— 我是 —
‹‹ в жизни бывают моменты, когда назад хода нет. а случается, правда, гораздо реже, что и вперед шага не сделаешь. хорошо или плохо, а приходится молча с этим мириться. такова жизнь. ›› // Харуки Мураками ‘‘Кафка на пляже’’
— Сычён, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь. Когда они появились в штабе, Кун начал ругаться. Болтал что-то о том, что Тэн совсем забыл про свои обязанности, что собирался дать ему задание, а тот смылся из-за какой-то ерунды. Янян с Хендери тоже налетели, мол, зачем это всё было, если Сычён выглядит целым и невредимым, а Лукас единственный заметил, что с ним что-то не так. Не так с его взглядом, не так с его движениями: перед ними словно стояла жертва гипноза. Но спросить толком ничего не успел: Тэн, проигнорировав всех и каждого, уже утащил Сычёна в их общую комнату и лихорадочно закрыл дверь на замок. Сычёна он посадил на стул, тот даже не сопротивлялся и просто поддавался абсолютно всему, что с ним делали. Тэн сел на корточки ровно напротив него, взял за руку холодную — постарался сделать это так, чтобы вышло эмоционально, так, чтобы просто нельзя было не отреагировать. — Сычён, пожалуйста. Но в ответ только непроницаемый взгляд и сухое: — Я не Сычён. Всё было гораздо хуже, чем Тэн мог подумать. — Нет, — Тэн слегка потряс его за руку и чуть крепче её сжал, тощую. — Ты Сычён. Ты Дун Сычён. Мой друг. — Я не Сычён. Блядство. Ничего не изменилось: солнце всё так же выглядывало из-за свинцовых туч раз в вечность, холодный град то и дело бродил по городу вместе с ветрами, крыши по-прежнему блестели отвратительным золотом-серебром-гнилью. Звенели монеты, цепочки, кольца, стучали бокалы с невкусным вином, издавали писк роботы, свистели машины, автомобили, механизмы. Мир по-прежнему пах по-осеннему: сыростью, влажностью, мёртвой листвой и нескончаемыми выхлопными газами, выбросами-выбросами-выбросами. Ничего. Не. Изменилось. Внешний мир никогда не меняется. Ему всегда плевать на то, что происходит с людьми. В конце концов, разве есть дело поверхности воды до того, какие трупы разлагаются у неё на дне? Тэн перепробовал всё, что только пришло ему на ум. Он отвёл Сычёна в компьютерную комнату, где тот подолгу изучал программы: Сычён, конечно, всё это помнил, но в нём больше не горело энтузиазма, он не проявлял никакого интереса. Тэн был уверен, что в прошлый раз, когда они были здесь вместе, он точно видел у Сычёна в глазах маленькие искорки; он помнил также, что они много-много смеялись, шутили и были просто-напросто счастливы в моменте. Сейчас же абсолютно ничего этого не было. Он отвёл его в ресторан, где, казалось, ещё относительно недавно они питались какой-то некачественной стряпнёй, а Лукас спорил с поварами. Они тогда остались наедине, и Тэн это помнил очень хорошо: он тогда хотел Сычёну признаться. Он помнил, как отчаянно желал этого и был даже почти готов, но. Промолчал. А Сычён даже не знал, какие эмоции бушуют у него в душе. И, наверное, ничего не узнает. Никогда. Теперь точно: приятная и уютная обстановка ресторана ни малейшей толикой каких-либо эмоций не отозвалась у него в груди. Тэн решил попробовать отвести его на ту самую автобусную остановку, где они виделись как раз накануне того, как всё это случилось. Там фонарь серый тянулся в пасмурное небо и скамейка, одиноко стоящая возле трассы, пустовала; отсюда Сычёна забрал автобус, и здесь Тэн потом его ждал. «И что?», – произнёс Сычён, равнодушно оглядывая остановку. «Я всё прекрасно помню, но чего ты от меня ждёшь?».( хотя бы чего-нибудь )
Сычён абсолютно ничего не чувствовал. Его глаза были пустыми и бездонными, в них больше не было скрыто чувств и мыслей. Все его слова отдавали чем-то механизированным, словно были вырваны откуда-то из мировой сети, ответы звучали однообразно, двигался он так, словно за него это делал кто-то другой, или же словно экономил энергию, хотя уставшим совершенно точно не выглядел. Он хорошо помнил Тэна и знал, кто он такой, знал, как они познакомились и что вообще происходило в прошлом. Он всё это знал, чёрт возьми, он остался таким же, он должен был остаться таким же, ведь это — он. Дун Сычён, его коллега, его друг, профессионал своего дела, с виду тихий и замкнутый, не привыкший проявлять эмоции, но безоговорочно и неоспоримо переживающий их. Что с ним стало? Почему он походит на зомби? На робота? На загипнотизированную машину? Что могло произойти за эти грёбаные три дня? Те сумасшедшие учёные подключили к нему свою ебанутую систему и высосали все чувства? Стёрли все эмоции? Перестроили под себя? Перекроили так, как вздумалось их больному воспалённому рассудку? Они отняли у него Сычёна. Они, блять, просто-напросто забрали его. Тэн отвёл его в тот самый парк, где они бегали по туманным тропинкам, отвёл на набережную, что шла вдоль промозглых улиц, где они любили гулять, на крышу штаба, откуда открывался прекрасный обзор на город, к окраине, в местное кино, на поле, в тренажёрный зал, к реке, к булочной за углом, в прачечную, к игровым автоматам, в информационный центр. Он попытался вызвать хоть какие-то эмоции: купил Сычёну любимый рамён (тот быстро съел и сухо поблагодарил), обнял (тот даже не шевельнулся), даже ударил (но ни боли, ни обиды в чужих глазах не увидел). Ничего. Абсолютно ничего. У Сычёна не было никаких эмоций. (Но он всё ещё был живым человеком)....или уже нет?..
