arcana

Ви привыкает следить за Джонни краем глаза. Не то чтобы она ему не доверяет до сих пор, просто это старая добрая наемничья привычка, древняя, как этот ебаный мир: никому не подставляй спину. Особенно если этот кто-то — дохлый террорист с манией величия и агрессивным оскалом бешеного пса. Но Ви не может не признать, что наблюдать за Джонни… интересно. Как-то она говорит с Горо, напряженно обдумывая штурм целой блядской военной базы зажравшихся корпоратов, а Джонни валяется на краю крыши, подставляя лицо последним лучам солнца. Ви отвлекается на постную мину Горо, правильного японского самурая, не умеющего обращаться с обычными смсками, а потом она переводит взгляд отбратно и коротко, отчаянно вскрикивает, как раненая птица. Потому что этот придурок сверзился с края. — Ви, что случилось? — терпеливо спрашивает Горо, но в голосе его звенит напряжение. Он думает, это очередной ее припадок, но Ви все смотрит на то место, где по-кошачьи валялся Джонни — соседствуя с вылизывающим морду сфинксом. — Нет, ничего, ерунда, — отмахивается Ви. — Проблемы? — Нет, просто… правда, ничего такого, Джонни выделывается. Горо так трогательно хмурится; Ви готова поклясться: ему кажется, маленькая воровка окончательно съезжает с ума. А может, ему не нравится, что она так волнуется за демона, выжигающего ее изнутри. Но Ви верит, что он настоящий, потому что Джонни Сильверхенд ведет себя непробиваемо-уверенно, как только живые могут. «Напугал, да?» — довольно раскатывается голос в ушах, и Ви вертит головой, никак не может понять, откуда он говорит. Джонни — самовлюбленный мудак. Поэтому, едва освоившись у нее в голове, он начинает пользоваться этим на полную катушку. Играет с ее ощущениями, заставляет оптику коротить. То он в одном углу, а через мгновение — уже в другом. Листает ее журналы, разбрасывает по квартире, и Ви, поскальзываясь на мятой странице, сама не понимает, как она тут оказалась. Она сходит с ума. Иногда ей мерещится стойкий запах дешевых сигарет, когда этот ублюдок магическим образом дымит, сидя рядом с ней, плечом к плечу в какой-то забегаловке, пока Ви угрюмо грызет соевую еду. Ви, забавляясь, раздумывает, что будет, если кто-то попытается сесть на соседний стул — Джонни просто сделает вид, что его прогнали? Слишком не в его духе. Скорее, пошлет на наглеца самые настоящие громы и молнии, как в компьютерной игрушке… — Так вот, значит, как я для тебя выгляжу? Как ебаный фокусник? — насмешливо уточняет Джонни, и дым обволакивает ее всю. Ви банально нечем дышать, и она яростно смотрит на наклонившегося ближе Сильверхенда. — Ну, это ж ты только что достал сигарету из воздуха, разве нет? — язвит она. — Что мне еще думать! Эта возня с энграммами все равно напоминает какую-то ебаную некромантию. Она понимает: Джонни не может усидеть на месте, ему все надо куда-то бежать, торопиться. Вечно вертит в руках — то сигарету, которую мимоходом смолит, то сдернутые очки, покручивает дужку между пальцев, то еще чего. Как-то ночью Ви просыпается от того, что Джонни тренькает на гитаре, которую она все-таки купила по его науськиванию; гитара настоящая, его пальцы на поющих струнах — нет. — И хули ты не спишь? — огрызается Джонни, замечая, что Ви заинтригованно приподнимается на постели. — Кто-то говорил, что будет отдыхать! В углу угрюмо мявкает кот; наверно, они мешают мерзавцу спать. Ничего, Ви чувствует, что отыгрывается за каждое раннее утро, в которое это чудовище носится по квартире и орет демонским голосом. В середине мысли Ви задумывается, размышляет она все еще о коте, склубочившемся в коробке, или… — У тебя красиво получается, — подумав, признается Ви. Почему-то ночью ей проще быть честной, не огрызаться. По ночам она вспоминает, что до смерти осталось полшага. Закрывая глаза, оказывается наедине с самой собой, в каком-то глухом страшном месте, куда даже голос Джонни не доносится, и Ви, обняв себя руками, думает о том, каково ей будет там, откуда он пришел. Куда они все неумолимо стремятся. Кто-то называет это жизнью, для Ви каждый день — медленное умирание. Джонни остается невоспитанной сукой в любое время суток, семь дней в неделю, но даже он ненадолго затыкается, чувствуя, куда сворачивают мысли Ви. Скатываются в бездну — маленькие камешки с обрыва. — Эй, Ви, мы сможем наебать систему, — обещает Джонни, тренькая в такт словам. — Мы выкарабкаемся, потому что мы оба охуенно хороши в выживании, и об наши души сломает зубы любой губитель, понимаешь? — Да ты оптимист, — кривится Ви; ей противно и больно от того, что ее пытаются успокоить. — Каково это, погибать навсегда? У тебя была… сила, власть над чужими сердцами, а теперь ты заперт в моей голове и ничего не можешь сделать. Твоя музыка ненастоящая. Твои тупорылые шутки — тоже… — Никто никогда не жаловался на мои шутки! Я чертовски хорош. — Вероятно, они просто боялись, ты отстрелишь им лица. А мне терять уже нечего. В темноте Джонни довольно ухмыляется. Кот злобно урчит. Бездна смотрит в бездну; ночь застывает, как янтарь. Нет, в янтаре слишком много солнечных медовых бликов, а огрызок жизни Ви беспросветен. Колючая обсидиановая звезда. — Представь, что ты магическим образом освободился. Получил свое старое тело, — предполагает Ви, откидываясь на спину и глядя в потолок. — Ты можешь делать, что захочешь. И куда бы ты пошел, а, Джонни Сильверхенд? — томно спрашивает она, указывает на него пальцем и дергает, как будто стреляет из пистолета. Как стреляли в нее. Она чувствует, как Джонни колеблется. Его мысли звенят, как натянутые струны гитары. Почти срываются на визг — потому что он не знает, что делать. Его жизнь обрушилась вместе с Арасака-тауэр, грохотнула на тысячи осколков, сгорела в адском пламени. Мир стал жить дальше. Его друзья мертвы — или у них совсем другие дела и мечта. Если вообще остались. Обломки, искореженные части прошлого. — Пока я не могу выбирать, это, — Джонни обводит всю комнату, — все, что у меня есть. Небольшой угол, в котором можно спрятаться и лениво перелаиваться, делая вид, что им наплевать друг на друга. Поэтому Ви орет, когда Джонни в шутку срывается с карниза, а Джонни рычит ей, чтоб отдыхала побольше, а не залипала по ночам на то, как приличные галлюцинации терзают выдуманные гитары. — А ты не из тех, кто планирует, правда? — не отстает от него Ви. Он пожимает плечами. Ви хочется сказать, что он дурак, но это звучит так по-детски, что она прикусывает язык. Ночь давит на виски, стискивает обручем. — То, что у нас одна мозговая клетка на двоих, еще не значит, что ты можешь меня осуждать, — мрачно подсказывает Джонни. — Заметь, не я это сказала, уебок. — Тупая пизда, — с наслаждением отвечает он. Кот орет на них, и Ви устало отворачивается к стенке, чтобы заснуть под негромкое бренчание гитары. Это и правда, блядь, магия. Что-то, делающее ее живее и одновременно убивающее ее душу. Ей не хочется, чтобы наступало утро.