arcana

Ви чувствует себя распятой. Вымученной, разодранной на куски и потом снова кое-как собранной. Ребра сдавливают сердце, ноют — перебитые, что ли?.. Волна жара прокатывается по ней, и Ви сдавленно стонет сквозь сон, не желая пробуждаться и возвращаться в грязный город, надрывающийся громкими голосами и гудками машин, когда в темноте ночных видений она улавливает… что-то. Краешек мечты, хрупкой и светлой, где все хорошо. Реальность встречает ее адской болью в затылке. Классика. — Ви, блядь, просыпайся! — настойчиво врывается хрипловатый прокуренный голос; ее треплют за плечо, немилосердно дергают, что чуть не прикусывается язык. — Ви! — Еще пять минут, Джонни, иди нахер, день даже не начался, — сдавленно бурчит она, отворачиваясь на другой бок, выдергиваясь из цепкой хватки Сильверхенда. — Я не пойду никуда в такую рань, ты охуел, слишком рано для заказов — и для твоих тупых затей тоже… — Ви, мы живые! Что? Она с трудом разлепляет глаза. Ощущения уже подсказывают ей, что они не дома, в каком-то непонятном месте — при ближайшем рассмотрении оно оказывается обычной палаткой в лагере кочевников, пропыленной и не спасающей от палящего солнца. Ви хочет спросить что-то важное, но срывается на кровавый кашель. Все наваливается сразу: «Альдекальдо», улыбка Сола, куртка, тяжелящая плечи, нервный голос Панам, самоотверженная смелость Митча, бур, злобно вгрызающийся в бетон и железо… «Микоши». Пахнет пронзительно — песком и кровью. — Джонни! — она резко вскакивает, едва не сталкивается с ним лбом. — Ты… Что, бля, с тобой… Растерянно рассматривает сидящего у койки человека — черт с ней, с одеждой, явно шмотки кого-то из кочевников спиздил, авиаторы зацепил за ворот майки; у него знакомое хищное лицо, еще более острое теперь, когда он без щетины; волосы короткие, как будто обкусанные, неаккуратно растрепанные. Но глаза никогда не обманут: узкий разрез, нагловатый прищур, теплота карих радужек — взгляд, предназначенный только для Ви. И серебряная рука… — Сюрприз, ебать, — как-то неуверенно протягивает он и достает из кармана сигарету — как нормальный человек, а не воплощает ее из ниоткуда в свете синих пикселей. Ви очень близка к тому, чтобы грохнуться в обморок. Перехватывает дыхание, она напрочь забывает, как это вообще — дышать, хватается за горло рукой. Потом, неловко соскакивая с постели, чуть не путаясь в ногах, бешено осматривается. Они у «Альдекальдо», снаружи доносятся смутно знакомые голоса, наигрывает музыка по радио, ревет двигатель чьей-то машины. Все реально до боли. Боже, блядь, пожалуйста, пусть будет не сон… Джонни необычно молчалив, но позволяет напасть на себя, едва не поваливая со стулом вместе, устало посмеивается, когда Ви зарывается пальцами в волосы, придирчиво заглядывает в блестящие глаза. Натыкается пальцами на нечто железное на затылке, в любопытстве заглядывает ему за спину, видит переплетение проводов и железок, какие-то разъемы — похоже на импланты Горо, только у него шею перебрали, а Джонни — затылок. Понятно теперь, что за смена имиджа… — Пиздец, у тебя теперь на затылке написано «Арасака», — хрипит Ви. — Ага, знаю. Закрашу потом как-нибудь. То, что он не въебался головой в какую-нибудь стену, — это уже прогресс. — Они нехило во мне покопались, Вик сказал, — как будто бы беззаботно говорит Джонни; Ви больше не чувствует его эмоции, как раньше, но видит его взгляд — будто бы пьяный, эйфорический. Каково это — ожить спустя столько лет? Она еще не верит. Держит его за руку, дрожит от радости и страха одновременно. Джонни предлагает ей сигарету, и Ви поспешно закуривает, садясь напротив, отражением. Едкий табак неплохо прочищает мозги. Слыша тихое мявканье, Ви искренне верит, что у нее съехала кукуха, но потом видит просочившегося в палатку кота. Джонни почесывает его за ушком, и кот лезет к нему гладиться, довольный, тарахтит оглушительно — а ведь обычно чужих не подпускает… Довольный кот запрыгивает Ви на колени. — Приве-ет, — шепчет Ви, тянет руку, чтобы почесать ему шею. Этот ушлый усатый тип чувствует себя в лагере кочевников