...Что они там сказали? Бессмертие? Это их цель? Создать бессмертие?.. Так можно ли назвать Сычёна человеком? Они стояли на балконе штаба, откуда виднелся весь город с его ночными огнями, неоном, шумом, кажется, не прекращающимся никогда, и этим надоевшим всем до последнего дымом. Отсюда мир выглядел маленьким, как на ладони. Подойдя к самому краю, Тэн опёрся на ограждение, вдохнул как можно больше этого холодного ночного воздуха, а потом — медленно-медленно выдохнул, отпустив с дыханием часть усталости. Всё это время сзади стоял Сычён. Он наблюдал, молча и внимательно, и это, казалось, было теперь единственным, на что он способен. (Теперь). – Нет, – пробормотал Тэн и покачал головой. — Нет, нет, нет. Не сдавайся, Тэн. Должен же быть какой-то выход. Должен. – Что ты делаешь? Его прекрасный, любимый, его бархатный, низкий, драгоценный и такой успокаивающий голос раздался позади. Тэн на секунду вздрогнул, но потом ответил на выдохе: — Думаю. — О чём? Сычён подошёл к нему, поровнявшись на самом краю балкона. Глядел он на Тэна так же, как и это этого: безэмоционально, равнодушно, хладнокровно. Без-раз-лич-но. Не было интереса ни в его глазах, ни в его голосе, только один сухой факт существования. — О том, — Тэн отвёл от него взгляд и уставился на светящиеся окна домов, расположившихся внизу, — как мне тебя спасти. — Я ведь просил не спасать меня, – отозвался Сычён. Он всё ещё смотрел, и всё ещё пристально. — Я так не могу, — отрезал тот. — Я должен спасти тебя. — От чего меня спасать? — От смерти. — Смерть мне не грозит. — Ещё как грозит, Сычён. — Я не Сычён. — Я же говорю, что грозит. (как личность ты уже(Тем более, что уже давно пора.)
На набережной было холодно, едва покрапывал мелкий дождик, но Тэну удавалось целиком и полностью его игнорировать. На поверхности реки отражалось серебро неба, волны, подгоняемые ветром, переливались в слабом белоснежном отблеске. Тэн привёл Сычёна сюда без особого труда, не пришлось даже уговаривать; впрочем, как и во все прошлые разы, когда он куда-то его отводил. Но этот раз отличался от всех остальных; в этот раз Тэн почему-то искренне верил, что у него получится. Мимо ходили люди в комбинезонах и тёплых куртках, как раз для поздней осени, проносились машины неаккуратно по грязным лужам, мёртвые, потерявшие красивый оранжевый оттенок, листья путались под подошвой. Там, где ветер дул сильнее всего, волосы заставлял лезть в лицо – именно там Тэн, наконец, остановился. Замер на месте и обернулся, посмотрел Сычёну прямо в глаза. Он попытался – в последний раз – высмотреть в них хоть что-нибудь знакомое, хоть какой-то проблеск (сломанной) души. Но нет. Там не было ничего. И Сычён, словно в его самом ужасном кошмаре, становился с каждым днём всё дальше и дальше. – Что? – вдруг спросил он, и только тогда Тэн понял, что пауза затянулась. – Что ты на меня так смотришь? Тэн прочистил горло, набрался смелости. Он столько раз делал это в своём воображении, что не сосчитать, и целых ноль раз – вживую. Только маленькая, едва уловимая надежда теплилась в нём; надежда на то, что всё получится. Должно получиться. Нет ничего, что не исправила бы искренняя и чистая любовь.(...ведь правда?)
