Roads that don't end

Зоя Назяленская пьяна. Иначе как ещё можно объяснить её желание написать Ланцову несколько сообщений, граничащих с порнографией? Она решительно отодвигает от себя телефон под хихиканье пьяной Старковой, помолвку которой они и празднуют сегодня. У Алины на пальце сияет небольшим, но баснословно дорогим бриллиантом помолвочное кольцо, и Зоя готова поставить все оставшиеся у неё деньги на кредитке, что предложение Морозов делал красиво, пафосно и так, чтобы никто не смог его переплюнуть, даже если бы постарался. Хотя Алина особенно и не рассказывала ничего, только улыбалась и закусывала губу. Нина Зеник предположила, что там было не романтичное предложение в ресторане, а ленивая фраза «Давай поженимся», сказанная в постели после особенно хорошего секса. Старкова пихнула её в бок острым локтем и заявила, что у них каждый секс — потрясающий. Плюсы отношений с мужчиной старше на четырнадцать лет, да.  — А минус отношений с Морозовым в том, что он — пень старый и скоро станет импотентом, — захихикала тогда Зеник. — Ему тридцать пять, Старкова, я не верю, что у него встает каждый раз! Алина фыркнула что-то насчет зависти. Теперь они — в баре, который держит Мальен Оретцев, бывший парень Зои и друг детства Алины, празднуют окольцевание Морозова и скорую смену фамилии Старковой. Сам Оретцев сегодня заменяет бармена и закатывает глаза, когда они заказывают новую порцию шотов. Он отлично знает, чем всё это заканчивается. Алина уже слишком пьяна. Зоя понятия не имеет, что у них за ролевые игры с Морозовым и каких сериалов на Нетфликсе Старкова пересмотрела, но будущая жена одного из самых влиятельных бизнесменов Ос Альты только что заявила, что она — Заклинательница Солнца, и стемнеет, когда она скажет. Женя выразительно смотрит на ночную, освещаемую фонарями и неоновыми вывесками улицу.  — Старковой больше не наливать, — комментирует она, когда Нина машет Оретцеву, чтобы попросить ещё шот для себя.  — Я т-трезва, как стекло! — возмущается Старкова. Язык у неё заплетается, что говорит об обратном. Зоя со вздохом откидывается на спинку кожаного диванчика. Ей нужно для окончательной отключки мозгов намного больше, чем Старковой, но мысли не подчиняются ей уже сейчас. Она вспоминает Ланцова — зовите его просто Николай, и он милый, — и в низу живота вспыхивает тепло. Николай Ланцов, внебрачный сын её начальницы и глава рекламного отдела, нравится абсолютно всем, но Зоя не дура. Она понимает, что отношения с Николаем не приведут ни к чему хорошему… Святые, никакие отношения не приводят ни к чему хорошему, если уж на то пошло. Всегда кому-то будет больно, всегда кто-то останется с разбитым сердцем, и Назяленская не хочет, чтобы это сердце было её собственным. Хватит. Женя Костюк пододвигает к себе телефон Старковой, нажимает на Face ID и подносит к лицу Алины. Вуаля, мобильный разблокирован, а номер Александра Морозова у Старковой в контакты забит под ником «Любимый» — неоригинально, зато ей нравится. Правда, Назяленская бы сменила имя на «Засранец». Или «Высокомерный мудак», но это, пожалуй, слишком длинно. Она вполне может представить, как у Морозова, наверняка не сомкнувшего глаз над проверкой бухгалтерской отчетности, звенит смской мобильник, и как у него начинает дергаться глаз, когда он видит сообщение с номера Алины, подписанное Женей. Их нечастые девичники — последний был в честь Жениной свадьбы, и, кажется, в баре они погуляли на большую сумму, чем в итоге обошлась церемония, — всегда заканчиваются примерно одинаково: приезжает Морозов и практически на руках тащит Алину в машину. Ивану, его водителю, давно пора выписать премию и молоко за вредность. Нину обычно забирает Матиас, Женю — Давид, но Костюк хотя бы способна идти своими ногами, она знает свою меру. Назяленская всегда возвращается домой на такси, как сильная и независимая