arcana

— А почему, собственно, самурай? — говорит Ви с такой претензией, как будто Джонни ей что-то должен. Потому что, если с ним разговаривать иначе, этот урод может и не ответить, даже не почтить вниманием. Сильверхенду всегда нужен вызов — даже призрачный и несерьезный. — В смысле? — переспрашивает он. Они тут давно разделили территорию: Ви валяется на кровати, Джонни располагается на диване, закинув ноги на столик, а кот клубочится где-нибудь посередине. — Ну, откуда эта тяга к японщине? — улыбается она. — Ты разве разбираешься? Ты же и служил в ебаной Мексике, а не где-нибудь на Востоке, — Ви широко взмахивает рукой в стену, в направлении, где, по ее скромному мнению, может находиться неведомая Япония. — А тут вдруг самураи и эти… маски. — А ты решила порыться в этом, значит? — подначивает ее Джонни, почти веселясь. — Ага, изучаю матчасть. Близится концерт, и Ви все еще нихера не знает, чего ожидать. Все ее существо сковывает страх, она напряженно думает: что-то пойдет не так, ее вырубит прямо на сцене дрянного клуба, который сняла Нэнси, она дернет струну как-нибудь не так, сказанет не то… Она даже немного тренируется на их домашней гитаре — совсем не легендарной, с чуть расстроенными струнами, которые Ви по подсказкам Джонни едва удается настроить. Каждый раз, когда аккорд срывается, ей хочется выть и кататься по полу от нервяка. Керр строчит ей сообщения и спрашивает, как там Джонни, но никто не хочет спросить Ви, как она сама, верно? Это Сильверхенд — звезда вечера, воскресший и возвратившийся, как ебаный Христос. Она волнуется перед концертом, потому что это важно. Даже если не ей. — Ты же знаешь, с «Арасакой» у меня давние счеты, — вынужденно ухмыляется Джонни. — Они меня переебали, разобрали и едва не убили, но я выбрался из ада и, в общем, решил, что назваться демоном — не самая хуевая идея из тех, что меня посещают. Видишь эту харю? — он указывает на принт на спине куртки, что подогнала им Бестия. — Óни, — соглашается Ви. — Горо мне как-то рассказывал. Это такие злоебучие японские демоны. Мысли о Такэмуре неприятным осадочком остаются на душе. Он был похож на самурая куда больше, чем бешеный крикливый Джонни, он выше всего ставил честь и верность прежнему хозяину, которому был обязан всем. Ви не поддерживала такой фанатизм; время блядских рыцарей давно прошло, да упокоятся они среди радиоактивного пепла, но Горо чем-то все равно цеплял. Может, тем, чего не хватало ей самой, ввязывающейся в любые передряги исключительно ради денег и славы, а не чего-то высокого, ей, меняющей хозяев и владык от заказа к заказу. Воля клиента — закон. А вот в глаза Горо смотреть было неловко. Они у него были… чистые. Ви щелкает по каналам, пока Джонни увлеченно рассказывает про создание группы. Она слышала это сотни раз. А может, видела своими глазами в одном из запутанных не-своих снов; там были грязные бары, много алкоголя и мелкий, но все такой же истеричный Керри. На экране телевизора вспыхивает уже намозолившая всем глаза фотка старика Сабуро — в этот раз по поводу похищения Ханако. Ви усмехается, слушая про неизвестных террористов. Ей ни капли не стыдно, только досадно… И горько из-за Такэмуры. — А кто-то орал, что я безумный террорист и поэтому со мной нельзя иметь дело, — язвит Джонни, готовый комментировать каждую ее мыслишку. — Эй, я не собиралась никого взрывать и становиться причиной смерти тысяч людей. Это была случайность. Так все-таки — что там про самураев? Ви смотрит на фото покойного императора «Арасаки» пристально. Когда-то Горо пытался внушить ей, что Сабуро такой же человек, как и они все; как будто страшными тайнами, делился с ней рассказами о том, какую еду старик предпочитал… Словно это могло немного ее сдержать, присмирить Джонни, жаждущего крови. Да, для Горо старик был почти святой, но Ви прекрасно помнила, с какой жестокой мстительностью он приказал выкорчевать душу Джонни. И злилась, потому что это было жестоко и бесчеловечно, так, как даже Смэшер не поступил бы. Он бы убил, раздавил его голову, но не обрекал на вечные страдания. Смерть всегда была честнее всех… — Я подумал, что в наше время от чести самураев ничего не осталось, — просто говорит Джонни. — Они не достойны, чтобы с ними обращались по справедливости. Я тебе клянусь, Ви, я сам бы хотел задушить Сабуро Арасаку, а лучше линчевать его собственной машиной. Если у него еще оставалась душа. И для этого миру нужен был красный демон с безумным взглядом. Джонни умеет говорить поэтично, расцарапывать сердца. — Перестань мучиться, — просит он. — Мне тоже… охуеть как странно вернуться. Я снова и снова вспоминаю, с чего начинал. Все это подозрительно похоже на последний концерт, а уходить я никогда не был готов, — Джонни сухо смеется. — Даже когда отправлялся с бомбой в башню. Поэтому мы обязаны зажечь напоследок, чтобы старику на том свете херово стало. — Ты веришь во всю эту метафизическую хуйню? — А что мне еще остается, я буквально призрак! — злится Джонни, в доказательство мечется из угла в угол в долю секунды, рассыпается синими помехами. — Ладно, ладно, я поняла, не мельтеши! — ворчит Ви, перекладывая гитару удобнее и пытаясь настроиться. Честно говоря, гораздо проще ей сдаться, взять гитару и разъебать ее обо что-нибудь, как делают все приличные рокеры. Джонни так точно. Как-то ссадил ладонь в мясо — деревяшка неудачно отлетела. Вот дурень… Ви тихо усмехается этому смазанному воспоминанию, как Джонни неаккуратно бинтует свою — тогда еще не их — руку. И подсознательно ищет на своей ладони рваный шрам. — Я все сделаю, — обещает Джонни. — Тебе не нужно так стараться. Ты и так достаточно сделала, — неловко, скомканно говорит он, отворачиваясь — будто бы на кота. Думать головой — это не про Джонни. Из его словаря напрочь вычеркнуто слово «рациональность» и все его синонимы. И в какой-то мере это подкупает Ви, потому что она такая же идиотка — не нужно вспоминать, как они с Джеки подорвались на этот изначально стремный заказ… А все-таки Ви думает, что это хорошо — что Джонни весь наизнанку. Что он орет, когда ему больно, смеется — когда весело. Проще всего быть искренним в своих эмоциях, когда ты лишь программа на чипе. Но он с самого начала был таким — на сцене. — Ты пересматривала старые записи? — удивленно вскидывает брови Джонни. — Керри скинул, — кивает Ви. — Сказал, тебе понравилось в прошлый раз, так что… пусть лежат. Если не присматриваться, может показаться, что Джонни Сильверхенд пылает огнем — и дело вовсе не в светомузыке. И поэтому он Ви в сотни раз роднее, чем лживые корпораты и их хваленая японская честь. Да упокоится император, они собираются станцевать на его могиле напоследок.