тебя он наверняка припас самое отборное дерьмо – нам же надо будет просто подставиться в удобный момент. Что-то я совсем раскис, да?       На самом деле, мне особо и нечего сказать тебе, кроме того, что я люблю тебя до сих пор, какой бы самодовольной высокомерной сволочью ты ни был – я знаю, что заставило тебя ощениться и стать таким, какой ты есть. Эта любовь не мешает мне тебя подчас ужасно ненавидеть – ты знаешь меня как облупленного, хоть мы и не виделись добрых двенадцать лет, и изловчаешься взбесить меня на пустом месте. Тобой можно восхищаться.       Да я и восхищаюсь, по правде говоря – было бы не так, едва ли бы я любил тебя так сильно и так долго. В Азкабане я много думал о тебе – в эти моменты дементоры всегда оказывались тут как тут, однажды я даже чуть не раскроил себе голову о стену. Ещё пытался подавиться собственными волосами и задохнуться – у кого-то раз получилось, а мне не свезло. Не страшно, скоро и для меня всё закончится.       Хочу, чтобы ты знал – в этом дневнике я с тобой предельно честен. Хочу, чтобы ты понимал, что впоследствии ты не будешь один на один с этим кошмаром – в тюрьме я нашёл способ сохранить частицы рассудка, сможешь и ты, идя на пути к нашей общей конечной цели. А там хоть трава не расти.       Пора закругляться. Я должен помочь Гарри. Береги его и береги себя.       Я люблю тебя.       Навеки твой и только твой,       Сириус».       Если бы он не сидел на краю кровати в этот момент, то у него бы, наверное, подкосились ноги – хочется вскрикнуть от боли, точно раненый зверь, но всякий звук застревает в глотке на полпути, и с губ Северуса срывается только натужное шипение, тихое настолько, что даже эхо не разносится по полупустой комнате. Разом всей неповоротливой тушей наваливаются события, когда-то поломавшие ему жизнь. Вот его колотит бессильная злоба от боли и одиночества, когда его предплечье невыносимо жжёт свежая Чёрная метка – он думал о Сириусе, как он теперь запоёт, как теперь будет смотреть на него, приближённого самого Тёмного Лорда; вот он держит холодеющую Лили с остекленевшим взглядом, пока за спиной в кроватке надрывается плачущий до икоты Гарри – кажется, Северус тогда тоже позволил себе слёзы; и вот снова он, стоит посреди тёмного узкого коридора в доме Блэка, смотрит на его тающую в потёмках фигуру и не делает ровным счётом ничего, чтобы его остановить – ведь Северус пока не знает, что видит Сириуса живым в последний раз.       Он обессилено валится на кровать, не раздеваясь и не снимая ботинок, лишь жмёт к груди несчастную тонкую тетрадку, до ломоты сомкнув челюсти и не издавая ни единого звука, кроме сдавленного дыхания – да и то вскоре выравнивается, когда мужчина погружается в тяжёлый беспокойный сон. Он будто бы становится последовательным продолжением его воспоминаний – теперь он имеет блестящую возможность понаблюдать за этой жуткой сценой со стороны. Северус стоит за спиной у самого же себя – точнее, своего воспоминания – напротив него в нескольких шагах неподвижный, точно врос в землю – Сириус Блэк, живой, тяжело дышащий, будто только что бежал стометровку.       –...его защитят, Блэк, не суйся, – резковато, но с недостаточным напором произносит двойник Северуса, будто показательно демонстрируя своё безразличие к выбору Сириуса.       – Позволь мне хоть раз решить самому, что нужно делать, – кажется, Блэк пытался вложить в эти слова толику раздражения и презрения, но выходит только усталая, сказанная, будто для проформы, ремарка – Северус чувствует, что слова даются Сириусу тяжело.       – Уж попробуй, может, принесёшь пользу, – в своём же голосе Снейп слышит ухмылку и ему хочется зарядить самому же себе по лицу, точно какой-то неотёсанный маггл, каким был его папаша, однако, с места не двигается. Он смотрит на Сириуса – тот молчит пару мгновений, а потом шагает навстречу, подставляя своё некогда ослепительно красивое лицо под тусклый свет коридорного светильника; впалые скулы резко очерчиваются, глаза лихорадочно сверкают, как у серьёзно заболевшего и теперь умиравшего животного. Северусу кажется, что он умирает сейчас вместе с ним.       – Позаботься о Гарри, – произносит он после нескольких секунд затянувшегося звенящего молчания – Снейп только теперь вспоминает, как вдруг опешил от внезапной просьбы.       – Блэк, ты головой уда...       – Пообещай. Пообещай мне, что позаботишься о нём.       Похоже, этот сумасшедший дурак, действительно, подозревал, что живым обратно уже не вернётся – и только теперь Северус замечает, как внимательно Сириус смотрит на него, как дотошно обводит взглядом его лицо, точно силился запомнить в мельчайших деталях... И, конечно же, теперь тот смотрит Северусу прямо в глаза – это он тоже неожиданно вспоминает, точно яркую молниеносную вспышку.       – Ладно, Блэк. Я обещаю, что позабочусь о нём. Как будто я и так только этим не занимаюсь, – ворчит он, складывая руки на груди в жесте отторжения и неприятия – но, вопреки этому, лицо Сириуса озаряет мягкая, посвящённая ему улыбка.       – Спасибо, – коротко отвечает он, всё ещё медля поспешить и спасти своего непутёвого безрассудного крестника.       – Что тебе ещё нужно от меня, Блэк?! – вдруг рявкает, потеряв терпение, Снейп из прошлого, но ответом ему служит негромкий, но тёплый и искренний смех Сириуса...       Сириус – самая яркая звезда в созвездии Большого Пса. И почему он вспоминает об этом только сейчас?       – Прости меня, Северус.       – Блэк?.. – в голосе Снейпа мечется сомнение вперемежку с занимающимися крупицами страха, точно он на секунду смог заглянуть в приоткрытую завесу будущего – это, должно быть, и толкает совершить несколько широких поспешных шагов в сторону Сириуса.       – Прощай.       – Стой... Нет, Сириус! – он тянет руку в попытке в последнюю долю мгновения ухватить Блэка за лацкан пиджака, не дать ему трансгрессировать, или вынудить забрать с собой, но опаздывает – в руке его оседает только облако взметнувшейся заскорузлой пыли.       Видение исчезает – Северус, такой, каким он является сейчас, с тяжёлой головой и сердцем от приваливших знаний и чувств, стоит совсем один посреди пустующего, покинутого дома, и тот будто вздыхает сквозняком в такт его задушенному стону. Он хочет привалиться плечом к стене, сползти по ней вниз к полу, игнорируя скопившуюся у плинтусов за долгие годы бесхозности грязь и мусор, но его вовремя ловят, придерживая за плечи – чтобы обернуться в то же мгновение, у него не находится достаточно моральных сил.       – Эй, посмотри на меня, ну же... Северус, я здесь, я с тобой... – тихий и ласковый шёпот льётся в уши точно бальзам на свежую рану – он разворачивается на ватных ногах, видя расплывающееся лицо Сириуса, но не понимает, куда вдруг подевалась привычная чёткость его зрения. На покатившуюся по щекам солёную влагу Снейп отчего-то совсем не обращает внимания.       – Я должен был помешать тебе, – чуть коснувшись кончиками пальцев щеки Сириуса, сипит он и прислоняется лоб ко лбу, чувствуя на губах его дыхание, от которого легче, почему-то, не становится.       – Нет, не должен был, я сам сделал этот выбор, – руки Блэка обнимают его за поясницу, притягивая к себе вплотную, и Северус повинуется, утыкаясь кончиком носа ему в щёку. Едва ли у него были силы говорить дальше – и всё же, он чувствует, что обязан.       – На этот раз я сделаю всё необходимое, – зажмурившись, тихо обещает он, после прижимаясь губами к скуле Сириуса – непослушные волосы его чуть щекочут Северусу переносицу, отчего он давит болезненную улыбку.       – Ты будешь со мной до конца? – чуть отстранившись и заглядывая в лицо Блэка, спрашивает Снейп, на что в ответ получает короткий уверенный кивок.       – До победного. Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется, а потом у нас впереди хоть вся вечность.       Это неожиданно обнадёживает. Он верит своему Сириусу, тянется за поцелуем, желая закрепить их взаимные обещания, но прежде задерживается, когда между их губ остаётся чуть меньше дюйма – и Северус, наконец, говорит то, что хранил и тщательно оберегал даже от самого себя и собственной душевной инвалидности долгие годы...       – Я тоже тебя люблю, Сириус.       Сбившееся от невысказанного счастья дыхание остаётся с ним при рваном, тревожном пробуждении – Северус понимал, что он сделает всё, что от него потребуется, больше ничего не страшась и не пытаясь сбежать. Он чувствует, как его плечо ободряюще сжимает призрачная кисть, когда садится на краю кровати – тянется пальцами, чтобы огладить, но останавливает себя на полпути; некогда рассиживаться, ему нужно поторопиться.       Теперь он готов – теперь он успеет и всё сделает как надо.