— Сычён, я хочу кое-что сказать. Я люблю тебя очень сильно, я люблю тебя до потери пульса, я люблю тебя уже долгое время, я люблю тебя больше, чем ты можешь представить, я люблю тебя- – Так говори. Чужое абсолютное безразличие слегка сбивало с толку. Но Тэн собрался: он знал, что это последний выход. И такой шанс упускать нельзя. Только не сейчас. Он сжал ладони в кулак. — Сычён, я очень-очень тебя люблю. Произнёс, глядя в глаза, так искренне, как только мог, и зачем-то прищурился, словно готовился получить удар. А потом — одна секунда — привстал на носочки, дабы дотянуться до чужого лица, и накрыл губы Сычёна своими. Это был хотя и искренний, но странный, совершенно неумелый поцелуй, а ко всему прочему ещё и односторонний. Сычён ничего не сделал: не отозвался на него, не приобнял Тэна, даже не дрогнул ни единой мышцей. Он просто воспринял это так, как это было. Как данность. (Но Тэн, хотя и на одну миллионную долю секунды, почувствовал себя самым счастливым на свете). Ветер подул ещё сильнее, и тысячи холодных капель впились в лицо. Тэн отстранился и сделал шаг назад: ему было важно узнать чужую реакцию, хорошенько её увидеть и рассмотреть. Сердце билось как бешеное, лёгкие судорожно сжались, улыбка от облегчения, радости, возбуждённости и надежды сама собой налезла на лицо. Он выжидающе смотрел на Сычёна, будучи уверенным, что любовь «пробудит» его. Он был уверен в этом, так уверен, что готов был поклясться- – Зачем ты это сделал? – только и спросил Сычён. Он не выглядел ни впечатлённым, ни удивлённым; он не выглядел никаким. Тэн нервно сглотнул. Он не хотел, чтобы самое-самое худшее из самых-самых худших его ожиданий претворялось в жизнь. – Потому что я люблю тебя. Ветер был настолько холодным, что леденил сердце. — А я тебя нет. Леденил, леденил, леденил, леденил, леденил, леденил, леденил, леденил, леденил- – Ты... – с губ сорвалось само, неосозанно, оборванно и тихо. – Сычён... На Тэна смотрели холодные-холодные глаза, в которых не было ни тени эмоций. – Я только что поцеловал тебя... – дрожащим голосом пробормотал он. – Ты что-нибудь... Что ты почувствовал? – Ничего. Хотелось просто сброситься прямо в эту речку, что бежала совсем рядом, и так заманчиво плескались волны о каменистое ограждение. Кошмар претворился в жизнь, самое худшее – случилось, оно произошло на самом деле. Сбылось именно то, чего Тэн боялся больше всего. Именно то, на что он меньше всего рассчитывал. И это было ужасно. Ужасно потому, что вполне обосновано и ожидаемо. Он почувствовал, как вдруг заболело сердце, как резкая боль пронзила его истощённое тело. Если это не сработало – то, вероятно, не поможет уже ничто. А ведь он так надеялся, он так верил, так предвкушал... Тэн сам не заметил, как силы вдруг покинули его, и он опустился на колени. Холод, исходящий от намокшего асфальта, тут же прокрался под джинсы, впился в кожу и добрался, наконец, до лёгких, до сердца, до мозга. Это просто не могло быть правдой. Сычён теперь всегда будет таким? И это уже не исправить? Он теперь навсегда пропал? Это правда? Это действительно происходит в реальности, а не в жутком сне? ...Пожалуйста, пусть всё это будет сном. Плечи Тэна дрогнули, и вдруг по щеке покатилась слеза. За ней ещё одна, и ещё одна, и ещё... Парень всхлипнул, попытался вытереть лицо рукой – но она только стала мокрой, а слёз полилось ещё больше. Тэн был уверен, что выглядел в тот момент максимально жалко и ущербно. Но ему было плевать. Сычён напротив него плавно опустился на корточки, чтобы оказаться с Тэном на одном уровне, и спросил, конечно же, ровно и холодно: – Что ты делаешь? – Я плачу, – кое-как сквозь слёзы и всхлипы выдавил из себя Тэн. Из-за водяной завесы в глазах он даже не мог нормально увидеть друга, да и, в общем-то, больше не хотел на него смотреть. – Нет, – мотнул головой Сычён. – Почему? – П-потому что мне больно... – Почему тебе больно? Тэн вытер слезинки с обоих глаз и заставил себя посмотреть на Сычёна. В чужих зрачках он не видел ничего, кроме собственного отражения. – Потому что я люблю тебя. И поэтому мне больно. Ветер дул. Разве конец таким бывает? Конечно же, нет. Кем там Сычён его всегда называл? Оптимистом? Даже если Тэн таким и не был, то сейчас самое время им быть. В конце концов, это мир высоких технологий. Столица информационного развития. Чёрт возьми, у них есть интернет. Интернет знает всё. Просто не может быть такого, что было бы невозможно. Всё возможно, из любой ситуации можно найти выход. И Тэн был намерен найти его. Возможно, он просто слишком сильно любил Сычёна. Возможно, он просто-напросто свихнулся. И это, в общем-то, суть одно и то же. Но он твёрдо был настроен спасти свою любовь. – Я уверен, что найду способ спасти Сычёна, – пояснил он на удивлённые взгляды коллег, когда ещё только закрылся в комнате со множеством компьютеров. – Я уверен. Просто дайте мне немного времени. “...