Отсчитывая секунды

      Сухо не понимал.       Не понимал как, где и когда это произошло. В какой, блять, момент этой ебучей жизни все пошло не по плану?       У него был план? Нет, только раздробленный на части мир, выстроенный цепью непрекращающихся флешбеков в собственной голове.       Все это было от края до края невыносимо.       Невыносимо молиться богам, которых больше не существует, которые сгнили под коркой сырой земли выжженной демоническим смехом.       Он чувствовал себя трупом. Акатрина вымерла вместе с его дыханием, осела праздным желанием жить между ребрами. Даже с чувством вины ему просто хотелось существовать.       Дышать.       И тогда Сухо понял, что проебался.       Хаджин, всегда одинокий Хаджин улыбался. Улыбался так, будто был не из этого мира — сотканный из не своей кожи и не своей жизни, брошенный в реальность, созданную его же мыслями и движениями сбитых пальцев.       Выточенный из мягкости и в противовес временами абсолютно жестокий, тот, кто спасет просто, потому что по-другому не сможет, потому что сам ты на это, оказывается, полностью не способен.       Сухо думает, что без Хаджина эта планета бы уже давно сдохла.       Он уверен в этом иррационально, на фанатично-преданном уровне. Когда хрупкие на вид руки стягивают тетиву лука Черного Лотоса, когда вскидывается пистолет или снайперская винтовка Фенрира, когда тонкие пальцы сильны настолько, что могут плавным движением уничтожить его сбившееся сердцебиение.       Хаджин это просто гребаное сумасшествие, потому что нельзя быть спасителем и убийцей одновременно, быть неоцененным и быть презренным, от своего тела и души отказываться, чтобы спасти хотя бы край брошенной им земли.       Он весь выплетен из страданий словно наказан пустотой за падшее легкомыслие, за неспособность двигаться дальше, за потерянность среди стен.       Хаджин курит, курит так часто, что вкус сигарет чернотой впивается в его кровь, оседает горечью на тонких и бледных губах следами разрушения самого себя. Хаджин же Сухо даже к окуркам притрагиваться не разрешает.       Боится навредить, прожечь на Святом Мече пятна.       Рожденный среди обломков, среди мертвых тел, преданный своим королем и просто оставленный на растерзание Ким Хаджин улыбался. Улыбался так, что все эти миры казались идиотской шуткой.       -Эй.       Сухо поднимает взгляд с чужих губ, останавливаясь на сумеречных глазах.       -Тебе бы следовало отдохнуть.       Сухо не отвечает, отзеркаленно улыбается, укладываясь головой на тощие и костлявые, точно не предназначенные для такого бедра. Хаджин фыркает, ладонь на его глаза опуская.       -Спи.       Ким Сухо нужно просто защитить его. Придурка, который слишком много делает сам.