Порой нам так мало нужно для счастья, но мы не замечаем это, проходя мимо.
Глаза отказываются открываться, во рту будто нагадили кошки, а голова болит так, словно Чонгук не пил вчера, а забивал ей железные сваи. Он страдальчески стонет, принимая сидячее положение и подтягивая колени к груди, массирует виски кончиками пальцами, но это ни черта не помогает. Чон говорит себе, что больше никогда больше не будет так напиваться и обхватывает голову руками. Именно в таком положение его находит Тэхен, когда заглядывает к нему в комнату. Сам он чувствует себя довольно-таки паршиво, но это вовсе не от вчерашнего вина, или от того, что всё его тело затекло от одного положения по время сна. Скорее от горькости слов, что были произнесены Чонгуком накануне. Ему проще поверить в то, что Юнги — милая булочка, чем в то, что Чон действительно хочет съехать. — Вставай, сегодня я буду твоим рыцарем, а ты моей принцессой. Если не против, конечно. — Твоей… кем? — голос Чонгука хриплый, а его глаза выражают полное непонимание. Тэхен хмыкает — странные нынче «принцессы» пошли, но он, если быть предельно откровенным, совсем не против. Как был бы и не против, если бы это всё на самом деле было правдой. — Пошли, говорю, я приготовлю тебе волшебное зелье, которое поможет тебе выглядеть немного лучше, чем живой труп. А именно так ты выглядишь сейчас. Я на кухне, если что, — он салютует ему двумя пальцами и снова скрывается в дверном проёме. Чон почему-то улыбается, игнорируя крутящийся потолок комнаты и чувство тошноты, подкатывающее к горлу. Остаток вчерашнего вечера вспоминается отрывками, будто не связанные друг с другом картинки пазла, но то, как светился рядом с Донуком Тэхен, парень не забыл. Его брат достоин собственного счастья, а он только мешает ему в этом. Спустя двадцать минут Чонгук уже полулежит (сидеть пока оказывается тяжело) на столе и смотрит на скатывающие песчинки песочных часов. Он переворачивает ещё раз, завороженно наблюдая, пока Тэхен вертится юлой возле раковины, делая себе чёрный кофе, а ему — смузи. — Я думаю, — Чонгук слегка приподнимает голову, смотря нечитаемым взглядом в стену напротив. — мне нужно встретиться с Юнги. Ложка, выскользнувшая из рук Тэхена, падает на пол, громко звеня, и заставляет парня за столом недовольно поморщиться, а тупая боль, только было немного ушедшая на задний план, снова взрывается в голове фейерверками. Тэхен быстро наклоняется, подбирает ложку и следом же отправляет её в раковину. — Зачем? — он на самом надеется, что его голос звучит спокойно, чего не скажешь о руках — они немного подрагивают, пока Тэ ставит на стол сначала свою чашку, а потом высокий стакан с некой жижей противного зелёного цвета. — «волшебное зелье», — он с кривой ухмылкой кивает в сторону болотной мути и присаживается рядом. — Мне хочется, — Чонгук глядит на напиток как на старого врага и немного жалеет, что не умеет уничтожать взглядом. — я точно не помню, что вызвало у меня панику, но вдруг это поможет, — он немного мнётся, как будто сомневается в чем-то, а потом несмело добавляет: — и я хочу его увидеть. Тэхен заторможено кивает и тянется губами к чашке, совсем не замечая, что так и не добавил в кофе сахар. — Если тебе нужна компания, я поеду с тобой… — начинает он, но его обрывают на полуслове. — Я должен сам. Чонгук пододвигает к себе стакан, и его лицо выражает страдание. — У нас с этим смузи токсичные отношения, — выдыхает он, на что Тэ вопросительно поднимает брови. — я так ненавижу этот горький вкус, но эта штука помогает мне. Значит, в какой-то мере я её люблю. Тэхен взрывается смехом и ерошит чужие волосы, будто Чонгук щеночек. Они оба чувствуют тепло.***
Чонгук кажется, что он вернулся назад, словно отмотал свою жизнь как фильм на кинопленке на несколько месяцев «до», и сейчас снова стоит перед высоткой компании, в которой когда-то работал. Ничего не изменилось. Облака всё так же отражаются в панорамных окнах, солнце по-прежнему слепит проезжающие мимо машины и…. Юнги. У парня перехватывает дыхание, когда он замечает его. Юнги стоит перед раздвижными дверьми, пропуская снующих туда-сюда людей, и смотрит по сторонам, будто выискивает кого-то. Чон не переживает, что будет замечен в тени дерева и с накинутом на голову капюшоном. Дежавю. Когда-то он также высматривал его и Чимина. Наблюдал за чужим счастьем. Сейчас прошлые чувства кажутся туманом и вспомнить, что именно это было за плотной пеленой не представляется возможным. Может, это была злость, а может, зависть? — Что