Отсчитывая секунды

      Иногда Ким Хаджин срывался.       И Сухо мог поклясться, что это самая ужасная вещь, которую ему приходилось видеть.       Хаджин просто плакал. Не часами — днями, и ничто в этом мире не могло его успокоить.       Он продолжал улыбаться, говорить, просто валяться в кровати, готовить в бесконечном цикле повседневных действий. Но его глаза рыдали.       После пары часов они казались прозрачными, карие радужки превращались в стекло, белки покрывались кровавой паутиной, практически ослепляя. Дорожки от слез покрывались солью, раздражая кожу, выбеляя ее, оставляя едва заметную крошку кристаллов.       -Иди сюда.       Ким Сухо тянет беспомощного Хаджина на себя и валит его на диван. Мокрая тряпка приземляется сверху, надавливая на распухшие веки.       -Что случилось?       Хаджин только поджимает губы, цепляется в них зубами, сдирает корку. Мечник только вздыхает, аккуратно ведет большим пальцем по появившимся ранкам.       -Не знаю.       Сухо продолжает очерчивать губы, обводить мелкие шрамы. От чужого тела веет запахом сигарет и неясным ароматом каких-то странных ночных растений, названия которых он не может вспомнить.       -Хаджин,- он не останавливается, блуждает успокаивающим жестом по чуть впавшим щекам и острым скулам,- тебе звонила Наюна?       -Сегодня утром,- его голос дрожит и, кажется, вот-вот треснет,- поблагодарила за цветы.       -Какие цветы, Хаджин?       Сухо слышит, как он почти задыхается, впиваясь в обивку дивана пальцами. Ему не нужен ответ, он его знает.       Белые каллы смотрятся в руках Хаджина слишком естественно. Так же, как лук и стрелы, бесконечные сонмы огнестрельных изменяющихся тел.       Ким Хаджин уничтожил миллионы монстров, тысячи джиннов и десятки людей. Но только одного хорошего человека. Брата и надежду влюбленной в него души.       Он убил Чэ Чинуна.       -Мне жаль.       Чэ Чинун позволил себе исчезнуть, позволил разрушить основание Ким Хаджина, выбивая из-под ног не Землю.       -Все нормально.       Его слезы на вкус как кровь, но Сухо продолжает слизывать их языком, выцеловывать рассеченные полосы чужой печали.       Хаджин винит себя, превращает всю свою суть в туманные останки зноя, сдуваемые волнами сбитого с пути ветра. Он уверенно использует то, на что другие бы никогда не осмелились. Хаджин использует себя — свой разум и свое тело.       Хаджин плачет.       -Так было нужно.       Сухо касается дрожащих губ. Он уверен: так было правильно.