как на своем месте. — Джонни, ты что, совсем? Куда ты кошака приволок? — А что его, оставлять, что ли? — возмущается он. — Бля, ты же не… Мы уезжаем, Ви, — решительно говорит он. — Все, пиздец. Лучше убираться побыстрее, потому что — ну, сама представляешь, что мы натворили. Корпы такое не прощают. Надо затаиться. Да и осточертел мне этот город, — негромко добавляет он. Ви некоторое время осмысливает услышанное. Перед штурмом она и сама подумывала, что неплохо уехать с семьей куда-нибудь за горизонт, что это ее шанс освободиться. Но действительно ли она готова сорваться с места?.. Она вспоминает о Джуди, о друзьях и чувствует распахивающуюся пустоту в груди. — Что последнее ты помнишь? — негромко спрашивает Джонни. Это странно — слышать его вне своей головы. Воющий снаружи ветер делает его голос почти неразличимым в какие-то моменты, и это так странно и жутко… — Я подключилась к «Микоши», — прикидывает Ви. — И все. Перегрузка системы. А до этого… Черт, Сол… Ее голос дрожит; Ви украдкой вытирает слезы. — Ну, и не надо тебе об этом помнить, — решает Джонни. — В общем, они заморозили мою тушку, а Альт провела туда Панам. Им нужен был идеальный носитель для сравнения данных, опытный образец. Они ж хотели вживлять чипы в будущем. Вот и издевались надо мной, как могли… А мы еще думали, почему на могиле ничего нет… — Как… как ты вообще? — неверным голосом спрашивает Ви. Воскреснуть из мертвых — это же пиздец. Она тоже восставала, но в случае Ви и нескольких часов не прошло, а Джонни пробыл мертвым почти полсотни лет, и об этом жутко даже думать. — Пока не понял, — честно говорит Джонни. — Вик сказал, прогнозы утешительные. А это при том, что я ему типа не нравлюсь. Тело меня все еще помнит, слушается… Руку Вик починил, работает. Ну, иногда меня заносит, это похуй. Может, это вообще от того, что я накатил под колесами от твоего рипера. Ви давит окурок о край кровати. Сосредоточенно, долго вдавливает в железную перекладину. — Я умираю, да? — тихо спрашивает она. — Мы над этим работаем, — уклончиво отвечает Джонни. — В смысле… Кочевники обещали помочь. Но твоему телу досталось. Биочип, таблетки… Мы успели разделиться в последний момент. Поэтому он, что ли, здесь? Чувствует свою вину за разъебанную нервную систему Ви? Она тихо скалится, сжимается. Они столько сделали, столько угробили, а все равно ей… ну, сколько останется? Месяц, больше? Ви чувствует себя куда лучше без биочипа, но все равно ноющая мигрень не отступает. — Не бывает безнадежных ситуаций, — подбадривает Джонни. — Ты сама посмотри, я живой… Теперь кажется, что он не очень-то и счастлив. Ви устало кивает и откидывается на кровать. Умирать страшно. Все еще страшно. Хотя ей теперь кажется, что она забыла нечто важное, о чем они говорили с Джонни по ту сторону мира. О чем-то, почему он здесь, с ней, а не добивает Арасаку или не действует на нервы Бестии. *** Ви привыкла игнорировать смерть. Помнить о ней, незримо нависающей над головой, но заниматься своими делами, жить, дышать, любить из последних сил. И сборы кочевников захватывают ее с головой. Они готовы вот-вот рвануть, строят планы, думают, как протащить товар через границу. Ви тоже… собирается. С мыслями. В дорогу. Джонни мотается до Найт-Сити, чтобы приволочь остатки ее вещей и какие-то таблетки от Вика, и его никто не останавливает: Сильверхенд рвется в бой, остальные слишком заняты, а Ви еще слаба после глобальной перезагрузки. У Панам много дел, но она приходит поговорить. Клянется, что не винит Ви, что все в семье готовы погибнуть друг за друга. В конце концов они просто тихо, почти беззвучно рыдают, сидя рядом. Это как-то… обновляет ее. Дает немного сил двигаться дальше. Когда приезжает Джуди, Ви не верит своим глазами. Стоит, пялится на свою девушку, пока та по-свойски болтает с Кэрол о брейнах, пока Джонни подло не подталкивает ее в спину. Раздраженно шипя, Ви пролетает вперед на пару шагов, шумит… Взгляд у Джуди такой… беззащитный, хрупкий, и она сразу тянет ее в объятия. И Ви готова умереть на месте, потому что это все, о чем она мечтала. А