9; отшельник
5 февраля 2021 г. в 22:26
Примечания:
квест-заказ «Дом на холме»
аркан отшельник значит уединение, самопознание, внутреннюю мудрость и проводника; значения более спокойные и положительные, чем получилась зарисовка, но мне хотелось вспомнить о том, что Джонни был на войне и это важная часть его персонажа
Для Ви это своего рода ритуал. Она знает, что делать, чтобы не проебаться: стараться палить по конечностям (изображать милосердие пиздецки трудно, когда в тебя безжалостно шмаляют), обезвредить очередного киберпсиха, порыскать рядышком, пытаясь понять, от чего ему сорвало башню, и скинуть информацию Реджине. Потом, конечно, убраться побыстрее, потому что у нее нет настроения сталкиваться ни с ее ребятами, ни с запаздывающим «Макс-таком».
Обычно Ви очень страшно не потому что любой из этих уродов превосходит ее в десяток раз и ей приходиться прятаться и короткими очередями отстреливаться. Нет, она понимает, что на месте киберпсиха может быть она сама. Или кто-то другой из ее друзей и знакомых. Но без имплантов тебя на улицах живьем съедят. Ебаный замкнутый круг.
В этот раз она бежит быстрее обычного. Позади остается одинокий дом на холме, обнесенный колючей проволокой, а Ви не хочет оборачиваться, не хочет, но почему-то пялится в зеркало над собой — но видит только Джонни на заднем сидении, такого же нахмуренного и молчаливого. Пыль клубится под колесами; Ви несется по бездорожью, наперекос. Как можно скорее. Как можно дальше.
В какой-то момент ее прошивает снова, и Ви давит на тормоза, ругаясь, бессильно всхлипывая и перхая кровью. Кажется, сшибает какой-то кактус. Когда машина останавливается, она вываливается наружу, жадно хватает воздух ртом. Тут он чище, чем в Найт-Сити, где грязи и всякой мерзости больше, чем где-либо еще. В Пустошах можно идти спокойно, не глядя себе под ботинки, не боясь вляпаться во что-нибудь. Уже за это Ви готова полюбить этот простор.
Трясущимися руками она достает пачку и закуривает. Вот таковы люди: минуту назад думала, как тут хорошо и свободно дышится, а уже стремится все загадить.
— Ви, давай поговорим, — появляется Джонни. — Ты из-за киберпсиха так? Ну, бля, Ви, он был поехавший набекрень, даже когда у него не замкнуло что-то в имплантах — или как там это происходит.
— Он убил свою семью, — хрипит Ви. — Он их всех!.. Сука! — она бессильно пинает колесо своей машины и отлетает назад. — Ненавижу! Всех ненавижу!
Джонни спокойно пережидает ее истерику, курит воображаемую сигарету, пока ее, вполне себе реальная, но позабытая, сыплется пеплом. Ей тяжело. Правда жутко, потому что она на мгновение задумывается о том, что чувствовал тот урод. Как его поломала война, подарив вечный ПТСР. И это, блядь, неправильно! Она не должна их понимать, только устранять — ее гребаная работа…
— Ты видела мои воспоминания, да? — вкрадчиво спрашивает Джонни, подступая ближе, и ловит ее руку, занесенную над капотом. Ви останавливается, хотя подсознательно знает, что ее никто не держит. — Ви, сука, не надо было туда лезть!
— Как будто я очень горела желанием! — орет она. — Оно на меня навалилось как-то ночью, и я ничего не могла поделать, Джонни, оно меня распяло, вскрыло, блядь, скальпелем, и я могла только лежать и ждать, пока отхлынет. А потом мне стало еще хуже, — понизив голос, пошептала она. — Потому что ты не пришел. Ты всегда приходишь, когда мне больно… — Он фыркает непокорно, но не перебивает. — А в этот раз — нет. А это значит, такая хуйня для тебя — привычное дело. Как ты с этим живешь, Джонни? — болезненно вздрагивая, всхлипывает она, сталкиваясь с непроницаемыми очками.