Наверное, вы задаётесь вопросом, зачем мы подключаем систему именно к мозгу и как мы останавливаем старение. На самом деле наука такова, что почему мы стареем – ей до конца не известно. Тем не менее, нашей корпорации в ряду экспериментов удалось выделить так называемый ген старения. При подключении системы, о которой я, собственно, рассказываю, ген старения удаляется и мозг соединяется с системой, которую я назвал «Винвин». ...Дело в том, что при соединении с системой «Винвин» личность подопытного наполовину стирается. Исчезают все эмоции и чувства. Их просто больше нет.” Это всего лишь какая-то программа, это всего лишь очередная псевдоинновация. Да любой хакер подтвердит, что нет такой системы, которую невозможно сломать, хоть снаружи, хоть изнутри. Разум, конечно, дело тонкое, но личность – это нечто невероятное устойчивое. Тэн был уверен: её невозможно просто так разрушить. Нереально. Для этого надо быть каким-нибудь богом. Я найду способ спасти тебя... Включил первое попавшееся видео, лекция какого-то учёного из Гонконга про работу мозга и её связь с личностью. С первого раза ничего не понятно, пришлось самые сложные моменты пересматривать. Да и то – бессмысленно, всё равно нужной информации Тэн не услышал. Может, с другими лекциями прокатит, а их тут, видео этих, просто сотни. Я хочу ещё раз встретиться с тем Сычёном, которым ты был... Решил покопаться в книгах. Многие учёные их издавали, но, конечно же, бумажного там ничего не было: Тэн нашёл всё, что только можно было, онлайн, что-то пришлось скачивать, что-то читать на пиратских сайтах, но оно того, в общем-то, стоило. Ответ мог быть где угодно, абсолютно где угодно. Но глаза уже болели и краснели от свечения экрана, слова не вязались друг с другом. Пришлось поспать немного и продолжить уже на утро, начав новый день очередной порцией отвратительной научной литературы. ...Так что подожди немного, я тебя обязательно верну. Прочитал несколько книг – вернее, глазами пробежал, жадно ища тот лакомый кусок, который был ему так отчаянно нужен. Посмотрел ещё несколько десятков видео на ускорении с перемотками. И чудо вдруг случилось: в какой-то лекции какого-то учёного затронули тему влияния программы на мозг и личность. «Я вполне допускаю, что кто-нибудь в нашем мире уже изобрёл такую программу, которая бы продлевала жизнь, – говорил какой-то пожилой мужчина с бородой и в очках. – Я в курсе, что у нас такие эксперименты проводятся». Тэн жадно вцепился в телефон, на котором и было включено видео, и стал внимательно вслушиваться в каждое слово. «Но проблема в том, что у такой системы могут быть побочные эффекты, один из которых: полная дегенерация личности. Иначе говоря, для бессмертного существа отпадает нужда в эмоциях и чувствах. Уничтожение личности неизбежно будет сопровождать процесс уничтожения смерти». Тэн дышал прерывисто, ему казалось, что вот-вот, и он выйдет на ответ, найдёт разгадку, поймёт, наконец, что ему, блять, делать со всем этим. Кто-то из слушателей лекции решил задать вопрос. – Скажите, профессор, можно ли как-то остановить уничтожение личности? – Да, это возможно. Сердце Тэна дрогнуло, едва ли не остановилось. – Но как? Точно-точно, говори, как! – Не знаю....Что?!
Нет, не может быть... Никто не знает, как это сделать... Никто никогда больше не сможет его вернуть. В комнату постучали, и в дверях показался Кун с каким-то контейнером. В нём красовалось нечто, напоминающее варёный рис с зеленью. Должно быть, это был обед... Или ужин? Тэн уже и не помнил. – Тэн, тебе надо поесть, – позвал Кун ненавязчиво, но твёрдо. – Поешь риса. Сычён приготовил. – Нет, спасибо, – холодно отрезал Тэн, даже не обернувшись. – Я не хочу есть еду, приготовленную без чувств. Всё вокруг крутилось-крутилось-крутилось, отчаяние и глубокая безнадёжность нависали над Тэном, как нечто неизбежное, тёмное и удручающее. Он совсем не видел света в этой темноте, как бы ни приглядывался. ...Нет, так быть не должно. Попробую ещё раз! Снова – множество научных лекций, статей, книг, брошюр, видео, учебников. Поиск информации, жадное впитывание, подобно губке, каждого слова. Бессмертие, личность, чувства, эмоции, вечная жизнь, программа, искусственное сверхсущество, совершенство, опыты над людьми, Сычён, Сычён, Сычён, Винвин... Он не знал, сколько времени прошло, и почти каждое мгновение стиралось из памяти. Просто в какой-то момент Сяоджун начал тягать его за плечо, а Лукас стоял над душой, держа в руках тарелку с каким-то салатом. – Тэн, ты уже пятый день работаешь, – слышался откуда-то чей-то голос. – Тебе надо немного поесть и как следует отдохнуть. Усталость наказывала всё сильнее, слабость ощущалась в каждом пальце, тяжело было сделать даже малейшее движение, и голова болела от переизбытка информации, но кто он, чёрт возьми, такой, чтобы сдаваться сейчас? Нет, нет, нет, так быть не должно... Сычён же ещё жив... Он ведь жив, верно? Ну конечно, как он может быть мёртв... Нет, нет, нет, я ничего не могу найти, ничего...“— Вернусь послезавтра. Спокойной ночи. — И тебе!”