женщина. Иногда возвращается не одна, чтобы потом выпнуть подвернувшегося ухажера пинком под зад — она не любит просыпаться рядом с кем-то ещё с тех пор, как ушла от Оретцева. Мал, кстати, ужасно храпел. Порой Зоя думает — что это значит, когда кто-то забирает тебя, пьяную после посиделок с подругами, домой, раздевает, засовывает под душ и следит, чтобы тебя не стошнило на простыни? Мал так никогда не делал. Впрочем, её никогда не тошнит на простыни, да и забота ей не нужна. А вот от хорошего секса она бы не отказалась. С Ланцовым, например. Воображение, подогретое вином, подсовывает ей несколько занимательных и очень возбуждающих картин. Зоя точно знает, что сделала бы с Николаем и что бы позволила ему сделать с собой, и от этих мыслей ещё больше хочется схватиться за телефон, а в низу живота тянет от желания. Чертов Ланцов. Одна из этих фантазий включает его на коленях перед Зоей. Потрясающая картина, однако не стоит о ней думать. По крайней мере, всерьез.  — Да позвони ты ему! — фыркает Нина. — Подумаешь, перепихнетесь, ты даже не в рекламном отделе работаешь! Он тебе просто коллега! У Зеник есть удивительная способность: трезвость мысли она сохраняет даже после огромного количества выпивки, принятой на грудь. А вот на ногах, если сейчас попробует вылезти из-за стола, держаться она, скорее всего, уже не сможет. И она громкая и раскованная настолько, что Зоя удивляется, как Матиас ещё не оглох. И как его религиозные родители ещё не облили её святой водой.  — Да кто вам вообще сказал, что я хочу трахнуть Ланцова? — вскидывает бровь Зоя.  — Я читаю твои мысли, детка, — пропела Нина ей в самое ухо. — Ты бы позволила ему отодрать тебя на чертовом столе, если бы он появился сейчас тут!  — Ага, а потом лечить отвалившуюся задницу? — Назяленская морщится. — Ещё чего!  — То есть, того, что ты позволила бы ему это сделать, ты не отрицаешь! — с видом победительницы Зеник тычет ей пальцем в бок.  — Я никому бы не позволила выебать меня в этом дерьмовом баре, — передергивает плечами Зоя. И ловит себя на мысли, что Ланцову, может, и позволила бы. Если бы он сначала на этот стол постелил плед. Смотреть поутру на синяки на своей заднице Назяленской совсем не хочется. Зато она представляет, как приковывает Николая к спинке кровати наручниками — и не теми пушистыми, а крепкими стальными, — и седлает его бедра. Хорошо, что в баре полутемно, и никто не видит, как её бросает в жар, и отнюдь не от смущения. Чертов Ланцов. Чертов придурок, из-за которого она вечерами порой вытаскивает из ящика тумбочки вибратор — представляет-то она в этот момент Николая!  — Мал! — Нина машет рукой. — Я думаю, Зое надо выпить еще!  — Решили тут все свои деньги просадить? — Оретцев закатывает глаза, но ставит перед ними бутылку Olmeca. — Завтра утром будет очень херово, Зеник.  — Завтра утром будет суббота, — парирует она. Зоя опрокидывает в себя стопку текилы. Она всё ещё до отвращения трезва. Косится на экран мобильного, где высветилось сообщение в WhatsApp и имя отправителя: «Штурмхонд». Sturmhond: Чувствую, что ты хочешь мне что-то написать. Nazyalensky Ты пьян, Ланцов, иди домой. Sturmhond В отличие от тебя, я и так дома, Назяленская. Я видел, что ты печатала мне сообщение. Минут десять назад. Зоя закатывает глаза. Да, печатала. Даже почти отправила. Минутное помутнение и очередной шот. Ничего нового. «Я хочу тебя, Ланцов» Но она ещё не настолько пьяна, чтобы испортить их — дружбу? приятельство? — одноразовым сексом. Или даже многоразовым — какая разница, если итог всегда один? Nazyalensky Я уже забыла. Ник у него дурацкий, конечно. Она хмыкает, позволяет Нине подлить ей ещё текилы. Может быть, если она хоть раз в жизни в хлам напьется, тошнота утром станет её единственной проблемой. Ланцов — блудный сын Татьяны Ланцовой, приезжает на работу на мотоцикле и стягивает шлем, и к окнам бросаются юные стажерки и новенькие — «старенькие» уже привыкли к его эффектным появлениям. Ланцов переспал с половиной офиса, что не мешает ему со всеми оставаться в отличных отношениях и улыбаться широко, как на рекламном плакате стоматолога. Увольте, такого счастья Зое не надо. В своей жизни она и так слишком много принимала хреновых решений, хоть приз выдавай. Задумавшись, она не сразу замечает, что Нина из-под её носа умыкнула телефон, и теперь набирает что-то Ланцову в чат.  — Эй! — Зоя тянет обратно смартфон. — Нина, какого…? — она смотрит на сообщение, под которым сияют две синие галочки. Прочитано. Nazyalensky Вспомнила. Я бы трахнула тебя, Ланцов.  — Зеник, ты ёбу дала?! — кажется, вопль Назяленской перекрикивает даже футбол по телевизору. — Немедленно пиши, что это была ты! Зеник довольно ухмыляется, и продолжает ухмыляться, когда их столик накрывает тень Александра Морозова. От него пахнет прохладой улицы и дорогим одеколоном, под расстегнутым черным пальто виднеется кашемировый свитер и темные джинсы. Алина расплывается в улыбке, фокусируя на нем взгляд, а, может, узнает жениха по запаху, и пытается подняться на ноги, но её ведет от выпитого, и она падает к нему в объятия.  — Я призвала солнце, — возвещает Старкова. Морозов закатывает глаза так, что наверняка может увидеть свой мозг.  — Конечно, призвала, — он подхватывает Алину на руки. — А я умею вызывать тени. Поехали домой, моя хорошая. И его нежный тон совсем не вяжется с его бородой и тёмным, пронзительным взглядом. На минуту Зоя даже забывает про идиотское сообщение Ланцову, про Нину и про свою выпивку. Что-то внутри у неё заходится завистью, но не потому, что ей нравится Морозов, он никогда ей не нравился — слишком высокомерный, слишком гордый, слишком холодный, как зимнее утро. Ей абсурдно и глупо хочется, чтобы кто-то мог также быть рядом, мог забрать её, пьяную, из бара — и неважно, что она не напивается настолько, чтобы на ногах не стоять. Мог… любить её. И даже не обязательно делать предложение после шикарного секса — можно просто чтобы этот шикарный секс был. Может, дело в том, что Зоя сама никого не любит? Знает ведь, какую боль приносит любовь, пусть и окружают её те, кто раз за разом доказывает обратное — это ведь вовсе не значит, что у неё, Зои Назяленской, будет так же счастливо и хорошо.  — Морозов, — икает Нина, видимо, окончательно спутав все берега на свете, — а ты бы трахнул Ланцова? Александр моргает, недоуменно уставившись на неё, будто она спросила, как пройти в библиотеку в четыре утра. Ланцова он, разумеется, знает. Но вряд ли задумывался о нём, как о сексуальном партнере. У него аж поперек лица написано: ты свихнулась, Зеник?  — Оретцев, — Морозов удобнее перехватывает Алину, кивает Малу, — не наливай больше этим дамам. Им уже хватит. Мал пожимает плечами. С Морозовым у них не самые лучшие отношения — враждебно-мирный нейтралитет, и то из-за Старковой.  — Как деньги у них закончатся.  — Я сама пойду! — вскидывается Алина, но Александр крепко прижимает её к себе.  — Когда протрезвеешь, — вздыхает он, и его низкий, усталый голос отлично слышен даже на фоне футбольных комментаторов. Морозов вообще умеет перекрывать собой любой шум, хотя даже не пытается.  — Я не пьяна! — Алина трясет головой, бьет его по плечу ладошкой.  — Морозов, забери её уже домой, — трет пальцами виски Женя. Она, кажется, только что набрала сообщение Давиду, и вот уж кто-кто, а Костюк поедет домой на такси сегодня. Она тоже трезва, почти как Зоя. Но она и пила меньше, так что Назяленская всё ещё на коне. — Я написала Матиасу, он за Ниной тоже скоро приедет.  — Надеюсь, больше девичников не предвидится, — бросает Морозов. Ему, кажется, плевать, что он выглядит по-дурацки, пока тащит Алину к выходу из бара, а она цепляется за его шею, тычется в неё носом, и, кажется, целует, коротко и быстро.  — И тебе не хворать, — громко произносит ему в спину Зеник. Мобильный Зои снова мигает сообщением. Твою ж мать. Она понадеялась, что Николай решит, что она достаточно пьяна и несет чушь, но уведомление в мессенджере разрушает иллюзии. Sturmhond: Откуда тебя забирать, Назяленская? Она решает закосить под идиотку. Зеник занята, наливая себе новую стопку текилы. Женя уходит в туалет — чуть покачиваясь, но своими ногами. Алина сейчас наверняка уже в машине, и либо дрыхнет, уткнувшись носом в плечо Морозова, либо пытается расстегнуть ему джинсы и, разумеется, терпит неудачу. Бедный Иван, он точно заслуживает премию. И повышение зарплаты. Nazyalensky Нахрена забирать и куда, Ланцов? Sturmhond: К себе домой, Назяленская. Уверен, что ты еще достаточно трезва, чтобы выдержать офигенный секс со мной. * * * Когда Назяленская просыпается, то не сразу понимает, почему постель кажется чужой, а потолок над её головой совершенно ей не знаком. Она морщится: пусть у неё и нет головной боли, в горле все равно сухо, как в пустынях Шу-хана, а горло словно наждачкой дерет. Память возвращается быстро и обрывочно. Зеник написала от её имени Ланцову. Стоп. Зеник… написала от её имени Ланцову, что Зоя хочет его? Святые, то-то у неё так все тело ломит, что вообще ночью было? Она, кажется, еще несколько стопок текилы приговорила, пока Николай приехал, и наконец-то опьянела достаточно, чтобы не убить Нину. Но всё ещё недостаточно, чтобы не переспать с Ланцовым, а отрубиться. Может, лучше бы она отрубилась? Назяленская помнит, как Ланцов впечатал её в дверь его собственной квартиры, целуя так, будто мечтал об этом уже очень давно; как она стягивала с него рубашку и как по пути в спальню они посшибали все углы и оставили за собой дорожку из ненужных шмоток, как Гензель и Гретель — из хлебных крошек. Назяленская стонет в голос, откидывая голову на подушку. В какое дерьмо она влипла? Зоя слышит, что в ванной шумит вода. Вполне может представить себе Николая, стоящего под душем, и у неё перехватывает где-то в горле. Назяленская себе не врет: ей было хорошо с ним. Лучше, чем она предполагала. И Николай действительно сделал с ней всё, что хотел… и что хотела она. И они понимали друг друга. В постели точно. Такой идиотский романтизм присущ разве что Алине, и Зоя упрямо встряхивает головой. Нужно сваливать, пока Николай не вылез из душа. Она собирает свои вещи — трусы находятся на дверной ручке почему-то — и уже в холле напяливает туфли, одновременно с этим ковыряясь в приложении такси… черт, она не знает адреса Николая, придется выходить на улицу и смотреть номер дома…  — Куда-то собралась? — Ланцов появляется в дверях ванной, прислоняется к косяку плечом. О полотенце вокруг бедер он даже не позаботился, но Зою этим ничерта не смутить, она меряет его взглядом и поджимает губы.  — Домой, — заявляет она. — Круто потрахались, но мне пора, Ланцов, — Назяленская смотрит ему прямо в лицо, но некстати отмечает, как он облизывает губы, как капля воды сползает по его виску на щеку. Срываясь взглядом на его шею и широкие плечи, замечает следы собственных поцелуев.  — Не думаю, что тебе пора, Назяленская, — он расплывается в ухмылке. — Я с тобой ещё не закончил.  — Зато я с тобой закончила.  — И кончила. Зоя знает, что нужно хватать вторую ненадеванную туфлю и делать ноги. А можно даже без туфли, у неё дома ещё есть. Но, когда Ланцов вжимает её в стену и целует, она шлет здравый смысл к черту, роняет телефон и зарывается пальцами в чужие мокрые после душа волосы. Чувствует, что на ткани платья остаются влажные пятна, стоит Николаю притянуть её к себе ещё ближе. Наплевать, всё равно это платье сразу в стирку… Телефон у Зои отчаянно разрывается сообщениями в мессенджерах. Николай скользит ладонью ей под юбку, и Назяленской становится абсолютно всё равно.