ты делаешь? Чонгук отскакивает в сторону, смотря Чимину в глаза и только потом шумно выдыхает. Он даже не заметил, что задержал дыхание. Это странно — на секунду ему показалось, что он испугался. — Ты напугал меня… наверное, — парень встряхивает головой и облизывает внезапно пересохшие губы. — как ты узнал, что это я? — Толстовка, на заказ подаренная Тэхеном, — они говорят это синхронно и смеются. Чонгук вытирает выступившие в уголках глаз слезинки и, немного успокоившись, снова глядит в сторону высотного здания. — Твоя любимая толстовка, — продолжает Чимин, тепло улыбаясь, но его улыбка гаснет, когда он прослеживает чужой и обеспокоенный взгляд. — что ты забыл тут? — Я хочу поговорить, но… — Чонгук красноречиво смотрит в сторону Юнги и запинается на середине предложения. — Я думаю, это нужно вам обоим, — Пак кладёт руки на плечи Чона и слегка подталкивает того вперёд. — я буду рядом, не переживай. То, что происходит сейчас более чем странно. Чонгук не может чувствовать, не может переживать, но, тем не менее, что-то его останавливает. Он оборачивается, глядя в чужие глаза, что отсвечивают каким-то уютным теплом, и делает свой первый шаг по направлению к пешеходному переходу. За первым шагом следует второй и третий, а сердце бьётся в такт. Чон считает, пока на светофоре загорается разрешающий зелёный, и продолжает счёт, когда движется дальше. Четыре. Пять. Он скидывает капюшон любимой толстовки. Шесть. И поднимает голову. Семь. Восемь. Юнги замечает его практически сразу. Девять. Десять. Они снова напротив друг друга. Смотрят в глаза. — Привет. Чонгук не отвечает и бегает глазами по чужой фигуре. С ним всё хорошо, Мин выглядит здоровым, физически. Но сколько боли ему пришлось пережить из-за него Чонгуку даже страшно представить. Он был так упрям и наивен, искренне веря в «сказки» про соулмейтов, шёл напролом, практически никогда не считаясь с чужими чувствами. Эгоист. — Прости меня, — говорит он на выдохе и сам вздрагивает, слыша свой надломленный голос. — Тебе не стоит… — Юнги делает шаг, но Чонгук отступает — ему надо сказать так много и, кажется, сейчас он готов к этому. — Я всегда думал, что любовь придёт ко мне, когда я встречу соулмейта. Что вот он придёт и всё будет хорошо. Что это принесёт взаимность, — он опускает голову ниже, не в силах встретится с чужим взглядом. — но это не так работает. Нельзя просто полюбить человека, только потому что так нужно, и нельзя заставить полюбить кого-то в ответ. Даже если ты будешь стараться, даже если изменишься. Любовь не придёт. Я сделал больно, — сглатывает и смаргивает с глаз пелену набежавших слёз. — тебе, Чимину, даже Тэхену. Всем. — Ты не должен себя винить! Слышишь? — Юнги всё же подходит ближе, а Чонгук больше не принимает попыток сбежать. — Потому что ты не виноват. Жизнь полна ошибок, но мы не всегда сразу понимаем, что сейчас совершаем их. Это тоже не так работает. Всю жизнь мы учимся чему-то, и порой ошибки открывают нам глаза, давая возможность быть осторожными. Все мы гонимся за собственным счастьем и порой не замечаем, что происходит вокруг. Всё приходит, просто для этого нужно время. Мин поднимает руки и мягко касается чужого лица, вытирая дорожки солёных слёз, а после тянет ближе, позволяя Чонгуку уронить голову на своё плечо. — Я был так слеп, так глуп… — всхлипывает он и неожиданно распахивает глаза — острая боль пронзает чёрный шарик внутри, и лавина эмоций вырывается на свободу. Слёзы текут градом, а пальцы цепляются за плечи Юнги так отчаянно. — … пожалуйста, скажи, что прощаешь меня… пожалуйста… — Я никогда… — Юнги хочет сказать, что ему не за что его прощать, но внезапно осекается, понимая чужую нужду. — …я тебя прощаю, Чонгук. Чон валится на асфальт, врезаясь коленями в рельеф, и неосознанно тянет парня рядом с собой вниз. В груди жжётся, а боль горячей лавой растекается по венам. — Так больно… — плачет он, сжимая в руках чужой жакет. — … чертовски больно. — Теперь ты чувствуешь. Теперь всё хорошо, — Мин смаргивает собственные слёзы и обнимает парня в ответ. Посреди оживленной улицы два парня сидят в обнимку, не замечая лишней суеты, и позволяют друг другу плакать. Прощают свои и чужие ошибки. Порой нам так мало нужно для счастья, но мы не замечаем это, проходя мимо. Порой для того, чтобы отпустить груз со своих плеч, нужно выговориться и получить прощение, получить поддержку. «Всё, как говорила Сони», — думает Чимин, смотря на этих двоих. Наконец-то чёрный купол сошёл, и в чужой душе наконец появилось солнце.