Ну не может быть так, что бы это был наш последний разговор... Когда он поднялся на ноги зачем-то – сам не понял, зачем это сделал — в глазах потемнело. Он чуть шатнулся в сторону, и кто-то тут же схватил его за руку. – Тэн, боже мой, ты сейчас свалишься! Думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай- Хоть что-то, что поможет мне... Он упал во всех смыслах: и морально, и, блять, физически, коленями прямо на пол. И заплакал. Вернее, этот собачий плач был больше похож на рыдания; такой безнадёжный, визгливый и некрасивый. Перед глазами крутились серые и синие оттенки комнаты, экраны мониторов, чьи-то голоса, какие-то надписи, слова. Он даже не помнил толком, какой уже день настал и что вообще происходит вокруг. Только одно было важно, и только на одно он никак не мог найти ответ. Он словно медленно, но верно катился в бездну. Этого не может быть...“– Спасибо тебе, Тэн. – За что? – За то, что ты мой друг.”
Слёзы – слёзы отчаянно лились одна за другой, оставляли за собой мокрые дорожки и солью впитывались в губы. Тэн плакал – опять – так глупо и жалко, словно беспомощный ребёнок. Он не мог остановиться, но он знал, что больше нет никакого выхода. Нет никаких ответов. Он никогда не узнает, как спасти Сычёна, как удержать его, как оставить его рядом с собой, а себя – рядом с ним... Точно! Я могу попытаться открыть ему свои чувства! Может, это пробудет что-то в нем, может, надо просто его поцеловать- Блять. Я ведь уже сделал это... Как глупо. Тэн почувствовал, как его подхватили за плечи, а потом, кажется, отнесли на диван. Он видел перед собой мелькающие лица Лукаса, Хендери, Яняна... Они хотели уложить его, но Тэн упорно сопротивлялся и принял вертикальное положение. Он не мог позволить себе отдыхать в такой момент. Каждый день — это упущенный шанс. Однако его попытку встать тут же пресекли. – Тэн, сколько можно? – это был Кун; он удержал его за плечи и насильно положил назад, заставив упереться в спинку дивана. — Ты себя вообще видел? Тебе пора хотя бы немного поспать. Тэн покосился на него не то с лёгким недоверием, не то с враждебностью. – Предлагаешь мне сдаться? – Нет, – помотал головой тот. – Просто перестань пытаться сделать невозможное. Невозможное... Невозможное... Невозможное?! – Что ты хочешь этим сказать? – злость, внезапно прилившая к телу, заставила Тэна повысить голос и перейти на крик. – Что Сычёна уже невозможно спасти? – Да! – Кун в ответ повысил голос тоже, хотя звучал довольно мягче, чем мог бы. – Да, Тэн. Это невозможно. Мы уже смирились с этим. (Пора бы и тебе). Тэн глянул на остальных, по каждому прошёлся своим взором: все они до единого выглядели сдавшимися, смирившимися с таким исходом событий. Хендери виновато уставился в пол, Янян с сожалением глядел куда-то в сторону. Да блять. Что, чёрт возьми, происходит? Тэн грубым и резким жестом оттолкнул от себя Куна; затем всё-таки поднялся на ноги и принялся кричать. — Да что с вами, блять, такое?! Как вы можете быть такими спокойными? Как вы... Как вы можете быть такими?! Разве вы не понимаете? Сычёна уже не вернуть! Не вернуть! Говорите, смирились с этим? Да как вы можете смириться с этим? Вы, блять- – Тэн, – спокойно позвал Кун и положил ему руку на плечо. Взгляд у него был понимающим, даже сочувствующим. — Я знаю, что тебе тяжело. Но пойми, мы- Тэн одёрнул плечо и отбил чужую руку. Взгляд его стал по-настоящему гневным, яростным и злым; таким, казалось, его ещё никто и никогда не видел. Просто потому, что он таким никогда и не был. Но рано или поздно нервы, как известно, сдают у всех. – Это всё из-за вас! Если бы вы тогда не сказали мне подождать, я бы, быть может, пошёл искать его ещё раньше! И я бы нашёл! Я бы ещё мог его спасти! Кто там из вас сказал, что Сычён сам вернётся, а? А кто предложил подождать ещё неделю? Если бы я прождал неделю, я бы потерял его навсегда! Хотя я и так потерял его навсегда! Если бы я пришёл чуть раньше, хотя бы немного... Чёрт! Это всё из-за вас! Вы помешаны только на своих заданиях и убийствах! Это вы виноваты! Это всё из-за вас! Это всё из-за вас... Он снова упал на колени и снова начал рыдать, как по выученному сценарию, что-то бормоча себе под нос. Кун только глянул на него с нескрываемым сожалением и тихо произнёс: — Рано или поздно он смирится с этим.✯✯✯
