***
Женщины. Они чувствуют все. Вот и Нарцисса Малфой чувствовала, как хрупкое семейное счастье ускользает из ее тонких аристократических пальцев. Казалось бы, до удара осталось несколько миллиметров, одно мгновение и на полу будут рассыпаны миллиарды осколков, когда-то бывших дорогим сосудом, но она все равно тянется в надежде спасти драгоценность от удара. Не замечая, что на ней уже красуется огромная трещина, и сосуд, рано или поздно, все равно рассыпется. Кровать из темного дуба, украшенная резьбой ручной работы, ритмично ударялась о стену. Редкой красоты девушка, выгнулась, издав приглушенный стон. Люциус с голодом в холодных серых глазах вглядывался в изгибы молодого тела. На молочного цвета коже красовались алые пятна, следы его горячей страсти. Грудь, мерно подпрыгивающая от движений, с кораллово-розовыми бусинками сосков. Все в ее образе излучало ту молодость и грацию, которой никогда не хватало Нарциссе. Неожиданно воспоминание о жене вызвало в груди Малфоя злость. Все его внутренности, даже прогнившая душа, отторгало миссис Малфой. Он не мог есть с ней за одним столом, не мог спать в одной постели, не мог жить в одном доме и дышать одним воздухом. Просто не мог, потому что она не Т/и. Т/и. Люциус всегда восхищался таким именем, которого достойна разве что ангел. Когда-то Нарцисса стала глотком воздуха для Малфоя. Он был уверен, что она исцелит его и поможет не погрязнуть с головой во тьме собственных предубеждений. Но миссис Малфой только шла вместе с мужем на дно. И душа ее заразилась той гнилью и также начала гнить. Люциусу было жаль женщину. Она умна, красива и верна ему даже после всего. Он даже любил ее, по-своему, как мать единственного наследника. Но такая любовь не способна на исцеление. Т/и же представляла из себя нечто совершенно иное. Люциус был убежден, что она ни за что не опустится с ним на дно, не позволит заразить свою душу этой мерзкой грязью, в которой уже по колено были супруги Малфои. Стоит отдать должное Драко, он смог самостоятельно выкарабкаться из этого дерьма. А Люциус не может. Если Т/и не пойдет на дно с ним, значит сможет вытянуть его за собой. Да, он был уверен в этом, как в превосходстве своей чистой крови. Она снова выгнулась под мужчиной и хрипло простонала: — Люциус... Даже ее тихий голос казался Малфою сродни божественному. Мягкий тембр его ласкал слух, был лучшей мелодией для ушей. Ничего прекраснее он в жизни не слышал и уже никогда не услышит. И снова Нарцисса врывалась в его сознание. Миссис Малфой тихо выстанывала имя мужа, но этот стон нельзя сравнивать со сладким голосом Т/и. Это было бы преступлением против всего прекрасного в этом мире. Кажется, последний секс с Нарциссой у него был пару месяцев назад. Люциус грубо вбивался в податливое тело жены. Тело, потерявшее те краски и изящество молодости. Тело, через чур податливое, нагибай как хочешь. Ей точно было больно, но она не позволяла себе возражать. Никогда не позволяла. Только тихо всхлипывала в перерывах между стонами. Такими наигранными, без капли удовольствия. Его затошнило от этой приторной фальши. После Люциус не спал с ней. Т/и была не такой. Она кричала, царапалась, кусалась, выражала свое недовольство телом и словами. Всегда говорила, если ей не нравится и всегда просила больше, если была довольна. В постели с ней Люциус впервые за много месяцев почувствовал себя живым. И впервые кончил с истинным удовольствием. Он видел в глазах Т/и то безумное желание, что накрывает с головой в минуты страсти молодых людей. В такие минуты глаза Т/и становились черными, глубокими. И он падал в эту пропасть, но в этом было его спасение. Он снова жив. И Люциус велел домовикам посадить те черные бархатные цветы во дворе. Возле фонтана. Т/и всегда нравилось именно это место в саду. Вечером они стояли в саду. Было душно, без ветра. Солнце заходило медленно, одаривая графство Уилтшир золотом лучей. Люциус приобнимал за талию Т/и, а она с восхищением любовалась цветами, что он выбрал для