Ви садится на горячую землю, приваливается спиной к колесу, не заботясь о том, что перепачкается в пыли. Прогоревшая сигарета горчит, и ей мучительно хочется брезгливо бросить ее, но Ви с усилием запихивает в себя новые дозы никотина.
Она смотрит на Джонни, стоящего рядом и залипающего куда-то вдаль. Серебряная рука поблескивает в ярких лучах солнца. Ви любит красивый хром, так что часто рассматривает ее ненароком. Она помнит, что чувствовал Джонни, когда ему оторвало руку. Как ее припаивали к нему чуть ли не на живую. Как он потом искал в Найт-Сити толкового рипера, чтобы вделать в локоть два заточенных ножа. Странно, как он себя в бок сам не пырнул, с его-то вертлявостью.
Ви тяжело думать о войне. Даже если принять во внимание, что ее тогда даже на свете не было. Это вообще нихуя не отрезвляет. Она все еще помнит однополчан Джонни по именам и глупым кличкам. Знает, как управлять ебаным танком, чем очень удивляет Панам. Стрелять начинает чуть лучше, по-военному четко.
Они видели многих военных. Один закрылся в квартире и угрожал разъебать Ви, если бы она сделала резкое движение. Ей не хотелось спорить с этим отчаявшимся человеком, как-нибудь извернуться бы, уладить миром… И уже уходя, она услышала выстрел, и Ви захотелось вломиться лбом в ближайшую стену.
Был еще безумный старик в лечебнице, которого признал Джонни. Они не стали задерживаться, спешили, и так нашумели в этой гребаной больничке, но Ви заметила усталое облегчение на лице своего воображаемого друга, когда не стала слишком тормозить напротив той двери.
Потому что Джонни в каком-то смысле тоже был поехавшим стариком с ПТСР, разъебавшим ему мозги. Парнем с хуевым самоконтролем, вспышками агрессии и глубоким отчаянием в душе. Вот такими были те, кто возвращался с войны.
А потом они, если очень не везло, начинали шмалять по близким.
— Знаешь, что мне помогло? — спрашивает Джонни, присаживаясь рядом. И тут же добавляет, не позволяя Ви и слова вставить: — Музыка. Возможность выговориться хотя бы так. Я впервые почувствовал облегчение, когда попытался это спеть. Как будто у меня в груди разрядили бомбу с часовым механизмом.
— Но тебе до сих пор больно, — бормочет Ви, обнимая себя.
— Потому что боль — это часть нашей жизни. Без воспоминаний нас бы не было. Я рад, что я… типа целый, — говорит Джонни. — Помнишь, я говорил, есть копии в «Микоши». Они битые. Не-я. Какие-то недоделки.
Ему как будто неприятно, страшно об этом говорить. Ви самой было бы стремно, что есть какая-то другая, посторонняя Валери со своей волей.
— Знаешь, мол, эту шутку, что бы вы сделали, если бы встретили свою копию: трахнули бы ее или убили, — истерически-весело вспоминает Джонни.
— Ну, насколько я могу различить, ты пытался сломать моим лицом окно, так что ответ нам, вроде как, ясен, — жалуется Ви, потирая лоб. Похоже, никто тут уже не собирается спорить с тем, что они похожи. — Ты настолько ненавидишь себя?
— Перестань корчить из себя моего мозгоправа.
— Пока у нас одни мозги на двоих, я могу делать с ними что угодно! Вот увидишь, я еще и к психологу запишусь, — говорит Ви, скалясь. Джонни смеется, наглея:
— Давай, нам надо развлечься, а то ты какая-то грустная. Ви, я научился с этим справляться, — твердо говорит Джонни. — Кое-как. Это не так сложно, если вспомнить про более насущные проблемы типа того, что мы, блядь, умираем. Хуже всего ночью. Но ты тоже со временем… привыкнешь. Или так, или…
— Или я стану такой же, как тот уебок на холме.
— Ну, да, — говорит Джонни. — Но я знаю, что ты крепче, чем кажешься, иначе бы сдохла на свалке.
Ви ухмыляется, откидываясь назад и упираясь затылком в машину. Иногда она искренне поражается, как у Джонни все просто.
И как он в нее верит, хотя никогда, конечно, не признается.