«Ты ещё вернёшься к нам», – сказал тогда Доён, и это, на самом деле, было единственным, что Тэну оставалось. День выдался абсолютно таким же, как и все дни до этого: пасмурным, отчасти дождливым, холодным и тревожным. Ничего не объясняя, Тэн лишь попросил Сычёна пойти за ним, и, когда тот не стал задавать никаких вопросов, испытал даже некое облегчение. Вновь это серое-серое небо, вновь этот золотисто-пьяный корейский квартал, вновь это дурацкие люди с их пассивно-агрессивными взглядами, вновь это долбанное здание научного центра. Тэн уже готов был поклясться, что всей душой ненавидит его больше всего на свете. Время неслось быстро-быстро, почти молниеносно, ноги сами чуть ли не бегом шагали по промозглым улочкам, и, стоило им только подойти к заветной высотке, отливающей серебром всеми своими бесконечными стёклами, Сычён вдруг задал вопрос: — Зачем мы сюда пришли? Было неожиданно услышать от него вопрос – первый за весь этот день. Тэн подумал, что ему на это ответить, но, в конце концов, решил не отвечать ничего. Только промолчал и уверенно направился к двери. Он упорно отгонял от себя воспоминания: о том, как они с Сычёном впервые пришли сюда, и о том, как он затем пришёл его спасать. Тот день был ужасным, тот день сломал всё, тот день – это как та самая переменная в жизни между «до» и «после». Но вместе с невыносимой болью, тоской и отчаянием внутри Тэна нарастал также гнев, и это, в самом деле, прибавляло ему сил. Они прошли в гардероб, где было несколько каких-то людей; Тэн на них даже не глянул. Он направился к лестнице, потому как точно знал, где искать эту тварь с его дружком – они наверняка были в сто двадцать седьмом кабинете. – Молодой человек, вы далеко? – тут же послышался писклявый и противный голос гардеробщицы; а в следующую секунду его схватили за руку. Без лишних раздумий Тэн вырвал руку и спокойно, напролом, направился дальше. На Сычёна он даже не оборачивался, поскольку знал на все сто процентов, что тот всё равно следует за ним. По лестнице поднялись молча, до нужного кабинета дошли тоже – молча. Сычён больше ничего не спрашивал, и, конечно же, не удивлялся, и, быть может, даже знал, зачем они пришли – но ему было совершенно плевать. Ведь это просто ситуация, одна из множества ситуаций. Ему, наверное, было вообще по барабану, что с ним происходит. Логический ум, отсутствие эмоций и, конечно, бессмертие спасли бы его в любой ситуации. Стучать в дверь Тэн не стал, просто взял и распахнул её без всяких промедлений, бесцеремонно вошёл в кабинет и секундой позже замер на месте. Там, впереди, за столом сидели эти самые чудовища, разрушившие его жизнь. Мун Тэиль, попивающий свой грёбаный чай, и Ким Доён, закинувший ногу на ногу. Они глянули на Тэна, но ни удивления, ни чего-либо другого не увидел тот на их лицах, помимо... ...Они что, посмели улыбаться? – Вау, посмотрите, кто это к нам пожаловал! – тут же пропел Доён голосом несколько торжественным, приободрённым. Он глядел на Тэна как-то странно, может, азартно; так, будто бросал ему вызов в игре, исход которой заранее очевиден. Они победят. – Ох, Винвин! – Тэиль, в свою очередь, тут же отставил чай и бросился к Сычёну, стоящему позади. Он начал внимательно осматривать его с ног до головы, проводил ладонью по ткани куртки, штанов, должно быть, отряхивая их от мифической пыли, привёл в порядок волосы. – Цел и невредим, слава дьяволу! Мой драгоценный экспонат! Сычён даже не дёрнулся, не шевельнул ни единой мышцей на своём лице. Тэн обернулся, пронзив Тэиля гневным взглядом, и тут же злобно процедил сквозь зубы: – Не смей прикасаться к нему, мудак. Они с Тэилем встретились глазами, и у последнего тут же губы растянулись в ядовитой улыбке. – Это ещё почему? Он теперь мой. – Я пришёл сюда не для того, чтобы вернуть его вам, – твёрдо, сурово и уверенно заявил Тэн, едва сохраняя в голосе спокойствие и сдержанность. – Я пришёл сюда для того, чтобы вы вернули его мне. Послышался тихий скрип: Доён встал со стула и сделал вальяжный, широкий