Паучья Лилия

Тысячи игл будто впиваются под кожу, царапают нервы острыми краями, жалят, струясь болью по венам. Чонгук прижимает ладони к груди, мнёт ткань толстовки и плачет, уткнувшись в чужую шею, совершенно не обращая внимание на то, как он должно быть выглядит со стороны. Потерянный, разбитый, но в то же время до одури счастливый. Чувствует. Впервые за долгое время. Не то, как колени упираются в твёрдый асфальт, не то, как неожиданно холодные пальцы касаются кожи, не то, как слёзы обжигают лицо. Вовсе не это. Сейчас в нём просто лавина эмоций, которая неожиданно выплеснулась наружу и затопила собой всё, что попадётся ей на пути. Он так долго пытался вспомнить, что это такое, но лишь ловил какие-то прозрачные отголоски собственных ощущений, тщетно стараясь почувствовать хотя бы что-то. Руки Юнги, словно не зная, где их место, бегают по спине, сжимают плечи, обхватывают лицо, а глаза смотрят немного испуганно. Чон по-детски шмыгает носом, и внезапно смеётся, ловя очередной непонимающий взгляд от проходящего мимо человека и широкую и слишком понимающую улыбку Чимина. Чувствует. В кафе шумно, под конец рабочего дня практически все столики заняты, а те, что свободны, украшает табличка «зарезервировано», но, наверное, сегодня просто такой хороший день, что им удаётся занять самый крайний столик у окна. Чонгук, всё ещё глупо улыбаясь, как-то пропускает тот момент, когда на столе появляется меню, а спустя несколько минут и три дымящиеся чашки с кофе. Он поднимает покрасневшие глаза на официантку, что косится на них с явным недовольством, и скомкано благодарит девушку. Та же лишь криво улыбается Чимину и поспешно ретируется — в её жизни, и в этом ресторанчике, и без этого хватает всякого дерьма. — Я безмерно счастлив за тебя, — Мин порывисто тянется вперёд и сжимает чужие ладони, что расположились на столе. Чонгук утвердительно кивает и почему-то вглядывается в лицо напротив. Тусклое освещение не скрывает опухших глаз и залегших синяков под ними, но он всё же надеется, что это не из-за него. — Это всё ещё странно. — Чон сжимает чужие ладони в ответ, кидает быстрый взгляд в окно и снова смотрит на Юнги. — Чувств было настолько много, что, казалось, голова вот-вот просто взорвется. Неужели, для этого мне нужно было получить прощение? Чимин, сидящий рядом, лишь методично мешает ложкой кофе, предпочитая вообще не лезть в царившую атмосферу за столом. Он лишь легко улыбается кончиками губ и молча ловит чужие слова. У него будто дежавю на фоне чужих слов, и явная картинка, что почти на сто процентов совпадает. Возможности Сони поражают. — Думаю, есть что-то ещё. — Юнги с громким звуком ставит чашку на стол и подпирает рукой подбородок. Смотрит внимательно, будто знает то, что чего ещё не знает и сам Чонгук. — Может, ты до этого чувствовал хоть что-нибудь? Чонгук на минуту задумывается, прикрывает глаза, жуёт нижнюю губу, вытаскивая из памяти старые воспоминания, словно игрушки из мешка с подарками, а потом уверенно заявляет; — Нет, этого не… — неожиданно он подскакивает на месте, да так, что люди, сидящие рядом, обращают на них внимания. Чон не понимает, как мог забыть об этом, а светлое и такое забытое чувство неумолимо растекается внутри. Поддетые дымкой чужие глаза и тепло смуглой руки. — …тогда в машине с Тэхеном, после вечера на крыше. Мне на секунду показалось, будто шар внутри вот-вот лопнет. — Что ты чувствуешь к нему, Чонгук? — глаза Чимина загораются неприкрытым интересом, а Чон неожиданно теряется от этого вроде бы простого вопроса. Что чувствует? Кажется, он не готов ответить. Обрывки прошлых воспоминаний встают перед глазами, но никак не хотят складываться в общую картину, раз за разом снова распадаясь на