Побочный эффект Плацебо

Спать хотелось неимоверно. Как назло, погода не радовала – суровая сибирская зима, когда на улице капитальный минус, темень непроглядная, а ты до ночи резался в онлайн-стрелялки. Понятно же, что встать с кровати, расставшись с теплым одеялом, не просто неохота – невозможно. Дима уныло поднимался в темноте по лестнице, прикидывая, что можно сейчас подремать в уголке, прислонившись к стене, сидя на корточках. Время было раннее, народу – полтора Ивана, поэтому помешать не должны были. А все мама, с ее маниакальной пунктуальностью, выгнала из дома на полчаса раньше, чем надо... До третьего этажа оставался один пролет, когда Диму схватили чьи-то руки и притянули к... А вот к кому – неизвестно. Ни одна лампа не освещала темную лестницу, и чья это идиотская шутка – оставалось только гадать. Однако дальше шутка стала уже совсем несмешной. Диму развернули на 180 градусов и прижали к стене. Естественно, парень начал вырываться, но безуспешно – удерживающий его был сильнее, выше и быстрее, поэтому руки Димы были заведены за голову и накрепко прижаты. Он чувствовал запах мужского одеколона, терпкий, но приятный, и учащенное дыхание незнакомца. В том, что это был он, а не она, сомневаться не приходилось: немногие девушки обладают достаточной силой, чтобы удерживать семнадцатилетнего парня, еще меньше стали б пользоваться мужским одеколоном и уже вряд ли среди них найдутся те, кто бреется по утрам. Мысль о бритье стала ощутимой, поскольку он решил, что прелюдий достаточно, и поцеловал Диму. Поцелуй был уверенным и напористым. Чтобы Дима не дергался, одна рука незнакомца продолжала удерживать руки парня, а вторая фиксировала голову – за волосы. Жестко, но эффективно. Поэтому увернуться, как Дима ни старался, не получалось. Несколько секунд чужие губы мяли его, а язык хозяйничал во рту, исследуя неизвестное доселе пространство. Несколько секунд – и все. Диму никто не удерживал, руки по инерции еще оставались наверху, и лишь некоторое время спустя парень опустил их вниз. Колени подрагивали, и еще чуть позднее он опустился на пол, пытаясь понять, что сейчас произошло. *** Он сел за парту и положил голову на руки. Первый урок – физика, но Дима на ней что есть, что нет. Три четверти из того, что вещалось в этом страшном помещении, он пропускал мимо ушей, справедливо полагая, что не стоит засорять голову посторонними вещами. Физичка, пунктуальная до безобразия принципиальная стерва, задерживалась. В пути ее должен был задержать минимум конец света или в крайнем случае оживший Ньютон. И то вряд ли. Тем не менее – десять минут после звонка, а Тамары Михайловны до сих пор не было. В другое время Дима уделил бы больше внимания вопиющему факту, но сейчас его беспокоил незнакомец, покусившийся на святое. Только не надо думать, что Дима потерял покой, втрескавшись с первого поцелуя. Скорее, это было здоровое раздражение – он не смог постоять за себя. Ладно, этот козел ограничился поцелуем. А кто его знает, что он захочет вытворить в следующий раз? Быть изнасилованным при всей школе – сомнительное удовольствие. Даже если и не потянет этого урода без комплексов на большее, то все равно приятного мало. Стоп. А может, это разовая шутка? Типа, улыбнитесь, вас снимает скрытая камера? Час от часу не легче... Нет, Дима совсем не желал повторения, но и предстать в столь невыгодном свете не прельщало. Короче, так плохо и этак отвратно. Шум в коридоре не прекращался. Объяснимо отсутствие одного учителя, но не всех же сразу? В класс влетела очень любопытная Ирина – что бы на этом свете ни происходило, ей до всего было дело. Поэтому, как только ее воспаленное недостатком актуальной информации сознание обнаружило отсутствие физички, Ирина тут же пошла выяснять причину. – Там такое... Блин, там такое... – Сорока, хватит трещать, – осадил ее Данил. Здоровый парень, которого не прошибали даже директорские нотации, не выносил трескотни ни о чем. Особенно в исполнении Ирины. – Есть что сказать – говори, а воздух просто так не колебай. Вот что значит атмосфера кабинета физики – обычно Дан свои мысли выражал матом, чтоб доходчивее было. – Там... – Ирина начала объяснять, но ее прервали. – Сорокина, почему скачешь по классу? – Тамара была вздрючена, из-за чего выглядела еще более худой и желчной. – Больше заняться нечем? Листочки достали, проверочная. Класс тихо застонал. Громко – себе дороже. Дальше время потянулось по накатанной схеме – ученики шушукались, в надежде списать хоть откуда-нибудь. Долгожданный звонок застал во время “увлекательнейшего” объяснения, и Тамара, перекрывая трель, начала вещать домашнее задание. – Оборин! Куда пошел? Дневник покажи! Данил нехотя поплелся с открытым дневником, в котором сиротливо красовался знак “параграф” и все. Далее последовал полутораминутный вынос мозга всему классу и строгий запрет покидать кабинет. – Тамара Михайловна! У нас сейчас алгебра. – Алгебра у вас здесь, – рявкнула она и покинула кабинет, закрыв дверь на ключ с той стороны. Что-то новенькое. Во-первых, к своему кабинету физичка относилась не просто ревностно, а крайне ревниво. Да и не принято было учеников запирать снаружи. Короче, утро сюрпризов. *** После второго урока ситуация повторилась. Математичка собралась покинуть помещение, оставив учеников внутри кабинета. – Галина Алексеевна, а если выйти надо? – Сорокина, тебе что на месте не сидится? – обычно уравновешенная и непрошибаемая учительница была явно вздрючена. – Так в туалет хочется! – на самом деле хотелось ей не в туалет, а подышать никотином, но это убедительной причиной точно б не сочли. – Сейчас. Галина Алексеевна позвонила по телефону. Дверь открылась. Ирина вышла. Весь класс, что называется по одному, как в тюрьме или во время ЕГЭ, сопроводили до нужного места и обратно. Ситуация все больше и больше напоминала театр абсурда. Подобные меры были не просто непривычны – невиданны. Да и водили их не до ближайшего уголка, а в обход, на второй этаж. Фигня какая. Количество домыслов увеличивалось, фактов по-прежнему не наблюдалось. К концу урока в кабинет вошли классная руководительница и двое ничем не примечательных людей. Сразу было видно, что класснуху колотило от волнения, хотя она всеми силами старалась этого не показывать. Но руки, сжимающие папку с личными делами, и бледное лицо говорили сами за себя. Кажется, наступил момент истины.