шаг к Тэну. Тот даже не заметил, как чужая бледная рука в белом халате обвила его худое плечо. – Воу, Тэн, ну зачем же так сурово? – голос Доёна, такой бархатно-карамельный, с оттенком издёвки, раздался где-то над самым ухом. – Мы ведь все знаем, что его уже не вернуть. Теперь судьба этого парня – быть не более, чем научным проектом. Что-то задело Тэна, пронзило болью его изнутри – никак не вязались в голове чужие слова – и он резко оттолкнул Доёна. Вышло довольно сильно, но Ким, вопреки всему, только холодно усмехнулся. Кажется, эта ситуация только забавляла и его самого, и его коллегу. – А я ведь говорил, что ты ещё вернёшься. – Отмените свой эксперимент! – закричал Тэн; не было уже сил сдерживаться и разговаривать спокойно. – Я знаю, что вы знаете, как это сделать! Уничтожьте там свою программу, выключите систему, верните обратно то, что было, что вы там сделали с его мозгом! Это только вы можете! Сделайте это! Тэиль и Доён синхронно переглянулись, а потом так же синхронно – оба – вдруг засмеялись. Смех их был настоящим, надменным, отдавал злобой, самодовольством, садизмом и ещё чем-то явно ненормальным. От этих двоих так и разило ядом, и Тэн, недоумённо глядя то на одного, то на другого, никак не мог понять, почему всё это с ним происходит. Да какого хуя?! Как они посмели смеяться? КАК ОНИ ПОСМЕЛИ СМЕЯТЬСЯ?! – Заткнитесь! Он закричал ещё громче и ещё озлобленней, чем прежде, и ловко вынул из кармана заранее припасённый пистолет. Дуло его он нацелил сначала показательно на Доёна, затем на Тэиля, и, должно быть, абсолютно ни у кого в этой комнате даже сомнений не было, что он действительно выстрелит. Однако ни Тэиль, ни Доён ни капли не впечатлились; более того, всё это выглядело так, будто они заранее знали, что именно произойдёт. – И ты думал нас этим припугнуть? – первый с издёвкой надломил брови, а второй тут же надменно добавил: — Знай своё место, щенок. Одна секунда – и Тэиль достал пистолет. Теперь они с Тэном оба направляли оружия друг на друга, и преимущество явно было не на стороне Тэна. Чёрт. – Ты всего лишь бродячая дворняжка, — процедил Тэиль сквозь улыбку-оскал, сверкая рядом белоснежных клыков. – Посмотри на себя. Ты настолько жалок, что даже убив тебя, я буду думать, что совершил благое дело. Тэн уже бывал в похожих ситуациях, а иногда работа вынуждала его сталкиваться с обстоятельствами и похуже. Тем не менее, думать надо было быстро, и нельзя было слушать Тэиля, нельзя было прислушиваться к этим его словам, нельзя... — А бродячих собак убивают, не правда ли? Одна секунда, момент, миг – Тэн резко и максимально внезапно перехватил его руку и выбил пистолет. Затем он скрутил этого учёного вплоть до того, пока тот не простонал от боли. Это было весьма успешное начало, однако тут же на Тэна, что было весьма ожидающе, накинулся Доён. Он оттолкнул его со всей силы, что только у него была. Тэн впечатался в стену спиной, и боль тут же вдарила по лопаткам. Он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что у Доёна пистолет есть тоже. Что ж, один против двоих. Бывало и похуже. Бывало... Наверное. Он отпрыгнул в сторону, затем оказался у Доёна за спиной; это был его особый приём. Тэн надеялся напасть со спины, и это у него, конечно же, получилось: один сильный удар ногой – и Доён уже упал на пол. Вот только Тэн не учёл, что Тэиль уже собрался и подхватил свой глок. — Даже не пытайся, идиот, – сказал он не то с усмешкой, не то даже – внезапно – с ненавистью. – Ты совершил огромную ошибку, выбрав неподходящих соперников. Он выстрелил – и только в тот момент Тэн понял, насколько осторожным ему надо быть. Увернуться он, к счастью, успел вовремя; пуля пролетела дальше, прямо в окно, и пронзила дыру в стекле. – Блять, Тэиль, – пробормотал Доён, поднимаясь с пола. – Нам опять окна что ли менять? – Сосредоточься! – бросил тот, покрепче сжав пистолет. — Эта псина никак не хочет сдохнуть. Тэн заметил Сычёна, который так и стоял возле двери, молча и безинициативно за всем этим наблюдая. Стало немного грустно, немного больно и ещё немного обидно от того, что, наверное, впервые в жизни Тэн не мог рассчитывать на его помощь. Он