еще более мелкие кусочки. Это тяжело, будто пытаться склеить разбитое вдребезги зеркало, но Чонгук старается. Это чувство какое-то до боли знакомое, потому что сердце отчего-то ноет и пальцы нервно отстукивают ритм по деревянной поверхности стола. Чимин и Юнги молчат. Чонгук не может ответить точно, но, кажется… — Я не знаю. — всё, что говорит он в итоге, но ему так хочется узнать. — Извините… — резко поднимается. — мне нужно уйти очень срочно. — Всё в порядке… — не успевает даже толком начать Юнги. — Обещай, что мы увидимся, что всё будет в порядке. Пожалуйста, — голос на последнем слове предательски дрожит, и дыхание срывается. Чонгук действительно должен бежать, но ему правда хочется, чтобы между ними двумя больше не было никаких недомолвок. — Всё уже в порядке, — Мин поднимается со стола и коротко обнимает. — а теперь поспеши. Чон выбегает из кафе и несётся на парковку. Неужели всё, что он так искал было всё это время под носом? Кажется, он даже забывает пристегнуться, потому что слишком торопиться. Шины неприятно скрипят, когда Чонгук со всего размаху газует, оставляя позади неприятный запах жжёной резины. Выруливает на трассу и втапливает педаль до упора, начисто игнорируя сигналящие ему машины, и выкручивает громкость почти до максимума. На фоне — The neighbourhood — Scary love, и это на самом деле так иронично. Пугающая любовь. Но она больше не такая. Не для Чонгука, если это Тэхен. Даже если это будет не взаимно, то и чёрт с ним. Сейчас он готов любить за двоих, дарить всего себя безвозмездно. Потому что это Тэхен. Он даже не помнит, как добирается до чужого офиса за рекордно короткое время, как выскакивает из машины, не поставив ту на сигнализацию, и врывается в просторный холл. Красные цифры с номерами этажей меняются слишком медленно, но в конце концов лифт поднимает его на нужный этаж. Испуганная секретарша, заваленная кипой бумаг, вскакивает со своего места и спешно заглядывает в пустой кабинет следом за Чонгуком. — Что-то случилось? Мне позвать охрану? — взволнованно спрашивает она. — Нет, нет. — парень отмахивается и кидает быстрый взгляд на настенные часы. Девять. — Всё хорошо, уверен, он дома. Простите. И снова дорога, громкая музыка в салоне, свет в нужном окне, прыжки по лестнице через одну ступень — лифт показалось ждать слишком долго, дрожащие пальцы, открывающие замок, и громкий хлопок входной двери. — Чонгук, мне звонила секретарша. Что случилось? — и только когда на пороге показывается взволнованный Тэхен, Чон резко выдыхает и сразу утягивает того в крепкие объятия. — Что ты … снова пытается он, но в ответ чувствует лишь цепкие пальцы, комкающие ткань домашней футболки, а первые капли чужих слёз, стекающие дорожками по плечу, дают повод забеспокоится ещё больше. — Я скучал, так скучал… — шепчет совсем тихо Чон, но тот, для кого предназначены эти слова, всё прекрасно слышит. Они стоят так в коридоре какое-то время, в обнимку, пока Чонгук не отрывается и не заглядывает в чужие обеспокоенные глаза, когда свои светятся ярче звезд. Свет от торшера рисует причудливые тени на родном лице и так хочется повторить эти линии кончиками пальцев. Но он себе не позволяет. Воспоминание, что резко встаёт перед глазами, такое тёплое. — Эй, богач, вообще-то и я здесь тоже зарабатываю, — он недоволен, и его никто, естественно, не воспринимает всерьёз. — я же сказал, не стоит. — Я хён или кто? — или кто, хочется съязвить. А потом получается неловко. Когда рука Тэхена накрывают деньги, а рука Чонгука ложится сверху. Всё замирает и вдруг становится совершенно другим. Это случилось за секунду до потери чувств, но теперь он может это распознать. Тогда он наконец понял, что он чувствует к Тэхену. Это