нее. Тогда ее глаза еще более напоминали черные бутоны. И он любовался этой картиной. В тот же вечер в саду их заметила Нарцисса. И в тот же вечер миссис Малфой возненавидела несчастные кусты у фонтана в саду ее дома. А Люциус еще больше возненавидел жену. Т/и не была робкой девушкой. И о наличии у Малфоя жены была прекрасно осведомлена. Девушка только вежливо поздоровалась с хозяйкой мэнора, тихим учтивым голосом. Но глаза ее покрылись ледяной коркой и перестали напоминать ему мистический бархат бутонов. Т/и сразу же удалилась, оставляя супругов поговорить. Но, Салазар, о чем Люциус должен говорить с этой женщиной? Сказать, что больше не любит ее? Она сама это видит. Чувствует. Так почему просто не уйдет? На это он тоже знает ответ. Ей стала слишком дорога эта жизнь — сын, роскошь фамильного поместья, авторитет в обществе и, может быть, даже сам Люциус. После того вечера Люциус ощущал присутствие Нарциссы в мэноре каждой клеткой тела. Ощущал, как весь особняк буквально пропах ей. И ему хотелось выдрать этот запах из своих легких. Он прильнул в белоснежной коже шеи Т/и с поцелуями, вдохнул ягодный аромат ее волос. Родной запах отрезвил, вернул ему шаткое равновесие. Выбил въевшийся запах несчастной женушки из его груди и из его жизни. Т/и прижалась к мужчине, поглаживая широкие плечи нежными ладонями. Люциус таял под теплом ее касаний. — Я люблю тебя, Т/и, — Люциус заглянул в ее глаза. Они снова напоминали ему те прекрасные цветы в саду. — Я не выношу ни одной минуты жизни без тебя. Т/и ласково улыбнулась. От этой улыбки тьма его души всегда рассеивалась, позволяя ее свету проникнуть глубже и осветить самые потаённые участки. — Я тоже.***
— За этой дверью спальня родителей. Гермиона увидела, как в глазах Драко загорается нехороший бунтарский огонек. У нее внутри все перевернулось. — И, скорее всего, нам туда нельзя, — она потянула Драко за руку. — Поэтому пойдем дальше. — Брось, Грейнджер, — он приобнял девушку и притянул ближе к себе за талию. Над ее ухом раздался еле слышный шепот, от которого по коже заметались толпы мурашек. — У них самые роскошные покои во всем мэноре, я просто хочу показать тебе, что когда-нибудь будет у тебя. Когда-нибудь будет у тебя. Из уст Малфоя это почти признание. И Гермиона поддалась его глупым уговорам. Драко нажал на ручку и дверь беззвучно открылась. Из груди Грейнджер вырвался удивленный или испуганный вздох. Под ребрами неприятно заскребло. Вот оно, каково стать случайной жертвой семейной драмы. Вернее, она была уверена, что прямо сейчас эта самая драма развернется у нее на глазах. Но Драко только удивленного моргал, пялясь на роскошную родительскую кровать. В его глазах не было ничего, кроме бесконечного недоумения. Гермиона порозовела и снова посмотрела на постель. Может ей показалось? Нет. Люциус Малфой, мирно спящий, прижимал к себе девушку удивительной красоты. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что оба были полностью нагие. Минуты словно сплетались в часы, Гермиона больше не могла этого выдержать. Она схватила Драко за руку и рывком вытянула из комнаты. Он, как бездушная кукла, мешком поволочился за ней. Грейнджер аккуратно прикрыла дверь. Грейнджер молча обняла Драко, заглядывая ему в лицо. Сейчас ей жизненно необходимо было понять, что он чувствует и хоть как-то облегчить это. Но в глазах Малфоя после минутного ступора, казалось, скопилась вся боль, что он держал в себе годами. Он не был разочарован. Именно на долю Драко пришлось первому ощутить боль от осколков разбившегося сосуда, что бессовестно столкнул на землю его отец и безуспешно пыталась поймать его мать. Но на миг в этой боли промелькнуло нечто иное. И Гермиона удивленно отшатнулась. Драко понял, что теперь у них есть шанс. У отца появился шанс стать счастливым с любимой женщиной. У матери шанс перестать быть тенью Люциуса, тенью самой себя. А ему наконец-то не нужно одобрение, чтобы любить Гермиону. И он выдохнул, с облегчением, притягивая Грейнджер для поцелуя.