уворачивался от чужих пуль и ловко оборонялся, пару раз даже выстрелил сам: пострадал шкаф с какими-то документами и несчастная абстрактная картина, висящая на стене. Тэну казалось, что у Доёна с Тэилем заранее обговорён какой-то план, и действовали они будто по определённой стратегии. Это было как минимум нечестно, как максимум – подло и безнадёжно. Безнадёжно для него. Но он просто не мог проиграть. Он не мог позволить себе умереть. Спина болела, слабость в мышцах давала о себе знать, но, когда в бок прилетал очередной удар Доёна, приходилось собираться с силами. Тэн попробовал выбить у него из рук пистолет, а на Тэиля попытался опрокинуть стол. Почти получилось: если бы ещё немного, то этой сволочи бы точно прищемило ногу. А потом – в какой-то момент Тэиль с Доёном переглянулись, будто бы подав друг другу некий сигнал; у Тэна даже сердце сжалось. Неужели они что-то задумали?.. ...Доён направил пистолет на Сычёна. Палец держал у самого курка, и было совершено очевидно: он выстрелит. Точно выстрелит. Определённо, безоговорочно, стопроцентно. Тэн замер на месте каменной статуей, а Сычён, в свою очередь, даже не дёрнулся. Он был так же равнодушен, как и, блять, всегда. Всегда с тех пор, как перестал быть Сычёном. — Стреляй! – скомандовал Тэиль, и Доён, чёрт возьми, действительно дёрнул, блять, за курок. Мир остановился. Тэн знал, прекрасно знал, что Сычёна не убить; что он бессмертный теперь, что ему не грозит смерть. Он знал и полностью осознавал, что от жалкой пули ему ничего не будет, с ним ничего не случится и ничего не произойдёт. Абсолютно ничего. Это для него – пустой звук, ноль, это просто выстрел и просто пуля, но это абсолютно безвредно и не смертельно. Тэн это знал. Знал, но что-то внутри – какой-то странный, подсознательный инстинкт — заставил его собраться с мыслями. Нечто необъяснимое, глупое и ужасающее, нечто такое, что причиняло огромную боль, когда опасность грозила тому, кого он любил – это нечто заставило его взять и броситься вперёд. Заградить Сычёна своим телом. И попасть прямо под пулю. Позволить ей пройти сквозь собственное тело. Внезапная острая боль пронзила всё тело. Она была самой сильной из всех чувств физической боли, из всего спектра эмоций, что Тэн когда-либо испытывал. В груди ощущалось жжение, в глазах почему-то резко потемнело, и голова закружилась. Ноги ослабли, и Тэн почувствовал, как внутри у него застряла, словно игла, металлическая пуля. Это было адски больно. К ногами подкатила слабость, и секундой позже он свалился прямо на пол. Перед глазами пронеслись стены отвратительного кабинета, потолок, лампы, Сычён. Смотревший на него сверху вниз. — Идиот, сам бросился под пулю, — раздался где-то голос Доёна. — Я так и знал, что это сработает. — Поздравляю с напрасной смертью, — следом за ним послышался голос Тэиля, и было в нём нечто ужасающее. — Он бы не умер, хоть бы ему десять пуль пустили в голову. А вот ты облажался. Он говорил что-то ещё, какие-то очередные метафоры про бродячих собак и смерть – Тэн уже не слушал. У него уши здорово заложило, картинка плыла перед глазами, и почему-то резко захотелось пить. На секунду ему показалось, что он лежит не на полу, а на чём-то невероятно мягком и воздушном — на облаке. — Идём отсюда, – прозвучал чей-то голос, кажется, Доёна. Послышались шаги. Вскоре Тэн увидел две белые фигуры, кривые переступили его ноги так, словно там была яма. А потом он увидел — Сычёна. Что-то было не так. Что-то было не так, и даже сам Сычён это понял. Просто у него внутри что-то... ...содрогнулось? — Ты стой здесь и никуда не уходи, – сказал — приказал — Тэиль, положив руку ему на плечо. — Сейчас сюда придут спецработники, уберутся и заодно заберут тебя в камеру. Но Сычён уже тоже ничего не слушал, если вообще хотя бы слышал. Тэиль и Доён ушли, закрыли за собой дверь, оставили их тут одних. Совсем одних. И Тэн чувствовал, как его сознание стремительно ускользает от него. А Сычён чувствовал... Стоп.Чувствовал?!
Он сам, честно, не знал, что заставило его опуститься на колени, что заставило его плечи дрожать, и голос – пропасть вдруг. Что это? Страх? Сожаление? Что это могло быть?