любовь. Любовь, которая больше не пугала. В тот самый момент Чонгук был готов, что их губы столкнутся на выдохе. Чонгук не смотрит в глаза напротив, потому что боится в этой тёплой темноте совсем потонуть и вконец потерять голову. Полная посадка и снующие туда-сюда официанты отходят на второй план, когда его губ касаются такие родные. Больше касание, чем поцелуй, но так сладко. До дрожи в коленях, до покалывания на кончиках пальцев сладко. Чонгук даже не замечает, как прикрывает глаза, потому что воспоминание такое реальное, будто это все происходит сейчас. Яркий эффект дежавю, звон столовых приборов, пряный запах специй, шумные разговоры. Мягкость губ и тихий стон на выдохе. Он не знает точно, что это. Реальность или же влюбленное воображение рисует такое в его голове. И только Тэхен знает правду. Только он тогда в ресторане встретил губами чужой порыв и за несколько секунд, кажется, сошел с ума, не меньше. Но отрезвляющая реальность встретила его никак не ласково, когда заставила парня напротив скрутится в оглушительной боли. Глаза его закрылись, а когда открылись, были уже пусты. Будто этого момента и не существовало никогда. — Почему она меня не любит? — спрашивает маленький Чонгук, смотря на свою разбитую коленку. — Зато я тебя люблю, — говорит такой же маленький мальчик, чьи волосы смешно вьются и делают его жутко похожим на тигренка. Почему он вспомнил об этом только сейчас? Почему так поздно? Чонгук думает о том, что жизнь чертовски несправедлива. Ни к нему, нет. К Тэхену. К тому самому, который всегда смотрел на него искрящимся заботой взглядом, игнорировал летящие в него книги и раз за разом снова приходил в палату. Который пропускал деловые встречи и шёл с ним обедать, а потом смеялся над глупыми шутками, сияя не меньше, чем новогодняя ёлка в рождественскую ночь. Тому самому, который непременно садился возле него на диване, после тяжёлого рабочего дня и протягивал неизменно холодную банку пива. Тому самому, которого Чонгук так сильно любит. Но говорить об этом не стоит, потому что… — Ты… — тот самый Тэхен врывается в его мысли обеспокоенным голосом, и Чон вздрагивает. — Снова что-то чувствуешь? — спрашивает он с такой надеждой, что сердце щемит. — Да. Я в порядке. Теперь всё хорошо, — просто отвечает ему Чонгук и снова жмётся носом в чужую шею. До утра они не выпускают друг друга из объятий. Тэхен засыпает, сморенный усталостью, когда комнату затапливает розовым цветом начавшегося рассвета. Чонгук гладит спутанные волосы и пропускает их сквозь пальцы, любуясь чужим лицом. — Любимый тигренок... — тихо шепчет он. Когда солнце полностью захватывает спальню через не зашторенные окна, Чонгук немного тянет Тэ на себя, позволяя его голове совершенно правильно устроиться на своей груди, и тоже засыпает. Это не тысячи фейерверков и даже не гулко бьющееся сердце. Это чувство тепла, чувство счастья. Всё то, что дарит ему Тэхен. Всегда дарил, только кто-то был слишком слеп.

***

Необычно сладкое чувство затапливает грудь, пока Тэхен крутится на их светлой кухне. Завтраком назвать это было бы странно, скорее, поздний обед или ранний ужин. Как угодно. — Что ты чувствуешь прямо сейчас? — он поднимает сковороду, подбрасывает еду вверх и снова возвращает, прямо как умелый шеф-повар. Чонгук улыбается. — Счастье. — завороженно произносит парень, наблюдая за чужими сильными руками. Тэ убавляет огонь и разворачивается, опираясь о стол локтями и оказываясь к родному лицу слишком близко. Чонгук точно зачарован чужой красотой. Как в бреду, он тянет руку и убирает непослушную вьющуюся прядь с лица. А в его глазах оленьих тысячу маленьких звёздочек взрываются и невозможно очаровывает давно принадлежавшее ему сердце. — Ты очень красивый…