мысли все равно крутятся в голове: готова она бросить все или нет? Действительно умчаться за горизонт, как в старых фильмах? Это сложнее, чем она думала в детстве. Джонни она находит у своей машины, он перебирает что-то внутри, потому что жестокие Пустоши выдержит не всякий мотор, предназначенный для городского движения. Солнце шпарит в спину, а у Сильверхенда нет ни стыда, ни совести, поэтому он благополучно снимает майку и отшвыривает ее в пыль. — Пиздец, — мрачно говорит Ви. Он оглядывается, перемазанный в машинном масле, но довольный, как кошак; щурится от солнца, иронично усмехается: — Родная, я знаю, что ты лесбиянка, но могла бы хоть сделать вид, что тебе нравится, ну, ради меня… — Джонни, да тебя переебало всего! Как же ты… Она смотрит на шрамы и чувствует что-то странное, скребущее. Конечно, Джонни не хочет, чтобы его жалели, но Ви неловко тянется навстречу, останавливается, сморщив нос, только когда чувствует ядреный машинный запах. Пожалуй, с объятиями можно повременить. Жуткие шрамы расчесывают всю левую половину; по ребрам, через ключицу, к шее. Ви сама невезучая, вечно попадает в передряги, но таких ран у нее не было никогда. И она представить не может, насколько это больно… Эти воспоминания Джонни всегда от нее берег. — Там, на войне, я думал, что сдохну, — говорит Джонни. — Потом — еще много раз после этого. При штурме башни. Когда ты пробилась к «Микоши». Одно я понял: сдаваться никак нельзя. Никогда. Пока ты можешь стоять на ногах — дерись до конца. Даже если от тебя куски отваливаются. — Ну, ты прям мастер вдохновительных речей, — ежится Ви. Присаживается рядом на свой мотоцикл, задумчиво следит за его возней. — Почему, Джонни? — спрашивает. — Сейчас для тебя самое время. «Арасака» пала, ты еще можешь потоптаться у нее на костях. Бестия тебя бы приняла и подсобила, у нее сейчас эдди полно. А люди… Ты же видел, что на заборах пишут. Ты был бы им нужен. — Ага, пошли они нахер, эти люди. Я никогда не играл в спасителя, Ви, — хмыкает он, непокорно встряхивая головой — будто бы по старой привычке, длинных косм ему не хватает. — Я делал все только ради себя. И сейчас я хочу свалить в пустыню без гроша в кармане, а не быть ответственным за что-то там… «Арасака» подыхает, ей на смену придет другая корпа. Я устал от этой пищевой цепи… Ви понимающе кивает. Она не наивная мечтательница, в другом месте, в другом штате все будет так же. Люди везде отвратительные уебки, не только в Найт-Сити. С этим приходится смириться. — Ну что, выдержит последний рывок? — спрашивает Ви, кивая на машину. Скашивая взгляд на Джонни, она вдруг замечает у него на шее свою подвеску с пулей, что Вик вытянул из ее башки. Раньше за воротом было не видно… Прикусывая язык, Ви ничего не говорит. Сжимает в руке прохладные жетоны — даже в такой жаркий день. Она рада, что Джонни ее не бросил. — Конечно, выдержит! — довольно скалится он. — Еще годами проездит, это я тебе обещаю. И Джонни как будто бы совсем не про машину. *** На стоянку они останавливаются уже под утро, когда Найт-Сити остается позади. Невозможно гнать постоянно, люди устают, и Панам командует им устроиться под прикрытием гор. Вряд ли кто-то достанет тут лагерь, но перестраховаться не помешает… — А-а, конечно, — с долей ревности протягивает Джуди, заглядывая в палатку. — Я, моя девушка и ее воображаемый друг. — Кота еще забыла, — сонно бурчит Джонни, ничуть не сдвигаясь. Кот лежит у изголовья, важный и гордый. Джонни вообще чертовски контактный, это Ви еще из его воспоминаний знала — то рукой за плечо цапнет, то вообще к лицу полезет. Керри с ним натерпелся, теперь очередь Ви. — Иди к нам, тут тепло! — рассеянно улыбается Ви. — Этот придурок вообще как печка. Джуди тяжело, трагично вздыхает. И ложится с ней рядом, подкатываясь Ви под бок. Негромкое дыхание успокаивается, и даже очередной приступ не накатывает в ночи — как будто у нее и правда есть надежда. — Все будет хорошо, да? — тихо спрашивает она. — Ви, спи нахуй, — шипят на нее с двух сторон. И Ви, пожалуй, впервые за долгое время засыпает спокойно.